Genshin Impact (сборник драбблов ОЖП)

      Я вскочила на постели от звона стекла, рассыпающегося осколками по стене на пол. Спросонья вглядевшись в сумрак комнаты, я увидела Кэйю. Он стоял, полусогнувшись, будто от боли, вцепившись руками в собственные волосы. Я устало потерла глаза, отгоняя остатки сна, и вытолкнула себя из-под одеяла.       — Прости, — слабый голос донесся до меня будто издалека. Я подошла к Кэйе, ступая аккуратно, стараясь не пораниться о разбитую бутылку. Осторожно коснулась плеча — он вздрогнул, но тут же расслабился, подпуская к себе. Мои руки обхватили его обнаженное туловище, я прижалась к нему всем телом и ощутила легкую дрожь. Холодным, неприступным Кэйа был для любого, кому он не позволил узнать себя достаточно близко. Для меня он был вспыльчив и эмоционален.       — Что такое?       Я пыталась всмотреться в лицо Кэйи в темном окне, простирающемся на всю стену. Казалось, наши тела отражаются прямо на ночном звездном небосводе. Скорее всего, я уже догадывалась, что произошло — за эти годы я изучила Кэйю, как открытую книгу. От меня он не закрывался. Во всем мире, вдруг обернувшемся для него враждебным, ему нужен был хоть кто-то, перед кем не обязательно было скрывать свою сущность и свои истинные мысли. Ставшая привычной повязка на глазу ему больше не требовалась — впрочем, сомневаюсь, что от этого ему стало хоть немного легче.       Кэйа рассматривал ночную пустоту, словно пытаясь разглядеть в ней руины Мондштадта. Разумеется, это было безнадежной идеей: Мондштадт находился за сотни миль отсюда. Да и будь он ближе, вряд ли можно было увидеть то, что от него осталось.       — Не знаю, — его голос звучал абсолютно искренне, — наверное, я в очередной раз пытаюсь понять, правильно ли я поступил.       Я ласково уткнулась носом в его шею, будто сквозь запах пытаясь понять, что он чувствует на самом деле. Аромат был сладким и тяжелым. Вероятно, это пряности, которые ему обычно приносили перед купанием; в воде они пахли по-другому, и только на теле раскрывались по-настоящему.       Наверное, и я пахла так же.       — А кто должен решить, что правильно, а что нет? — я наконец нашла в себе силы отстраниться от него: казалось важным, чтобы он видел мое лицо, когда я с ним говорю. — Нет ничего правильного. Есть только выборы, которые мы делаем. И последствия, за которые мы несем ответственность.       Он взглянул на меня исподлобья, и я поежилась от холода. Не может быть, чтобы мороз, пробежавший по моей коже, исходил от него. Должно быть, это сквозняк.       — Может быть, для меня — и для всех — было бы лучше, если бы я сделал другой выбор?       Я почти не знала тех людей, которых ему пришлось потерять в Монде. Осмелюсь предположить, что он к ним привязался, прожив там столько лет.       — Теперь уже бессмысленно рассуждать об этом. Ты ничего не изменишь. Тебе придется жить дальше в зависимости от того, что у тебя есть сейчас.       Это звучало цинично и, возможно, даже грубо. Но что я знала наверняка — Кэйа не выносил эмоциональных сожалений. Ему нужна была рациональность. Им самим всегда руководил холодный разум, и в минуты слабости эмоции — это последнее, в чем он нуждался от других. Кто-то должен был вернуть его к здравому рассудку.       — Ты всегда во всем со мной соглашаешься, — он отвернулся, — это бесит.       Я закатила глаза.       — Это неправда, — бросила я, — я часто с тобой не согласна. Но я готова поддерживать любое твое решение. Не переиначивай это.       Он внимательно посмотрел на меня в попытке сообразить, как именно ему следует расценивать мои слова. Я не вмешивалась в поток его мыслей. Пусть решит сам.       Он шумно выдохнул, признавая свое поражение.       — Почему? — тихо спросил он, подходя ближе и нежно беря меня за руку. — Почему ты готова быть рядом, несмотря ни на что?       Его ледяная стена в очередной раз тлела, растекалась водой. Он знал ответ, однако хотел услышать это в сотый, тысячный, миллионный раз, вслух, когда мы оба такие уязвимые под покровом густой и удушливой ночи.       — Потому что я люблю тебя, Кэйа, — нас разделяли ничтожные миллиметры, когда я шептала это, задевая дыханием его губы, — я пойду за тобой куда угодно, даже если это будет означать смерть для нас обоих.       Поцелуй, долгий, ядовитый, соединил нас на несколько длинных минут. Для Кэйи он был долгожданным облегчением, он выпускал пар, кусая мои губы и стискивая мои руки до синяков на коже. Для меня он был очередным признанием, искренним и неподдельным.       Я знала, что для всех окружающих я была его покорной игрушкой, готовая в любой момент удовлетворить его желания. Меня не сильно беспокоило мнение других. Именно я была той, кто нашел его на развалинах Монда, сотрясающегося в рыданиях. Именно я стояла перед ним, когда он снял повязку, с которой не расставался долгие годы. Я была той, кто не клеймил его убийцей и злодеем.       Он отстранился. Его взгляд огладил мое лицо и соскользнул куда-то за меня; в отражении его зрачков я увидела осыпанное созвездиями небо. Он глубоко задумался, и я давала ему это время на размышления. В его голове был Монд, разрушающийся, рассыпающийся по кусочкам, превращающийся в бездыханное мертвое пекло. Город, дышащий жизнью и свободой, тлел в воспоминаниях обеих частей Кэйи: той, что была его верным защитником, и той, что пришла сокрушить враждебную, чужую землю.       Целую вечность он разрывался в мучительном выборе, какую сторону принять, но, сделав его, так и не обрел покоя. Теперь от него зависела судьба других людей и, помня о новообретенном долге, он не желал предать еще и их доверие. За свою пока еще не очень долгую жизнь он успел дать две клятвы, и выполнить он мог лишь одну-единственную, которая неизбежно влекла за собой невыносимую боль как для Кэйи, так и для тех, кто невольно пополнил круг его близких людей.       Его называли убийцей и злодеем — те, для кого он нарушил клятву, данную рыцарскому ордену в Мондштадте.       Он обратился спасителем для своего народа, который едва помнил, но чувствовал с ним неразрывную связь, оказавшись все-таки не в силах ее разрушить.       — Кэйа, прошло много времени, — подала я голос, возвращая его в чувство. — Я знаю, что ты никогда этого не забудешь. Но не дай своей жертве пропасть зря. Вспомни, ради чего ты боролся.       Кэйа обернулся ко мне, пронзая холодным, словно его клинок, взглядом. Мои слова подействовали на него отрезвляюще. Сейчас Кэйа был лидером, на которого возлагали надежды. И напоследок, прежде чем вернуться обратно в постель, он на пару мгновений впустил в себя каплю сожаления, отвернувшись и неопределенно прошептав в пустоту:       — Я просто надеюсь, что он выжил и спас их.       Его фраза растворилась в моей голове сонным наваждением. Я потянула его за собой, увлекая под одеяло, и Кэйа молча покорился.