Пусть выше гор, до самых облаков Людские кости и дымящееся мясо громоздятся...
***
Закончив занятия в школе вольноопределяющихся, майор Паттерсон вышел прогуляться с Фуксом. — Позволю себе предупредить вас, мистер Паттерсон, — заботливо сказала Круэлла, — будьте с собакой осторожны, как бы она у вас не сбежала. Она может заскучать по своему старому дому и удрать, если вы ее отвяжете. Я бы не советовал вам также водить ее через Трафальгарскую площадь. Там бродит злющий пес из мясной лавки, что в доме "Образ Марии". Страшный кусака. Как увидит в своем районе чужую собаку — готов ее разорвать, боится, как бы она у него чего не сожрала, совсем как нищий у церкви святого Александра. Фукс весело прыгал и путался под ногами у майора, наматывая цепочку на саблю— в общем, всячески проявляя свою радость по поводу предстоящей прогулки. Они вышли на улицу, и майор Паттерсон направился на площадь Пикадилли, где у него было назначено свидание с одной дамой на углу Риджент-Стрит. Майор погрузился в размышления о служебных делах. Так о чем же завтра читать лекцию в школе кадетов? Как мы обозначаем высоту какой-нибудь горы? Почему мы всегда указываем высоту над уровнем моря? Каким образом по высоте над уровнем моря мы устанавливаем высоту самой горы от ее основания?.. На кой черт военное министерство включает такие вещи в школьную программу?! Это нужно только артиллеристам. Существуют же наконец карты Британского Генерального штаба. Когда противник окажется на высоте 312, тут некогда будет размышлять о том, почему высота этого холма указана от уровня моря, или же вычислять его высоту. Достаточно взглянуть на карту — и все ясно. Неподалеку от Риджент-Стрит размышления майор Паттерсона были прерваны строгим "Stop!" [Стой! (англ.)]. Услышав этот окрик, пес стал рваться у майора из рук и с радостным лаем бросился к человеку, произнесшему это строгое "Stop". Перед майором стоял генерал Максимилиан фон Рамирес. Паттерсон взял под козырек, остановился и стал оправдываться тем, что не видел его. Генерал Рамиерс был известен среди офицеров своей страстью останавливать, если ему не отдавали честь. Он считал это тем главным, от чего зависит победа и на чем зиждется вся военная мощь Великобритании. "Отдавая честь, солдат должен вкладывать в это всю свою душу",— говаривал он. В этих словах заключался глубокий фельдфебельский мистицизм. Он очень следил за тем, чтобы честь отдавали по всем правилам, со всеми тонкостями, абсолютно точно и с серьезным видом. Генерал подстерегал каждого проходившего мимо, от рядового до подполковника. Рядовых, которые на лету притрагивались рукой к козырьку, как бы говоря: "Мое почтеньице!" — он сам отводил в казармы для наложения взыскания. Для него не существовало оправдания: "Я не видел". "Солдат,— говаривал он,— должен и в толпе искать своего начальника и думать только о том, чтобы исполнять обязанности, предписанные ему уставом. Падая на поле сражения, он и перед смертью должен отдать честь. Кто не умеет отдавать честь или делает вид, что не видит начальства, или же отдает честь небрежно, тот в моих глазах не человек, а животное". — Сэр Паттерсон, — грозно сказал генерал Рамирес, — младшие офицеры обязаны отдавать честь старшим. Это нисколько не отменено. А во-вторых, с каких это пор вошло у господ офицеров в моду ходить на прогулку с крадеными собаками? Да, с крадеными! Собака, которая принадлежит другому, — краденая собака! — Эта собака, сэр Рамирес... — возразил было майор Паттерсон. — ...принадлежит мне, сэр Паттерсон! — грубо оборвал его Рамирес. — Это мой Рекс. А Рекс, или Фукс, вспомнив своего старого хозяина, совершенно выкинул из сердца нового и, вырвавшись, прыгал на генерала, проявляя такую радость, на которую способен разве только гимназист-шестиклассник, обнаруживший взаимность у предмета своей любви... — Гулять с крадеными собаками, господин поручик, никак не сочетается с честью офицера. Вы не знали? Офицер не имеет права покупать собаку, не убедившись предварительно, что покупка эта не будет иметь дурных последствий! — гремел генерал Рамирес, гладя Рекса-Фукса, который из подлости вдруг начал рычать на майора и скалить зубы, словно полковник науськивал его: "Возьми, возьми его!" — Сэр Паттерсон, — продолжал генерал, — считаете ли вы приемлемым для себя ездить на краденом коне? Прочли ли вы мое объявление в "Манчестере" и "Таймс" о том, что у меня пропал пинчер?.. Или вы не читаете объявлений, которые ваш начальник дает в газеты? Генерал даже всплеснул руками. — Черт раздери, ну и офицеры пошли! Где дисциплина? Генерал дает объявления, а майор их не читает! "Хорошо бы съездить тебе раза два по роже, сукин сын!" — подумал майор, глядя на полковничьи бакенбарды, придававшие ему сходство с орангутангом. — Пройдемте со мною,— сказал генерал, и они пошли, продолжая милую беседу. — На фронте, сэр Паттерсон, с вами такая вещь во второй раз не случится. Прохаживаться в тылу с крадеными собаками, безусловно, очень некрасиво. Да-с. Прогуливаться с собакой своего начальника! В то время как мы ежедневно теряем на полях сражений сотни офицеров... А между тем объявления не читаются. Я мог бы давать объявления о пропаже собаки сто лет подряд. Двести лет! Триста лет!! Генерал громко высморкался, что всегда было у него признаком сильного раздражения, и, сказав: "Можете продолжать прогулку!" — повернулся и пошел, злобно стегая хлыстом по полам своей офицерской шинели. Майор Паттерсон перешел на противоположную сторону и снова услыхал: "Stop!" Это генерал задержал какого-то несчастного пехотинца-запасного, который думал об оставшейся дома матери и не заметил его. Суля солдату всех чертей, генерал собственноручно поволок его в казармы для наложения взыскания. "Что сделать с Круэллой де Виль? — раздумывал майор. — Всю морду ей разобью. Нет, этого недостаточно. Нарезать из спины ремней, и то этой скотине мало!" Не думая больше о предстоящем свидании с дамой, разъяренный майор направился домой. "Убью её, суку!"— сказал он про себя, садясь в трамвай. * * * Между тем Круэлла де Виль всецело погружен в разговор с вестовым из казарм. Вестовой принес майору бумаги на подпись и поджидал его. Круэлла угощала вестового кофеем. Разговор шел о том, что Англия и СССР вылетят в трубу. Говорилось об этом как о чем-то, не подлежащем сомнению. Один за другим сыпались афоризмы. Каждое слово из этих афоризмов суд, безусловно, определил бы как доказательство государственной измены, и их обоих повесили бы. — Её Величество небось одурела от всего этого, — заявила Круэлла. — Умным-то он вообще никогда не был, но эта война его наверняка доконает. — Балда она! — веско поддержал солдат из казармы.— Глупа, как полено. Видно, и не знает, что война идет. Ей, наверно, постеснялись бы об этом доложить. А её подпись на манифесте к своим народам — одно жульничество. Напечатали без его ведома — она вообще уже ничего не соображает. — Она того... — тоном эксперта дополнила Круэлла. — Ходит под себя, и кормить её, хех, приходится, как малого ребенка. Намедни в пивной один господин рассказывал, что у неё две кормилицы, и три раза в день Её Величество подносят к груди. — Эх! — вздохнул солдат из казармы.— Поскорей бы уж нам наложили как следует, чтобы Англия наконец успокоилась. Разговор продолжался в том же духе. Круэлла сказала в пользу Англии несколько теплых слов, а именно, что такой идиотской монархии не место на белом свете, а солдат, делая из этого изречения практический вывод, прибавил: — Как только попаду на фронт, тут же смоюсь. Так высказывались штатские о мировой войне. Вестовой из казармы сказал, что сегодня в Лондоне ходят слухи, будто у Блумфонтейна уже слышна орудийная пальба и будто южноафриканский президент очень скоро будет в Кейптауне. Далее речь зашла о том, что британский хлеб вывозится в Россию и что советские солдаты получают сигареты и шоколад. Круэлла рассказала бы еще что-нибудь не менее интересное и поучительное, если б разговор не был прерван приходом майора Паттерсона. Бросив на Круэллу страшный, уничтожающий взгляд, он подписал бумаги и, отпустив солдата, кивнул Круэлле, чтобы та шла за ним в комнату. Глаза майора метали молнии. Сев на стул и глядя на Круэллу, он размышлял о том, когда начать избиение. "Сначала дам ей раза два по морде, — решил поручик, — потом расквашу нос и оборву уши, ну а дальше видно будет". На него открыто и простосердечно глядели добрые, невинные глаза Круэллы, который отважился нарушить предгрозовую тишину словами: — Мистер Паттерсон, хотела доложить вам, что вы лишились кошки. Она сожрала сапожный крем и позволила себе после этого сдохнуть. Я ее бросила в подвал, но не в наш, а в соседний. Такую хорошую ангорскую кошечку вам уже не найти! "Что мне с ней делать! — испуг мелькнул в голове майор.— Боже, какой у неё глупый и невинный вид!" А добрые, невинные глаза Круэллы продолжали сиять мягкой теплотой, свидетельствовавшей о полном душевном равновесии: "Все, мол, в порядке, и ничего не случилось, а если что и случилось, то и это в порядке вещей, потому что всегда что-нибудь случается". Майор Паттерсон вскочил, но не ударил Круэллу, как раньше и задумывал. Он лишь замахал кулаком перед самым её носом и отчаянно закричал: — Круэлла де Виль! Вы украли собаку! — За последнее время я не запомню ни одного такого случая, мистер Паттерсон. Позволю себе заметить, что после обеда вы изволили с Фуксом пойти погулять, и я никак не могла его украсть. Мне сразу показалось, что дело неладно, когда вы вернулись без собаки. — Молчать, сволочь, черт бы вас подрал! Вы или отъявленная дура или же идиотка, сука! Ходячий анекдот! Со мною шутки бросьте! Откуда вы привели собаку? Откуда вы ее достали? Знаете ли вы, что она принадлежит нашему командиру дивизии? Он ее только что отнял у меня на улице. Это позор на весь мир! Говорите правду: украли или нет? — Никак нет, мистер Паттерсон, я ее не крала. — А знали, что пес краденый? — Так точно, мистер Паттерсон. Знала, что пес краденый. — Боже мой, Круэлла! Goddamit! Я вас прикончу! Скотина! Тварь! Дура! Черт вас раздери! Неужели вы такая идиотка? - в ужасе орал майор, боясь потерять голос. — Так точно, мистер Паттерсон, такая идиотка. — Зачем вы привели мне краденую собаку? Зачем вы эту бестию взяли в дом? — Чтобы доставить вам удовольствие, мистер Паттерсон. И круэлловские глаза добродушно и приветливо глянули в лицо майора. Паттерсон опустился в кресло и тихо застонал: — За что Бог наказал меня такой скотиной, за что?! В тихом отчаянии сидел майор в кресле и прекрасно понимал, что у него нет сил не только ударить Круэллу, но даже свернуть себе сигарету. Сам не зная зачем, он послал Круэллу за газетами "Манчестер" и "Таймс" и велел ей прочесть объявления генерала о пропаже собаки. Круэлла вернулась с газетой, раскрытой на странице объявлений. Она вся сияла и радостно доложила: — Нашла, мистер Паттерсон! Генерал Паттерсон так шикарно описывает этого украденного пинчера, прямо одно удовольствие читать, и еще сулит награду в восемьсот фунтов тому, кто его приведет. Очень приличное вознаграждение, между прочим - восемьсот фунтов... — Вот что, идите-ка спать, Круэлла,— горько заявил майор. — У вас есть способности нести околесицу хоть до самого утра. Сам майор тоже отправился спать, и ему было стыдно перед Круэллой. На рассвете Паттерсон чувствовал себя как после разгула, словно его всю ночь колотили по голове. Его преследовали кошмары. Обессиленный страшными видениями, он уснул только к утру, но его разбудил стук в дверь, где появилась добродушная физиономия Круэллы спрашивавшую, в котором часу майор прикажет разбудить себя. Майор лишь тихо простонал в постели: — Вон, скотина! Это ужасно!.. Когда Паттерсон встал, Круэлла, подавая ему завтрак поразила его новым вопросом: — Осмелюсь спросить, мистер Паттерсон, не прикажете ли подыскать вам другую собачку? — Знаете что, Круэлла? У меня большое желание предать вас полевому суду,— печально сказал майор Паттерсон со вздохом. — Но ведь судьи вас оправдают, потому что большой идиотки в жизни своей не встречали. Посмотрите на себя в зеркало. Вас не тошнит от идиотского выражения вашего лица? Вы — глупейшая игра природы, какую я когда-либо видел. Ну, скажите откровенно, Круэлла: нравитесь ли вы самому себе? — В этом зеркале я вроде как еловая шишка, мистер Паттерсон. Зеркало не отшлифовано. Вот у китайца Цзиня было выставлено выпуклое зеркало. Кто ни поглядится — с души воротит. Рот этак, голова— будто помойная лоханка, брюхо— как у налившегося пивом каноника, словом — фигура. Как-то шел мимо генерал-губернатор, поглядел на себя.. Ну, моментально это зеркало пришлось снять. Майор отвернулся, вздохнул и счел за лучшее заняться кофе со сливками. Круэлла уже хлопотала на кухне, и майор Паттерсон услышал её пение:Марширует Греневиль к бране Кентервиль на шпацир Сабельки сверкают, а девушки рыдают.
И потом:Мы — солдаты-молодцы, Любят нас красавицы, У нас денег сколько хошь, Нам везде прием хорош.
"Эх, тебе-то уж, наверно, везде хорошо, прохвостка! — грустно подумал майор и сплюнул. В дверях показалась голова Круэллы. — Мистер Паттерсон, тут пришли за вами из казармы, .вы должны немедленно явиться к генералу Рамиресу. Здесь ординарец! — И фамильярно прибавил: — Это, должно быть, насчет той самой собачки. Когда ординарец в передней хотел доложить о цели своего прихода, майор сдавленным голосом сказал: — Слышал уже. И ушел, бросив на Круэллу тоскливый взгляд. Это был не рапорт, а кое-что похуже. Когда майор вошел в кабинет генерала, тот, нахмурившись, сидел в кресле. — Два года тому назад, сэр Паттерсон, — сказал он,— вы просили о переводе в Первую бронетанковую дивизию в Йорке. Знаете ли вы, где находятся Йорк? На реке Фос. Да. На реке Фос, и впадает в нее там Уз или что-то в этом роде. Город большой, я бы сказал: гостеприимный, и, если не ошибаюсь, есть там набережная. Известно ли вам, что такое набережная? Набережная — это каменная стена, построенная над водой. Да. Впрочем, это к делу не относится. Мы производили там маневры. Генерал помолчал и, глядя на чернильницу, быстро перешел на другую тему: — Мда, пес мой у вас испортился. Ничего не хочет жрать... Ну вот! Муха попала в чернильницу. Это удивительно — зимой мухи попадают в чернильницу. Непорядок! "Да говори уж наконец, сукин сын!" — подумал майор. Генерал встал и прошелся несколько раз по кабинету. — Все это время я долго обдумывал, сэр Паттерсон, как мне с вами поступить, чтобы подобные фокусы не повторялись, и тут я вспомнил, что вы выражали желание перевестись в Первую бронетанковую дивизию. Главный штаб недавно поставил нас в известность о том, что в Первой бронетанковой дивизии ощущается большой недостаток в офицерском составе из-за того, что офицеров перебили южноафриканцы. Даю вам честное слово, что в течение трех дней вы будете в Первой бронетанковой дивизии в Йорке, где уже формируются маршевые батальоны. Можете не благодарить. Армии нужны офицеры, которые... И, не зная, что прибавить, он взглянул на сказал: — Уже половина одиннадцатого, пора принимать полковой рапорт. На этом приятный разговор был закончен, и у майора отлегло от сердца, когда он вышел из кабинета. Паттерсон направился в школу кадетов и объявил, что в ближайшие дни он отправляется на фронт и по этому случаю устраивает прощальную вечеринку на Темзе. Вернувшись домой, он многозначительно спросил у Круэллы: — Известно ли вам, Круэлла, что такое маршевый батальон? — Маршевый батальон — это "маршбатяк", а маршевая рота — "маршка". Мы это всегда сокращаем, - объяснила Круэлла. — Итак, объявляю вам, Круэлла, — торжественно провозгласил майор Паттерсон, — что мы вместе отправимся в "маршбатяк", если вам нравится такое сокращение. Но не думайте, что на фронте вы будете выкидывать такие же фокусы, как здесь. Вы довольны? — Так точно, мистер Паттерсон, страшно довольна, — ответила Круэлла де Виль. — Как это будет прекрасно, когда мы с вами оба падем на поле брани за Её Величество Елизавету Вторую!