Suddenly this summer, it’s clear

      Первое письмо от Фрэнка с тех пор, как Джерард вернулся домой, пришло, когда они с Джамией пили несладкий холодный чай на крыльце позже этим же днём. Они наблюдали за тем, как соседские детишки играли в камешки на улице, громко подбадривая и чуть не сталкивая друг друга с тротуара, и проглядели бы появление почтальона, если бы тот в следующее мгновение практически не оказался у их крыльца.       Джамия задерживает дыхание, замечая его, а у Джерарда складывается впечатление, что он сейчас потеряет сознание, но почтальон широко улыбается, придерживая козырёк форменной фуражки в приветствии и поясняет:       — Не переживайте, не от Вестерн Юнион, всего лишь квитанции!       Кипа писем, которую он вручает Джамии, действительно оказывается всего лишь квитанциями, за исключением маленького, неприметного с первого взгляда конверта с именем Фрэнка на нём. Увидев его, она сразу же принимается вскрывать письмо, позволяя всем остальным конвертам упасть на землю с её колен, и в итоге вытаскивает на свет листок, испещрённый мелкими прямоугольными дырочками.       Джамия подносит его к своему лицу и улыбается Джерарду через одну из таких прорех.       — Похоже, кое-кто забыл, что ты больше не на службе.       Он осторожно забирает письмо из её рук и утыкается в него чуть ли ни носом, мысленно жалея работника военной почты, корпевшего на письмом Фрэнка с перочинным ножиком в попытке зацензурить почти каждое слово, и смеясь над возникшим в голове образом.       — Будем надеяться, что у него не было в письме ничего важного для нас.       — О, и никогда не бывает. — Джамия принимается за последние глотки холодного чая, выпивая его так, будто опрокидывает стопку чего покрепче; стук кубиков льда о её зубы вызывает боль от напряжения в шее Джерарда. Потом она прижимается плечом к нему и спрашивает:       — Что там? Он уже надрал зад старине Адольфу?       Джерард читает короткое послание, потом перечитывает его, но единственным понятным из всего написанного оказывается лишь: «Дорогая Джамия и её благородный сосед», «Мы стараемся сохранить самообладание, но приходится потеть, как шлюхам в церкви», «Шехтер всегда был ублюдком, но особенно в такие деньки, как этот, он…», «Я ненавижу эту чёртову еду, мне бы хотелось сейчас…», «Моё плечо», «Вот же дурость», «Рэй ничего не может с этим поделать», «Приготовьте мне чашечку кофе, а? Люблю вас обоих, Фрэнки».       — Мне кажется, нам нужен дешифратор, чтобы понять хоть что-то, — отвечает в итоге Джерард. — Но, похоже, с ним всё в порядке.       — Хорошо, — кивает Джамия. — Ничего о том, когда он возвращается?       — Возможно и было, но вырезано.       Она начинает собирать остальную почту с земли.       — Что ж, может, со следующим письмом он научится писать иероглифами, и мы получим какую-то действительно стоящую информацию о нём. Как думаешь, нацисты умеют читать иероглифы?       Вдруг дети начинают взрывать хлопушки, звук от которых напоминает выстрелы, Джерард оборачивается на него так резко, что чуть не зарабатывает себе сотрясение.       И тут он замечает Фрэнка, идущего к ним прямо по газонам, его правая рука зафиксирована белой перевязью, потрёпанный вещсундук он держит в левой. При виде его Джерарду, как ни странно, не становится легче или спокойнее, наоборот, кровь стучит в висках и гудит в венах так, что кажется, будто он снова на передовой, и скоро идти в бой.       Джерард роняет подвергшееся сильной цензуре письмо и застывает как вкопанный, будто его ударили током.       — Не думаю, что будет ещё одно письмо.       — А? — Джамия поднимает взгляд на него, а потом заглядывает через его плечо, и вдыхает резче, чем при появлении почтальона на крыльце. Она бежит по прилегающему к дому садику и почти что врезается во Фрэнка, остановленная его объятиями. Она бы точно свалила их на траву, если бы не была беременна, а у Фрэнка не было этой перевязи, но зато вместо этого она сжимает его в объятиях так сильно, что, кажется, скоро задушит; Джерард слышит наигранно болезненные, но больше счастливые стоны Фрэнка.       Джерард не может сдвинуться с места, его будто бы парализовало от одной этой картины их обнимающихся друг с другом. Это почти сбивает с толку, будто он стал свидетелем встречи жены и любовницы, и при этом он знает, что это не так. Это полнейшее сумасшествие, но он убеждается, что это совсем не так, ведь Фрэнк доказывает это, подходя к нему в своих новых модных туфлях (Джамия покорно идёт за ним с видом маленькой девочки, радующейся рождественским подаркам), а затем роняя на землю свой сундук, как будто он ни черта не значит для него больше, чтобы притянуть Джерарда к себе за шею и обвить его руками.       — Боже, ты бы знал, как приятно видеть тебя в штатском, — говорит он, и от возможности снова слышать его голос всё внутри Джерарда падает.       Джерард обнимает его настолько крепко, насколько только может, все медали Фрэнка и прочие знаки отличия на передней части его кителя впиваются ему в грудь. Дети на улице корчат им рожицы, а Джамия выглядит так, будто вот-вот расплачется. Ведь даже у девушек из стали есть предел…       Джерард едва сдерживается от того, чтобы поцеловать Фрэнка прямо здесь посреди белого дня. Его горло сжимает лёгкий спазм, сердце стучит автоматной очередью о грудную клетку, но всё, что он произносит:       — Какого чёрта, Фрэнк…       Фрэнк удивлённо смеётся. Он выглядит гораздо бледнее, чем при последней их встрече, но, похоже, сохраняет прекрасный настрой.       — Что? Вы не получали моё письмо?       Джамия подхватывает «письмо» с земли и размахивает им перед его носом:       — Ты прислал нам швейцарский сыр!       Глаза Фрэнка расширяются от удивления, когда он рассматривает клочок бумаги, он просовывает палец сквозь одно из отверстий.       — Да уж, значит, я вовремя.       Джерард и Джамия, должно быть, пришли к тому же, потому что они оба подходят, чтобы обнять его, и чуть не сталкиваются головами друг с другом, как Три балбеса. — Мы так скучали по тебе, тупой ты засранец, — причитает Джамия, целуя его в губы. — Что, чёрт возьми, с тобой опять приключилось?       Внутри Джерарда стремительно разливается тепло от того, как Джамия говорит «мы»; он цепляется мизинцами с Фрэнком так, чтобы не было заметно соседским детям.       — Угадайте, кто подхватил инфекцию? — нараспев отвечает Фрэнк. Джерард сжимает его палец крепче, чем хотел, взволнованно уточняя:       — Надеюсь, не сепсис?       Фрэнк отрицательно качает головой.       — Нет, дыра в моём плече просто решила, что заботы Рэя будет маловато, поэтому им пришлось отправить меня домой. Невозможно сражаться, когда не в состоянии даже оружие в руках удержать, знаешь?       — Хм, — говорит Джамия, глядя на Джерарда и прижимая их бедра друг к другу, образуя маленький круг из них троих. В её глазах горит шаловливый огонёк. — Действительно очень вовремя.       Джерард улыбается в ответ; такое ощущение, что он впервые по-настоящему чувствует себя живым с той ночи перед вторжением в Нормандию, когда они ещё вчетвером напивались в каком-то случайном клубе в Англии.       — Ты многое пропустил в тылу, Фрэнки.       — Что ж, жду не дождусь, когда снова вольюсь в нормальную жизнь и наберу пару кило на нормальной еде. — Фрэнк игриво перекатывается с пятки на носок и обратно пару раз. Он уже выглядит более расслабленным, чем когда-либо с тех пор, как их отправили на фронт, и Джерард надеется, что пребывание дома начнётся для Фрэнка немного легче, чем для него. — Подождите, мне нужно налюбоваться двумя моими любимыми людьми. Вживую вы определённо лучше тех фотографий, которые я хранил за голенищем.       Джамия переплетает пальцы Джерарда со своими и, расправляя плечи, позволяет Фрэнку хорошенько насмотреться на них.       Небольшая часть него — откровенно глупая часть, какой бы маленькой она ни была — всё ещё боялась, что вот Фрэнк вернётся и окажется самым жестоким лицемером в мире, когда увидит Джерарда со своей невестой рядом, но то, как он смотрит на них двоих, доказывает, что он ошибался. Снова. Это всё не мираж. В глазах Фрэнка нет страха измены, вместо этого он смотрит на них так, будто Джамия — его солнце, а Джерард — луна, и он не проживёт и дня без них обоих.       — Насмотрелся? — спрашивает Джамия, улыбаясь своей широкой зубастой улыбкой. Она выглядит так, будто ей уже не терпится затянуть их обоих в дом, а ещё лучше — в кровать. Джерард определённо не стал бы возражать против этого; существует так много вещей, которые он хочет сделать с ними обоими, и далеко не только в сексуальном плане…       Фрэнк, подойдя ближе, снова целует Джамию, одновременно прислоняя самые кончики пальцев к губам Джерарда. Как будто он в курсе всего, что они с ней обсуждали… Всего, что между ними было.       — Всегда будет мало. - В итоге отвечает он, оторвавшись от её губ, теперь смотря Джерарду в глаза.       После этого Джерард поднимает его сундук, а Джамия собирает почту, которую она уронила уже во второй раз.       — Знаете, говорят, что война должна скоро закончиться, учитывая то, как прошёл Оверлорд, — комментирует Фрэнк. — Но нам придётся подождать со свадьбой до тех пор, пока Рэй не вернётся домой.       Джамия ловит взгляд Джерарда и поясняет:       — Мы не можем ждать слишком долго, иначе это будет совсем неприлично.       — И что же это значит? — немного взволнованно посмеивается Фрэнк.       — Это значит, что мы должны поскорее зайти в дом.       Он удивлённо смотрит на Джерарда, который сжимает его тонкую руку сквозь рукав кителя.       — Мы расскажем тебе всё за персиковым коблером. Наша девочка испекла его сегодня утром.       Фрэнк заметно оживляется, услышав, как Джерард обращается к Джамии, а после они втроём протискиваются через дверной проём, словно невеста и два её жениха переступают через порог общего семейного гнёздышка.       Когда за ними закрывается дверь, то открывается другая.