***
Тяжёлый аромат дорогого одеколона, идеально сидящий костюм, сшитый явно на заказ. Пронзительный взгляд и не внушающая никакого доверия ухмылка, превращающая красивое лицо в пугающе прекрасное. Юнги не может отвести напряжённого взгляда от взрослого мужчины, рассевшегося на их с Хосоком аккуратном белом кресле и потягивающего крепкий кофе. Рядом с ним настолько некомфортно, что Мин невольно сжимается всем телом и сильно сутулится. Дыхание несколько раз сбивается, в глазах периодически темнеет, а пальцы мелко дрожат. — Буду честен — я удивился, когда Вы позвонили и предложили встречу. — Прерывает грузную тишину Хосок, откидываясь на спинку дивана, где сидел вместе со Скорном. — Не каждый день тебя радует своим вниманием владелец одной из крупнейших строительных компаний Кореи. Мужчина ухмыляется, ставя маленькую чашечку на блюдечко. Он быстро облизывает губы, одёргивает подол пиджака и складывает руки в замок на своих коленях. — Не показалось, что это всё обман? — Резонно интересуется, вскидывая бровь. — Я был уверен, — хохочет Чон, слегка щурясь и расплываясь в неестественной улыбке, — пока не увидел Бентли у ворот своего дома. — Любите наблюдать за происходящим снаружи? — Приходится. — Утвердительно кивает вокалист, подхватив свой кофе и покрутив его в руках. Подобные пикировки продолжаются с того самого момента, как неожиданный гость перешагнул порог их дома. Юнги молчит и лишь наблюдает, подмечает все изменения в выражении лица своего парня и делает выводы из услышанного. Хосок явно прощупывает почву, ищет лазейки и слабые места, противоречия и неуверенность оппонента. Не доверяет от слова совсем, ищет подвох и скрытые мотивы. То, насколько вся эта игра в колкости затянулась, говорит лишь о том, что поиски до сих пор не увенчались успехом. Этот мужчина далеко не глупый, прекрасно понимает, что его анализируют со всех сторон, и делает всё, чтобы запутать. Играется. — И каков результат наблюдений? — Спрашивает тот, переводя взгляд на окно. — Наверняка здесь прекрасный вид. — Весьма, — соглашается Хосок. — Только вот деталей не хватает, глазу не за что зацепиться. — Ох, — коротко хохочет мужчина, — здесь нужно смотреть на картину в общем. Тогда очень многое станет на свои места. Юнги и вовсе не понимает о чём они говорят. Два абсолютно незнакомых друг другу человека обсуждают пейзаж за окном их с вокалистом квартиры. Цепляются за какие-то мелочи и перекручивают слова, перепрыгивают с темы на тему. Скорн потерялся ещё в самом начале, предпочитая улавливать скорее мимику и настрой. Научился так делать за те двенадцать лет, что боролся со своими чувствами. Часто приходилось не слушать, а именно наблюдать. — Зачем Вы здесь? — Наконец-то Хоуп задаёт ключевой вопрос, вскидывая голову. — Много слышал о Вас, — честно признаётся. — Вы упрямый, строгий, жестокий и очень харизматичный. Готовы пойти по трупам, если потребуется. — И кто же так меня расхваливал? — Хмыкает Чон, облизнув пересохшие губы. — Мой очень хороший знакомый. — Легко отвечает, вновь потянувшись за чашкой. — И Ваш. — Не сомневаюсь. Они ненадолго прерываются, отпивая немного кофе и пристально смотря друг другу в глаза. Хосока этот мужчина и бесит, и интересует одновременно. Люди, которых он не может прочитать, заставляют чувствовать себя неуютно и действовать крайне осторожно. Вынуждают думать, готовить ловушки в вопросах и опасаться их же в чужих. Искусство манипуляции сложное и напоминающее глупую детскую игру, где правила меняются каждые пару минут. Но, чёрт возьми, Хоуп тоже любит играться. И побеждать. — Полагаю, Сокджин, мстить Вы собрались кому-то совсем уж гадкому, раз пришли к человеку с таким послужным списком. Ким растягивает губы в широкой улыбке, оголяя зубы. — Как догадались? — У меня очень узкий круг хороших знакомых. — Хрипит Хосок, ставя пустую чашечку на подстаканник и поворачиваясь к Юнги. — Я прав, дорогой? У Скорна от такого обращения земля уходит из-под ног. В глазах мутнеет, а живот болезненно-приятно скручивает. Он аккуратно поднимает голову, ловя чужой тёплый взгляд, и коротко кивает. Глупая широкая улыбка так и рвётся наружу, щёки в миг становятся пунцовыми, а в голове лишь одно единственное слово, звучащее любимым голосом. Дорогой. — Может Вы ещё и поняли, о ком конкретно речь? — Отнюдь. — Пожимает плечами Чон. — Все мои друзья безбожники, лишь немного подожди. — А, — с придыханием говорит Сокджин, — прямо как в той песне. Любите музыку? Хосок вскидывает брови и слегка приоткрывает рот, приобняв Юнги за талию и притянув к себе. — Неужели Вы не знаете? — Знаю. — Хмыкает мужчина, расцепив руки и положив ногу на ногу. — Хочу создать видимость приятного собеседника. — Не утруждайтесь. — Победно улыбается Хоуп, махнув рукой. Хосок — человек, наделённый абсурдной педантичностью. Все его движения, мимика, манера поведения, все слова, что он произносит, все поступки, что совершает, кажутся отточенными и идеальными. Умеет влиять на людей, заставлять их делать то, что ему заблагорассудится. Умело дёргает за ниточки, замечает мельчайшие детали и превращает всё в подобие шахматной партии. Эгоистичный, наглый, упёртый и тщеславный. Именно тот, кого Сокджин и искал. — А Вы жёстче, чем я предполагал. — Льстит Ким, прикрывая глаза и мотая головой. — И умнее. — И куда менее терпелив. — Делает агрессивный выпад, ощутив минимальное превосходство. — Что Вы от меня хотите? — От вас, — поправляет мужчина, кивнув в сторону гитариста, — двоих. Лидер группы толкает щёку языком, переводя взгляд на Скорна. Джин сразу замечает небольшие изменение в его настроении — стал более напряжённым и недружелюбным. Притянул Юнги ближе к себе и не сводит с него глаз уже несколько секунд. Даже упоминание парня из уст постороннего заставило Чона взбеситься и полностью переключить внимание. Жадный. — Я буду спонсором вашей группы и порекомендую одному очень влиятельному продюсеру в Штатах. — Говорит, вздёрнув голову. — Всё, ради чего вы так тяжело работали, может исполниться за считанные недели. Слава, успех, деньги и что Вы там ещё хотите, Хосок. Хоуп меняется в лице, откидывая сильную неприязнь на второй план. Уже пошёл на попятную, уже готов к сотрудничеству. Амбициозность берёт верх над прочими чертами его характера, вынуждая уступить. Сокджин знал, что так будет. Поддался в словесной перепалке, но придавил в деловом вопросе. Переиграл вокалиста, дёргал за ниточки, заметил отличительные детали и завёл Чона в тупик, из которого у него только один выход — проиграть. — А что в обмен? — Задаёт ожидаемый вопрос Хосок. — Пустяк, — улыбается Джин, пожав плечами. — Ваш барабанщик, двадцатишестилетний Чон Чонгук, сын Чон Сунхи и племянник преступной крысы Чон Джихо, проживающий в десяти кварталах отсюда на последнем этаже элитного жилого комплекса и разъезжающий на белой Ауди «RS7», останется здесь. Что Юнги, что Хосок немного теряются и даже пугаются. Скорн аккуратно смотрит на такого же опешившего Чона и сжимает пальцы на его плече. Сокджин выглядит спокойным, но в его глазах можно разглядеть бушующую ярость. Он пугает, очень пугает. Мин замечает, что даже уверенный в своём доминировании Хосок словно сдувается. Зрачки бегают из стороны в сторону, а меж бровей легла складка. — И, — сдавленно начинает Хоуп после короткого молчания, — всё? — Всё, — соглашается тот, кивнув. — То есть, — хмыкает Чон, наклоняя голову в бок, — Вы готовы отвезти нас в Америку, оплачивать наше продвижение, продюсирование и прочие мелкие расходы в обмен на исключение из группы какого-то… барабанщика? — Верно. Хоуп и Скорн быстро переглядываются, улавливая недоверие и множество сомнений в глазах друг друга. Слишком сказочно, слишком невероятно, слишком просто. — Почему мне кажется, что во всём этом есть какой-то подвох? — Вы просто чересчур мнительны. — Отмахивается мужчина, скривив лицо. — Я не стану обманывать или подставлять; у нас будет контракт, который могут вдоль и поперёк изучить ваши юристы. — В чём Ваша выгода? — Вскидывает бровь вокалист. — Вы же сами сказали, — с неким лукавством отвечает Сокджин, — месть. Произносит с таким наслаждением, как будто это слово для него подобно сладкой конфете. У Скорна по спине пробегает холодок, заставляя едва заметно вздрогнуть, что не уходит от внимания Чона. Нервозность и страх Юнги — проблема, которую вокалисту придётся прятать и восполнять. Нельзя показывать слабость, нельзя допускать ошибки. Нельзя проиграть. — Простите за нескромный вопрос, — с нечитаемым выражением лица спрашивает Хосок. — Но что он Вам сделал? — Ох, — театрально вздыхает Джин, — Вы не похожи на сплетника. — Меня просто трудно заинтересовать, но Вам, что удивительно, удалось. — Зачем Вам это знать? — Упирается Ким, наклонившись ближе к собеседнику. — Неведенье это же так приятно. Хосок легко усмехается, повторяя жест Сокджина. Отпускает Юнги и приближается, сложив руки в замок перед собой. Перетягивает всё внимание на себя, закрывает гитариста, прячет проблему. — Я знаю Чонгука почти полутора десятка лет, — тихо говорит чуть ли не в лицо мужчине. — Он бывает противным, но не до такой степени. Парнишка мягкий и ранимый, цепляется за людей и готов на многое ради них. Не могу даже предположить, что побудило Вас так за него зацепиться. Джин неотрывно смотрит в глаза, надеясь придавить подобным образом. Хотя на самом деле понимает, что придавить лидера группы силой практически невозможно. С ним всегда нужно идти в обход — шаг назад и два шага вперёд. Поддаться, а только после переходить в нападение. Но игра слишком сильно затянулась, начинает становиться скучно. Возможно, откровение побудит Чона быстрее принять верное решение. — Скажите, — начинает Сокджин, сощурившись, — Вы любите Юнги? Мин пугается, широко распахивая глаза и устремляя их сначала на гостя, а после и на Хосока. Страшится услышать ответ, потому что сам прекрасно его знает. В глазах младшего ни разу не мелькало ничего, даже близко напоминающее романтические чувства. Скорн просто удобный, подходящий, выдрессированный. Ест и пьёт то, что дают; надевает то, что для него выбирают; трахается в такой позе, в которую его поставили; делает то, что говорят. Как можно любить кого-то настолько жалкого? Как можно питать нежные чувства к тому, кто не способен на это по отношению к самому себе? Глаза начинают невольно намокать, а ком в горле затрудняет дыхание. Юнги не выдержит, просто не перенесёт, если его опять ткнут носом в собственную ничтожность. Хочет убежать, закрыть уши руками и скрутиться в маленький комочек, чтобы никто не смог его найти. Джин прав — неведенье это же так приятно. Мину просто хочется любить вокалиста и до конца жизни быть рядом. Это больно, неправильно, нездорово, не взаимно, но просто необходимо. — Люблю больше всего на свете. — Практически сразу выдаёт Хоуп, подавшись вперёд ещё сильнее. Слёзы, предназначающиеся для горького и болезненного ответа, превратились в сладкое облегчение. Они тонкими струями стекают по впалым щекам, напоминая Юнги о том, что он всё ещё жив. Всё ещё может чувствовать хоть что-то, помимо страха и ненависти к самому себе. Чон признался в любви при абсолютно постороннем человеке, не медлил, не стыдился. Сказал вслух, что любит кого-то настолько жалкого. Одно слово, одно ебучее слово из хосоковых уст способно влюбить парня ещё сильнее, пустить табун мурашек по коже и вызвать звёздочки в глазах. Сокджин переводит взгляд на гитариста, что не уходит от внимания Чона. Хосок медленно поворачивает голову на своего парня и замечает влагу на чужой бледной коже. Смотрит на неё несколько слишком коротких секунд, после выпрямляясь и протягивая руку. Касается мокрых следов тыльной стороной ладони и аккуратно протирает их. Оглаживает щёки, заставляя Мина немного покраснеть из-за столь интимного поступка в присутствии постороннего. Напоследок вокалист слегка тянет вверх уголок губ, выбивая последний воздух из лёгких старшего. Кажется, в сердце Юнги распустился первый за двенадцать лет цветок. — Цените и заботитесь, — продолжает Джин, — стараетесь и готовы ради него практически на всё. — Безусловно. — Тихо соглашается Хосок, всё ещё смотря на Мина. — А если прямо сейчас он заявит, что изменял Вам с самого первого дня ваших отношений. — Сипит Сокджин, сжав кулаки. — Во всех красках расскажет, как трахался со своим бывшим, выплюнет прямо в душу, что никогда не любил, а лишь пользовался удобным случаем. Как бы Вы поступили, узнав всё это? — Убил бы. — Хрипит Хоуп, не изменившись в лице. — Обоих. — Повторюсь, — хохочет, откинувшись на спинку кресла, — Вы жёстче, чем я предполагал. — И как это связано с Чонгуком? — Интересуется лидер группы, вернув взгляд гостю. — Тот самый бывший. Ну конечно. Хосок коротко хмыкает, после оголяя зубы в улыбке. И как же он сразу не догадался, в чём дело? В одну секунду он получил ответы на многочисленные вопросы, что никак не хотели покидать его голову на протяжении трёх месяцев. Почему Чонгук пропал; куда делся чуть ли не приклеенный к нему Тэхен и зачем Ким Сокджин сейчас сидит в его белоснежном кресле. — Я понял, — произносит на выдохе. — Любовный треугольник. — Всего лишь одна ветреная особа. — Исправляет его мужчина, закатывая глаза и хлопая ладонями по коленям. — Неужто, — вздыхает Чон, следом саркастично подмечая. — А я был такого хорошего мнения о каком-то непонятном пареньке из клуба. Джин хватает чашку с остатками кофе и залпом допивает содержимое. Хоуп издевается специально; выглядит расслабленным и весёлым, но глаза так и кричат о сильном дискомфорте. Пытается перевесить укол мужчины в сторону Юнги, идёт на глупости, рискует. Сам уже знает, что проигрывает. — Мы договорились? — Дожимает Ким, смотря из-под лба. — Если ответите на последний вопрос. — Парирует Хосок, не собираясь уступать так просто. — Разумеется, — ядовито улыбается. — Слушаю. Сокджин смотрит на него и искренне восхищается. Ещё никто не сопротивлялся ему настолько долго и умело. Вокалист использует против него всё, что только может — хитрость, уловки, агрессивные выпады, игру в дурака. Не поддаётся, не идёт ни на какие уступки, меняет тактику прямо во время разговора; подстраивается под ситуацию и старается извлечь из неё максимальную пользу, параллельно со всем этим закрывая за собой растерявшегося партнёра. Чувствует, что сдаёт позиции, что уже давным-давно находится в невыгодном положении, но не оставляет попыток выйти победителем. Удивительная упёртость. Далеко пойдёт, скотина. — В чём заключается Ваша месть? — Весело начинает Чон. — Оставить Гука кусать локти, что друзья бросили его и укатили навстречу славе? Или подумываете грохнуть его без свидетелей? — Вовсе нет, я же не самоубийца. — Отмахивается, хохотнув. — Понимаете, Хосок, некоторые люди сами прекрасно справляются с тем, чтобы испортить себе жизнь. Я слышал много рассказов Тэхена: о его семье, о вас, о самом Чонгуке. И пришёл к выводу, что самое ужасное, что может случиться с этой сладкой парочкой — остаться наедине друг с другом. — Наедине? — Уточняет Хоуп. — Думаете, у них больше никого нет? — Пак Чимин, единственный друг Тэхена, три месяца как мёртв. Ким Намджун, ваш басист и лучший друг Чонгука, выходит из дома только на встречу с барыгой. — О, так Вы в курсе не только о господине Сунхи. — Цокает языком парень. — Я в курсе обо всём и прекрасно знаю, что кроме вас двоих у них больше никого нет. Повисает напряжённая тишина. Юнги аккуратно касается локтя Чона и слегка царапает его, уведомляя о своём недоверии и страхом перед гостем. Хосок и сам замечает, что Сокджин начинает злиться и уже делает агрессивные выпады. — А Вы жестокий. — Заключает вокалист. — Взаимно. — Без притворного дружелюбия отвечает тот, поднявшись с места и одёрнув края пиджака. — Ну так что, мы договорились? Хоуп поднимается следом за Джином и тянет за собой Юнги. Смотрит в потухшие глаза оппонента несколько секунд, после протягивая ему руку. — Договорились. Они соединяют руки и крепко жмут их, неформально заключая сделку. Несмотря на некую враждебность, оба понимают, что сойдутся характерами, станут хорошими партнёрами, а при подходящих обстоятельствах — друзьями. Доводили друг друга почти час, проверяя на выносливость, оценивая ум и сообразительность. И оба остались довольны. — Я пришлю контракт в ближайшие дни. — Говорит Сокджин, подходя к входной двери и надевая туфли. — У Вас будет неделя на рассмотрение и после этого я жду звонка. — Само собой. — Кивает Хоуп, щёлкая замком. Ким надевает свое массивное чёрное пальто и ловко застёгивает крупные пуговицы. Поворачивается лицом к хозяину квартиры, легко улыбаясь и поправляя воротник. — Знаете, Хосок, — напоследок зовёт мужчина, заглядывая в глаза, — Вы мне кое-кого напоминаете. — Правда? — Саркастически отвечает, вскинув бровь. — И кого же? Джин нажимает на ручку, выходя в подъезд. Кладёт руки в карман, осматривая Чона с головы до ног, и едва заметно хмыкает. — Меня. Дверь захлопывается, оставляя пару наедине в просторном коридоре. Юнги глупо смотрит на затылок вокалиста, дрожа всем телом. Мысли носятся в голове с немыслимой скоростью, не позволяя ухватиться хоть за что-то конкретное. Он всё ещё не может перестать плакать, всё ещё прокручивает в голове сказанные Хосоком фразы и тает от их значения. Больше всего на свете. Чон разворачивается на пятках и идёт к маленькому столику, на котором стоят пустые чашки из-под кофе. Легко хватает их и несёт на кухню, следом начиная тщательно вымывать. Скорн аккуратно ходит за ним, следит за действиями и пытается определить, подходящее ли у парня настроение. Хосок выглядит серьёзным и собранным, однако брови у него прямые и расслабленные, глаза не сощурены, а губы не поджаты. Да, у него просто фантастическое настроение. — Ты правда хочешь улететь в Штаты? — Начинает Мин издалека, царапая дверной проём ногтем. — Я мечтал об этом, сколько себя помню. — Сразу же отвечает Хоуп, что подтверждает догадку Юнги о его настрое. — Спасибо Тэхену и придурку Чонгуку. Гитарист немного мнётся, опуская глаза на свои ноги и несколько раздосадовано вздыхая. — Ты правда хочешь улететь в Штаты, — повторяет громче, подняв взгляд, — со мной? Младший перекрывает воду и хватает маленькое полотенце, протирая руки. Напряжение в чужих движениях сразу бросаются в глаза, напугав Юнги до покалывания в кончиках пальцев. Чон медленно разворачивается, медленно подходит к своему парню, заставляя того почти пережить сердечных приступ в ожидании хоть какой-то реакции. Боится столь же сильно, сколько и любит. Одновременно и пугается, и до чертиков сильно возбуждается при виде помрачневшего Хосока. Скорн рвано выдыхает, когда тот становится напротив и протягивает руку к влажной щеке. Касается тонкой кожи тыльной стороной ладони, обжигая. — А с кем мне ещё лететь? — Хрипло спрашивает, пуская мурашки по телу старшего. — Я… я не знаю, но… — Заикается, облизнув губы. — Какая от меня польза? Чон вскидывает бровь, коротко осматривая парня. — Ты же композитор. — Резонно подмечает лидер, наклонившись чуть ближе. — И мой парень. Юнги вытягивает губы в ровную линию и коротко кивает, сморгнув подступившие слёзы. Какой из него композитор? За последние три месяца он не написал ни одной песни, ограничивался лишь набросками и нескладными отрывками. Раньше ему всегда помогали Намджун и Чонгук — подкидывали идеи, писали тексты, брали на себя часть сведения. Сейчас же он остался со своими личными проблемами, застоем в творчестве и громоздким оборудованием один на один. Маленький, потерянный и такой жалкий. — Что не так? — Вдруг продолжает Хосок, обхватывая ладони старшего своими. — Ты сомневаешься в моём решении? — Нет! — Чуть ли не кричит Мин. — Я не сомневаюсь, конечно нет! — Тогда в чём дело? — Рычит Чон, схватив пальцами подбородок гитариста и заставив смотреть прямо на себя. Смотрит на опухшее из-за слёз лицо и ругается про себя. Юнги выглядит настолько неуверенным и напуганным, маленьким и беспомощным. Глупо сомневаться в его верности и готовности выполнять просьбы и поручения вокалиста. Мина удерживает страх, ненадёжность грядущих перемен и полное смятение. Хоуп знает его двенадцать лет; этот парень стал первым, кого Чон поцеловал, единственным, с кем спал и кому делал приятно. Никогда не изменял своему выбору, всегда возвращался к старшему, разглядев в нём уют и покладистость, которые после собственноручно возвёл в абсолют. — Ты же меня не любишь. — Тихо отвечает Юнги, шмыгнув носом. — Ты меня… терпишь. Зачем я тебе нужен? Хосок несколько секунд смотрит на дрожащего парня нечитаемым взглядом. Прожигает в нём дыры, мысленно уже свернул шею, заметив осечку. Мин не уверен в его словах, сомневается в правильности поступков и всё ещё может мыслить критически, самостоятельно. Сам даёт оценку ситуации, сам рассуждает и делает какие-либо выводы. Несмотря на сломленность, безвольность и переполняющий страх, до сих пор сопротивляется своим же чувствам, пускай и не осознаёт этого. Никак не получается его добить. Юнги куда сильнее, чем думает. Наверняка самый сильный из всех, кого Чон когда-либо встречал в своей жизни. Только вдуматься — он упорно боролся со своими чувствами на протяжении двенадцати лет, несмотря на все попытки младшего ускорить этот сложный процесс. Ни разу за это время не подарил вокалисту право распоряжаться своей жизнью, сломавшись только под конец, сломавшись перед чувствами. Хосок правда ценит его и понимает, что никого лучше для себя найти не сможет, именно поэтому пойдёт на всё, лишь бы удержать Мина рядом. Любой ценой. Вокалист перекладывает руки на ладони старшего, слегка сжимая. Смотрит прямо в глаза, опускаясь на одно колено и вздёргивая голову. — Мин Юнги, — начинает, заметив смятение в чужом взгляде, — ты выйдешь за меня? Скорн каменеет, приоткрыв рот. Да, он сильный, очень сильный. Сопротивлялся до самой последней секунды, но всегда проигрывал единственной во всём мире вещи, что способна его превзойти. Любви. Любви к неправильному человеку. — Что? — Одними губами произносит Мин, уронив слезу на щёку. — Выходи за меня. — Цедит Чон, сильнее сжав ладони. — Лети со мной в Америку, работай со мной, познакомь со своей семьёй. Стань моим мужем. — Хосок, я… — Разве ты не хочешь этого? — Не даёт договорить, поднимаясь на ноги и приближаясь к чужому лицу. — Разве не скучаешь за родителями? Не хочешь встретиться с ними? — Хочу, — неуверенно отвечает, испуганно бегая глазами, — но как же… — Мы можем все вместе отпраздновать твой день рождения. Юнги замирает с одним выражением лица, прижав к себе бледные пальцы. Точно, у него же скоро день рождения. Не удивительно, что он о нём забыл, ведь последний раз праздновал девять лет назад. Когда разбил в ванной зеркало, выпил бутылку вина, сидя перед пустым бассейном в старом доме; когда курил на обочине, заедая всё батончиком ебанного сникерса, а после сорвался к Хосоку. По первому же слову последнего. — Разве ты никогда не хотел быть в этот день со мной как с мужем? Юнги о подобном и мечтать не мог. Он лишь воображал о младшем, что придёт на праздник, куда его так активно звали, увидит такого красивого Юнги и точно влюбится. Позовёт на медленный танец, прижмёт к себе, обнимет. Вплетёт пальцы в волосы, притянет и поцелует. Мечтал о минимуме, а получал, как всегда, ничего. Мин опускает голову и негромко шмыгает, коротко кивая. Какой же глупый, глупый влюблённый мальчик. Отдал себя на растерзание человеку, что уничтожит его окончательно, добьёт до конца. Превратит в ничто даже те остатки здравомыслия, что таятся в самых глубинах головы старшего. — Умница, — победно улыбается Чон, оставив невесомый поцелуй на чужом лбе. — У нас так много дел перед отъездом. Например, поставить Чонгука в известность. Хосок аккуратно хватает кончиками пальцев телефон, торчащий из заднего кармана Юнги, и протягивает парню. — Я? — Удивляется, указав на себя пальцем. — Меня он по стенке размажет. А из твоих уст это прозвучит менее нахально. Плюс он считается со всем, что ты говоришь. Скорн несколько секунд смотрит на руку младшего, после послушно забирая смартфон и ища в контактах нужный номер. Дрожащими пальцами нажимает на экран, рвано дышит и нервно сглатывает. Хосок больше ничего ему не сказал, ничего не объяснил и даже не подсказал, как преподнести столь разрушающую новость для Чонгука. Юнги знает, в каком состоянии находится Цин. Знает, что тот три месяца в запое, что видел своими глазами труп Чимина и умыл руки в крови, отмазав Намджуна от тюрьмы. Знает, насколько он впечатлительный, ранимый, мнительный. Знает, что уничтожит своего младшего всего парой слов. Короткая вибрация даёт понять, что барабанщик принял вызов. Мин резко выдыхает скопившийся в лёгких воздух и подносит телефон к уху. В слух сразу врезаются неприятное мычание и бесконечные всхлипы. — Алло? — Хмурится гитарист, отведя глаза в сторону от стоящего напротив парня. — Чонгук? Он не может разобрать невнятное бормотание, пытается уцепиться за какие-то слова и понять хоть что-то. Цин не может успокоиться, не может взять себя в руки и начать нормально разговаривать. — Чонгук, объясни нормально, я не понимаю… Связь обрывается так же внезапно, как и началась. Юнги непонимающе смотрит на экран смартфона, после поднимая взгляд на Хосока. — Что там? — Вскидывает брови вокалист, разглядывая Мина. — Он плакал и… — неуверенно начинает, — бормотал что-то… вроде про Тэхена? — Ну кто бы сомневался. — Насмешливо бросает Чон, направившись обратно на кухню. — Но всё равно это нужно сделать. Сейчас. Юнги мнётся несколько секунд, опустив голову и разглядывая свои ноги. — Как скажешь. — Смирно говорит, развернувшись на пятках и направившись к большому белому шкафу. Парень быстро переодевается из домашней одежды в тёмные брюки и массивный коричневый свитер. Накидывает свой пуховик, шнурует ботинки и, коротко осмотрев себя в маленьком зеркале, выходит из квартиры. Февральский морозный ветер нещадно бьёт по лицу, заставляя поморщится и коротко продрогнуть. Юнги выходит из-за ворот жилого комплекса, доставая пачку сигарет из кармана куртки. Руки продолжают предательски дрожать, поэтому парню просто необходимо успокоиться хоть как-нибудь. И вот, он сидит на бордюре, курит и трясущейся рукой держит смартфон. Глупо улыбается в пустоту, закусывая нижнюю губу до крови и чуть ли не разрывая её. — Мам? — Тихо говорит Мин в телефон, выдыхая едкий сигаретный дым. — Давно не общались. Нет, мне не нужны деньги. — Отмахивается, сделав очередную глубокую затяжку. — Я соскучился. Что? Да не под кайфом я! Он закатывает глаза, поднявшись на ноги и направившись в сторону чонгукова дома. Машину решил не брать, захотелось прогуляться по тусклым улочкам делового района. В середине дня здесь всегда кипит жизнь — носятся люди, разъезжают машины, во всю горят зазывающие вывески. Раньше Юнги этого не замечал. — Мам, я, — он запинается, остановившись около небольшого магазинчика и пнув носком ботинка маленький камушек. — Я возвращаюсь в Америку. Коротко хохочет в трубку, когда слышит радость в маминых словах. Неужели правда хочет увидеть сына? Неужели правда счастлива, что он будет рядом? — С женихом. — Договаривает Скорн, облизнув губы. — С тем самым парнем, про которого я тебе рассказывал, когда ты приезжала в последний раз. Это было на мой день рождения, помнишь? Да-да, девять лет назад! Не замечает проблемы, даже произнося её вслух. Юнги не жалкий, не слабый, не глупый. Он добрый, открытый, активный и весёлый. Хороший, заслуживающий куда большего, чем минимум. Однако ему всегда было необходимо подтверждение этого от других людей. Он всегда выбирал лесть и похвалу, которой никогда не знал и всегда мечтал получить от тех, кого искренне любил. От мамы, папы, Хосока, а больше всего — от самого себя. — Мы нашли человека, который предложил нам спонсорство. Да, мам, мы будем записываться! — Радостно лепечет, выбросив недокуренную сигарету. — Что? Нет, только я и Хосок, ну, который жених. Остальные… не захотели… уезжать. Жаль, что Мин Юнги так и не смог услышать истошный вой своей почившей гордости. Жаль, что проигнорировал сиплый голос здравого рассудка, придушив его тонной топорных чувств. Грустно, что от доброго, открытого, активного и весёлого парня ни осталось ничего, кроме привлекательной оболочки, что всегда так сильно нравилась Хосоку. Отдал тело и душу, попросив взамен жалкий минимум, но вновь получив аж целое ничего. И всё-таки правду говорят, что главное в жизни — найти столь же отвратительного человека, как ты сам.***
Нос неприятно печёт, словно миллионы крошечных ножей изрезали ноздри и горло. Парень тихо кашляет, массируя переносицу и морщась от болезненных ощущений. Он поднимается на ноги и подходит к двери, давя на ручку и без затруднений открывая. Удивительно, но каждое движение кажется таким лёгким и воздушным. Тело словно вовсе ничего не весит, как будто маленькое пёрышко, летающее из стороны в сторону. Ноги сами тянут на второй этаж, приятное головокружение разряжает и без того приятную обстановку, а улыбка никак не хочет сползать с лица. — Где был? — С непонятной интонацией спрашивает странная фигура с неясными чертами. — Воду пил! — Как-то само вылетает изо рта, прерываясь коротким смешком. — Та-а-ак в горле пересохло! Всё вокруг кажется таким забавным и глупым. Резко приблизившая фигура не вызывает страха и отвращения, грубые прикосновения к телу воспринимаются как ласка, а тяжёлая ладонь, давящая на затылок, словно нежное поглаживание. Парень не сразу понимает, что уже несколько минут лежит, упираясь лицом в подушку, что-то несвязно мычит и кряхтит, когда по его телу проходится очередной шлепок. Сзади что-то очень неприятно печёт, буквально огнём горит. Руки ужасно тянут, как будто их вот-вот сломают. А сильная тяжесть, что так затрудняла дыхание, напоминает осевшую на плечи скалу. Шлепки становятся ощутимее, пока парень не осознаёт, что в него кто-то яростно толкается. Его грубо трахают, вжимая в постель, заламывая руки и чуть ли не душа. Воздуха катастрофически не хватает, он же вот-вот задохнётся. Однако никак двинуться он не может, даже пальцами пошевелить. — Ты такой… приятный. — Рычит на ухо до тошноты знакомый голос. — Я люблю тебя. Любит? Ломает, крошит, превращает в ничто. Делает настолько больно, что даже яркое веселье отступает на второй план. Как же мерзко, как же ужасно, как же… — Какой же ты глупый, — издевательски тянет насильник. — Уже давным-давно пора понять, что благими намерениями… Парня резко хватают за волосы и вздёргивают голову. В больших зеркальных дверях шкафа на себя смотрит разбитый, исхудавший, лишённый чего-либо мальчик. Потерявший лучшего друга, смысл жизни и остатки уважения к самому себе. Видит в отражении уже очевидного наркомана, пытающегося заглушить весь ужас своего существования парой граммов порошка, что его насильник прячет под раковиной в ванной. — Тэхен, — срывается с уст парня в зеркале, что начинает плакать, — Тэхен… Его вновь вжимают в подушку, лишая доступа к кислороду. И в этот раз он заканчивается куда стремительнее, чем раньше. Парень не может дышать, задыхается, умирает. Из-за всех сил дёргается, пытаясь скинуть с себя тяжёлое тело, но преобладающая лёгкость, подаренная порошком, лишает его любой возможности на сопротивление. Воздух нужен сейчас, прямо сейчас. Дышать, пожалуйста, дайте просто вдохнуть. Он же вот-вот умрёт, просто будет задушен на этой блядской постели. Пожалуйста, хоть немного воздуха. Пожалуйста. Умоляю… Распахнув глаза, Тэхен сразу принимает сидячее положение и начинает быстро и рвано дышать. Он словно и в самом деле чуть не задохнулся, чуть не умер от тяжести чужого тела, от омерзительных касаний и болезненных толчков. Перед глазами всё ещё стоит образ покалеченного и полностью уничтоженного хёна. Любимого, драгоценного, такого нужного и желанного. Слёзы начинают неконтролируемо падать на щёки, слегка отрезвляя и окончательно возвращая в отвратительный и жестокий мир. Ким скользит взглядом по белым стенам и серой плитке на полу. Смотрит в маленькое окошко, откуда на него устремляется лунный свет. Всё тело неприятно ломит, голова сильно кружится, а предплечье ужасно печёт. — Привет. — Доносится из-за спины парня, заставив того резко развернутся. Тэхен растерянно смотрит на сидящего на маленьком кресле человека, которого, кажется, не видел уже целую вечность. Все воспоминания о прошедших днях впиваются в кожу острыми клинками, доставляя ещё больше мучений. Даже это знакомое лицо возвращает его к мыслям о Чимине, которые не оставляли ни на секунду, бесконечно следуя по пятам. — Ты… — Хрипло начинает Тэ, сонно поморгав. — Что ты здесь делаешь? — А ты? Ким вновь вертит головой по сторонам, в этот раз внимательнее разглядывая комнату, в которой находится. Белые стены и серые полы, странные пищащие аппараты и торчащие из вен трубки. Перебинтованное предплечье левой руки и больничная койка. — Как ты себя чувствуешь? — Продолжает парень, привлекая к себе внимание. — Ты был без сознания весь день. — Где Чонгук? — Игнорируя все вопросы, спрашивает Тэ. — Дома. Ему вкололи столько успокоительного, что он, наверное, до сих пор спит. — Устало отвечает, потерев глаза. — Я никогда не видел его таким напуганным… Ким грузно выдыхает, удобнее устроившись на своей койке. Он поднимает перевязанную руку, осматривая плотный слой бинта. Последнее, что он помнит до пробуждения, цыганскими иглами врезается в память, раздирая успевшие покрыться корочкой раны. Тэхен всё ещё здесь, в жестоком, неправильном и несправедливом мире. В мире без любимого, драгоценного и желанного хёна. В мире без Чимина. — Зачем, Тэ? — Тихо тянет парень, опустив напряжённые плечи. — Что? — Хмурится, резко дёрнувшись вперёд. — Зачем ты… резал себя? Тэхен несколько секунд смотрит на собеседника, не меняясь в лице, а после истерично хмыкает, вытирая влажные дорожки со щёк. — Зачем, по-твоему, люди вскрывают вены, Юнги? Мин не отвечает, тяжело вздохнув и откинувшись на спинку кресла. Он опускает глаза на свои пальцы, начиная теребить ими края своего свитера. Удивительно, но образовавшееся молчание совсем не отягощается напряжением. Ведь Юнги никогда не заставлял его чувствовать себя некомфортно. Старший добрый и милый, очень открытый и простой парень, к тому же лёгкий на подъём. Тэхену всегда была приятна его компания, и это не изменилось даже спустя три долгих, мучительных, полных самоистязания месяцев. — Это из-за Чимина? — Спрашивает Скорн, так и не подняв глаза. Родное имя из чужих уст словно электрический разряд по всему телу. Тэ невольно вздрагивает и теряется, не имея никакой возможности ответить. Одно только имя любимого хёна сковывает по рукам и ногам, заставляет почувствовать себя настолько маленьким и беспомощным, что никаких сил просто не остаётся. — Он знал? — Самостоятельно догадавшись до ответа на предыдущий вопрос, продолжает старший. — Знал, что ты его любишь? — Тебе Чонгук сказал? — Незаинтересованно кидает Ким, ложась обратно на свою койку и поворачиваясь спиной к парню. — Нет, — говорит, подняв глаза на младшего, — он вообще был не в состоянии что-либо сказать. Я понял это сам, причём почти сразу. Тэ медленно поворачивает голову, встречаясь с сожалеющим и понимающим взглядом. Юнги грустно улыбается и поднимается с места, подходя вплотную к койке и нависая над парнем, что вновь скрутился в маленький хнычущий клубочек. Гитарист аккуратно касается чужих волос, успокаивающе поглаживая. — Ты всегда смотрел на него… по-особенному. — Мин невольно всхлипывает, после шмыгая носом. — Так смотрят на тех, кого никогда не смогут получить. Юнги всегда как будто в зеркало глядел. Видел это обожание в чужих глазах, которое и сам дарит не тому человеку на протяжении долгих двенадцати лет. Знает, каково это — всегда идти к нему, бежать, словно от этого зависит жизнь; закрывать глаза на изодранную в клочья душу, на кровоточащие раны, которые своими руками вырезает его любимый человек каждый божий день. Мечтать о том, чтобы тебе просто позволили быть рядом. Позволили видеть лицо, улыбку и сияющие глаза, ощущать прикосновения и прикасаться самому. — Н-не зн-нал… — В перерывах между всхлипами истерически выдаёт Тэхен. — Я не гов… н-не говорил ему. — Ну конечно. — Шепчет, перебирая пряди. — Он бы никогда не причинил тебе боль. Никогда бы не обидел и никогда бы не отвернулся по своей воле. Неоднократно доказывал, что готов ради Тэхена на всё. — Я понимаю тебя лучше, чем кто-либо другой. — Продолжает Мин. — Любить того, кто никогда не ответит тебе взаимностью достаточно… тяжело. — Он умер, Юнги. — Громко мычит Ким, закрывая лицо руками. — Он ушёл, он б-больше ник… никогда не будет ряд-дом. — Мне жаль, — едва слышно шепчет старший, падая на колени и обнимая хнычущего парня. — Мне правда так жаль. Жаль, что не предотвратил это. Жаль, что позволил всему плыть по своему течению, предпочтя бесцветную жизнь за спиной лидера группы. Знал же всё, от начала и до конца; понимал, как всё будет, что произойдёт и прекрасно осознаёт, что случится дальше. Юнги словно сторонний наблюдатель без возможности вмешаться. Ему связали руки, закрыли глаза и заклеили рот. Он — безвольная кукла, целиком и полностью подчиняющаяся хозяину. Тэхен внезапно замолкает и даже перестаёт дрожать на какие-то жалкие секунды. Он поднимает голову, выпутывается из липких объятий гитариста, смотря с нескрываемым потрясением и злостью. — Ты знал… — Одними губами говорит Ким. — Ты… ты, блять, всё знал… …от начала и до самого конца. Юнги действительно был единственным, кто смог посмотреть на сложившуюся картину целиком. Он был великолепным наблюдателем и очень смышлёным человеком. Ему часто приходилось смотреть и делать выводы, заучивать людей до абсолюта, подмечать малейшие изменения в их настроении и использовать это себе во благо. Хосок выдрессировал его на это, вынудил научиться и, сам того не зная, позволил тренироваться на себе. Скорн заметил чувства Тэхена, знал о нездоровом пристрастии Намджуна, как и все остальные участники группы, и понимал, к чему это вероятнее всего приведёт в будущем. Видел, как на Фолта влияют косяки Хоупа, но молчал. Закрыл глаза на всё, даже не постарался исправить ситуацию. Юнги помолчал, даже узнав о смерти Чимина. О смерти любимого человека Тэхена. Не посчитал нужным просто поставить в известность, просто открыть рот. — Ты знал, что он сорвётся! — Злится Тэхен, отталкивая от себя старшего. — Знал, но всё равно молчал! Мин не сопротивляется внезапному гневу младшего, принимая толчки и слабые удары. Злиться на самого себя не меньше, ненавидит свою слабость и трусость. Каждый раз, когда он смотрел в зеркало, то видел там лишь гору мусора; нечто никому ненужное. Урод, тварь, мразь, сука, ублюдок, идиот, придурок — вылетали из его рта ежечасно по отношению к самому себе. Юнги знает, что не заслуживает ни уважения, ни прощения — ни от Тэхена, ни от себя. — Почему ты мне не сказал?! — Взрывается Ким, громко всхлипнув и стукнув ладонями по матрасу. — Почему, Юнги? — Юнги. — Говорит стоящий у двери Хосок. — Я делаю это для нас. В группе не должно быть ссор. — Тихо говорит, подходя ближе. — Сегодня драка, а что завтра? Убийство? — Юнги дёргается, сильно шмыгнув носом и вскинув шокированный взгляд. — Ты же не хочешь, чтобы он меня убил? Скорн трясётся, сжимается и чувствует плотный ком в горле. Не может нормально дышать, говорить, жить. С каждой секундой у него всё меньше и меньше сил на сопротивление давлению со стороны Хосока. — Ты же любишь меня? — Шепчет Чон, прислонив ладонь к щеке старшего и поглаживая её большим пальцем. Мин машинально кивает, соглашаясь. — Значит, поддержишь моё решение? — Хосок запретил. — Бесцветно говорит Юнги. — Что?! — Вскрикивает Тэ, неестественно посмеявшись. — Что, блять?! — Хосок мне запретил. — Твёрже повторяет гитарист, никак не изменившись в лице. Тэхен молчит несколько секунд, смерив старшего нечитаемым взглядом. — Как собачке? — Выдаёт с нескрываемым отвращением, поморщившись. Собачка. Хвостик, дрессированная псина и личная шлюха. Всегда слушался, всегда старался угодить. Делал всё возможное, чтобы получить похвалу от любимого человека, чтобы просто услышать «спасибо». Позволял издеваться, пользоваться своим телом и пробираться в голову. Впустил неправильного человека в сердце, подарив тому возможность управлять своей жизнью, начиная от еды, которую ест, заканчивая позой, в которой его имеют. Это всё правда. От первого до последнего слова. Но, блять… как же он это любит. Любит свою слабость и никчёмность, свою податливость, любит желание и заботу, теплоту и нежность, направленные к вокалисту. Любит дарить ему себя, разрешать брать и иметь, как тому только вздумается. Обожает свои чувства, что словно душат его ежедневно на протяжении двенадцати лет, свою жизнь, которую целиком и полностью готов вручить в руки конкретного человека и ни секунды не будет сомневаться над своим решением. Юнги распирает от любви к Хосоку. Он принадлежит младшему, точно личная вещь. После их свадьбы пользование будет узаконено и увековечено. Чон будет иметь все права, чтобы указывать, доминировать, говорить, что есть, что пить, что носить, в какой позе трахаться, с кем общаться и кому что рассказывать. Согласился на всё это ещё в тот самый момент, когда переспал с ним в самый первый раз, в самый первый день их знакомства; когда впервые признавался в любви, дрожа от страха и рыдая в подушку после отказа. Да, он боится Хосока, но гораздо сильнее пугает возможность его потерять. Зависим настолько, что не протянет без него и дня. Умрёт, сломается, начнёт себя калечить, наказывать, что не смог удержать любимого рядом. У Юнги в этой жизни лишь один смысл — Хосок. — Да, — усмехнувшись, говорит гитарист. — Как послушной и верной псине. Тэхен, не ожидав такого ответа, округляет глаза и более не может произнести ни слова. Столько смотрит на него и никак не может найти того самого доброго, открытого и дружелюбного парня, с которым ему всегда было так комфортно. В этом человеке не осталось ничего от Мин Юнги, которого Ким когда-то знал. Лишь оболочка, за которой беспроглядная тьма и сплошная пустота. — Да, я жалкий, — продолжает тот, сделав шаг назад. — Слабый, тупой, ущербный, несамостоятельный. Неспособный даже просто существовать без Хосока. Не заслуживаю ни на уважение, ни на нормальное отношение. — Говорит, смотря Тэхену в глаза, но обращается явно к самому себе. — Я знаю это лучше, чем кто-либо другой. Блять, ведь я даже псевдоним для группы выбирал с этими мыслями. Скорн переводится с английского как «презрение». Ах, ну да… Он же сам говорил, что для каждого из них сценическое имя что-то да значит. — Думаешь, ты сможешь как-то меня унизить своими словами? — Весело сказал Юнги. — Никто не способен возненавидеть меня сильнее, чем я сам. Я втаптывал себя в грязь ежедневно! Обзывал себя, бился о стенку, голодал, резался, ломал пальцы, доводил себя до изнеможения, и всё ради него! — Срывается, сжимая кулаки и впиваясь короткими ногтями в ладони. — Потому что знал, что именно это ему от меня и нужно! Нужен послушный, разбитый, уничтоженный, с разодранной в клочья душой и полным отсутствием какого-либо самоуважения. Нужна тряпичная кукла, с которой можно играть во всё, что только взбредёт в голову. Нужен удобный, напуганный, выдрессированный до невозможности парень, которым Юнги согласился стать в тот самый момент, когда только увидел Хосока. — Мне наплевать на всё, помимо него. — Спокойнее продолжает, устремляя в Кима крайне враждебный взгляд. — Я бы вас всех пустил на убой, если бы он только попросил. Я бы и с собой покончил по первому же его слову. Сделаю всё и мне насрать на последствия. Он протяжно выдыхает, хватая свой пуховик со спинки кресла и быстро надевая на себя. Всем своим нутром чувствует перепуганный взгляд Тэхена, намертво прикованный к нему. — И ты не имеешь никакого права меня осуждать, потому что ты точно такой же, а бинт на руке тому доказательство. — Говорит, указав пальцем на перемотанное предплечье. — Мы оба психи, помешанные на тех, кто никогда не полюбит нас в ответ. Вот только я уезжаю с Хосоком в Америку с подачи твоего бывшего богатого ёбыря. — Выплёвывает, смотря на недоумевающего парня. — Сокджин сказал, что вы с Чонгуком просто испортите друг другу жизнь, и, смотря на тебя, я понимаю, что он был прав. — Подходит к двери и толкает её, выходя в холл. — Желаю удачно сгнить в объятиях столь нелюбимого тобой человека. Дверь захлопывается с таким грохотом, что Тэхен невольно вздрагивает, прижимая тонкие пальцы к себе. Смотрит пустыми глазами на стену, осмысливает произошедшее и сказанное старшим. Истерично хмыкает, вспомнив, что Юнги назвал Джина «бывшим богатым ёбырем», но после с неким облегчением осознаёт, что тот и в самом деле собрался отомстить, и в самом деле возненавидел. Тэхену так хочется верить, что мужчина таким образом выталкивает его из своей головы. Перечёркивает всё, что связывало их на протяжении трёх месяцев; справляется с мучительной болью, что подарил ему Тэ. Парень принимает это и не собирается как-либо противиться. Пускай мстит, пускай делает всё, чтобы уничтожить тэхенову жизнь, от которой и так остались лишь мелкие обрывки. Смирение с этим — благодарность за всё, что тот сделал, за красоту и роскошь, которой щедро делился, ни в чём не отказывая и помогая всеми возможными способами. Тэхен готов стерпеть что угодно, потому что уважает Сокджина, беспокоится за него и любит. Любит, но совсем иначе. Юнги ушёл, вывалив на него свои проблемы и переживания, что так плотно переплетаются с тэхеновыми. Они правда настолько сильно похожи, что Ким даже не может найти в себе сил злиться на него. Понимает и принимает абсолютно всё, что тот сказал. Они оба действительно одержимые психи, способные на самые низкие поступки ради любимых. Тэхен бы тоже предпочёл покончить с собой в обмен на жизнь Чимина; не противился бы смерти всего живого, только бы любимый хён оказался рядом. Красота полной луны за окном действует успокаивающе, но при этом будоражит. Её лучи аккуратно ложатся на невысокие здания вдалеке, обволакивая невероятным холодным цветом. Тэхен неотрывно смотрит на открывшийся пейзаж, потерявшись в своих мыслях. Почему столь прекрасный мир настолько жесток? Почему он не может быть хоть немножко снисходительней к людям, которые просто хотят быть счастливыми, просто хотят любить? Крепко обхватив торчащие из вен трубки, Тэ вырывает их из воткнутых в кожу катетеров, следом аккуратно доставая и сами иголки. Его не пугает брызнувшая кровь, он просто сгибает руку в локте, прижимая ранки. Подходит к окну, коротко смотря вниз, и с удивлением осознаёт, что его палата находится на первом этаже. Найдя глазами свой грязный свитер, что висит на спинке кресла рядом с непонятно откуда взявшейся здесь курткой Чонгука, Тэхен быстро одевается, шнурует свои ботинки и, рывком открыв то самое окно, выбирается наружу. Мороз моментально впивается в открытые участки кожи, вынуждая поёжится и обнять себя за плечи. Широкими шагами Ким пересекает небольшое расстояние между больницей и забором с крупной решеткой, следом перелезая его без особого труда. Оказавшись по другую сторону, оказавшись на свободе без преследующего Чонгука, Тэхен наконец может вздохнуть полной грудью. Прекрасный и жестокий мир не захотел отпускать его настолько просто, вцепившись в несчастного парня острыми когтями. Что-то держит его здесь, заставляет продолжать жить и страдать, мучаясь от малейших воспоминай счастливой жизни рядом с любимым хёном. Тэ и сам ловит себя на мысли, что ему ещё слишком рано умирать. У него есть незаконченные дела.