Frigus arma

— Это мой подарок, Моракс. Сегодня Царица была в настроении. Она наклонила голову, касаясь звездчатой серьгой плеча, глядя снизу-вверх на возвышающегося неприступную скалу. Вертя в руках чёрный куб, Архонтка улыбалась, так натянуто, от чего длинный профиль вытягивался ещё сильнее, напоминая хитрую рыжую лисицу. Наматывая прядь белоснежных волнистых волос на пальцы, Властелин Камня потянул на себя, задыхаясь ароматом ели и сладкой морошки с вязких болот. — Ты снова изменилась. — Ты ведь знаешь, что бывшая Царица умерла ещё тогда, на том поле. Он знал. Он первый из старших Архонтов нашел её, ледяным изваянием стоящей посреди павших воинов. Оглядываясь через плечо на стоявшего позади Гео Архонта, новая Крио Архонта молча лила слёзы, оставляющие разгорячённые ручейки на обмороженных щеках. Моракс сам разжимал покрасневшие пальцы с рукояти косы, пока ландыши, созданные из тонких кристаллов льда, прорастали вокруг босых, залитых кровью падших, ступней. Она была безвольной, похожей на куклу, которая с пустым, выплаканным взглядом, оглядывала пустующую снежную равнину. Поэтому он, Моракс, прижимая к себе окоченевшую в изнеможении Царицу, уносит её с поля боя прочь, не давая возможности оглянуться на цветущее поле ледяных ландышей. Моракс наклоняется и прижимается губами к волосам цвета снега, намотанные на ладонь. Всего на секунду в подернутых наледью зрачках вспыхивает яркое пламя, тут же задыхаясь в завывающей вьюге. Иногда он скучает по этому живому, полному всеобъемлющей и искренней любви, смеху, похожему на ледоход на бурной реке, на переклик снегирей на рябиновых ветках, на шум ветра среди покрытых инеем ветвей. — Я долго думала, что подарить тебе в твой…не первый день рождения. Ведь что можно подарить тому, кто не только остался одним из Архонтов, кто дольше всех ступает по земле, кто способен вдохнуть жизнь в плачущие камни, кто стоит на стыке старого и нового времени. Поэтому, всё — как ты любишь. Головоломка. Не такая сложная, как созданные для тебя Гуй Чжун, но тоже довольно занятная. Архонт берет из обмороженных вьюгой рук черную фигуру, состоящую из множества более мелких тёплых базальтовых кубов. Конструкция была тяжелой, приятно давила на раскрытую, покрытую древними чешуйками, ладонь. Моракс поднёс ближе к лицу подарок, вглядываясь в блике мороза на отшлифованных гранях. Куб был совершенен. С идеально выверенными пропорциями, с одинаковыми в каждой плоскости базальтовыми ячейками, абсолютно чёрными, поглощающие солнечные лучи ненасытной утробой. — Любопытно. — Ты слышал про Эрнё Рубика? Считай, что это эксклюзивная, только для тебя одного, головоломка. — Но он собран. Смех, похожий на разбивающийся хрусталь, на вой ветра в иссохшей оконной раме, сорвался с васильковых губ. — О, нет, милый мой. Он несовершенен, как и весь этот мир. Знаешь, он издает такой милый и сухой щелчок, как когда переламывается копьё якса в безумном вихре, при повороте стороны. Ах, прости, я забыла, как ты дорожишь своими милыми приспешниками. Особенно этим…похожего на брошенного ребенка. Отдал бы ты его мне, я сироток, особенно несчастных, берегу, как зеницу ока. — Ты знаешь, что он не мой. И что он создан для того, чтобы искоренять прогнившие останки демонов. — Архонтов. Ты допустил ошибку в слове Архонт, Моракс. Твои яксы искореняют последствия падения неприступной Селестии, которая решила отыграться на своих детях. Кто знает, что скажут тебе звёзды завтра. Может, они напоют тебе, что всё это было зря и тебе никогда не отмыться от этой крови, лжи и грязи. Наклоняя голову на бок, словно хитрая снежная кошка, Царица обошла Гео Архонта вокруг, не сводя взгляда с нагретого исходящим от рук теплом куска камня. Положив ледяную ладонь на запястье некогда близкого Архонта, воительница продолжила: — В любом случае, я надеюсь, что эта бесхитростная головоломка привлечет твоё внимание. Тебе нужно собрать его, как и обычный кубик рубика, выкручивая грани. Кто знает, сколько времени у тебя это займёт. У нас, Архонтов, этого времени бездонный океан. Вцепляясь ногтями в выступающие сухожилия на запястье, сжимая, до разбегающихся сеточек льда по янтарным рукам, и оставляя васильковый след на щеке не дрогнувшего копейщика, Царица с шипением, похожего на скольжение толстого снежного настила с покатой крыши, произнесла: — С днём Рождения, любимый Моракс. Когда она ушла, Архонт поднёс к свету куб. Он был непрогляден, чёрен, как самая глубокая Бездна, как безлунная ночь, как сгоревшие до пепла и сажи невинные земли. Мягкий щелчок оповестил о том, что повернутая сторона встала на своё место, слилась с базальтовой тьмой, завершив идеальную по своей форме фигуру. Моракс задумчиво крутил увесистую головоломку в руках, пытаясь понять, что не так. Возможно, это была такая шутка, чтобы он поломал голову о базальт, пытаясь разгадать цветовую гамму, положение ячеек, символизм самого подарка, когда на самом деле это было сделано ему назло. Или нет, этим подарком Царица хотела что-то ему сказать, объяснить, поведать, что-то такое, что она не может сказать вслух под оком Селестии, несмотря на полное отречение от прародителей из-за Катаклизма. Когда это случилось, они стояли рядом. Горючие слёзы текли по щекам Крио Архонтки, россыпью звёзд разбивались о камни, пока они, последние Семеро, наблюдали. Несмотря на Войну, Царица продолжала трепетно относиться к смертным, готовая, как мать, оберегать их, даже зная, что не нужна им, как божество. Она мирилась со смертными из Каэнри’аха, ласково называя их любопытными детьми, с полной нежностью в словах отзываясь об их достижениях, с нотой восхищения, и, не скрывая своё любопытство, наблюдала за развитием цивилизации, которая должна была пасть. Поэтому, когда Каэнри’ах сгнил, она оплакивала его так же, как побежденных братьев и сестёр. И только звёзды из разорванной ткани бытия наблюдали за расколом Семерых, за возведением ледяных цитаделей в неистовой ненависти. Властелину Камня было жаль. Каменное сердце способно чувствовать, пусть не полный букет смертных переживаний и эмоций, но достаточно для того, чтобы собранное из самых твёрдых пород имитация жизни обливалась кипящей лавой, как кровью, от чувства вины и сожаления. И эта ощущение собственной безнадежности будет преследовать его до тех пор, пока Эрозия не поглотит его и Семерых. — Мой дорогой друг! — мальчишка, с расправленными белоснежными лебедиными крыльями, ведомый музыкой ветра, бесцеремонно, как это всегда и бывает, ворвался в свитые лозами прошлого размышления. — Как видишь, я не забыл! Жёлтая, точно солнце, жидкость плескалась на дне стаканов, вбирая в первые лучи нового дня и нового витка жизни. Два Архонта, поднимая стаканы, праздновали то, что не имеет значение для бессмертных. — Знаешь, я видел её, как она уходила. Она выглядела такой довольной, словно позабыла всё, что произошло. Я было решил подойти к ней, но одумался. — Если бы она хотела, она бы давно обратила тебя в юный ветер, друг мой. — Но я не мог поступить иначе. За мной были они, и их одуванчиковые поля, вольные ветра и надежда на безоблачное будущее. Я не мог воспротивиться решению, не мог оступиться, потому что, если рухну я, рухнет и Мондштат. Если бы я был смелее, если бы Баал… — Довольно, Барбатос. Неужели ты пришёл ко мне, чтобы поговорить о былом? Вновь вскрыть все нарывы? Мне казалось, что это тема под печатью и заключенными контрактами. Барбатос, дрожащей рукой опрокинул в себя последние капли вина, пропуская тот терпко-сладковатый вкус, созданный его людьми. Кончики крыльев подрагивали в смятении, в порыве слабости. Даже будучи Архонтом, он по-прежнему был вольным потоком, наивным и беззаботным, желающий свободно парить над бескрайними полями и глубокими морями. Он был покинутым ребёнком ветра, принявшего облик друга и сковавшего себя в клетке из вины. Поэтому Анемо Архонт решил, что лучшее, что он может сделать для людей теперь, это исчезнуть, раствориться в звуках и ароматах лесов и гор, уснуть на несколько сотен лет, чтобы не стать, как свергнутый несколько тысячелетий назад дракон. — Я ведь люблю её, понимаешь? Мне больно и тяжело от того, что я не нашёл в себе силы встать на её сторону, Моракс. Ты помнишь, как пела Архонтка Ветра? Она была похожа на флейту, с придыханием уносилась на высокие ноты, с долго играющими звуками срывалась с ледяных вершин, звучала, как весенняя капель, как журчание ручья. — Ещё до того, как ты к нам присоединился в обличие Архонта, Царица была совершенно другой. Сейчас она вырезана из льда рукой скульптора, а тогда…её смех, проносившийся над горами, где она босая, с распахнутой душой, по острым уступам носилась вместе с ледяными драконами, с Архонтами Ветра и Вьюги. Они были её созданиями, её детищами. Она долго вырисовывала чешуйки на туловище первой драконицы, даровала ей жизнь и возможность парить в вечном небе, перекрывая собой разбросанные в молочном потоке звезды. Царица обожала их, как счастливая мать семейства она рассказывала, как много кладок было сделано её драконицами и сколько потомства вылупилось здоровым; как её Архонты набирали силу, резвились в снежной пустыне. Она показывала созданные инеем рисунки на стекле, над которыми корпел юный Архонт Мороза. Этот мальчишка…она держала его при себе почти всё время. Сказала, что нашла его замерзшего в лесу. Белокурый, с большими синими глазами, державший её за руку. Она научила его созданию снежинок, стрельбе из лука, вырезанию фигур из дерева, выращиванию ледяных цветов. Когда Селестия потребовала от нас истребления, она сама, обливаясь слезами, вышла к ним. Они не противились, лишь смиренно ждали своей участи, словно знали, что так и должно быть, что это будет правильно. И Архонт Мороза…она сказала, что он был первым. Наверно тогда первая трещина Эрозии и проявилась. Ты когда-нибудь видел, как волчица защищает своих волчат от охотника? Как она, вздыбив загривок, скалит пасть, закрывая собой щенят, как рычит и бьет хвостом. Волки — прекрасные родители. Они никогда не убьют даже слабых щенят. Но тогда, волчица сама стала охотником. Она говорила, что сердце разбилось, она даже слышала звон разбитого хрусталя и шум сошедших лавин, когда гора, созданная ею для своих детей, раскололась. Людям пришлось спасаться в ледяных пещерах, сбегать под страхом замерзнуть в другие регионы, потому что метель, созданная раздавленной жестокостью Архонткой, была бескрайня и самоуничтожающей. Волчица, самолично убившая своих волчат.Я сожалею, что не смог избавить её от этой участи. И возможно в будущем, если так захотят звёзды, мы будем сами пожинать плоды наших трудов, наших бездействий и нашей, направленной чужой рукой, жестокости. — Ты думаешь, она окончательно отвернётся от Селестии? — Я думаю, что первые за тысячелетия слёзы, которые прольются через каменное сердце, будут о ней. — Зачем она приходила? — Приносила подарок, — отвечает Моракс, указывая на чёрный куб, стоящий на каменном столе, поблескивающий тёмными гранями под искусственным солнцем Обители. Барбатос, беря в руки подарок Царицы, с любопытством осматривает геометрическую фигуру, пытаясь повернуть одну из сторон до щелчка и разочарованно ставя обратно на стол. — Что это значит? — Если бы я сам знал. Раньше головоломки приносила Гуй Чжун. Она с воодушевлением и с гордостью показывала Властелину Камня созданные вещи, объясняя, как их использовать, или как можно добиться нужного результата. Иногда он проводил несколько дней в полном одиночестве, пытаясь разгадать очередную головоломку, пока глазурные лилии, устилающие ковром обитель, клонили раскрытые бутоны к его ногам. В самую первую встречу она подарила ему куб. Он сиял изнутри, тёплым, точно от свечи, светом озарял медные грани. Это символ союза и мой тебе вызов. В этом замке — вся моя мудрость. Он не знает, чем закончилась фраза, и так и не смог открыть этот подарок. Моракс перепробовал множество головоломок-колючек, пытаясь найти подходящее решение, но, оставив всякие попытки, сохранил память о пыли вместе с зерном лилии, не только в самом сердце, но и своей Обители, зная, что однажды звёзды укажут ему верное решение. Барбатос, сжав крепко ладонь друга, раскрывая белоснежные крылья, произнёс, глядя прямо в янтарные чаши, наполненные золотом. — Я верю, что мы выстоим, мой друг. И ещё не раз песни соловьев раздадутся в наших лесах, даже если холодная зима обнажит клыки в смертельном вое. Когда Анемо Архонт исчез вместе с ветром, оставляя после себя лишь напоминание в виде разбросанных перьев, мягче самих облаков, Гео Архонт, сжимая в руках драгоценный подарок Крио Архонтки, пытался найти ответ в непроглядных сторонах базальта. Однажды звёзды засмеются с разорванной ткани небосвода и ему придётся вновь взять копьё в руки. И он, Моракс, надеется, что ответ на вопрос «когда?» не сокрыт в недрах куба со свистом метели.