Одиночки

      Андрей слушал Сомова, откровенно говоря, краем уха, особенно не вникая в полуоправдывающийся тон. Ручка из канцелярского набора легко прокручивалась между пальцев, ритмично с глухим стуком опускаясь на стопку бумаг. Андрей кивал невпопад. Сегодня строить из себя злого начальника-полицейского не было ни настроения, ни сил. Сперва головомойка в управе, потом претензии от следователей, пара новых грабежей к повисшей полтора месяца назад серии, а в довершение всего – Паша Семёнов с его потрясающим даром находить неприятности на ровном месте.       Теперь придётся контактировать не только с Семенчуком, который, как назло, взял отгулы ещё на три дня, но и со следственным комитетом, и с УСБ – объяснять всем, почему майор Семёнов не смог взять преступника живым. В который раз.       Беззвучно хмыкнув в ответ на собственные мысли, Андрей оглядел собравшихся на вечерней планёрке оперов и остановил взгляд на Паше. Тот сидел в тёмном углу под зеркалом, совершенно не тронутый скудным жёлтым светом настольной лампы, и смотрел в потолок.       Несведующему могло показаться, что это очередной жадный до денег оперок, скучающий от того, что его заставляют работать.       Да вот только это был Паша Семёнов. Паша, который отсел в дальний угол исключительно, чтобы не светить лишний раз изрешеченным ссадинами лицом перед Андреем. Так и сказал ведь перед планёркой: «Да хватит на меня пялиться, как в первый раз! Иначе я отсяду. Всё – отсел, видишь?» О враче не стоило и заикаться.       Паша передёрнул плечами, выпрямляясь, и Андрей поспешил перевести взгляд на Сомова (в очередной раз раздражать Пашу не хотелось). Тот закончил отчитываться и протянул рапорт. Андрей забрал его рывком и пробежался взглядом, отметив, что почерк у Дениса с каждым документом всё хуже – кривее и мельче. Отправив рапорт к остальным документам, Андрей кивнул:       – Всё. На сегодня свободны.       Загрохотали стулья, зашуршали бумаги, поднялся Семёнов, чтобы в числе первых выскользнуть из кабинета. Андрей махнул было рукой на это, застегнул папку с бумагами, поднялся, потянулся за пальто, но в последний момент всё-таки приказал вдогонку:       – Семёнов, останься.       Вовремя. Паша замер у самой двери. Ещё с мгновение он колебался, видимо, намереваясь удрать, а потом обречённо покачал головой и привалился спиной к стене. С разных сторон посыпались смешки. Денис с молчаливым сочувствием хлопнул Пашу по плечу.       – Тебе теперь, Паш, отписываться и отписываться, – хохотнул Захаров и хотел было шутливо стукнуть Пашу кулаком, но тот увернулся.       Когда последний опер покинул кабинет, Паша хлопнул дверью и, скрестив руки на груди, обернулся к Андрею. Взгляд у него был не просто тяжёлым – убитым. Он немногословно пожал плечами и на миг скривился от боли – царапины от стекла в машине едва-едва подёрнулись тонкой корочкой. Андрей с протяжным вздохом вдавил ладони в стол.       Молчание затягивалось. Они внимательно смотрели друг на друга и ждали. Андрей ждал, что Паша наконец объяснит, почему вокруг него постоянно происходит такая ерунда. А Паша, наверное, ждал от Андрея головомойку: не мог ведь не понимать, что впереди снова нервотрёпка для них обоих.       Только язык не поворачивался прикрикнуть на Пашу. Не только потому что он всё-таки задержал преступника, не только потому что он был отличным опером, не только потому что Андрей считал Пашу другом – потому что когда ему позвонили и сказали, что на адресе, куда поехал Семёнов, произошла авария и имеется двухсотый, внутри всё разом похолодело. И ухнуло вниз, когда он увидел мрачного Пашу с окровавленным лицом рядом с разбитой машиной. Живого.       «Лучше уж за убитого преступника отписываться, чем за… Пашу», – решил Андрей и щёлкнул выключателем настольной лампы. Вверх-вниз.       Паша поморщился и решился нарушить тишину первым:       – Андрюх, может, я всё-таки пойду. Мне ещё кучу бумажек заполнять.       – Паш, ну как?.. – вопрос вышел сиплым и глуховатым.       – Ну как-как, – развёл руками Паша, – поехал проверить сведения агента. А этот тип меня срисовал – он матёрый, у него чуйка на ментов. Вот и пошёл в отрыв. А там думать уже некогда было.       – Думать ему некогда было, – передразнил Андрей; в тишине кабинета торопливые шаги до окна прозвучали неестественно звонко.       – Да, некогда. Сорвался бы – и ищи его свищи, а Россия большая – фиг найдёшь. Или тебе напомнить, сколько за ним холодных тянется?       – Не надо, – скупо отрубил Андрей, разворачиваясь на пятках; Паша действительно остановил серийника, который со своих гонораров мог адвокатов-зверей нанять, да остановил так, что тот теперь не соскочит при всём желании. – А если бы с тобой что-то случилось? Как я бы Саше всё объяснил? Юле?.. Неужели нельзя было по-другому, Паш?       – Значит, нельзя было. Скажи спасибо, что вообще без стрельбы! А за труп отпишусь как-нибудь. Не первый день родился.       – Вот именно.       – Ты за себя переживаешь, что ли? Да никто бы тебя винить не стал.       – Совсем дурак?       Скрипнув зубами, Андрей в упор уставился на Пашу. Изрезанная осколками левая сторона лица выглядела ужасно – наверняка, пару ссадин пришлось бы зашивать, не откажись Семёнов от медицинской помощи. Паша в ответ нахмурился и, сунув руки в задние карманы джинсов, неловко отвернулся. Андрей досадливо качнул головой.       В напряжённом безмолвии он прошёл к вешалке, накидывая шарф и пальто. Паша остался стоять посреди кабинета.       – Как машина?       – Отогнал в сервис. Обещали подлатать до следующей свиданки. А пока, как все, ножками.       – Давай я, может, тогда тебя домой закину.       – Не надо. – Очевидно, недоумение на лице Андрея отпечаталось слишком явно, потому что Паша поспешил обвести пальцем лицо и объяснить. – Саню не хочу пугать. Я ж вылитый Фредди Крюгер.       На дружеский смешок Паша ответить не смог. С шипением он прижал ладонь к полыхающей красными полосами щеке и заявил о своём намерении заступить на ночное дежурство сегодня или, в крайнем случае, поспать здесь в коридоре на диване. Назавтра – уверял Паша – лицо будет выглядеть поприличней, потому что на нём всё заживает, как на собаке.       Если с последним Михайлов спорить не собирался, то допустить, чтобы Паша спал в отделе никак не мог. Во-первых, спящий в коридоре опер с печально выглядящим лицом изрядно подорвал бы авторитет полиции Центрального района. А во-вторых – во-вторых, Паша был его другом. Но как-то не по-дружески было оставлять его на жёстком диване, когда у Андрея целая пустая квартира.       – Не говори ерунды, – выдохнул Андрей, дистанционно заводя машину; брелок откликнулся тоненьким перезвоном. – Здесь ты спать не будешь. Если не хочешь Саню пугать, поехали ко мне. А то ты в гости уже полгода обещался. Пора обещания исполнять.       – Андрюх…       – Давай-давай. Сто лет по-человечески не сидели. У тебя десять минут.       Паша выдавил из себя подобие улыбки и на удивление смиренно покинул кабинет. Похоже, ему самому перспектива спать на местном жёстком диванчике казалась исключительно несоблазнительной.       До дома добиралась под дешёвую попсу, изредка прерываемую речью ведущего, пожалуй, слишком громкой для сырого и мрачного октябрьского вечера. Паша отзвонился Сане, чтобы искренне соврать про дежурство и напомнить, в каком ящике в морозилке лежат пельмени. Как будто и не подставлял свою машину под удар сегодня.       Руль жарко лип к коже, а Андрей, как назло, умудрился собрать все светофоры и пешеходные. Когда из-за угла прямо перед домом вылетела девчонка с собакой, Паша негромко хохотнул и, в очередной раз скривившись от полоснувшей кожу боли, поинтересовался, имеется ли у Андрея выпить.       Выпить имелось. Кажется, в холодильнике оставалось полбутылки водки и пара бутылок светлого пива, припасённого на выходные. Впрочем – Андрей обернулся на выходящего из машины Пашу – до выходных оно теперь точно не доживёт.       Пустая и практически безжизненная квартира встретила их неестественным эхом. Андрей скинул пальто на тумбу под зеркалом и прошёл в кухню. Паша, промешкавшись, вошёл следом. К тому моменту на столешницу с дребезжащим стуком опустились бутылки пива и медицинского спирта – все из тёмного стекла. Паша первым делом потянулся за пивом, Андрей тут же поспешил отодвинуть его подальше.       – Тебе сейчас простой спирт полезней будет, – усмехнулся он, выбрасывая на стол шелестящую упаковку ваты.       – С чего это?       – Да ты правда выглядишь, как персонаж из детских ужастиков. Дал бы ты себя «Скорой» обработать по-хорошему.       – А толку? – фыркнул Паша, однако вату спиртом всё-таки смочил. – Стекла там нет, а что они с царапинами сделают – посмеются?       Слишком осторожно для обыкновенной своей резкости Паша вслепую коснулся крупной ссадины на щеке, скривился и, захватив любезно предложенную пачку пластырей, направился в ванную. Андрей хохотнул вдогонку:       – Сам-то хоть справишься? Или помочь?       – Ты, конечно, можешь считать меня безголовым, Андрюх, но безруким и безглазым я пока ещё не стал.       Другого ответа можно было и не ждать. Андрей едва удержался от замечания, что с такой тягой к риску это «пока» может оказаться ну очень коротким, и вместо очереди нравоучений, которые Паша всё равно как терпеть не мог, так и никогда не слушал, с усмешкой вскрыл пиво.       Вернулся Паша из ванной, конечно, порядком посвежевшим и уже не таким пугающим, да только всё равно что-то не давало Андрею покоя. Даже холодное пиво как будто не помогало расслабиться, а лишь обостряло тревогу, до этого смутную и туповатую.       Андрей смотрел на Пашу – мимо него – и никак не мог отделаться от ощущения ирреальности. Четыре часа назад после эсэмэски Сомова он пулей вылетел с совещания, немного не досидев до его окончания, прямиком на место происшествия. И палец всю дорогу исступлённо нажимал на контакт Паши, как назло, потерявшийся вне зоны доступа. Три часа назад он метался туда-сюда перед кабинетом следака, не в силах позволить Паше самостоятельно добираться до отдела из комитета (опять ведь найдёт неприятностей!). Два часа назад тщательно подбирал так и неозвученные упрёки. А час назад потащил Пашу к себе.       Не то чтобы не быть одному, не то чтобы поговорить с ним.       Андрей со скрежетом отодвинул бутылку и подался вперёд, пытаясь сфокусировать взгляд на Паше. А потом выдохнул, на удивление даже для самого себя хрипло и задушено, вырвал из сознания один-единственный, но такой важный вопрос:       – Паш, вот скажи мне честно: ты что – бессмертный?       Паша едва не поперхнулся.       – Ты что, пока меня не было, водкой догнался уже?       – Нет. Просто я… понять никак не могу, как же ты умудряешься раз за разом в такие передряги попадать? Нормальный человек давно или рапорт бы исполнил, или грохнули бы его. Или посадили. А с тобой только успевай отписываться!       Обречённо отставив бутылку, Паша тоже подался вперёд. Его вмиг остекленевший взгляд не сулил ничего хорошего, и Андрей осёкся: сам не заметил, как оседлал любимого конька. Но остановиться казалось уже невозможным. Трезвому-то было непросто понять и принять это Пашино полувезение, а очищенное лёгким алкоголем сознание так и вовсе выпускало все сомнения на волю.       – Так ты всё-таки за бюрократию переживаешь, – расплылся в разочарованной улыбочке Паша. – Но вот что мне сделать, если такой у меня оперской фарт? Не я вернулся – меня вернули. Тебе напомнить, кто? Ладно. Успокойся: я постараюсь не доставлять вам с Сергеем Борисовичем проблем.       – Ты дурак? Да плевать мне на эти бумажки. Не в них ведь дело. Вот ты можешь представить, что будет, если тебя не станет?       Андрей залпом опрокинул в себя остатки пива и покосился в сторону холодильника, где в глубине соблазнительно пряталась водка. Паша, как-то растерянно повертев в руках пустую бутылку, пожал плечами.       – Вот и я не представляю, – неуклюжее признание разорвало пересохшее горло, зато немедленно стало легче дышать, как будто этот день разом скатился с плеч.       Паша негромко и совершенно невесело рассмеялся:       – Коне-ечно, кто ж вам ловить бандитов будет. И за весь отдел в УСБ гонять.       – Не смешно, – скривился Андрей, впрочем, уголок губ всё же дрогнул в предательской усмешке.       Ладонь Паши с громким шлепком опустилась на его плечо. Андрей даже не дёрнулся, хотя кожа вспыхнула множеством уколов. Паша улыбнулся:       – Я тебе обещаю, Андрюх. Со мной ничего не случится.       И этой грустной улыбке и уставшему взгляду отчего-то до отчаяния хотелось верить.