Сломленные

      — Не против, если я здесь сяду? — в библиотечном зале раздался тихий мужской голос. Гермиона резко обернулась, отчего ненароком толкнула локтем небольшую стопку пергаментов рядом с собой, и те с тихим шелестом упали на пол.       Облокотившись о стеллаж с книгами, на неё с легкой ухмылкой смотрел Теодор Нотт. У девушки возникло стойкое ощущение, что это выражение лица приклеивается ко всем слизеринцам после распределения на факультет. Недолго раздумывая над ответом, Гермиона едва кивнула и, вскинув брови в немом вопросе, юрко подняла с пола ветхие листы.       — Ничего личного, Грейнджер. Мы с Поттером договорились сегодня делать проект, — Теодор направился к столу, за которым, обложившись книгами, сидела волшебница, — подумал, смогу найти его где-то рядом с тобой, но, видимо, придётся немного подождать, — заключил волшебник и сел на соседний от Гермионы стул, так и не дождавшись приглашения.       Юная ведьма уставилась на него с выражением легкого смятения и недоверия – ее брови сразу же начали хмуриться. Она не понимала, зачем ему садиться рядом с ней, вокруг было полно свободных столов, и они не настолько хорошо общались, чтобы вот так сидеть в библиотеке рядом, пусть и в ожидании напарников по проекту. Редкие разговоры во время собраний старост были явно не в счёт. Нотт, уловив замешательство на лица Гермионы, слегка улыбнулся.       — Вообще-то, это место занято. Мы с Малфоем также договорились сегодня обсудить проект, — отчеканила каждое слово волшебница.       — О, не переживай, он не придёт, — спокойно произнёс Теодор и начал раскладывать свои книги и пергаменты.       — Вот как?       — Я точно видел, как Драко вместе с командой направлялся в сторону стадиона. На тренировку, — уточнил парень, сделав акцент на последнем слове.       — Забавно получается, — тихо произнесла девушка и посмотрела куда-то вдаль сквозь книжные полки, — Гарри тоже отправился на тренировку по квиддичу. С Джинни.       Нотт озадаченно поднял брови и уставился на Гермиону, а после неожиданно громко рассмеялся. Он сделал это так естественно и не натянуто, казалось, фраза волшебницы искренне рассмешила парня.       — Вероятно, произошла накладка в расписании… — прошептала Гермиона в непонимании и начала барабанить пальцами по столешнице.       — Кто-то из них явно не договаривает, как думаешь? — ухмыльнулся слизеринец и исподлобья взглянул на девушку.       По всей видимости, Гарри забыл про встречу с Ноттом. Снова. Это был уже не первый раз, когда ее друг благополучно забывал о договоренности или выполнении домашнего задания. Это было сложно заметить, если не знать, куда смотреть, но Гермиона знала. Пропуски занятий, рассеянность, легкая нервозность ее друга — все эти едва уловимые звоночки в конечном итоге могли вылиться в протяжный оглушающий звон.       В один из вечеров в Норе, после длительного слушания по делу очередного Пожирателя смерти, Гарри обмолвился, что Кингсли однозначно дал ему понять — вопрос о его поступлении в Аврорат уже решен — его возьмут в любом случае. Должно быть, это сыграло ключевую роль в отношении Гарри к учебе — для него возвращение в Хогвартс и предстоящие экзамены были всего лишь формальностью. Попытки Гермионы поговорить с другом о его немного халатном отношении к учебе и обещаниям в конечном счете заканчивались ничем. Волшебник кивал и соглашался, но ничего не менялось.       Но главная проблема заключалась в том, что Гермиона не могла его в этом винить. И, вероятно, никто не мог. В глазах окружающих то, через что прошел Гарри, снимало с него всю ответственность и в каком-то смысле развязывало руки.       — Думаю, что они хотя бы могли перенести встречу по проекту, а не ставить нас перед фактом таким дурацким способом, — раздраженно выдохнула волшебница.       — Было бы неплохо, — согласился Нотт. — И почему нас распределили в команды с такими идиотами?       Гермиона не стала скрывать улыбки, потому что на самом деле подумала о том же.       Через мгновение она уже перевела изучающий взгляд на Теодора, рассматривая его теперь как потенциального напарника по ЗОТИ в следующем семестре. Это был ее запасной план на случай, если коммуникации с Малфоем продолжат быть такими же выматывающими. Нотт точно был более спокойным и общительным, в сравнении со своим другом. И Гермиона почему-то была более чем уверена в том, что без проблем уговорит Гарри поменяться партнерами в следующем семестре.       По правде говоря, волшебница никогда особо не общалась с Ноттом до этого года, пока его не назначили старостой факультета Слизерин вместо Малфоя. Редкое взаимодействие по делам старостата позволило ей узнать его чуть лучше, чем никак.       Он был одним из лучших на курсе по зельям и чарам. Ему постоянно не хватало всего пары баллов, чтобы обогнать ее в рейтинге, и ведьма знала наверняка, что он без труда мог это сделать, если бы уделял обучению должное внимание. Но она практически ни разу не видела его занимающимся в библиотечном зале и, насколько она помнила, он никогда не вызывался к доске и не делал сверх того, что задавали на дом. Было очевидно, что Теодор никогда не тратил столько усилий на учебу. На младших курсах это даже задевало гриффиндорку, поскольку, чтобы быть лучшей, ей приходилось днями напролет корпеть над учебниками и конспектами. Она утешала себя мыслью о том, что рожденному в семье волшебников ребенку приходилось намного легче, поскольку он с детства впитывал знания и умения от родителей, на изучение которых у маглорожденной волшебницы ушли годы.       — Зачарованные сновидения? Увлекаешься магией Морфея, Грейнджер? — резкий вопрос Нотта вытащил Гермиону из глубоких вод размышлений, и она снова посмотрела на собеседника, который уже тянулся к одной из книжек, лежавшей в самом верху стопки рядом с ней.       Перед встречей с Малфоем Гермиона планировала найти что-то о магии сновидений, чтобы разобраться в том, как могут работать повторяющиеся или продолжающиеся сны. Однако книг по этой теме в библиотеке оказалось крайне мало, по правде говоря, всего две и обе она успела прочитать за час.       — Да, то есть не совсем, — замялась волшебница, но тут же взяла себя в руки. — Я искала информацию для проекта, но в этой книге не нашлось ничего стоящего.       — И как ваш проект о защитных заклинаниях раннего Средневековья может быть связан с зачарованными сновидениями? — усомнился Теодор, который явно был осведомлен о деталях их с Малфоем задания.       — А я не говорила, что это для моего проекта, — раздраженно произнесла Гермиона и выхватила книгу из рук волшебника. — Думаю, раз Гарри сегодня не придёт, тебе нет нужды тут больше задерживаться.       — Хочешь, чтобы я поскорее ушёл? — спросил Нотт и театрально схватился за сердце.       — Просто высказала предположение, — закатила глаза девушка, сдерживая усмешку.       — Боюсь тебя огорчить, но у меня тут ещё есть дела, — произнёс Теодор и уткнулся в одну из книг, которые небольшой горкой скопились вокруг него. — Избранному, может, и сойдёт с рук невыполнение домашних заданий, а вот мне — нет.       Взгляд Гермионы невольно задержался на лице собеседника. Он не выглядел опечаленным или раздражённым тем фактом, что Гарри в школе действительно позволяли немного больше, чем остальным.       Нотт постоянно мелькал в компании Малфоя, но Гермиона, кажется, только недавно обнаружила, что за все семь лет он ни разу не принимал участия в малфоевских мероприятиях по издевательству и третированию ее друзей и ее самой. Теодор постоянно выбивался из общей порой удручающей картины малфоевской компании. Казалось, что ему абсолютно всё равно на то, что происходит вокруг – он всегда держался спокойно, отстранённо. Теодор Нотт производил впечатление человека непринуждённого и открытого в том, что неважно, но закрытого в том, что, по всей видимости, имело для него большое значение.       Однако каким бы приятным слизеринец ни казался на первый взгляд, у него, как и у многих, были те стороны жизни, на которые лучше не смотреть при дневном свете. Прошлое его отца – одного из ярых приспешников Волдеморта – отбрасывало мрачную тень на судьбу Теодора. В каком-то смысле ему было чуть проще, чем другим детям Пожирателей: его отец погиб в конце войны, и, насколько знала Гермиона, судебные тяжбы обошли его стороной. Сам Нотт-младший меткой не обладал и в темных делах замечен не был, поэтому и не испытывал такого колоссального давления общественности, которое обрушилось на всех сторонников Темного Лорда.       Гермиона вдруг задумалась о том, чем же был занят Теодор во время войны и почему решил вернуться в школу после ее окончания. Его фамильного состояния вполне хватило бы, чтобы начать новую безбедную жизнь где-нибудь на другом континенте. Там, где на его фамилии не было бы позорного клейма Волдеморта. По крайней мере, она слышала о нескольких слизеринцах с курсов постарше, которые именно так и поступили.       Возможно, большую часть прошлого учебного года он провел за границей, как и многие дети влиятельных и богатых Пожирателей. Но, вероятнее всего, весь предыдущий год вплоть до битвы за Хогвартс волшебник провел в школе, как большинство учеников. Как Джинни и Невилл.       «Поддерживал ли он идеи своего отца? И как относится к тому, в каком положении оказался сейчас? Война сделала его сиротой, но он совершенно не выглядит поверженным или одиноким. Остался ли у него хоть кто-то?»       — Ты можешь сделать задание в гостиной своего факультета, — тихо произнесла девушка.       — Там всегда темно и шумно, — парировал волшебник, не отрывая взгляда от пергамента с домашним заданием.       — В библиотеке ещё полно свободных столов, так мы не будем мешать друг другу, — не успокаивалась Гермиона.       — Я уже сел за этот, — парень начал активно листать учебник и делать пометки. — И ты мне не мешаешь, Грейнджер, — добавил волшебник и слегка улыбнулся, не поднимая глаз.       Гермиона вдруг подумала, что ему, возможно, как бы это странно ни звучало, просто нужна компания. Пока на его шее висел слизеринский галстук, он вряд ли мог так же спокойно подсесть к кому-то другому. Все его друзья, вероятно, сейчас носились как сумасшедшие высоко над полем для квиддича, а он, насколько она помнила, не питал любви к этому опасному виду спорта.       «Поле для квиддича. Малфой…»       Юная ведьма резко встрепенулась, вспомнив о том, зачем она вообще пришла сегодня вечером в библиотеку. Малфой, не предупредив ее, отправился на тренировку, и это с небольшим запозданием все же сильно разозлило волшебницу. Она мельком посмотрела на наручные часы — стрелки неумолимо приближались к семи вечера. После чего из самых глубин бессознательного вырвался весьма своеобразный нечленораздельный звук, больше напоминающий свист вскипающего на плите чайника. Нотт тактично сделал вид, что ничего не услышал.       «Как я сразу не догадалась? Ведь следовало ожидать нечто похожее».       Ужаленная собственной гордостью, Гермиона ловко скинула свои вещи в сумку и направилась к выходу из библиотеки, совершенно позабыв о том, что на столе остались библиотечные книги, которые следовало вернуть на место.       — Передавай Малфою привет! — услышала она ехидный голос Нотта за своей спиной и, не удостоив его ответом, выскочила из зала.       По дороге к полю для квиддича она успела проклясть Малфоя всеми мыслимыми и немыслимыми словами. Гнев и раздражение, которые она копила в себе несколько недель, выплескивались через край. Гермиона ощущала себя глиняной вазой, потрескавшейся от небрежного отношения, — еще чуть-чуть и она лопнет, вылив все содержимое наружу. Она и не догадывалась, что за всепоглощающей злобой пряталась детская обида на однокурсника, которому она, кажется, впервые в жизни посмела поверить.       «Этот эгоистичный болван, скорее всего, считает, что поступил весьма остроумно», — скривилась девушка и поправила осеннюю мантию, которую она спешно накинула, когда вылетала из замка.       Распаляясь от собственных мыслей все сильней, ей вдруг овладело желание влепить ему увесистую пощечину или заехать по лицу точно так, как на третьем курсе. Но все же, отыскав в себе зачатки благоразумия, она отбросила эти мысли в дальний ящик, чтобы они не нервировали ее, и, что самое главное, не возымели над ней верх.       Добравшись до поля, она обнаружила, что вся слизеринская команда находилась высоко в небе. Темные точки быстро перемещались вдоль мрачного неба, периодически сталкиваясь друг с другом и издавая едва различимые звуки. Разобрать, кто из них являлся Малфоем, было задачей поистине невыполнимой. Как она и ожидала, на нее совершенно никто не обратил внимания. Перспектива ждать неопределенное количество времени, чтобы высказать Малфою все, что она о нем думает, не сильно обрадовала волшебницу, скорее сильнее разозлила.       — Грейнджер? — за ее плечом послышался резкий, немного осипший голос ее напарника.       Медленно развернувшись, она уставилась на Малфоя, который стоял, оперевшись на потрепанную, но не лишенную лоска метлу. Он был одет в новую форму для квиддича – его изумрудная накидка драматично развивалась на ветру. Гермиона вдруг заметила, что ранее немного изможденное и болезненное тело волшебника теперь выглядело более здоро́во и впечатляюще. Нахмурившись, он ждал ответа.       — Ты не пришел в библиотеку, — чуть более спокойно, чем ожидала, произнесла гриффиндорка.       — А должен был? — уголки его губ едва заметно колебались, будто он сдерживал усмешку.       Волшебница чуть не подавилась собственными словами, которые так и рвались наружу:       — Ты издеваешься?! На часах уже почти семь, — она начала приближаться к нему, сокращая расстояние между ними, но волшебник и не подумал сдвинуться с места. — Послушай меня, Малфой, если ты считаешь, что поступать так, как ты, — это смешно или забавно, у меня для тебя плохие новости. В своих жалких попытках показать, насколько тебе всё и все безразличны, ты лишь доказываешь, насколько это не так. Я не понимаю, тебе не хватает внимания? Чего ты добиваешься?       В его глазах вспыхнуло раздражение, но тут же погасло, словно он окатил себя ведром ледяной водой.       — Не напомнишь, какой сегодня день? — нарочито скучающим тоном произнес слизеринец.       — Какая к черту разница! — глиняный сосуд лопнул, девушка перешла на крик, который ветер хлестко относил к собеседнику. — Тебе дали шанс вернуться к нормальной жизни, шанс доучиться в школе, но ты продолжаешь вести себя как полная задница! Сначала ты целый месяц попросту избегал меня, как маленький ребёнок. А теперь и вовсе не пришел на запланированную встречу. Как остроумно! Я думала, ты изменился, повзрослел, но ты... По всей видимости, ты совершенно не заслуживаешь второго шанса, — последнее предложение вырвалось помимо воли волшебницы.       Малфой напряженно сжал челюсть и покрепче ухватился за метлу:       — Сегодня среда, Грейнджер. Насколько я помню, мы договаривались на четверг, — холодно бросил волшебник и ловко взлетел в воздух.       Гермиона застыла с открытым ртом, оглушенная словами однокурсника. Вся эта ситуация больше напоминала дурной сон. Она не могла перепутать дни недели. Это было попросту невозможно! Ей вдруг захотелось провалиться сквозь землю.       Быстро достав из сумки пергамент с расписанием, она уставилась на предательские буквы, которые явно намекали ей на то, что сегодня действительно была среда. Перепутать дни в расписании было одним из самых страшных школьных кошмаров Грейнджер до тех пор, пока не случилась война. Но сейчас ее детский страх не казался таким уж надуманным.

***

      Вечер пятницы застал Гермиону врасплох. Почти все свободное время после занятий она провела за домашним заданием по рунам и нумерологии. Гарри, неожиданно решивший присоединиться к ней, наконец-то занялся докладом по чарам, который Гермиона закончила еще неделю назад. Джинни, сославшись на то, что они с Забини договорились уточнить у профессора Грейвса детали по проекту, покинула друзей уже через двадцать минут после их прибытия в гостиную Гриффиндора.       Закончив задания чуть меньше чем за час, волшебница немного помогла Гарри с расшифровкой своих конспектов и приступила к чтению параграфа учебника по рунам. Однако все ее мысли постоянно возвращались к инциденту с Малфоем. Ситуация, в которую она попала, была весьма… неоднозначной. Рассказав друзьям о том, что произошло в среду, Гермиона успела выслушать несколько полярных мнений и наставлений. Гарри твердил о том, что ей нужно извиниться перед Малфоем, хотя бы ради того, чтобы они могли закончить задание. Джинни в свою очередь твёрдо стояла на том, что ничего ужасного не произошло, и слизеринцу пора бы уже «вытащить свою голову из задницы» и начать нормально себя вести.       Мнение Гермионы, как и всегда, было где-то посередине. Ее чувство вины уже вовсю нашептывало ей о том, что нужно по крайней мере поговорить с ним. Но во всех вариантах развития событий этот разговор представлялся ей сплошной катастрофой. Она была почти уверена в том, что он даже не захочет ее слушать.       Впрочем, она не сильно могла его в этом винить. Спешно сбежав в среду с поля, все последующие дни она усердно избегала напарника, обдумывая, как же сильно в себе ошиблась. Ее убеждения в отношении Слизерина и детей Пожирателей смерти оказались шаткой картонкой, которую легко снесли волны негодования и презрения, вероятно, незаметно копившиеся в ней долгие месяцы. Она бы хотела не ругать себя за такую опрометчивость, но не могла.       — Ты уверена, что доклад необходимо доделать именно сегодня? — взмолился Гарри, схватившись за голову.       — Если честно, я и сама почти готова сдаться, — Гермиона вздохнула и захлопнула книгу, отчего Гарри едва заметно расслабился и отложил пергамент. В гостиной было немноголюдно и достаточно тихо, — Гарри, я хотела спросить, — волшебница слегка замялась и взглянула на друга с некоторым сомнением, — профессор Грейвс сказал, что в следующем семестре можно будет поменять партнера по проекту, но только при условии согласия всех участников команды, и я подумала…       — Хочешь скинуть на меня Малфоя? — усмехнулся волшебник, обратив внимание на такое очевидное смятение подруги. — Все настолько плохо?       — Не то чтобы плохо, — поджала губы гриффиндорка, — скорее никак. А мне нужно как минимум выше ожидаемого.       Колебавшись всего мгновение, парень лукаво улыбнулся:       — Ладно, готов сделать это в обмен на доклад по чарам, — Гермиона с облегчением выдохнула и слегка стукнула друга по плечу. — Ауч, и это твоя благодарность?       Она рассмеялась и уже машинально потянулась к пергаменту Гарри, на котором в будущем должен появиться доклад, но пока что красовалась крупная клякса. Ловко перехватив руку подруги, Гарри покачал головой.       — Это шутка. Думаю, для всех нас будет лучше, если я сделаю его самостоятельно, — волшебница, не сдержав удивления и благодарности, приобняла друга за плечи. — Напомни мне в конце семестра обсудить это с Ноттом. Но я не думаю, что он будет против.       — Учитывая, что мы с ним успели довольно мило пообщаться, все так и будет, — ухмыльнулась волшебница.       — Я что-то пропустил?       — О, достаточно много, например встречу с Ноттом в прошлую среду. По поводу проекта ЗОТИ.       Волшебник прикрыл глаза рукой и шумно выдохнул.       — Черт, у меня совсем вылетело из головы, — прошептал парень и положил голову на руки. — Я поговорю с ним об этом.       — Не буду спрашивать о том, где вы опять с Джинни пропадали, — Гермиона бросила колкий взгляд на друга. — Но дам непрошеный совет: начни уже вести ежедневник или хотя бы делай пометки в расписании, чтобы перестать постоянно обо всем забывать.       — Ежедневник? Это какой-то темный артефакт? — в зеленых глазах друга плескалось веселье.       Иногда в своем взрослом, возмужавшем друге юная ведьма по-прежнему видела маленького мальчика с непослушными темными волосами, которому, по ее мнению, не хватало навыков планирования.       Помедлив, волшебница достала из сумки аккуратно сложенный пергамент и передала его другу:       — Взяла на себя смелость подготовить твое расписание на этот семестр, — волшебник оглядел лист с нескрываемым удивлением и перевел воодушевленный взгляд на подругу. — О, не делай вид, будто я впервые это делаю для тебя. Но, безусловно, я рассчитывала, что ты начнешь это делать. Сам.       — Спасибо!       — Это в последний раз, Гарри, — нарочито строго сказала волшебница. — Я не твой личный секретарь, и боюсь тебя огорчать, но такими темпами появится он у тебя нескоро.       — Посмотрим, — усмехнулся Гарри и сунул пергамент в сумку, — кстати, как твое расписание? На этой неделе не успела перепутать дни? — шепотом произнес волшебник и тут же получил легкий толчок в плечо.       — Какая банальность! — шикнула волшебница. — Придумайте с Джинни что-нибудь новое.

***

      По мрачному коридору первого этажа Хогвартса, который давно захватил пасмурный полдень, разносились быстрые шаги кудрявой волшебницы. Остановившись у одного из кабинетов, она достала пергамент и еще раз сверилась с расписанием Слизерина. У седьмого курса вот-вот должно было закончиться занятие по трансфигурации.       С тех пор как она неосмотрительно перепутала дни недели, проверка расписания превратилась в ежедневный ритуал. Выучив несколько несложных чар для тайм-менеджмента, гриффиндорка теперь постоянно ставила нехитрые напоминания обо всех важных и не очень событиях.       Убрав пергамент в сумку, Гермиона начала в нетерпении расхаживать вдоль высокого окна, располагающегося чуть поодаль от входа в кабинет. Она обдумывала этот поступок вот уже пару дней, и каждый раз ей казалось, что она сгорит от стыда раньше, чем извинится перед Малфоем. Юная ведьма даже не догадывалась, что когда-нибудь попадет в такую нелепую ситуацию, причем по собственной вине.       В конце концов она твердо убедилась в том, что должна извиниться, а уж примет ли Малфой ее извинения – совсем другой вопрос, к которому она не имела ни малейшего отношения. По крайней мере, толк в словах Джинни тоже был: выбирать тему за напарника, а после месяц избегать общения — крайне инфантильное поведение.       В коридоре раздался резкий скрип двери, и из кабинета начали выбираться студенты со Слизерина и Когтеврана. Подойдя чуть ближе ко входу, Гермиона стала наблюдать за выходящими в ожидании светловолосого волшебника.       — Гермиона? — голос Голдстейна коснулся ее так внезапно, что она слегка вздрогнула. — Что ты тут делаешь?       — Энтони, привет, — когтевранец загородил собой весь обзор на коридор, по которому вовсю струились семикурсники, — мне нужно поговорить с Малфоем, — на лице Голдстейна вдруг отразилось удивление и легкое раздражение, — это по поводу проекта. Прости, ты не мог бы немного... — волшебница бесцеремонно отодвинула Энтони в сторону и продолжила выжидать.       — Что ж, ладно. Хорошего дня, — Голдстейн простоял в нерешительности еще несколько секунд, после чего спешно нагнал своих друзей.       Гермиона мельком взглянула на его удаляющуюся широкую спину и подумала о том, что, вероятно, ей тоже нужно было пожелать ему хорошего дня. Но от нервозности все ее манеры куда-то улетучились. Не успев продолжить эту мысль, девушка заметила светловолосого волшебника, выходящего из кабинета в компании друзей.       — Малфой, — резко выплюнула Гермиона, отчего спина слизеринца вздрогнула и он остановился, развернувшись вполоборота, — мы можем поговорить? — он перевел на нее отстраненный взгляд и, поколебавшись пару секунд, все же направился в ее сторону.       — Эй, Драко! Вы так часто с Грейнджер стали болтать наедине, что кое-кто скоро начнет ревновать, — с усмешкой произнёс Забини и покосился на выходящую из кабинета Паркинсон.       — Отвали, Блейз, — бросил блондин не оборачиваясь.       Забини, улыбнувшись своей, вероятно, уморительной реплике, схватил Нотта за плечи и поплелся в сторону Большого зала, где уже начался обед. Паркинсон окинула спину Малфоя каким-то странным взглядом и последовала за друзьями.       — Слушаю, Грейнджер, — безэмоционально произнёс волшебник и скрестил руки на груди, останавливаясь напротив нее.       — Кхм, да. Я должна была сказать это еще тогда, на поле, но… В общем, я бы хотела извиниться за свои слова. Это было опрометчиво с моей стороны. На меня многое навалилось… Впрочем, неважно, — она почему-то никак не могла заставить себя посмотреть ему в глаза, поэтому уже почти минуту рассматривала его начищенные черные ботинки. — Мне бы хотелось, чтобы между нами установилось перемирие, хотя бы на время выполнения проекта.       Шаги в коридоре начали затихать – они остались одни. Пересилив себя, Гермиона все-таки подняла взгляд на волшебника, который смотрел сквозь нее. По его лицу было невозможно понять, о чем он думает и к какому ответу может прийти. Повисшая между ними тишина начинала давить.       — Немного скомкано, тебе бы стоило прорепетировать, — его голос оставался таким же отстраненным, но на лице отразилось едва уловимое насмешливое выражение.       — Издеваешься?       — Возможно, — Малфой ухмыльнулся и сложил руки в карманы.       — Значит, ты не злишься?       — Злость – слишком сильное чувство. Я не трачу свои силы впустую.       — Что ты… — единственное, что успела выдавить из себя Гермиона.       — В следующий четверг в шесть. В библиотеке, — Малфой уже развернулся, как вдруг добавил с серьезным выражением лица, — и, Грейнджер, постарайся на этот раз не перепутать дни недели, — с этими словами он направился неспешной походкой в сторону лестниц.       Волшебница простояла в некотором замешательстве еще пару минут. Она была готова практически ко всему, но то, что произошло, поразило ее сильнее всего. Несостыковки в том, каким она его помнила и каким он предстал сейчас, поражали. Она понимала, что в этом, несомненно, важную роль сыграла война...       «Но чтобы настолько? Нет, тут что-то не так. Что же прячется за этой сдержанностью и неким подобием любезности? Усталость? Безразличие? Или, возможно… может быть, Малфой из моих снов… Нет. Невозможно. Он не может видеть то же, что и я».       «Чаще всего, когда люди говорят невозможно, они имеют в виду – маловероятно», — раздался в сознании голос отца.       Опомнившись, Гермиона поспешила в башню Гриффиндора, чтобы занести перед обедом книги, которые она взяла из библиотеки на выходные.       Первым, что ее встретило в спальне девочек, были едва различимые всхлипы. Юная ведьма прошлась взглядом по всем кроватям в комнате и обнаружила смятое переплетение одеял и пледа, на котором калачиком свернулась рыжеволосая девушка. Это была кровать Джинни.       Слегка прокашлявшись, чтобы тактично дать о себе знать, Гермиона начала приближаться к постели подруги. Джинни тут же умолкла, вероятно, отругав себя за то, что не поставила заглушающее заклятие.       — Джин, это я, — почему-то шепотом произнесла кудрявая волшебница и, помедлив, села на край кровати. — Что случилось?       — Если расскажу, ты будешь смеяться, — шмыгнула носом Джинни и повернула голову в сторону Гермионы, ее лицо, немного красное от слез, было уже полностью сухим.       — Обещаю, что не буду, — Гермиона внимательно посмотрела на подругу в ожидании.       Джинни несколько раз вздохнула и, слегка выпрямившись на локтях, посмотрела в окно.       — Сегодня мы с Гарри ходили в Хогсмид, пока у нас было окно в расписании, и… слегка поссорились, — Джинни фыркнула и перевела взгляд на подругу, — ничего такого, но… Когда мы выходили из кафе мадам Паддифут, на нас набросились двое репортеров, закидывая совершенно бестактными вопросами. Знаешь, мне казалось, я к такому уже привыкла, их совершенно дурацкие уловки меня давно не волнуют. Но, Герм, они даже ни разу не назвали меня по имени. Подружка Поттера, вторая половинка Избранного, — Джинни с энтузиазмом начала передразнивать интонацию репортеров. — Они вели себя так, словно меня там не было. Будто я пустое место, — немного отдышавшись, Джинни продолжила, — ты, наверное, скажешь, что это все ерунда и я просто надумываю…       — Это вовсе не ерунда, Джин, — Гермиона взяла подругу за руку, — эти репортеры просто гнусные, жадные до сенсаций волшебники, в чьей жизни не происходит ничего интересного. Вот они и лезут в чужие, — волшебница слегка наклонилась к подруге. — И ты намного больше, чем просто девушка Гарри Поттера.       Джинни искренне улыбнулась в ответ и притянула подругу в свои объятия:       — Не знаю, почему меня это так задело. Думаю, если бы Гарри отреагировал на эту ситуацию так же, как ты, мне было бы легче.       — Порой он бывает невыносим, — усмехнулась Гермиона и тут же слегка стукнула Джинни плечом. — Как у тебя, кстати, получилось заставить его сесть за учебу? Он сам сделал доклад по чарам. Ты ведь ему не помогала?       — Мои руки чисты, — Уизли поправила волосы и вдруг рассмеялась от серьезного выражения подруги. — У тебя такой грозный вид — мне страшно! Клянусь, никаких уловок, — Гермиона сощурилась, но уголки ее губ сами собой поползли вверх.       — Как продвигается подготовка к Хэллоуину? — кудрявая волшебница многозначительно посмотрела на подругу.       — О, просто замечательно! У нас почти все готово, за исключением алкоголя и мелких деталей, вроде парящих тыкв и всякой мишуры. Но у меня все под контролем. Думаю, все пройдет отлично. Ты ведь придешь?       Гермиона кивнула, прикусив губу, и ненадолго замолчала, обдумывая следующий вопрос:       — Я... хотела узнать, Рон больше ничего не писал тебе или Гарри обо мне?       — Нет, ничего, — Джин слегка сощурила глаза, вероятно, прилагая титанические усилия для того, чтобы подавить в себе невероятное желание расспросить Гермиону о том, что между ними случилось.       — О, я знаю этот взгляд, ты хочешь выяснить, что между нами происходит, — Гермиона глубоко вздохнула и пару минут молчала, собираясь с мыслями, — что ж, как я уже говорила, я, черт возьми, понятия не имею, — волшебница начала теребить край покрывала, — перед отъездом в Хогвартс он сказал, что не видит своего будущего без меня, но перед этим отметил, что не видит меня рядом с собой. Как я должна была на это реагировать? — казалось, Гермиона наконец-то позволила всем своим мыслям, что хранились глубоко внутри, вылиться наружу, — я не знаю, что чувствую к нему, понимаешь? Не уверена, что сейчас у меня осталась хоть толика каких-то чувств, — Джинни слушала подругу, не перебивая, — и эта его вечная забота, чередующаяся с отстранённостью и избеганием разговоров. Я надеялась, что после окончания войны все станет проще между нами, но, кажется, все только сильнее запуталось, — она встала и подошла к окну, — вероятно, он ждёт от меня ответа, хочу ли я быть с ним. А я не знаю, что ему ответить. Точнее, я боюсь сказать ему нет и не готова сказать да.       Между подругами повисло долгое молчание, однако оно казалось таким правильным и необходимым. Гермиона украдкой стерла одинокую слезу, так не вовремя скатившуюся по щеке, и повернулась к Джинни, что затихшая сидела с задумчивым выражением лица.       — Ты и не должна сейчас ничего решать, — прервала наконец тишину Джинни, — дай себе время понять, чего ты действительно хочешь. Никто, в том числе Рон, тебя не торопит. И всегда помни, что несмотря на то, что он мой брат, я поддержу любое твое решение.       Кудрявая волшебница с благодарностью улыбнулась подруге и, схватив за руку, резко потянула на себя.       — Пойдем, а то опоздаем на обед и будем полдня ходить голодными.       — Да ну тебя! Такой трогательный момент испортила, — усмехнулась Джинни и вслед за Гермионой покинула комнату.

***

      «В доме семьи Беннет случился переполох — на пороге поместья появился посыльный с письмом для старшей дочери Беннетов. Письмо было послано из Незерфилда, и слуга, который его принес, ждал ответа. Глаза миссис Беннет заблестели от радости, и, пока Джейн проглядывала письмо, она забросала дочь нетерпеливыми вопросами: — Ах, Джейн, от кого оно? Что там такое? Что он тебе написал? Скорее, скорее, Джейн! Говори же, милочка!       — Оно от мисс Бингли, — сказала Джейн и прочла вслух: «Моя дорогая, если Вы не согласитесь из жалости к нам пообедать сегодня вместе со мной и Луизой, мы можем возненавидеть друг друга на веки веков, так как пребывание двух женщин tete-a-tete в течение целого дня никогда не обходится без ссоры. Приезжайте как можно скорее. Мой брат и его друзья обедают с офицерами. Вечно Ваша, Кэролайн Бингли».       Джейн Беннет, намеренно отправленная матерью в Незерфилд пешком в преддверии грозы, как это и ожидалось, серьезно заболела простудой. Так что ей пришлось не преминуть воспользоваться гостеприимством мистера Бингли и его сестер. По-настоящему встревоженная Элизабет решила проведать сестру. В конце концов мистер Бингли уговорил Элизабет остаться в поместье до тех пор, пока Джейн не почувствует себя лучше.       По мере пребывания в Незерфилде Гермиона начала присматриваться к компании мистера Бингли. Из всей компании единственным человеком, заслуживавшим ее симпатию, был сам мистер Бингли. Она сознавала, что остальные смотрят на нее как на непрошеную гостью, и только Бингли своим искренним беспокойством о больной и вниманием к ее сестре несколько смягчал это ощущение. Кроме мистера Бингли, ее едва ли кто замечал. Внимание мисс Бингли было полностью поглощено мистером Дарси, миссис Хёрст старалась не отставать от сестры, что же касается мистера Хёрста — бездушного человека, из тех, что живут на свете лишь для того, чтобы есть, пить и играть в карты, — то после того, как он узнал, что жаркому Элизабет предпочитает рагу, ему больше не о чем было с ней говорить.       В один из вечеров, когда Джейн стало значительно лучше, Элизабет поднялась к сестре и, хорошенько закутав, спустилась с ней в гостиную, где больная была встречена радостными возгласами своих подруг. За все время знакомства Элизабет с сестрами мистера Бингли они еще никогда не казались ей такими приветливыми, как в течение того часа, пока дамы ждали прихода мужчин. Обе они великолепно умели поддержать разговор, могли подробно описать какое-нибудь развлечение, с юмором рассказать анекдот, с задором высмеять кого-нибудь из знакомых. Однако когда мужчины появились, Джейн сразу же отошла на второй план.       Как ни пыталась мисс Бингли в этот вечер привлечь внимание мистера Дарси, увлеченного книгой, у нее ничего не получалось. После очередной неудачной попытки втянуть его в разговор, Мисс Бингли поднялась и стала прохаживаться по комнате. У нее была стройная фигура и красивая походка. Однако Дарси, для которого предназначался показ этих качеств, был по-прежнему поглощен чтением. В отчаянии она предприняла еще один маневр и, повернувшись к Элизабет, сказала: — Мисс Элиза Беннет, позвольте вам предложить последовать моему примеру и немножко пройтись. Уверяю вас, после того как долго сидишь на одном месте, это действует ободряюще.       Гермиона удивилась, но уступила ее просьбе. Мисс Бингли добилась успеха и в отношении истинного предмета своих маневров. Малфой поднял глаза. Проявление внимания мисс Бингли по этому адресу было для него не меньшей новостью, чем для самой Гермионы, и он бессознательно захлопнул книгу. Ему тотчас же предложили присоединиться к их компании, но он отказался. По его словам, эта прогулка по комнате могла быть вызвана только двумя причинами, причем в обоих случаях его участие сделалось бы для них помехой.       Мисс Бингли тут же обратилась к Элизабет с вопросом, догадывается ли она, что бы это могло означать.       — Конечно, нет, — ответила та. — Но можете быть уверены, — чем-то он хотел нас задеть. И самый верный способ вызвать разочарование мистера Дарси — это ни о чем его не расспрашивать.       Мисс Бингли, однако, не могла чем бы то ни было разочаровать мистера Дарси. Поэтому она продолжала настаивать, чтобы ей объяснили скрытый смысл его слов.       — Ничего не имею против, — сказал Малфой, как только ему позволили говорить. — Вы выбрали этот вид препровождения времени, так как либо весьма доверяете друг другу и должны поделиться каким-то секретом, либо думаете, что выглядите особенно красиво, когда прогуливаетесь. В первом случае я буду для вас помехой, во втором же — я с большим успехом могу любоваться вами, сидя здесь у камина.       — Какой ужас! — воскликнула мисс Бингли. — Я никогда в жизни не слышала ничего более дерзкого. Как наказать нам его за эти слова?       — Нет ничего проще, стоит лишь захотеть по-настоящему, — сказала волшебница. — Мы все можем легко друг друга задеть. Дразните его, смейтесь над ним. Вы же с ним близкие друзья — должны же вы знать его слабые стороны.       — Честное слово, не знаю. Уверяю вас, наше знакомство меня этому не научило. Дразнить само хладнокровие и присутствие духа! Нет, нет, я чувствую, из этого ничего не выйдет. Не захотим же мы выглядеть дурочками, смеясь без всякого повода. О нет, мистер Дарси может быть спокоен.       — Разве над мистером Дарси нельзя смеяться? — удивилась Гермиона и бросила на Малфоя мимолетный взгляд. — Какое редкое преимущество! Настолько редкое, что я надеюсь, оно останется исключением. Мне бы пришлось плохо, если бы у меня оказалось много таких знакомых, — я очень люблю смешное.       — Мисс Бингли, — отвечал Малфой, не отводя от волшебницы глаз, — приписывает мне неуязвимость, которой я, увы, вовсе не обладаю. Мудрейшие и благороднейшие из людей, нет, мудрейшие и благороднейшие их поступки могут быть высмеяны теми, для кого главное в жизни — насмешка.       — Конечно, такие люди бывают, — сказала Гермиона. — Надеюсь, я не принадлежу к их числу. Мне кажется, я никогда не высмеивала мудрость и благородство. Глупость и причуды, капризы и непоследовательность кажутся мне смешными, и, когда мне это удается, я над ними смеюсь. Но всё это качества, которых вы, по-видимому, полностью лишены.       — Этого, наверно, нельзя сказать ни о ком. Но на протяжении своей жизни я немало потрудился над тем, чтобы избавиться от недостатков, которые могут сделать смешным даже неглупого человека.       — Таких, например, как гордость и тщеславие?       — Да, тщеславие — это в самом деле недостаток. Но гордость… Что ж, тот, кто обладает настоящим умом, может всегда удерживать гордость в должных пределах.       Гермиона отвернулась, чтобы скрыть улыбку.       — Вы как будто успели разобраться в характере мистера Дарси, не так ли? — спросила мисс Бингли. — Хотелось бы узнать ваше мнение.       — Что ж, я вполне убедилась, что мистер Дарси свободен от недостатков. Да он этого и сам не скрывает.       — Подобных притязаний, — ответил Малфой, — я не высказывал. Слабостей у меня достаточно. Я только надеюсь, что от них избавлен мой ум. А вот за нрав свой я бы не поручился. Возможно, я недостаточно мягок — во всяком случае, с точки зрения удобства тех, кто меня окружает. Я не умею забывать глупость и пороки ближних так быстро, как следовало бы, так же, как и нанесенные мне обиды. Я не способен расчувствоваться, как только меня захотят растрогать. Меня, вероятно, можно назвать обидчивым. Если кто-нибудь лишается моего уважения, то уже навсегда.       — Вот это в самом деле серьезный порок! — воскликнула Гермиона. — Неумеренная обидчивость — безусловно, отрицательная черта характера. Но вы удачно выбрали свой недостаток. Смеяться над ним я не способна. Вы можете меня не бояться.       — Наверно, всякому человеку свойственна склонность к какому-то недостатку, — природная слабость не может быть преодолена даже отличным воспитанием.       — Однако ваша слабость — это готовность ненавидеть людей, — серьезно произнесла волшебница и посмотрела прямо в глаза Драко.       — А ваша, — отвечал он с легкой улыбкой, — намеренно их не понимать.       Они схлестнулись в немом диалоге, не отводя друг от друга глаз, пока их не прервала мисс Бингли, устав прислушиваться к разговору, в котором она не принимала участия:       — Мне хочется немножко послушать музыку. Луиза, ты не рассердишься, если я разбужу твоего мужа?       Ее сестра ничего не имела против, и Кэролайн подняла крышку фортепьяно. Малфой, поразмыслив, не стал об этом жалеть, так как чувствовал, что уделяет Гермионе слишком много внимания».