Фауст Эдема

      Ю Чону никогда не выделялся в школе или университете. Он был обычным парнем, у которого на уме умещались темы для курсовых и новый музыкальный альбом Фрэнка Оушена, а в Макдональдсе тот проводил времени больше, чем в самих учебных заведениях. Однако, это не мешало ему занимать золотую середину, не ввязываясь в конкуренцию, но и не утопая на незыблимом дне, и кажется, его это вполне устраивало. Это была золотая пора его жизни, когда можно было коротать ночи за чтением Кафки, пропитанного сюрреализмом, и не думать о завтрашнем дне.       Но он уже давно закончил школу и университет, эдак лет пять тому назад. И вроде бы, свободная жизнь, не скованная цепями семьи, учебы, контроля наконец настала. Он ведь всегда мечтал о том дне, когда его ничто не будет обременять, дышать станет легче, будто кислород насыщен какими-то специфическими душистыми ароматами, что от каждого вдоха легкие наполняются силой и мотивацией, но ничего из этого не настало...       Он понял, что если тебя не опутывают кольца цепей родительского контроля, или учебные прутья, то им на смену придут новые. Перед каждым оброненным словом на работе приходится думать заранее, стирать зрение, уставившись в синий экран рабочего стола до изнеможения, попутно следя за процессом и набирая что-то по клавиатуре, терпеть прожигающий взгляд в свой профиль от гадкого коллеги, который под нос шепчет тебе "милые" проклятья, а кислород становится настолько душным и невыносимым, что твои легкие буквально прожигают изнутри от гнева, что все не так, как должно быть, и лишний вдох причиняет немыслимые мучения. Долгожданный отдых в постели заканчивается настолько быстро, что ты едва касаешься головой о перину, а финансовых средств от этой ненавистной работы, где ты словно статуя - каменеешь в скрюченном состоянии над столом, хватает только на покрытие счетов твоей ничтожной квартиры, в которую даже свою любимую девушку стыдно привести. И так ты коротаешь день и ночь на работе запертым в закрытом пространстве, подобным карцеру, позже доедая безвкусную, пресную еду, сравнимую с разжеванными водорослями, в полном одиночестве и тоске. Нет моральных сил даже представлять с закрытыми глазами, что скоро все изменится и он купит ту самую роскошную квартиру в центре беспощадного Сеула, за углом будет любимая кофейня, где каждая кружка горячего равна стоимости зарплаты обычного рабочего, а Джиын будет одета в самое дорогое платье, украшенным красивым ювелирным изделием, как подарок на вашу долгожданную свадьбу.       Но этому не суждено быть. Чону раб, он вышел из под корки бесцветного пролетариата. Его мать обычная продавщица на рынке, родной брат вовсе психически болен, а своего отца он даже не помнит, и никогда не знал. Чону родился рабом, он вынужден работать по найму, на тривиальной, ненавистной работе, к которой у него даже не лежит душа, за какие-то пары грошей. Неудачник он или раб, дело относительное, а вот если противопоставить так: страдалец или выживший, дело времени.       Чону порой задается вопросом: что с ним не так, раз судьба не соблаговолила ему? За что она мстит, ежедневно посылая различные проблемы, которые скапливаются, запутываются в один большой клубок у него в мозгу, последствия которых сказываются физически и материально. Он ведь далеко не плохой человек: конечно не святой, у него есть уйма хороших качеств! Он красноречив, даже пробует писать книгу, сюжет которой пока на стадии разработки. Обладает не столь заурядным умом, что не раз спасало его от скуки этого мира и одиночества, неоднократно ему твердили что мыслит неординарно, как будто бы в другом направлении. Все при нем, так почему же, почему ничего не выходит?! Как бы он ни старался, сколько бы сил не превозмогал, истощал себя до второго дыхания, чтобы пробить "стеклянный потолок". И все впустую...       Джиын так и игнорирует его при любом удобном случае, Джэ-хо все так-же унижает и неуместно оскорбляет, возможно сам того не осознавая, но это не делает ситуацию лучше. Бён-мин, его "наставник", буравит взглядом исподлобья, когда Енджун произносит комплименты по поводу его внешности, а тет-а-тет бранит всеми словами за плохо сделанную работу, на которую этот идиот отказывался даже взглядом окинуть. Иногда он чувствует, что получает долю презрительных взглядом за то, что все это он терпит. Сносит и все оскорбления в свой адрес, выходки Джэ-Хо, от которого за версту тянет попойкой, избегание Чжиын. И эту злосчастную квартиру, с тусклым мигающим светом и кислым воздухом.       А может так ему и надо? Он действительно бесхребетный, плаксивый, слабодушный парень. Если бы было по-другому, он бы не нес такой крест. Ведь он и в правду мог высказать все что он думает о всех людях, что его окружают, поступить так, как он хотел бы поступить. Но, откровенно говоря, он бесхарактерный слизняк. Ему не хватает того, что могло бы придать сил, воодушевить его. На такое, порой, не способна ни одна муза. Именно по этой причине Чону сидит в заброшенном здании, когда-то называвшимся "общежитием", подобно побитой дворняге спрятавшейся в конуру, с бутылкой недопитого со вчерашнего дня соджу в одной руке.       Здесь, на четвертом этаже здания, где практически никто не живет, за исключением дворовых кошек, которые иногда чудным образом забредают внутрь греясь у окон, парень молча проглатывает всю накопившуюся обиду. Так и не понятно на кого больше он гневается: на алчную судьбу-мерзавку, или же на такого никчемного себя? А может и все вместе.       Тут довольно уютно, если не учитывать что весь этаж сохранил уродливый облик после пожара общежития, будто бы впитав в себя те воспоминания, ощущения, словно сам миг отчаянья и ужаса был запечатлен в одно мгновение - здесь. Обугленный каркас старого фундамента чуть треснут, красивыми полосами расходясь по стенам, словно ветви старого дуба. Некоторые деревянные крепления уже сломались, обломки которых покоятся на полу рядом с Чону, а некоторые изогнулись от скопившейся влаги и сырости, готовые тотчас же рухнуть о земь, присоединившись рядом со своими братьями. Многое что из обихода дома было съедено пожаром, но некоторые предметы остались на своих местах, например дверь в эту комнату, чуть свисая с петель готовая вот-вот сорваться, или древесный старый шкаф, покрытый плотными слоями пыли, где покоились книги. В углах висела паутина, но все это не имело значения для него. Казалось, что такое потрепанное, еле-живое, ветхое здание, как родного приняла в свои объятия такое ничтожество, как Чон У. - А может покончить с этим раз и навсегда? У меня тут ничего не получится, а ехать обратно к матери, ничего не добившись... - в пустоту прошептал Чон У. Иногда он приходил сюда, в это окутанное мраком место, чтобы поделиться своими кошмарами, мучившими его грешную душу. Такому одиночке было по душе тихое, абсолютно не живое место. Его мольбы и плач здесь не услышит ни одна живая душа, а стены в ответ тихо проскрипят, убаюкивая своим молчаньем. В этой тишине было нечто и зловещее. Городской гомон и людская речь не постигала этого места, хотя так называемый Эдем был прямо напротив жилого района, аккуратно обособившись от остальных. - Если я умру тут, будет даже легче. Никто меня не найдет, не будет ненужных слез и речей. Я не хочу вызывать жалость у людей, а похороны - это одна сплошная фальшь и сострадание. Да и страдать по мне будут наверняка не долго, - в этом Чону был уверен, как древние греки верили оракулам. Незаменимых не бывает: его девушка найдет счастье с другим, Джэ-Хо примет нового сотрудника, а Енджун переключит внимание на другого. - Я не исключение, и никогда им не был.       Когда его посещали такие мысли, полные отчаяния и боли, хотелось попросту забыться. Бутылка уже начала действовать, судя по едва осязаемым ощущениям парня: ему казалось что за ним следят. Такой пристальный взгляд не пугал, он не был похож на то, как хищник следит за своей жертвой, а сравнимый с тем, как наблюдают за подопытным кроликом в лаборатории, или недавно подобранную вещицу. Такие ощущения всюду преследовали парня, стоило ему появится в этом загадочном месте. Впрочем, Чон У все это списывал на пьяный бред или недосыпание.       Если бы под рукой был нож или другое острое орудие, Чон У бы попросту не смог перерезать себе вены или артерию - он слишком боится. Боится не того, как умрет, а того что будет после. Чону совершал ошибки, но и не был последней сволочью, на самом деле он из-за всех сил старался быть славным парнем,и у него это получалось. Жаль, что за такие старания он оплачивал такой платой: один, сидя в давно забытом сожженном здании, на другом конце Сеула. Он не заслуживает Ада, но и в Рай точно не попадет, потому и не решается. Жизнь дает тебе иллюзию, и даже здесь он промахнулся. Однако, скручивающиеся размышления плавно переходили в легкий пьяный бред, а потому Чону, вспомнив, что у него завтра также намечен рабочий день, медленно встает с холодного скрипучего пола. Невольно поморщившись от экрана телефона, который служил единственным источником освещения, парень взглянул на время: уже была полночь, учитывая, что время было зимнее, леденящий холод обжигал окоченевшие руки, пробираясь под куртку.       Чон У невольно вспомнил давнюю речь чудаковатой старушки, живущей на другом конце улицы: в самую первую поездку сюда, когда юный провинциал только обустраивался в Сеуле, выискивая подходящее жилье, он спросил про заброшенное здание застывшее над улицей, словно отпугивая остальные дома поблизости. Здание и в правду не вписывалось в скромный район. Женщина пробормотала, что место небезопасное, люди забредшие туда - не находят пути обратно, боязливо поглядывая на темное жилище. Позже заинтересовавшись этим, парень нашел весьма странную информацию, как оказалось, Эдем был построен еще в период Чосон, тогда исполняющий роль пансионата, так что здание можно было назвать реликвией, удивительно дожившей до наших дней. Неизвестно сколько просуществовал "дом сирот", однако все закончилось весьма плачевно - здание пожрало пламя, унесшее с собой и всех жильцов: детей и воспитателей. Не известно почему постройку еще не снесли, хотя вход был твердо запечатан железной дверью. Поговаривают, что местные жители планировали снести Эдем, даже писали письмо в резиденцию города, но ответа не последовало. В общем, в принципе само здание никого не трогает, пусть и жутко выглядит, потому и все смирились. Чону также находил еще сайт на тему касательно заброшки, но получил только несколько комментариев о трупах гниющих кошек не подалеку от него.       Чону, согласно логике любого рационально мыслящего человека, должно быть страшно, но напиток делал свое дело, и Чону больше волновал сон, нежели жуткая и скорбная история жилья. Проблема заключалась в том, что Чону все еще соображал, а потому понимал, что он засиделся со своим нытьем тут до поздней холодной ночи, транспорт до поздна здесь не ходит, а звонить Джэ-Хо, чтобы забрал отсюда, после выслушивая нотации о том как жить лучше и "нытье - это удел слабых", или " Чону насколько низко ты можешь пасть?!", себе же дороже.       Но парня потрясывало от длительного прибывания в холодном помещении, а значит нужно было что-то придумать. Осматривая широкую комнату вокруг, периферийным зрением Чону заметил притаившийся темный силуэт в проеме двери. Однако, стоило парню тут же взглянуть на то место, как силуэт исчез. Мысль о том, что кто-то действительно стоял там, просто наблюдая все это время, насторожила Чону. - Твою мать... - невольно вырвалось с губ, а кончики пальцев задрожали. Чону хочет думать что от холода.       Нужно поразмыслить: бежать ему некуда, на улице он точно замерзнет от собачьей температуры холода. Внутри не лучше, но хотя бы теплее и безопаснее. Да и до работы он может доехать с утра, без внеплановых пробок и заторов. Но, если этот "кто-то" не его пьяный бред, а действительно какой-то отморозок, простоявший в полном мраке, глядя на него - действительно есть, то Чону готов встретить ублюдка. Он вполне вероятно потеряет работу из-за плохой успеваемости и невыполнения задач в срок, он лишится "чести" в материальном, убогом мире. Ведь работа - это обязательство во взрослом мире, а он еле как получил рабочее место в столице, и то благодаря Джэ-Хо. - Черт с тобой... - Чону слишком клонило в сон, горючее ударило в голову, плавно расходясь по нейронам и крови, взбудораживая его ускользающее подсознание. Наверняка завтра у него заболит голова. Но думать об этом не было времени, он решил переждать здесь, отдаваясь забвению сна, клочками зрения замечая легкое движение чего-то в углу.

***

      Проснулся Чону от пронзительного взгляда в затылок. Знаете, такое бывает, когда ты лежа в комфортной постели, в безопасности, чувствуешь какое-то неудобство, внешнее. Гораздо страшнее осознать, что на тебя кто-то смотрел пока ты находился во сне, ведь это единственное состояние человека, когда он полностью беззащитен. Беззащитность человека вводит того в страх. Именно это так ярко, живо выйдя из полудремы, почувствовал провинциал. Чону резко развернулся, и то, что он увидел его сбило с толку и напугало одновременно. Напугало скорее от неожиданности. - Доброй ночи, я полагаю? - высокий мужчина, габаритного телосложения предстал перед ним. Его светлая кожа, при лунном свете просачивающимся из окна, казалось мертвецки бледной, цвета слоновой кости, не хватало только трупных пятен для образа (может он болен чем-то?). Красиво уложенные волосы смольного цвета, ярко выделяющиеся контрастом на фоне кожи, передние пряди, которых обрамляли лицо, чуть спускаясь на глаза. Его аккуратные черты лица, идеальный прямой нос и впалые глаза свидетельствовали о хорошей внешней родословной. Мужчина был писанный красавец, каких невозможно описать односложными словами. Периорбитальные морщины* указывали на явно немолодой возраст, ему казалось было около сорока лет, и ни одного изъяна на лице, даже маленького рубца. Кажется, он настроен дружелюбно. Брови мужчины слегка приподнялись, ожидая последующую реакцию. Что-ж, это гораздо приятнее видеть, чем заморенного алкаша или превознемогая свой скептицизм, мистику. - Вы... Что вы тут делаете?! - на удивление, голос Чону прошелестел достаточно глухо. Обычно сюда никто не осмеливался забродить.       Красивый мужчина никак не отреагировал, приближаясь ближе к молодому парню. Теперь Чону мог видеть его во весь взор, поражаясь тому, как такой человек мог забрести, по допустимой случайности, сюда из всех мест. Он одет в дорогой костюм, на руке блестящие часики, а на одежде ни одной ворсинки. Чону насторожился. - Уверяю вас, вам не о чем беспокоиться. Я наблюдал за вами некоторое время. Думал, как бы подойти, не пугая. Вы были в ужасном состоянии, я хотел оказать помощь, - бархатный голос мужчины звучал, словно мед, тягуче и ласково, растекаясь по слогам, и отталкиваясь от дряблых стен. Он абсолютно не вписывался посреди этого уродливого места своей изысканной и редкой красотой. - Эм, да... Я, обычно, когда у меня случается завал на работе - я прихожу сюда и выплескиваю это... так. В моем общежитии стены тонкие. Извините, - неловко опустил голову Чону, виновато звуча. Однако, он сразу же стал решительнее спрашивая: - А что Вы тут делаете? И как долго наблюдаете за мной?       Мужчина поднял руки в примеримом жесте, хитрая ухмылка украсила его лицо: - Моя вина. Вы так мило спали, я не хотел мешать, - ехидно прозвучав, мужчина вновь взглянул в глаза парню, не намереваясь уходить или прерывать зрительный контакт. Чону было неловко.       Чтобы вырваться из чарующих темных глаз, парень перевел взгляд на часы. Стрелки показывали три часа ночи. Отлично, он не успел нормально выспаться, а через три часа ему снова на работу. - Вы тут часто бываете? - неловко откашлял Чону, заполняя смущающую тишину. Незнакомец откровенно пожирал его взглядом, ни на миг не моргая, с ехидной улыбкой на лице. Замер, как застывает ягуар, перед тем, как напасть на антилопу. В нем действительно было что-то от семейства кошачьих. - Я вас здесь раньше не видел... - "Он до сих пор не ответил на мой вопрос кто он." - мельком пронеслось в голове.       Мужчина промолчал еще минуту, наслаждаясь их гляделками. Он внезапно близко приблизился к Чону, присаживаясь к нему, не взирая на пыль и грязь на полу, которая наверняка очень дорого обойдется его костюму. Чону казалось, что его вообще ничего не волновало. Он выглядел отрешенно и меланхолично, однако стоило их взглядам соприкоснуться, как мертвецки бледный незнакомец оживал из своего кататонического состояния. - Да, я здесь довольно часто. Эти стены мне как родные. От их вида навевают воспоминания, ничего не могу поделать. - "Он что, жил здесь?!" - еще больше вопросов возникают в голове парня, мозг похоже начинает работать, а похмелья как рукой сняло. В обычной ситуации он бы расслабился, но этот мужчина... В нем было что-то такое, что на подсознательном уровне отпугивало Чону. Его неживая мимика или абсолютная странность до мозга костей, он даже двигался странно! А глаза и вовсе не моргали, лишь иногда хлопая ресницами, скорее для имитации, нежели действительной нужде. Хотя, может Чону надумывает. Он выглядит презентабельно, единственной странностью кажется его нахождение тут, но ведь он объяснил свою причину. Так почему от него Чону все равно бросает в дрожь. - Мне довольно одиноко, не составите компанию, раз уж я вас побеспокоил? - тон мужчины ничуть не казался виноватым.       Чону бы ужасно расстроился из-за прерванного сна, будь это его комната. Однако, данная собственность не принадлежит никому, потому свое раздражение парень засунул куда подальше. - Не желаете сигарету? - брюнет вынул из грудного кармана белую пачку, предлагая присоединиться парню. Чону отрицательно помотал головой, мысленно проклиная свою идиотскую мысль забрести сюда ночью. - Нет? Как хотите. Я часто курю, это вошло в дурную привычку. Фильтр так расслабляет, а дым затмевает глаза. Вы любите запах никотина? Мне он нравится.       Парень облокотился о стенку, мысленно пытаясь расслабить свое напряженное тело. - Читаете? - незнакомец прикусил сигарету во рту, не поднося огонек к фильтру. Он кивнул головой на лежащий неподалеку портфель Чону. Из края сумки выглядывала половина книги, которую он недавно читал на днях. Он писал свою книгу, а как любому писателю, ему необходимо было ежедневно пополнять словарный запас и язык. Не всегда для этого находилось время, но он мог прочитать пару страниц на заднем сидении автобуса или на станции в метро. -Да, это мое хобби, если можно так назвать. - Наверное, вы еще и пишете? - предположил незнакомец. - Как вы догадались? - брови Чону поднялись от изумления. - Обычно люди, занимающиеся чтением достаточно начитанные, а по вашему построению речи и дикции понятно что вы как грамотен, так и красноречив - это просто.       Уголки губ Чону невольно поднялись вверх. А этот мужчина неплох. - Да, вы правы. Вы очень наблюдательны. - Трудно не заметить хороший материал, среди кучи пластмасса, - довольно странно высказался незнакомец. Обычно, такая слащавая похвала могла бы насторожить Чону, уведомляя о не искренних намерений. Но будучи не так давно вырванным из плена Морфея, Чону зарделся от такого лестного отзыва. Если целью этого мужчины было внутреннее раскрепощение от скованности, то это действительно сработало: Чону неожиданно захотелось продолжить разговор, тем дальше забредет тема, тем дольше желалось поговорить. -Я пишу, когда отдыхаю. Она очень... пугающая, может быть отталкивающей для вас. Это в жанре криминальной литературы.       Глаза Чону внезапно заблестели от проснувшегося интереса: в темных угольках загорелся тоненький, но достаточно яркий лучик света, вполне вероятно отображая свет луны сквозь окна. Это не осталось незамеченным незнакомцем, как и все что происходило внутри самого парня. От его пронзительных темных глаз, которые в темноте и вовсе затмевали белки,создавалось жуткое, нечеловеческое присутствие в этом человеке. Чону списывал это на похмелье. - Нет-нет, что вы. Мне нравится криминальная литература, должен признаться не вы один грешите страстью к делам темным. Мне нравится Рэймонд Чандлер, - сладостно произнес незнакомец, словно, объединяя их мысли.       Чону удивленно вскинул брови: - Правда? Я тоже очень люблю этого автора. Какое ваше любимое произведение? Мне лично нравится "Высокое окно". - Мне доводилось читать его, но это было так давно, уже и не вспомню. В таком случае, я намерен снова прочитать роман, освежить память. - Тогда я могу отдать вам эту книгу, - Чону потянулся к ремешку сумки, выудив ту самую книгу, о который собственно и шла речь: в тривиальном, белом переплете, опухшей от некоторого количества страниц, в середине которых виднелся язычок закладки. - Я все равно в ней больше не нуждаюсь, прочитал еще во времена учебы в школе.       Мягкая книжка перешла в руки незнакомца. При подразумеваемым действии, Чону старался не соприкасаться пальцами с человеком. Однако, легкое касание ладоней так или иначе произошло, отчего парень вздрогнул. Холодная, сухая кожа на фоне мягкой и объемной книги создала неповторимый контраст. - Вы лжете, - тихо произнес мужчина, теперь уже окончательно оторвав от парня взгляд, занимаясь рассматриванием новоиспеченного презента. - Что? - Вы сказали, что для вас она более не имеет потребности, но все же книгу вы носили с собой долгое время. Вы ее давно прочитали, значит знали сюжет. Чем же вам она была так угодна? - заинтересованно спросил мужчина. Он элегантно вытянул шею на бок, вербально демонстрируя свой интерес. - Ах, да... - Чону неловко засмеялся, рука автоматически потянулась к затылку, прежде чем он это осознал. - Просто это дело привычки. Иногда я беру любимый предмет из дома в новую обстановку. Он помогает мне ментально оставаться там. Своеобразный жест привязанности к дому. Но у меня полно других вещей оттуда, потому можете забирать. Я буду только рад. - Вот как. Благодарю за подарок, я обязательно прочту это позже. Тогда, выходит и я должен предложить вам что-то? - Нет, вовсе не стоит, - Чону сложил руки крестом, покачивая головой из стороны в сторону. Однако, напротив протеста Чону, незнакомец все же решил по-своему, вставая с холодного пола. - Что, если я могу вам предложить нечто большее, чем материальный предмет? Знаю, звучит дико, на первый взгляд, - мужчина мечтательно устремил глаза к потолку, а затем, словно сокол, метнул глаза к парню, сокрушая его своей, внезапно появившейся, величавостью. В один момент его хладный облик под петляющим светом небесного тела сформировался в мраморную статую, которой место не среди потертых стен, а в самом Версале. - Но уверяю вас, от такого предложения еще никто не отказывался, - заверил мужчина, интонацией самоуверенного промоутера, накрепко убеждающего заключить договор.       Чону уже хотел было встать с пола, и убедится в трезвости самого мужчины: однако, на его удивление, тот выглядел чересчур адекватным для такого рода умозаключений - как тут же по звуку щелчка из длинных пальцев мужчины, в ближестоящим зачахлом камине зажегся теплый огонь. Наконец, свет окрасил половину комнаты, придавая улыбающемуся незнакомцу жуткий оскал. Мыслительный процесс Чону на миг прекратился, в попытках осознать что сейчас произошло. - Кажется, это подходящий момент для представления. Меня зовут Со Мунджо, хотя я обрел достаточно имен за все существование. - Теперь голос незнакомца, будто бы обрел новые краски, пульсируя в мозгу парня, создавая ощущение, что голос звенел у него в голове, а не исходил из уст, ныне представленного как Мунджо. Впрочем, возможно это еще один трюк мужчины. Глаза Чону были прикованы к старому камину, теперь уютно располагавшему к беседе. Огонь действительно был настоящим, не возможной иллюзией протрезвевшего мозга, пестря алыми обрывками на желтом огне. - Что за чертовщина... - наконец подал голос, побледневший Чону.       На фон контраста теплого и холодных цветов, Мунджо будто бы раскололся: он величественно стоял напротив парня, таким образом, что свет из окна падал ему на левую сторону лица, когда вторую пожирал объятием свет из камина. Краски смешались всюду, по всей комнате, хотя камин был не масштабного размера и радиус освещения достигал половины комнаты, но этого было достаточно, чтобы создать полноценную визуальную картину. Мунджо однако, будто бы не вписывался в эту полярность: он все так же оставался бледен, а темный костюм словно отторгал краски природы, не меняя свой изначальный цвет. Казалось, свет вовсе не согревает Мунджо, обходя его своими теплыми объятиями, игнорируя его существование как объекта. Сама комната не принимала Мунджо, по крайней мере так думал Чону. Или, вполне вероятно, что сам Мунджо не принимал эту комнату. -Не волнуйся, Чону. Такие, как ты всегда реагируют спешно, однако волноваться тут не к чему, - меланхолично продолжил Мунджо, так и не расслабив осанки.       Чону одарил говорившего невменяемым взглядом, какой бросают пациенты на лечащих врачей после невообразимого душевного потрясения, и сию минуту рванул из комнаты, устремляясь прочь от сюрреалистичности происходящего, и того сумасшедшего, кем бы он себя не называл, мужчины в деловом костюме.       Чону не исключал наличия возможности что его схватят за воротник рубашки, когда он пробежит мимо Мунджо, костлявой пятерней. Однако, периферийным зрением оглядывая мужчину, тот заметил, что Мунджо гнаться вдогонку особо и не спешит, снисходительно оставаясь на ровно том же месте. - Ну и черт с ним, - пронеслось в голове парня, когда тот свернул в сторону коридора, который согласно его памяти, должен привести к выходу. Стремясь прочь сквозь брошенные стулья, старые тумбы и перевернутые комоды, Чону несколько раз спотыкался о криво выглядывающих в полу гвоздях, при попытке оглянуться, опасаясь быть пойманным.       Но, похоже, у его судьбы был один конец и предстал он перед ним прямо сейчас: вместо ожидаемой комнаты и двери, тот наткнулся в совершенно другую часть здания, которая вела в ромбовидное помещение, без окон и дверей. Стены были увешаны одними картинами живописи, преимущественная часть которых обгорела,а другая была сорвана с креплений, будто кто-то пытался их выцарапать оттуда. В самом центре комнаты взор устилал громоздкий камин, который видимо, предусмотрен для отопления всего крыла по поместью. От наличия огня в затхлом и давно не используемом камине заброшенного поместья, который точно насмехаясь над ним ярко приветствовал вошедшего, красочно танцуя в глиняном сооружении, у Чону застучало сердце, задавая ритм для лихорадочного барабанщика из рок-банды.       Дверь со стуком закрылась за ним, стоило ему осмелиться войти, как стук внутри Чону отдавал у него в ушах. Трусливый и мерзкий страх расползался по всему телу, удобно устраиваясь в кончиках рук и ног, покалывая конечности и просверлив язву в ребрах. Мысли не хотели возникать в голове, они создавали ватную волокиту, а глотательный процесс затруднился, что ощущение можно сравнить с глотанием цельных зерен: Чону зажмурил глаза, при попытке прийти в себя и набраться храбрости, чтобы оглянутся. Оглушающая тишина накрыла лавиной, обволакивая рассудок в пучину мерзкого страха и ожидания.       Чону вжался в самый дальний конец комнаты, ожидая дальнейшего хода событий, что самое омерзительно страшное для боящегося человека - ожидание причины своего страха.       Внезапный тихий смех прорезал тишину, обложив со всех сторон, сокрушая волнение парня. Его нашли. Более того, место, будто само привело его к источнику его страха. Чону открыл глаза, ожидая всего худшего и лучшего, однако ничего шокирующего не случилось: в комнате напротив него действительно стоял Мунджо, но без дьявольских обличий или видоизмененных форм. Он, как ни в чем не бывало, одарил его снисходительным взглядом, будто это случалось сотню раз, медленно сокращая между ними расстояние. Воздух постепенно становился тяжелее, с каждым раздавающимся шагом Мунджо, который откликался всюду, и заполнял пространство. - Не стоило убегать, я же говорил, что волноваться тут не к чему. Я не люблю повторяться, Чону, - строго высказался мужчина, вновь представ перед сжавшимся и бледнеющим как моль, Чону. - В любом случае, почему бы нам не присесть? - Мунджо кивком головы указал в сторону от них, где расположился дубового цвета стол, с двумя принадлежащими креслами, с богатой зеленой обшивкой, в исключительно английском стиле. Но, когда Чону вбегал в комнату, его здесь не было, это он отчетливо помнил. Вся мебель в здании была полуразрушена и ветха, от одного дуновения казалось грозит разлететься в щепки. - Прошу, присаживайся. Я предполагаю, что разговор будет не из коротких, не то, чтобы я против, -Мунджо уже примостился за столом, удобно устраиваясь в кресле и указывая на противостоящее рядом Чону. Люди не вытворяют подобных трюков: они не зажигают огонь по щелчку пальцев, не перемещаются так быстро и внезапно, не изменяют положение строения здания, и уж тем более не создают стол и кресла из абсолютного воздуха в рукаве. - К-кто т-ты? - дрожащим языком отозвался Чону, набрав в грудь больше воздуха, чем нужно. Его легкие старались дышать незаметнее и тише, опасаясь быть замеченным этим человеком, хотя понятие человек тут было отнюдь не близкое Мунджо. - Присаживайся, Чону. Деловые разговоры не ведут на ногах, - холодно ответил бледный мужчина. Он что-то вытаскивал из шкафчика стола, и только, когда Чону решился подойти ближе, заметил что этим "что-то" была обычная фарфоровая кружка, когда Чону осмелился сесть перед ним, Мунджо поставил кружку перед ним. - Хочешь чего нибудь? В горле не пересохло после бега? Я все-таки понимаю твой стресс, ситуация не из лучших скажем прям: ты потерпел неудачу на работе, и тут свершилось нечто, что изнурило в край. Выпей, и полегчает, - Мунджо провел пальцами по краям чашки круговым движением, застилая ее своей ладонью в процессе, а когда убрал руку - в чашке действительно оказался горячий чай.       Чону в неверии взглянул на чашку и вновь убедился в том, что это видит не он один, однако пить это не собирался - не от руки самозванца. - Ну, как знаешь, - произнес Мунджо, облокотившись в кресле. - Итак, во избежании каких-либо недоразумений, я продолжу. Все эти трюки были сделаны не ради попытки тебя напугать, Чону, а ради того, чтобы ты создал правильное впечатление обо мне. Теперь ты понимаешь, что я не просто человек в костюме, который появился из ниоткуда, хотя последнее практически можно отнести к правде, но не суть. Я долгое время наблюдал за тобой, томившись в стенах этого громоздкого здания. Оценивая и подмечая про себя, я изучал тебя. Должен признаться здесь редко бывают посетители, и еще реже такие удивительные экземпляры, как ты. Я понимаю твой страх. все эти удивительные вещи происходят прямо перед твоими глазами, а ты даже не можешь это логически объяснить, но поверь, есть вещи, которые ты даже представить не можешь.       От красивых, смоленных кутикул ниспадающих на глаза брюнета, отображались блики теплых лучей исходящих из дальнего конца комнаты. В связи с игрой света в комнате, находясь в окутывающем их полумраке, на глаза Мунджо падала тень. Он выглядел, как прообраз главного злодея из тех жутких ужастиков что он видел, вдобавок его трупной бледности.       Чону наконец осмелился вымолвить слово, своим полу-дрожащим голосом: - Ты... демон? - Что-то вроде того. Демон, дьявол, бес, черт - все эти визитные имена для таких, как я, служащие клеймом по наши головы. Я кто угодно и никто одновременно, я существую меж трансцендентным пространством, и реальностью, однако полностью меня нет ни в одном из миров. Интересно, правда? Полагаю, я ответил на твой вопрос, - тварь, называвшая себя Мунджо, имитировала человеческую мимику передавая каждую унцию, однако все же бездушные, отстраненные глаза впивались в каждую частицу испуганной души парня. Сам мужчина вальяжно занял кресло, его силуэт выражал уверенность и меланхоличность, что в купе разнилось с положением Чону: зажатое туловище, и кончики пальцев сжимали ткань кресел, выдавая внутренний стресс. - Итак, если у тебя нет еще пары вопросов, я перейду сразу к деловой части сделки: я предлагаю тебе контракт, звучит конечно в корпоративно-юридической манере, но не суть. Ты и я составляем контракт, согласно которому ты имеешь право загадывать любые желания, которые я обязуюсь исполнить. То, какими методами будет исполнено пожелание - моя воля. Ты же не ограничен количеством просьб, до уготовленного срока. Время срока назначаю я, и взамен я забираю твою душу - таков уговор, - холодно изрек демон.       Интересно, сколько раз он это повторял, как мантру?       У Чону будто пропал дар речи, мозги превратились в сплошное пюре, сердце стучало с таким звуком, что отдавало в висках. Фактически, ему было страшно находится с сущностью, выдавший точь в точь человеческий голос, за исключением, что он отдавал приятным низким баритоном, но человеческий интерес, который поспособствовал человеческой гибели и изгнания с небес, постепенно брал в его туше вверх. Чону взвешивал все за и против, но гипнотизирующие обсидиановые глаза напротив отвлекали своим напористым взглядом. - Только подумай, Чону. Ты тратишь время на, прошу прощенья, паршивой работе, которая тебе не нравится. Ты - прирожденный писатель, сидеть среди серой массы и выполнять рутинную, канцелярскую работу тебе не к чему. Ты - редкий алмаз, среди кучи стекла! Рожденный творить, создавать, ввести - не должен помыкаться перед еле соображающими собратьями, памятью придают отнюдь не трудящихся, - внезапно, глаза Мунджо смягчаются, нижние веки чуть приподымаются в щемящей нежности. - Мне нравится ход твоих мыслей, твой голос, твои идеи, и мне безумно жаль, что в капиталистическом мире тебя пожирают. - Но это... - Чону опустил голову, чтобы подобрать слова. Было ожидаемо, что демон будет настаивать на заключении сделки, но на вряд-ли в их обязательства входят взгляды безнадежного романтика, в сочетании со скупым на эмоции лицо. - Но, это честная игра. Я не хочу перетасовывать карты, когда жизнь еще не закончилась, и откуда нам знать? Возможно, завтра я займу место Хена. Нельзя оставлять надежду, поэтому...       Голос пониже, прервал рассуждения Чону: - Наличие надежды, это большое усилие, однако ничто не дает гарантий на ее свершении. Смысл играть в игру честно, если тебе попались скудные карты, которые не сулят победу, а лишь пустое существование. Как и у миллионов других, таких же, безутешных душ. Я предлагаю тебе взять новую колоду, новые возможности, с помощью которых ты бы реализовал свои амбиции! Если дана свеча, то почему бы не взорвать фейерверком, если у каждого огня - один конец? Все существа превращаются в пепел, отдаваясь всю жизнь своему делу, а после сгорают дотла. Оставляя после себя жалкое ничего. Я уверен, что ты не из той породы стагнации. Не живи в кафкианском мире*       Чону, кажется никогда еще не впадал в такие глубокие раздумья, как сейчас. Он вспоминал всю свою жизнь, все моменты пережитые им от начала до конца, но больше всех из памяти выделялись грустные отрывки, иногда наполненные гневом, а иногда слезами. То, через, что он прошел в армии, эпизоды в новом, абсолютно неприветливом городе, вопреки всеобщему убеждению в теплоту и атмосферную сказочность Сеула. Вспоминались и ужасные слова, что ему говорили, будто постоянно нашептывая в уши, доносились усмешки и упреки, будто бы весь социум настраивался против него: в момент абсолютно все люди начали идентифицироваться, как автоматические враги, таящие угрозу и опасность. Пожалуй, вот в чем его никто не предупреждал, даже собственная мать: мир никогда не будет к тебе добр, пока ты не сможешь предложить стоящего в обмен. Социум, собранный из коллектива человеческих особей, не менее опасен любого яда, дикой флоры и фауны. Это глупая, совершенно не идентичная друг-другу, агрессивная и не логичная серая толпа. Она перенимает мнения друг-друга, трансфигурирует информацию, создавая поток идеи, но все равно остается одинаково безучастной друг к другу. Детям не объясняют как действуют законы этого мира, не объясняют роль социума, в последствии чего уже взрослый человек, не может найти на это ответы. Самому Чону мать давала тысячу советов, когда не была занята работой, однако она и сама не знала как выбраться из существования, как перестать выживать, думать о завтрашнем дне, и начать по-настоящему жить. Чону всегда думал, что он сможет занять свою нишу, станет кем-то. Он никогда не желал власти, не нуждался во внимании, но отчего-то была надежда на хоть какую-то роль в социальной машине. Но люди сковывали его в тиски, мир закрывался от него и не хотел принимать как новую ячейку в обществе. Ему не свойственна злость, гнев, обидчивость и злопамятство. Но именно на эти чувства его толкала жизнь, проведенная в человеческом муравейнике, где каждый суетиться по своим делам, прожигая так свою жизнь. Тривиально и банально.       Что ж, может быть, предложение весьма стоящее? Мунджо прав, одно наличие надежды недостаточно на осуществление своих мечт в реалии. А если ему подадут новые карты в руки, отчего же ими не сыграть? Чону, вопреки человеческой морали и совести, не хочет снова опускать руки, и жить по устоявшимся социальным нормам, следуя обязательствам и принуждениям. Наверное, сегодняшний день был его последней каплей, иначе обратись к нему Мунджо в другие дни до этого, Чону не мог гарантировать даже и раздумья по такому, сюрреалистичному поводу.       Чону поднял взгляд к ожидавшим его впалым глазам Мунджо, который, будто заведомо зная ответ, ухмылялся своей лишенной человечности улыбки, она казалось нескладной, выделяющейся. - Ты принял решение? - Да. Я согласен. Думаю, что ты прав. У меня есть пару мечт, ради которых не жаль стараний.       Мунджо широко улыбнулся, обнажая ряд идеальных белых зубов. Его рука достала бумагу, и чернильную баночку с пером. Чону показалось, что это действительно раритетные, настоящие пергамент и чернила. Не вдаваясь в подробности проделок Мунджо, тот взглянул на бумагу. Все было написано чернилами, кое-где стирающимися, а где-то кончики букв, где чернила не успели высохнуть, были чуть размазаны, что придавало более устрашающий оттенок документу. Если его можно отнести к ним. Бумага веяла древесной целлюлозой, представляя молочный цвет. - Подпиши это в самом конце.       Чону взяв перо, расписался недавно изобретенной подписью, наклонившись под углом, тщательно стараясь не замарать руки о чернильные символы. Наконец, переосилив волнение, Чону отдал бумагу в руки к ее владельцу. Тонкие, костлявые руки испещренные венами, схватили острый пергамент. Мунджо взял печать алого оттенка. Настолько жидкого и густого, что Чону невольно задумался о происхождении печати, которая по виду напоминала кровь. Вполне возможно, что это она и была. - Отлично, лапуля. Полагаю, стоит проинформировать о побочных применениях условий: во-первых, я не могу наколдовывать волшебства, например, как в обычных сказках. Не жди россыпь глянца и оживленных статуи в Ватикане. Во-вторых, я исполняю исключительно твою прихоть, не чью либо еще. И третье, от контракта уйти теперь невозможно. Не пытайся сбежать или покончить с собой до окончания срока, в противном случае я применю силу: сбежать от меня невозможно, - отчеканил мужчина, меняя ракурс челюсти. Его подбородок опирался на руку, а тело было расслаблено. Изящная рука демона постукивала о стол, задавая какой -то, известный только ему, сбивчивый и не мелодичный ритм. - Л-лапуля?.. - Чону смутил контекст слова, внезапно выпрямляясь, как струна викторианской скрипки.       Лицо демона оставалось безмятежным, лишь легкая улыбка служила реакцией на вопрос парня. Рука прекратила отбивать ритм, перемещаясь к другой, чтобы скрестить руки и опереться на них. Мунджо вглядывался в Чону, будто бы желая прочитать его, наблюдая за последующим поведением. Чону уже начало раздражать постоянное наблюдение пытливых глаз высокого мужчины, очень неприятно становиться зверьком в стеклянной коробочке, откуда тебя рассматривают жуткие бездонные блюдца.       Наконец, Мунджо соизволил ответить, только спустя добрую долю пару минут тишины. Лишь потрескивающий камин иногда доносился до них, обрывками касаясь слов демона. - Мы ведь связались узами, в знак прочности, письменной клятвой на крови. Кровь была моя, не волнуйся, - мужчина наклонился к Чону, вторгаясь в его личное пространство. Парню казалось, будто он мог учуять еле ощущаемое дыхание демона на своей коже. - Ты мне нравишься. То что людям нравиться - они любят, верно? - Да, но мы не зовем деловых партнеров лапуля, и вообще... связь контракта с узами звучит странно, - неуверенно бросил Чону. Брови на его лице чуть схмурились, пытаясь понять взаимосвязь слов бледного мужчины. Джи-Ын никогда не звала его "лапулей", это было слишком интимным словом, даже для парочек, хотя многие не стыдясь использовали это в речи. Теперь убежденность того, что его со всех сторон обложил Кафкианский абсурдизм, для Чону, становится крайне вероятной.       Мунджо решил никак не комментировать высказывание парня, слегка склонив голову набок, в оценке состояния Чону или пытаясь в свою очередь, понять свод установок парня. Чону это напомнило поведение зверя, когда он становится свидетелем того, принцип работы которого не может понять. Впрочем, может так оно и было. Однако, Чону не ожидал жантильности от внешне цинично-холодного образа демона. Тем не менее, если это темное существо пытается казаться ему дружелюбным, хоть и не однозначно в симпатии признаваясь, Чону готов это принять! - Тогда тебе стоит усвоить, что я отныне буду называть тебя ла-пу-лей, - зычно произнес мужчина голосом, не терпящим возражений. - Хорошо, как скажешь, - вздрогнул Чону. - Итак, с чего начнем? - пытливо спросил мужчина - Давай сначала выберемся отсюда.-