Притяжение влюбленных сердец

Анна проснулась среди ночи от того, что Яков, и без того всегда горячий, сегодня просто пылал как печка. Она положила руки на его лоб, пытаясь хоть немного охладить мужу голову. - Что, Аня? - спросил муж. - У тебя жар. Как ты себя чувствуешь? Яков открыл глаза и прислушался к себе. Ну да, жарко. - Все хорошо, спи, родная. - Ну надо же что-то делать! - Анна села и всплеснула руками, совсем как Марья Тимофеевна. - Что ты предлагаешь? - тихо рассмеялся Яков в ответ на ее беспокойство. - Не знаю. Обтирания, полоскания, чай с малиной, доктора вызвать... Он просто притянул жену к себе, укладывая ее головой к себе на грудь. Поцеловал макушку. - Иногда жар, это просто жар. Анечка, давай спать? Анна недовольно завозилась, соглашаясь и устраиваясь поудобнее, потом еще раз потрогала прохладной рукой лоб Якова. Так они проспали до самого утра. Яков болел очень редко, а если и заболевал, то всегда знал, что обычной простуде его так просто не взять. Болезнь - это упущение организма, и его тело само знает, как помочь себе. Поэтому утром Яков просто встал с кровати и начал одеваться, чтобы провести на ногах свой обычный день. Он так делал всегда. Анна Викторовна спала. Он не будил ее, давая восстановиться от огорчений и разочарований вчерашнего дня. Пока Штольман приводил себя в порядок, он уже без лишних эмоций размышлял над тем, что произошло накануне. Дикая история. Более всего в этой истории ему было стыдно перед Анной и досадно на себя. Что за фокусы он вчера творил? Достойно ли такое поведение мужчины? Воистину, "Quos Deus perdere vult dementat prius" - Кого Бог хочет погубить, того он сначала лишает разума. Он так напугал ее, выгнал прислугу, закрыл дверь на ключ, накричал, полез с поцелуями, а то и с чем похлеще. Какого черта, Штольман..? Яков вздохнул, в очередной раз мысленно извиняясь перед женой. Казнить себя смысла особого не было, добросердечная Анна давно простила его, но выводы из этой истории он для себя безусловно сделает. Свежо предание! Сколько раз Штольман обещал себе подобное? Он сжал кулаки, вспоминая ссоры последних двух лет. Два года! Он слишком расслабился, получив в жены такую замечательную и добрую девушку. Никому и никогда Яков не закатывал таких сцен, какие с удовольствием закатывал ей, начиная еще с Затонска. Письма от Нины, которые приносили ему в присутствии барышни Мироновой, и он никак не препятствовал этому. Его хамство и постоянная саркастичная насмешливость в ответ на ее прямой и добродушный взгляд. Дело Ферзя... еще много размолвок, о которых можно было вспомнить. Он словно раз за разом проверял ее любовь и терпение на прочность. Яков начал бриться. Он хмурился, вспоминая их ссоры. Будучи еще совсем юной барышней, Анна старалась понять, выслушать, успокаивала и прощала все его выходки. Доколе? Несколько раз добросердечная барышня Миронова даже прекращала с ним общение, потеряв всякое терпение. Даже такой искренний и глубоко любящий человек, как Анна Викторовна, может однажды разочароваться навсегда. Яков задумался над этим. Он же сам разрушает их чувства. Что бы ни произошло между ними, Аня больше не должна пострадать, не должна быть крайней. Только не она. Сильный жар немного давил на голову, мешая мыслить ясно. Он умылся. Стало терпимей. Уволить незадачливого Ромео Яков не спешил, хотя желание было. Личное личным, но здесь, на службе в Забайкалье, верных людей не так много. Алексей совершал ошибки, но был, в целом, человеком полезным. Пока достаточно было того, что племяннику отказали от дома. Штольман решил взять паузу на его счет и подумать. Возможно перевести из Кары в другое место, ведь тюрьмы разбросаны по всему району. Яков вернулся в спальню. Рыжий наглец Васенька, свивший себе кокон из одеяла, подобно птице, всю ночь проспавший под его горячим боком, недовольно потянулся, приоткрывая глаза. Печки, греющей его царское пушистое тело больше не было. Вася презрительно фыркнул на ветреного человека, покинувшего его в столь ранний час, и спрыгнул на пол. - Яша! Ты же болеешь, - тут же напомнила проснувшаяся Аня, - оставайся, пожалуйста, дома! Я буду ухаживать за тобой. - Все пройдет, - наклонился и поцеловал жену Яков, - можешь за меня не волноваться. - Отдохнуть никак не выйдет у господина начальника каторги? - Сегодня никак нельзя, - покачал головой муж, - у меня сегодня гости, не особо приятные, но важные. Коллега пожалует, из жандармских. Он заведует в Нерчинском районе политическими тюрьмами. - Когда тебя ждать, в обед? - Это я тебя буду ждать. В обед будет приемка школы. Неужели забыли? Могут приехать высокие гости, всем хочется посмотреть, что же мы тут такого понастроили. - Нет. Я после вчерашнего на улицу не выйду. Буду сидеть дома. - покачала головой Анна, забираясь обратно под одеяло. Яков понял, что без его помощи супруга со вчерашней нелепой ситуацией не справится. Он легонько пощекотал ее пятки, выглянувшие из-под одеяла. - Значит, я сам приеду за Вами. Будьте готовы к полудню, сударыня, без всякого там саботажа. Госпожа Штольман покачала головой и спрятала пятки. - Нет. - Да, Аня, да. Чем раньше мы справимся с этой ситуацией, тем лучше. Вечно дома не просидеть. К тому же я уверен, что все будет нормально. Я приложу для этого все усилия. Анна села, беспокойно потрогала его лоб, но промолчала. -Анна Викторовна, я могу рассчитывать на Ваше благоразумие? Штольман дал ей руку. - Конечно можете. - вздохнула супруга и встала с постели. За завтраком домочадцы по обыкновению собрались на веранде. Яков Платонович просто хотел провести время перед уходом на службу со своей ненаглядной, наблюдая за тем, как она хлопочет над их нехитрым завтраком. Анна, надела нарядное домашнее платье и сделала кокетливую прическу, а все ради мужа, ласкающего ее влюбленным взглядом. Для него хотелось быть красивой. Она ласково уговаривала его выпить чай с малиновым вареньем. Яков усмехнулся, не веря в чудодейственные свойства чая, но пить все-таки стал, лишь бы Анна перестала беспокоиться. Петр Иванович с утра пораньше надел парадный костюм. Даже в этой невообразимой деревне хотелось держать марку. Особенно на фоне всегда элегантного родственника. Он с аппетитом завтракал и поглядывал на суетящуюся Татьяну. Горничная ему нравилась своей деревенской трудолюбивостью и верностью хозяйке. Кухаркой она была неважной, но супруги Штольман были людьми совершенно неприхотливыми и завтракали тем, что нашлось на кухне. Миронов хотел пойти осмотреться, как живут и чем дышат здешние места, ведь ему тут какое-то время жить! А после экскурсии по поселку, подойти по приглашению господина Штольмана на приемку школы. - Кстати, Яков Платонович, по пути в Кару, в гостинице, я столкнулся с губернатором Хорошкиным и его супругой. Стало быть, тоже сюда едут. По Вашу честь? - Не думаю, у нас с ним разные полномочия, и разные зоны ответственности. Он едет, скорее всего, на приемку школы, как один из главных благотворителей, ну и к дочери своей, Арине Владимировне, повидаться. У него супруга из здешних мест. Анна разволновалась. Родители обращались с Ариной так, что у нее слов не находилось. Она никогда такого раньше не видела и от всего сердца сочувствовала девушке. Молча. Они никогда не говорили об этом. Обсуждать родителей и их методы воспитания было не принято. - Видел вчера новых лошадок у Вас. Выше всяких похвал. Аннет, тебе очень повезло с рысаком. - оценил Петр Иванович. - Если захотите верхом покататься, Фарфора берите. - кивнул ему Штольман. - Дорогие мои, за такими рысаками ходить, вам конюх хороший нужен. - сказал Миронов. - Ну знаете Петр Иванович, здесь с квалифицированной прислугой не очень дела обстоят, выбирать не из кого, - сказал Яков Платонович, - сегодня господин Маковский, начальник политической каторги изволит нанести визит. Деловые отношения нас связывают лишь в том смысле, что он имеет право затребовать из числа уголовных арестантов прислугу для себя и своих тюрем. Кучера нашего к себе очень просит. - Орлова? Как же так? - ахнула Аннушка. - Он господину Маковскому уже служил, пока тот не уехал на Сахалин. Оба питают друг к другу некоторую привязанность. Придется отдавать. - улыбнулся Штольман. - Давайте, господа молодожены, я Вам подберу конюха, поищу, поспрашиваю. Должен же кто-то этим заняться. - предложил Петр Иванович. - Ну хорошо. - согласился Яков Платонович и ослабил галстук. На лоб выступили капли пота. После чая с малиной ему стало особенно жарко. Он чувствовал себя словно огнедышащий дракон, переполненный огнем и серой. Ну, Анечка! *** Все смешалось в доме Хорошкиных, а все потому что с утра, без предупреждения, с проверкой, а вовсе не в гости, к своей младшей дочери Арине нагрянули родители. Пока невыспавшаяся воспитательница растерянно хлопала глазами, маменька барышни Елена Константиновна тут же прошла в спальню дочери. Хозяйской рукой, пока дочь спала, она проверила, в порядке ли Арина содержит шкафчики, тумбочку, чистая ли у нее расческа... Разумеется, не в порядке! Она довольно бесцеремонно открывала все ящички подряд и, если видела хоть малейший намек на беспорядок, вытряхивала содержимое полки или шкафчика на пол. От шума Арина проснулась. Мгновенно разобравшись в ситуации, она кинулась, прямо в сорочке, собирать разбросанные маменькой вещи, все еще надеясь, что бурю пронесет мимо нее. Надо только быть покладистой и не перечить... И тут до Арины дошла простая и очевидная мысль, что под стопками белья в предпоследнем шкафчике хранятся письма Алексея Юрьевича, от которых она легкомысленно и самонадеянно не избавилась. Барышня все тянула с этим, бесконечно перечитывая веселые и обстоятельные послания. Если их найдут, ее тут же прибьют, даже не разбираясь. Проступок будет слишком очевидным, и она не сможет оправдаться. -Довольно, маменька, не сердитесь, пожалуйста, - покладисто сказала Арина, - я сейчас все переберу, разложу по линеечке так, что любо-дорого будет посмотреть. Елена Константиновна остановилась, и подняв бровь, смотрела на дочь. Неужто повзрослела? Раньше Арина первым делом предпочитала плакать и размазывать по лицу слезы, сетуя на несправедливость. А сейчас? Неужели дочь, признает за собой всю свою невообразимую неряшливость, и даже готова все убрать без лишних споров? Арина накинула домашнее платье, поцеловала маменьке руки и прилежно начала собирать раскиданные вещи. Однако пальцы у нее дрожали. Это настораживало. - Как приберешься, Арина, приводи себя в порядок и приходи к папеньке поздороваться. Не задерживайся. У него в обед встреча в тюремном управлении. Если доволен будет тобой отец, с ним пойдешь. - Да, маменька. - легко и покладисто согласилась Арина, а Елена Константиновна, глядя на дочь, в очередной раз задумалась. Яков Платонович выделил время, чтобы помочь отобрать Петру Ивановичу личные дела заключенных. У начальника каторги лежали папки с именами тех, кого он выделил еще при личном общении. Это были люди не озлобившиеся, попавшие на каторгу не по злому умыслу, а скорее ввиду обстоятельств. - Вот этих можете опрашивать и выбирать нам в дом конюха и кучера в одном лице. Все-таки пять лошадок в хозяйстве. - сказал Штольман и выделил родственнику пустующее место в кабинете. Миронов засел за документы и быстро пригорюнился. Читать личные дела заключенных оказалось не так уж и легко. Особенно морально. Перед ним через страницы сухих отчетов проходили чередой людские судьбы, по большей части трагические. На втором десятке он захлопнул очередную папку. Как тут можно кого-то выбрать? - Ну что, Петр Иванович, как успехи? - спросил Штольман, отрываясь от бумаг. - Вынужден признаться, я в полной растерянности. - ответил Миронов. - Мне тут приглянулся один арестант, - подумав, сказал Штольман. Покопавшись в папках, он вытащил личное дело осужденного. Вот такой арестант, почитайте. - Убийца? - удивился Миронов, бегло ознакомившись с делом. - Убийца. - согласился Штольман. Миронов начал читать обстоятельства совершенного преступления. Боголюб Смирнов был приговорен к шести годам каторжных работ за убийство по мотивам кровной мести. Сам он был урожденным казаком из тех южных станиц, что располагались вплотную к персидской границе. В тех местах регулярно случались разбойные набеги то с одной, то с другой стороны. Бывало, враждовали между собой даже жители соседних сел, принадлежащих к разным народностям. Гоняли домашнюю скотину и лошадей, уводили в рабство женщин. Брат и отец Боголюба пали жертвами кровной мести со стороны соседей. Из всей родни уцелел он один. Для него всегда было делом чести отомстить за своих, и казак с юных лет был готов. Само преступление произошло так: на рынке в одной российской области он встретил одного из своих кровников и не раздумывая заколол его кинжалом. Все произошло быстро, открыто, при свидетелях. Боголюб и не думал прятаться или отпираться. Его взяли под стражу, и вот в числе новой партии осужденных он прибыл в Кару. - Я думаю вызвать его нужно, поговорить с ним. - согласился Миронов. - Вот Вы этим и займитесь, Петр Иванович, если готовы. - кивнул Штольман. Сегодня лавры самого усердного сыщика нерчинского каторжного района получила Елена Константиновна Хорошкина. Правда сама она этому была совершенно не рада. К великому волнению своему, она нашла то, что искала - компромат на дочку. Как только Арина вышла из комнаты, кинув напоследок виноватый и боязливый взгляд на маменьку, губернаторша метнулась хищным коршуном к оставшимся полкам и быстро начала перебирать вещи. Крик старшей Хорошкиной не заставил себя ждать. Арина застыла перед отцом испуганным цыпленком и втянула голову в плечи. - Ты что наделала, дочь? - тихо спросил отец. - Я.. ничего... ни...чего! - от волнения Арина начала заикаться. Прибежала разгневанная Елена Константиновна с пачкой писем в руках. - Ваша дочь нашла все-таки приключения на свою голову! Позорить нас вздумала! Вы посмотрите, что она наделала! Мужчине любовные записки пишет. Тут и не одна, вон их сколько! Губернаторша сунула письма отцу, а сама схватила непутевую дочку за отросшую за лето косу и потащила ее к дивану. Следом на испуганную барышню посыпались пощечины, одна за другой. В голове зазвенело. Арина плакала, она покраснела, нос от слез отек и перестал дышать. - Вы то куда смотрели, мадемуазель Пегова? - возмутилась губернаторша. - Елена Константиновна, я клянусь, барышня все время у меня на глазах была. Только почивать и отпускала от себя я ее. Все время занимала. - Да если б это было так, смогла ли она бы такими непотребствами заниматься! Отец в это время бегло читал переписку дочери с неизвестным молодым человеком. От письма к письму тон сообщений сменялся на все более и более откровенный. И, что самое главное, барышня сама проявляла инициативу. Ее адресат поскромнее был. Все было понятно и без пояснений. Позор то какой! Наконец отец встал и дал хорошую оплеуху дочери. - Безмозглая! Может сразу выгнать тебя, да за желтым билетом отправить? Тебе в самый раз будет. Где ты встречалась с ним? Отвечай! Я его из-под земли достану. - Мадемуазель! Где Арина могла с ним познакомиться? - обратилась госпожа Хорошкина к воспитательнице. Компаньонка ушла в глухую оборону, лишь повторяя, что Арина Владимировна была у нее на глазах и она ведать не ведает, как барышня так умудрилась. Арина не хотела выдавать Алексея Юрьевича, ведь он ей ничего не обещал, очень обтекаемо про все говорил, писал осторожно, бережно так. Все повторял, что нужно подумать и не торопиться, писал, что она еще десять раз может передумать и пожалеть. Замуж не звал. Какая же она дура! А вчера Дуня, молочница, сказала, что разлад в семье у господина Штольмана, и Алексей Юрьевич скоро уедет, наверное. Губернатор Хорошкин забрал у жены пачку писем. Он встал, оправил мундир и велел готовить пролетку, чтобы ехать на приемку школы. Свою беспутную дочь он оставит дома, не хватало еще с ней позорится. Какие ей женихи, в монастырь пора. Но на приемку школы ему надлежало явиться. Очень уж он уважал то дело, на которое отважилась госпожа Штольман при поддержке своего мужа. Когда Анна Викторовна рассказала ему о своих планах, Хорошкин очень проникся идеей, кинув клич по местным купцам. Денег собрали много, помогли закупить оборудование для пекарни и мастерских. *** В кабинет к Штольману заглянул помощник. - Ваше Высокоблагородие, к Вам тут арестант просится. - сказал он. - Зови. - спокойно сказал Штольман и посмотрел на часы. Времени еще было достаточно. В кабинет зашел пожилой каторжанин. Чернявый, малорослый, с большим носом на хитрой физиономии и очень быстрыми, несколько порывистыми движениями. Впрочем, одет был хорошо, в цивильный добротный костюм. - Кто таков? - строго спросил Штольман. - Адам Церетели я, Ваше Высокоблагородие! Служу писарем у начальника политической тюрьмы господина Маковского. - И что же ты хочешь? - Переведите меня в тюрьму, Ваше Высокоблагородие. Не могу я больше у господина Маковского служить! - Что ж так? - удивился Штольман, - все, наоборот, из тюрьмы хотят в услужение уйти, а ты обратно. Он крикнул дежурного, чтобы тот отыскал личное дело Церетели. - Ваше Высокоблагородие, не один я поступил на службу, а с женой своей. Вместе с ней осуждены мы были за мошенничество, да вместе на каторгу пришли. Она у меня молодая, красивая. Измучился я совсем. Господин Маковский как мою Зару увидел, так и потребовал нас обоих в услужение. Ушла от меня жена. Сначала экономкой работала, а теперь и вовсе госпожой живет у господина начальника политической каторги. - Вот оно что. - покрутил ручку Штольман, - ну, а скучать не будешь? Вдруг вернуться твоя Зара захочет? Примешь назад жену? - Да куда уж там, я-то принял бы, да там любовь такая, - махнул рукой армянин, - ребеночка они уже прижили, Наташеньку. Яков Платонович подумал, что коль приключилась с господином Маковским такая оказия, то слуга Церетели и вправду со своими талантами начальнику политической каторги не нужен. - Я поговорю насчет Вас, если все подтвердится, то вернетесь в Кару. У нас в управлении есть место писаря. Яков вместе с Петром Ивановичем поехали домой за Аннушкой. Пролеткой управлял одобренный Мироновым кучер Боголюб, тотчас выписанный из тюрьмы в дом начальника каторги. Анна встретила мужа в гостиной, прекрасная, как фея. Она улыбалась. На ней было новое платье из тонкого бархата, затканное цветами. Они вместе заказывали его у сретенских мастериц, взяв за основу иллюстрацию из одного итальянского модного журнала Волосы Анна оставила полураспущенными, заколов маленький пучок на затылке. Кудри сияли. - Вы такая хорошенькая, Анна Викторовна. - улыбнулся Яков. - Вы просили, я нарядилась. - пожала плечами Анна и тут же сдернула перчатку, чтобы потрогать лоб мужа. - Ты стал еще горячее, Яша. - сердито зашептала она ему на ухо. - Не волнуйся за меня, заюшка моя. Вот увидишь, завтра уже все нормально будет. - поцеловал ее за ушком муж. Позади супругов откашлялся Петр Иванович. - Молодожены, пролетка подана. - Мы пешком пойдем, Петр Иванович. - улыбнулся Штольман. Анна с сомнением посмотрела на мужа, но спорить не стала. Вацлав с Татьяной смотрели из коридора, как Анна подколола к прическе легкую кокетливую шляпку. Яков предложил руку и супруга взяла его под нее, крепко вцепившись. Он погладил ее пальцами по ладони, и они неторопливо пошли. Яков коварно увлек жену разговором, чтобы она не переживала попусту. Он рассказывал Аннушке про их нового конюха Боголюба. - Яков Платонович, а он больше никого не убьёт? У меня предчувствие нехорошее. Кто их знает, кровников этих. - Мне показался он славным малым. Я с ним дважды говорил, при поступлении на каторгу и сегодня. Свое несчастье Боголюб позором не считает, и арестантский халат носит скорее, как почетное платье, которое дано ему за поступок, защитивший родовую честь. При этом он невероятно добродушен - мухи не обидит. Да и Вашему дяде он понравился... Все, кто попадался навстречу начальнику каторги и его жене почтительно кланялись и радостно улыбались. Нравилась эта пара жителям Кары. Была в них какая-то красота, красота души, которую и словами то не опишешь, зато каждый мог почувствовать. - Сразу было ясно, умом тронулась Ефросинья. Я же говорила, любит господин Штольман жену, глаз не сводит. Фрося кричала как полоумная, что убьёт он прелюбодейку! Да начальник скорее Фроську за ее поганый язык пристукнет. Вон госпожа Штольман красивая, как куколка ярмарочная, и светится вся. Сразу видно, любовь у нее к мужу. - А господина Лебедева я тоже видела. Все нормально с ним, уж если бы он с женой начальника обнимался, да целовался, как кухарка кричала, так битый бы ходил, ежели бы вообще ходить мог. А он ниче такой ходит, бравый. Пряник евошный, морда лоснится, явно не чистили. И я сказала вам вчера, девки, что брехню Ефросинья придумала. Поделом ее в тюрьму отправили кухарить. Супруги прошли мимо каторжанок и те поклонились, провожая внимательными любопытными глазами пару. - А платье то ей какое справил...и шляпку... точно королевне какой...да. И сам важный такой. Принимали строительство все вместе. У нового здания школы начальство встречали архитектор Бондаренко, инженер, вольные строители и арестантская команда. Илья Андреевич был доволен. Школа получилась такая, какой и была задумана. Большая, просторная, с высокими потолками, очень теплая. На территории стоял добрый дом для учителя. Далее располагались здания пекарни, сукновальня и прядильня. Архитектор упросил на приемку прийти свою супругу Елизавету. Его жена, стесняясь своего большого девятимесячного живота, пряталась неподалеку, но за приемкой подсматривала. Очень уж она своим Ильей Андреевичем гордилась. Губернатор Хорошкин смотрел на Анну Викторовну Штольман, и от всего своего мужского, отцовского сердца недоумевал, ну почему у одних родителей дочери как у него, беспутные бестолковые девицы. У других же вырастают хорошие, как Анна Викторовна. Такие, что и не побоятся в Сибирь за мужем поехать, и в деле его нелегком помогут. А ведь госпожа Штольман немногим старше Арины! Господин Лебедев стоял рядом с губернатором. О чем он думал, загадка, но держался особняком. Вещи свои Алексей увез из дома дяди еще утром. Заходить не стал, попросил слугу вынести весь его нехитрый скарб. На душе было погано, что и говорить. Хорошо хоть тетушка с Яковом Платоновичем помирились. Ох, какой же он дурак! - Как Вы считаете, господин Лебедев, почему в одних семьях женщины вырастают глубоко нравственными, а в других беспутными? - вдруг спросил губернатор. - Что-то случилось, господин губернатор? - Да дочка чудит меньшая. - Знаете, я как старший брат троих сестер, считаю, что девушки в наших семьях вырастают такими, какими мы хотим их видеть. Ваша дочь Арина Владимировна - очень скромная, хорошая барышня. Они дружат с Анной Викторовной. Хорошкин тяжело вздохнул и вытащил письма. Лебедев похолодел от нехорошего предчувствия. Бедная девушка! - Вот, нашли сегодня, у хорошей то и скромной барышни срамоту такую. С мужчиной переписывалась и вроде как даже уехать собиралась. Дома теперь будет сидеть, не выйдет никуда. Отправлю дочь в монастырь, видеть ее не могу. Наследства лишу. Лебедев молчал, чувствуя себя последним негодяем. Прав был дядя! Если бы он не поддержал переписку, и не просил писать ему еще и еще, переписка тут же бы утихла. А она только разгоралась... Много ли нежных слов нужно написать неискушенной барышне, чтобы та голову потеряла! - Вы только помогите мне негодяя этого найти. Он ведь, мерзавец, не подписывался. Впрочем, мы из дочери правду все равно выбьем. Мать уже розги приготовила. - А к чему такая строгость? - спросил Алексей Юрьевич, внутренне содрогнувшись от неприязни к губернатору. - Вот будете отцом, поймете меня, господин Лебедев. Алексей Юрьевич не нашелся, что сказать. - Честь имею! - попрощался губернатор и пошел поздравить господина Штольмана и его супругу с окончанием строительства. Господин Маковский с молодым адъютантом стояли поодаль. Масштабы стройки впечатляли. Ну и хватка была у этого Штольмана! - Милад! - обратился жандарм к подчиненному, что ты застыл? Адъютант стоял весь белый и трясся мелкой дрожью. А все потому, что напротив, в халате каторжанина, он увидел давнего своего кровника. Его определили на службу, отослав за тридевять земель, чтобы он все равно нашел свою погибель здесь? Жандарм в ужасе посмотрел на конюха, ожидая немедленной расправы. Петр Иванович понял, в чем дело, с полувзгляда. Боголюб сделал два шага вперед, рассматривая подросшего сына своих давних врагов. Руки его затряслись. Анна с тревогой обернулась, что-то почувствовав. Обернулся и Штольман. Конюх стоял совсем рядом с адъютантом. - Не тронь его, Боголюб! - внимательно посмотрев на слугу, сказал Штольман. Тут нервы у молодого адъютанта начальника жандармерии не выдержали, он сорвался и побежал, не разбирая дороги. Господин Маковский лишь презрительно ухмыльнулся вслед мальчишке. Он был оскоблен его бегством до глубины души. - Я не трону его. Он больше мне не кровник. Разве ж это мужчина, тень одна. К тому же я обещал господину начальнику каторги, слово арестантское дал. - печально сказал Боголюб. - Господин Маковский, - подошел к начальнику политических тюрем Штольман, когда инцидент был исчерпан, - ко мне на службу слуга Ваш просится. - Церетели? Берите. Он мне без надобности. А вот с мадам Церетели я не расстанусь. Доченька у нас. - слабая улыбка тронула губы жандарма. Анна, принимавшая поздравления с окончанием строительства, разглядела прячущуюся в кустах подругу. - Елизавета Петровна! - обнялась она с девушкой, - что же Вы прячетесь. Я очень рада Вас видеть. Женщинам помешал поговорить Алексей Юрьевич. Он осторожно подошел, кивнув растерявшейся супруге архитектора. - Анна Викторовна. Можно Вас на пару слов? - раздался позади Анны голос племянника. Она тут же нашла глазами мужа. Разумеется, Штольман смотрел прямо на них. Яков Платонович чуть заметно кивнул головой. Мол, ничего, разговаривайте. - Ну, что Вам нужно, Алексей Юрьевич? - сердито спросила она. - Я хочу извиниться. Боюсь, отношения так просто не восстановишь, но прощения я попросить должен. - Я-то Вас простила, за поцелуй. Но вот за мужа простить не могу, и не просите. Меня всю передергивает от мысли, что Вы хотели так плохо с ним поступить. Анна оставила нахмуренного Алексея Юрьевича и вернулась к Елизавете Петровне. Немного постояв рядом с беременной подругой, она успокоилась. - Как я хочу, Лизочка, такого же маленького как у тебя. - вздохнула она украдкой, пока мужчины оставили их одних. - А ты, Аня, приходи ко мне. Я тебе дам за живот подержаться, это помогает. - улыбнулась Елизавета. *** Вечером в дом Хорошкиных постучались. - Вы кого-то ждете, Елена Константиновна? - спросил супруг. - Нет. - пожала плечами губернаторша. - Груша, поди открой. - К Вам господин Лебедев, просит принять. - сказала горничная. - Зови. - сказал Хорошкин. Лебедев зашел в дом. Он поискал глазами Арину, но не нашел ее. - Чая, Алексей Юрьевич? - Нет, благодарю. - И все же, чем обязаны Вашему визиту? - Господин губернатор, я прошу руки Вашей младшей дочери. Мы с Ариной Владимировной любим друг друга, и мне бесконечно жаль, что я своей несдержанностью оскорбил Вашу семью. Это я писал письма Вашей дочери. В гостиной повисла пауза. Супруги пораженно разглядывали помощника господина начальника каторги. Елена Константиновна кивнула мужу. Тот, постучав пальцами по столешнице, объявил: - Я, в принципе, согласен. Дочери давно пора замуж. Что же тут поделаешь, если у Вас с Ариной так дело слажено уже. Только нам нужно время, все осмыслить и подготовиться. Четыре месяца. Завтра встретимся у Якова Платоновича и обсудим. Заодно Вы нам подтвердите свое имущественное состояние, сударь. - Но Арина... - зашипела Елена Константиновна, кивая на дверь спальни. - Арину Владимировну мы Вам в ближайшее время показать не сможем. Она наказана. Дней десять из дому не выйдет. - объявил отец. - Я прошу Вас только не бить ее больше. - дрогнул голос у Алексея Юрьевича. - Что за выдумки? - возмутилась маменька, но глаза у нее забегали суетливо и виновато. - Разрешите, я ей записку оставлю? - спросил Алексей Юрьевич. - Пожалуй можно, почему нет. - милостиво разрешил Хорошкин. Лебедев быстро написал несколько строк и отдал маменьке барышни на проверку. - Ну нет, я от жениха письма читать не буду, сразу Арине отдам. - поджала губы Елена Константиновна и убрала записку в карман. Алексей Юрьевич попрощался и вышел, условившись встретиться с Хорошкиными завтра. На душе было печально, но это была светлая печаль. Арина Владимировна была хорошей девушкой, а он был сильно виноват перед ней. Барышне и так досталось по его вине. Пришло время исправлять ошибки. Арина спала и не слышала, как в гостиной решили ее судьбу. Голова у девушки от побоев раскалывалась, вечером ее наказали розгами, и она упала на кровать почти без чувств. Не столько от боли, сколько от нервного истощения. Сегодня она никого не ждала, и завтра тоже, все покинули ее, особенно домашние, заклеймив последними словами. Вдруг дверь открыли и вошла маменька. - Бога благодари. Алексей Юрьевич посвататься за тебя, дуреху, решил. Как по мне, так зря. Письмо оставил. Завтра тебе синяки мазать начнем, чтобы прошли. Сроку у нас две недели. Она оставила письмо и вышла. Арина лежала и молча смотрела на оклеенную обоями стену. Господин Лебедев посватался к ней? Как? В голове не укладывалось, что он так добр. Морщась от боли, она взяла записку. Милая Аринушка, простите, что вышло все так неправильно. Я просил Вашей руки, и надеюсь, что Вы будете рады переменам в Вашей жизни. Обещаю заботиться и любить Вас. Алексей. Слезы опять закапали у нее из глаз, девушка не могла поверить своему счастью, что вот так вдруг судьба ее могла перемениться. Она уедет из этого дома! - Яша, ты горишь совсем. - волновалась Аня. Яков, отказавшись от ужина, лег в постель, укрывшись двумя плотными одеялами. Его знобило. - Аня, все идет как надо. Я ночью очень хорошо прогреюсь, и к утру буду здоров. - Если утром не пройдет, мы посылаем за доктором! - объявила супруга. - Хорошо, - улыбнулся ее пылкому настрою Яков, - о чем Вы говорили с Лебедевым? - Алексей Юрьевич прощения у меня просил. - Простили? - И да, и нет. - Пусть помучается совестью. Перевоспитывается. - сказал Штольман. - Я тоже так решила. Аня разделась и залезла под одеяло к раскаленному мужу. - Ой, как горячо с Вами, Яков Платонович… Ну вот. Буду вместе с Вами лечить жар. Надеюсь, утром встанете как новенький. Яков сгреб жену в объятия, поцеловал в макушку и тут же уснул. Сил было немного. На рассвете они оба проснулись. Жар у Якова прошел почти без следа, а Аннушка, открыв глаза рядом с мокрым как мышь мужем, обнаружила себя такой замерзшей, что у нее зуб на зуб не попадал. Супруги поскорей соскочили, чтобы поменять постель и рубашки. - Я же говорил. Надо было только хорошо нагреться, и все прошло. - обнял жену Яков. Его ладонь медленно двигалась по телу жены, повторяя все его изгибы. Аннушка блаженно прикрыла глаза и отдалась любящим рукам мужа. Конюх Боголюб действительно оказался славным малым, как и охарактеризовал его наблюдательный Штольман. Порученные его заботам лошадки были в хороших руках. Слуга оказался очень надежным человеком и наездником хоть куда. Более всего Боголюб был счастлив пестовать породистых рысаков и любил их, словно родных братьев. Яков был доволен. Человека вернее и честнее Боголюба просто представить себе было невозможно. Кроме лошадей, у него была еще одна слабость, это дети. Он как родной отец заботился о мальчуганах Пете и Мише, что также работали у семьи Штольман. Боголюб старался воспитать их честными и толковыми казаками. Днями напролет он рассказывал им истории о славном казачестве, учил их обращаться с пикой, шашкой и даже кинжалом, ездить верхом на лошадках, коих, кроме рысаков, было еще три. Церетели поселился в Каре и стал служить при тюремном управлении. Иногда, по старой памяти, к нему захаживала и жена... Но это уже другая история. P.S. Качели на холме. - Дорогая моя, через несколько дней нам опять нужно в дорогу. Генерал- губернатор фон Кейзерлинг дает в Благовещенске большой бал. Там соберется все Приамурье, будет много высокопоставленных гостей, весь свет нашего генерал-губернаторства. Алексей Юрьевич тоже едет, Хорошкины с полном составе. На этот раз мы поедем на речном пароходе, его специально для поездок по Амуру и заказывали. У нас несколько кают, берите с собой горничную. Супруги сидели на своём месте - на вершине холма и вместе тихо качались. Яков обнимал Аннушку. Анна украсила соседние деревья красными ленточками, вышло красиво. - Когда едем? - спросила она. - В конце этой недели. - с улыбкой сказал Штольман, наблюдая как волосы жены развевает ветер. - Надо хорошо подготовиться. - задумчиво сказала Анна. - На балу будет Нина Аркадьевна с мужем, и еще несколько людей из их шайки.