Взгляд со стороны

Орсино заметил, что Мередит стала носить знак благосклонности. Это не бросалось в глаза — красный шелковый платок на шее, напоминавший кровавую рану, был искусно спрятан под доспехом и капюшоном. Орсино мельком видел его, когда Мередит поворачивала голову, ткань облегала напряженные жилы, будто целуя. Он бы никогда не заметил, если бы не увидел, как Хоук накинула этот платок Мередит на шею, будто петлю, и затянула красный шелк узлом — туго, но недостаточно туго. Недостаточно, чтобы Мередит задохнулась, чтобы ее глаза вылезли из орбит, а ненавистное лицо побагровело и распухло, чтобы она царапала ногтями неумолимые руки, выдавливающие жизнь из ее легких так же верно, как она душила волю каждого сломленного мага. Орсино наблюдал за этим сквозь луч света, пересекавший коридор между их кабинетами — его дверь была приоткрыта, ее — не затворена до конца. Мередит сияла, как и всегда — пламя факелов золотило холодный блеск ее доспеха, неприкрытые льняные волосы, круги под безумными от лириума глазами, высокую рукоять меча. Хоук была скромнее, темнее — зубы редко сверкали в улыбке, черные как смоль волосы впитывали свет камина, тяжелые полы мантии шелестели вокруг ее лодыжек тайной насмешкой. Защитница, подарившая Кругу столько тайных надежд своим упорным отступничеством, провела рукой по щеке рыцаря-командора, тронутой еле заметным румянцем. Хоук нежно проследила искусанным краем ногтя мягкий изгиб губ Мередит. Та заметно содрогнулась. В этот миг нерешительное желание Мередит казалось моложе, чем ее тело, иссеченное следами усталости и тревоги; за их появлением Орсино наблюдал с одержимостью, наслаждаясь видом того, как трясутся ее сведенные судорогой пальцы — минутный признак усталости, напряжения и прожитых лет, доказывавший, что и она точно так же была перемолота жерновами Орсино, как ее жестокость, ее бессердечие, ее железная праведность истощали его силы, сдирали с него кожу. Мередит покорно склонила голову, чтобы принять кроваво-красный шелк, внимательно прислушиваясь к тому, что Хоук нашептывала ей на ухо — к мольбам приговоренных ею к смерти Мередит никогда не была так внимательна. Пальцы Защитницы задержались на узле платка, и Мередит нежно коснулась ее запястья — рукой в латной перчатке, которой на глазах Орсино однажды размозжила голову отчаявшегося, потерявшего надежду мага о стену, оставляя следы крови и мозгов на всем, до чего дотрагивалась потом. Мередит с трепетом позволила Хоук тянуть себя за волосы, пока не выгнулась от желания, поцеловала Хоук мягкими губами, с которых на памяти Орсино слетело столько резких обвинений, сгубивших больше невинных, чем ядовитая змея. Никто не видел этого, кроме Орсино, и потом он невольно присматривался к Хоук, словно желая смести шелуху саркастичных манер и найти какой-то знак, что Мередит заставила ее гладить себя по щеке и целовать в губы, как любовницу. Ища приметы страха, Орсино не был уверен, хочет ли увидеть желание.