Человек играющий. Трагедия люденов

Майя, здравствуйте! Я должен признаться Вам, что люди никогда не вызывали у меня ничего, кроме отвращения. Но Лев Абалкин не был в моем понимании человеком. Он был другой. И он стал родным для меня. Родной он также и для Вас. Вы, как и он, сильно отличаетесь от представителей своего вида. Запах другой. Только это отличие позволяет мне с Вами быть откровенным — Вы не вызываете во мне отвращения, как остальные люди. И еще память о нем связывает нас. Люди Саракша всегда были нашими врагами. Вряд ли это изменится когда-либо. Они уничтожают даже себе подобных, настолько велика их ненависть и тяга к разрушению. Мы действительно были удивлены, когда попали на Землю. Ваш мир поразил нас. Мы не могли ожидать от вашего агрессивного вида способности создать настолько мирную цивилизацию. Наша миссия на Земле занималась изучением людей, мы хотели понять, как людям Земли удалось избежать естественного для этих существ краха. Вы утверждаете, что создать мирную цивилизацию вам позволило наличие в вашей стае особой породы людей. Вы думаете, что это отличие заключается в альтруизме — бескорыстной любви к себе подобным? Я не могу согласиться с вами в этом. В самых страшных фашистских обществах мы наблюдали культ любви к избранным представителям своего вида — своей нации. Альтруизм поощрялся в них. Альтруизм, предназначенный строго для внутреннего применения. Те, кого вы назвали самоотверженными праведниками, смогли распространить свою любовь на представителей не только своей семьи, нации, государства, но и на всех людей планеты. Ну и что с того? Как поведет себя человечество, если его интересы столкнутся с интересами представителей другого вида? И как поведут себя ваши эмпаты, встретив существ совсем другой биологии? Ощутят ли они симпатию, сочувствие? Будут ли они готовы прийти на помощь чужому? Всегда ли альтруизм по отношению к своим сочетается с терпимостью к чужим? Ваши миротворцы смогли помирить людей между собой. Но устоит ли человечество, встретив в будущем чужеродный разум, настолько отличный от вашего, что вы не сможете сохранить по отношению к нему хотя бы терпимость, если даже мир внутри вашей цивилизации хрупок, и если он поддерживается только постоянным трудом ваших подвижников — Учителей? И кто из представителей вашего вида смог бы отрешиться от внутривидового эгоизма — так называем мы ваш гуманизм — и увидеть рядом других — НЕ гуманных существ, признать их право не только на жизнь, но на будущее? Смог бы перестать воспринимать свой вид единственным, заслуживающим существования и развития? Может быть это кто-то, похожий на Вас, Майя, или на Льва Абалкина? Потому, что способность с пониманием и уважением относиться к представителям иного вида обязательно сочетается с объективным взглядом на представителей своего. А объективный взгляд исключает безоглядную любовь. Лев Абалкин был как Вы. Вы не любите людей просто так — лишь за то, что они — люди, вы не приемлете коллективизм — бездумное подчинение воле большинства. Но вы способны объективно оценить людей, а значит можете объективно оценить и чужих для вас существ. И полюбить их, если они достойны любви. Но кроме Льва и Вас, Майя, мне лично не довелось встретить среди людей еще кого-то, кто подавал бы мне подобные надежды. Я предлагаю Вам рассмотреть внимательно мою гипотезу — взгляд на вас пришельца из другого мира: земную цивилизацию спасло и до сих пор спасает от краха наличие среди людей редких мутантов вроде Вас и Льва — тех, кто способен посмотреть со стороны, объективным взглядом на своих собратьев, кто способен отрешиться от внутривидового эгоизма, кто может стать беспристрастным судьей и вынести справедливый приговор даже самому себе. По поводу люденов. Вы правы: они — не люди. Миссия голованов покинула Землю потому, что мы почуяли запах нелюдей на Земле. Точнее, отсутствие людского запаха у этих существ. Они не являются людьми, Майя. Мы с трудом общались с вами, душила вонь от ваших тел и душ. С нелюдьми мы не хотим общаться ни при каких обстоятельствах. Они живут в нескольких мирах одновременно. Их запах чужой, неживой. Они как фантомы. И они презирают нас. И вас. Нет, я неверно сформулировал. Их эмоции понять мы не в состоянии. Их запах напоминает равнодушие, только он похож на вашу матрешку — в одну эмоцию вложена другая, в другую третья, затем четвертая — их много и они напоминаю бесконечный ряд зеркал, отраженных друг в друге. Блокнот Льва Абалкина, который я отправил Вам, он подарил мне на Надежде. В нем записи наших ежедневных находок. Там есть кое-что интересное: это дневник местного жителя — биолога, общавшегося со странниками. Мы нашли его в доме, где почти все взрослые умерли. Осталась дочь того ученого — автора дневника. Она отдала нам записи отца. За день до этого двоих детей на наших глазах увел оборотень. Он тоже не имел людского запаха. Хотя выглядел, как обычный местный житель с той планеты. И мы молча смотрели, как они уходят. Лев в тот момент не понял, что он не человек, а я не хотел ему говорить. Эти дети не имели будущего на своей родине. Может быть в чужом мире их судьба сложилась лучше, чем в родном. Там было много оборотней: ракопауки, гигантские бабочки, скоморохи, фальшивые люди. Они все ловили детей. Они крали их детей. Отнимали у Надежды ее будущее. Майя, мне стыдно за то, как в те времена я вел себя со Львом Абалкиным. Я был тогда молодой, я был тогда щенок, но это не дает мне никаких оправданий. Непростительное ребячество. Мне доставляло удовольствие изображать из себя земную собаку перед ними. Ладно другие земляне — мне не было до них никакого дела. Но я до сих пор не могу простить себе, что я валял ваньку перед ним — своим единственным другом. Ему я мог доверять, но не доверял и сотой доли того, что доверил он мне. Я разговаривал с ним так, как по моему мнению, могла бы разговаривать с ним собака, выучи она человеческую речь. Я чесался, выкусывал блох, фыркал, временами даже рычал и повизгивал — эти глупые звуки доставляли мне особенное удовольствие в его присутствии. Они раздражали его. Почему мне нравилось его злить? Ведь я любил и уважал его не меньше, чем родного отца. В каком-то смысле он и стал для меня (да и для всех голованов) отцом — он подарил мне и моим собратьям целую вселенную идей, понятий, не знакомых нашей стае раньше. Не говоря уже о том, что Лев сделал лично для меня. И я устраивал перед ним спектакли, как делает это взбалмошный подросток перед своими родителями, когда хочет доказать им, что он уже взрослый. Майя, мы на Надежде столкнулись с нелюдьми или, как их называли земляне — странниками, воочию, но никакого контакта между нами не случилось и не могло случиться — настолько они были иными, как-будто мы все для них оставались лишь элементами пейзажа — муравьями, копошащимися на лесной тропинке. Их интересовали только дети. И мы не могли им никак помешать, как не можете помешать вы экспериментам нелюдей, появившихся недавно у вас на Земле. Можно ли считать ваших нелюдей и странников одним и тем же? Не знаю. Я не понял это. К своему стыду я испугался подойти к ним близко. Я не сообщил о своём страхе Льву, и жалею об этом. Впрочем, я говорил уже, что жалею о многом из того, что делал , общаясь с Львом. Я испытывал стыд за свой страх. Но я не жалею, что не пошёл к странникам. Это было бы лишено смысла. Как лишены смысла контакты людей с нелюдьми. Ваш Щекн И.