Притяжение влюбленных сердец

Глубокой ночью Яков лежал рядом с Анной и разглядывал ее ладонь в свете одинокой свечи. Он не мог представить красивее. Тонкие пальчики с жемчужными подпиленными ноготками. Мягкая нежная кожа. А самое главное, на безымянном пальце мягким светом блестит ободок обручального кольца. Яков перецеловал все пальчики и колечко тоже поцеловал. Аня снимала все украшения на ночь, но обручальное кольцо оставляла. - Не хочу с ним расставаться! - смеялась она как-то. - Очень долго мечтала стать Вашей женой! Аня дремала в его объятиях, но часто просыпалась, их общение и взаимные поцелуи продолжались. Спать все равно было невозможно. Баронесса переживала первые схватки и хоть благородной даме кричать как крестьянке этикетом не дозволялось, приглушенные стоны было слышно на весь особняк. Позже Ольге Владимировне, по всей видимости, стало совсем нехорошо, и она перестала сдерживаться. На особо громкий крик Аня распахивала свои большие голубые глаза и тревожно смотрела на мужа. В коридоре было шумно. Здесь то и дело сновала прислуга. - Право, какая неловкая ситуация, - сказал Штольман, - и уехать нельзя, и оставаться совестно. Придется нам поневоле какое-то время стеснять господина фон Таубе. Утром я проведаю его. Аня переживала. Остро чувствующая чужую боль, она томилась и беспокоилась вместе с хозяйкой дома. Яков не спал сегодня ни минуты и слышал все. Он слышал как пришел доктор, как он проводил осмотр и что-то отрывисто говорил, резко раздавая указания помощникам. До комнаты доносился и разговор акушера с бароном на повышенных тонах. Доктор настаивал, чтобы барон вышел из комнаты роженицы. Штольман размышлял о всех вещах разом, не забывая ободряюще поглаживать свою напуганную Анечку. - Яков, а зачем Кирилл Владимирович отправил мне паспорт? - спросила Анна в одно из пробуждений. Этот вопрос крутился у нее в голове, вызывая недоумение. - Чтобы Вы уехали, разве не очевидно? - криво усмехнулся Штольман. - Это даже как-то оскорбительно, думать что я способна уехать от человека за которого вышла замуж. - возмущенно сказала Анна. - Князь может думать, что его душе угодно. - жестко сказал Штольман. - По-настоящему оскорбительно то, что он предпринял конкретные действия. Обманным путем отправил Вам письмо, наклеветал на меня, отправил фальшивый паспорт, еще и денег. "Я это так не оставлю.." - Яков Платонович, - успокаивающе сказала Анна. Кирилл Владимирович только бессмысленно хлопотал, какие бы цели он не ставил. Я не могу так поступить - уехать от Вас в любом случае. - Не можете? - внимательно посмотрел на нее Яков. - Ну нет, конечно! - резко сказала Анна. - Вот этот Ваш вопрос сейчас тоже возмутителен. Что у Якова, в самом деле, за мысли такие? - Я Вас в любом случае никуда не отпущу, - начал целовать ее в шею муж. - Глаз да глаз за Вами, Анна Викторовна, моя драгоценная супруга. Анна зарделась от множества поцелуев. Она судорожно вздохнула. Коридор вдруг прорезали пронзительные крики. Акушер увещевал баронессу, кто-то из прислуги зарыдал в коридоре. Все любили хозяйку. Анна тут же отпихнула темпераментного мужа с крепкими нервами и воскликнула: - Нет, это несправедливо! Ну почему же женщины так мучаются. Бедная Ольга Владимировна! Аня уткнулась лбом в подушку. Яков перевернулся тоже, поглаживая жену по спине. - Женщины во все времена мучились. - тихо сказал он, убирая ей пряди от лица, чтоб легче дышалось. На самом деле Штольман был смущен и взволнован не меньше Анны. Через несколько минут крики стихли и Яков решился задать вопрос, который его волновал: - Вы страшитесь того, что происходит с женщиной на пути к материнству, Анна Викторовна? - Я - нет! Я хочу родить ребенка. - убежденно сказала Аня. - Мне казалось, Вы избегаете этой темы... - сказал неопределенно Штольман. - Ох, Яков Платонович! Вечно Вы себе что-то такое придумываете. А потом думаете. Анна пальчиком погладила мужа по наморщенному лбу. Штольман решился задать еще один животрепещущий вопрос: -Тогда..могу я спросить... как Вы считаете, когда у нас родится первенец? Анна засмеялась. Она подперла подбородок кулачком и сказала: - Я видела сон... - Сон?! - скептически и капельку ворчливо отозвался Яков, исключительно для того, чтобы подразнить жену. Анна с чувством легкого превосходства и веселого радостного предвкушения покосилась на мужа: - Сон. Как мы с Вами отдыхаем на берегу небольшой горной реки. Вы купаетесь, а я лежу на берегу. Рядом со мной в плетеной корзинке лежит наш ребенок. Ему месяца три. Это будет летом. Через полтора года. А мальчик или девочка, я Вам не скажу, пусть сюрприз будет. - Не скажете? - улыбнулся Штольман. - Нет! - вздернула подбородок Анна. Она победно улыбалась. - Тогда я Вас буду пытать. - сказал страшным голосом довольный Яков Платонович и неожиданно набросился с щекоткой на жену. Немного пощекотав для ее порядка, он резко поменял планы и начал быстро целовать Аню, вдыхая запах кожи и поднимая ее сорочку... Анна проснулась на рассвете. Мужа рядом не было. В особняке стояла тревожная тишина. Что произошло, пока она спала? Прошло часов пять. Аня быстро умылась и оделась, скрутила высокий скромный пучок и тихонько вышла из комнаты, чтобы узнать, как чувствует себя баронесса. По коридору пробежала горничная Татьяна с грустным беспокойным лицом. - Таня, а где все? - спросила Анна. - Ой, барыня, хозяйке плохо совсем, никак ребеночек не хочет рождаться, доктор ей лекарство дал, спит Ольга Владимировна, отдыхает. А то совсем криком под утро кричала. Вы не слышали? - проговорила скороговоркой Татьяна и перекрестилась. - Нет, - смутилась Анна. Под утро она уснула крепким сном без сновидений. - Барин с Яковом Платоновичем в кабинете сидят, Александр Александрович переживает сильно, супруг Ваш как вернулся, к нему сразу зашел. Наталью Владимировну доктор велел в спальню не пускать, жар у нее с вечера, не дай Бог барыньку заразит или дитя. - Я могу чем-то помочь Ольге Владимировне? - спросила Анна. - Если доктор разрешит, то можно посидеть с ней, Вы то здоровенькая! Я уж все утро сидела, за руку держала, да где мне, пока барынька спит, дела нужно домашние делать. - шмыгнула носом от набежавших слез горничная. Аня постучалась в кабинет. Дверь открыл мрачный Штольман. От него слегка пахло коньячным духом. Увидев Анну, его лицо немного посветлело. - Анна Викторовна? Вы рано встали. Надо было поспать. - прошептал он без улыбки, мимолетно прикоснувшись губами к ее виску. Яков вышел в коридор, не дав Анне зайти, и закрыл за собой дверь. - Похоже, дело плохо. - сказал он. Доктор бился над Ольгой Владимировной всю ночь. Он очень озабочен. Я не разбираюсь в деталях. Плод страдает от того, что у матери отошли воды и не идет развитие родового процесса. Если нормальные роды не начнутся в течение нескольких часов, исход будет печальным. Барон в состоянии крайне удрученном и, опасаюсь, паника у него превалирует над разумом. - Аня, идите позавтракайте. Голодать ни к чему. - поцеловал ей руку муж и исчез в недрах кабинета. - Какой может быть завтрак? - недоуменно подумала Анна. - Никому в доме наверняка кусок в горло не лезет, и ей тоже. - Здравствуйте, доктор! - Аня перехватила мужчину с умным серьезным лицом. - Я могу помочь, посидеть с роженицей? - Василий Михайлович. - Представился доктор. - Вы здоровы? - строго спросил акушер, оглядев ее. - Одежда чистая? - Платье только со стирки, - потупилась Анна. - Пойдемте. Руки хорошо помоете и будете сидеть с Ольгой Владимировной. Она спит под воздействием опия и хлороформирования. Иногда у баронессы открывается рвота, тогда будете звать горничную. - сказал акушер. - Каждые полчаса будете менять роженице теплый компресс на животе. - Доктор, а что с Ольгой Владимировной? Почему не идут роды? - беспокойно спросила Анна. - У баронессы опасное осложнение. Так называемые судорожные потуги, матка сокращается хаотично, неэффективно. У плода развивается постепенное удушение. Боюсь, счет пошел на часы, у плода замедлилось сердцебиение. - А как помочь ей? - Здесь помочь может только природа, - вздохнул доктор. Лекарства дают отдых, ослабляют судорогу. Оперативное вмешательство может вызвать очень сильное кровотечение. Нарядная комната баронессы напоминала больничную палату. Лишние вещи убраны. Все поверхности сверкали чистотой и были обработаны чем-то пахучим, накрыты белыми полотнищами. На специальном столике лежал готовый набор акушерских инструментов: трубки, ножницы всевозможных форм, шприцы, иглы, а также пузырьки с лекарствами. На стене висела Феодоровская икона Божьей матери, "Помощница в родах". Кровать роженицы была застелена клеенкой. Ольга Владимировна стеснялась рожать в новеньком специально выстроенном в Екатеринбурге родильном доме. Среди благородного сословия считалось, что туда идут женщины, кому некуда больше пойти, незамужние, бедные и бездомные. Сейчас баронесса спала. На ее лице, бледном и осунувшемся, лежала марля, пропитанная лекарством. - Я съезжу в родильный дом на осложненные роды, к баронессе уже отправлена сестра милосердия, нам в помощь. Через час я вернусь и мы будем с господином бароном решать вопрос о дальнейшей тактике ведения родов. Доктор Онуфриев приоткрыл простыню, обнажив живот, крепко обтянувший плод судорожной потугой и горестно поцокал языком. Затем послушал сердцебиение и покачал головой совсем печально: - я сделаю инъекцию морфия, чтобы помочь пациентке расслабиться. Ее может тошнить, будьте добры, голубушка, присматривайте за ней хорошенько. Анна сидела с Ольгой Владимировной второй час. Один раз зашел барон фон Таубе, подержал жену за руку, вздохнул, смахнул слезы с глаз и вышел. Яков Платонович внимательно посмотрел на Аню через приоткрытую дверь, словно проверяя, все ли с ней в порядке, но к роженице из соображений деликатности заходить не стал, оставшись ожидать хозяина дома снаружи. Когда мужчины ушли, Ольга Владимировна неожиданно проснулась и начала громко стонать, не получая расслабления от судороги. -Анна Викторовна, Анечка.. слезы полились у нее из глаз, - мне так больно! Мой малыш совсем не шевелится и живот как камень, не отпускает. Так не должно быть, - плакала Ольга Владимировна. - Неужели я умру, Анечка? - Я не хочу, - зарыдала она. - Да что Вы такое говорите! - убежденно сказала Анна. - Никто сегодня не умрет! Вы слышите! И у Вас родится чудесный малыш. Егорушка. - всплыло в голове у Анны имя. - Так батюшку звали. - прошептала баронесса. Ее скрутило судорогой и опять начало тошнить. Прибежала Татьяна, она принесла теплые компрессы и помогла замыть пол. Горничная вытирала со щек струящиеся слезы. Аня обняла стонущую Ольгу Владимировну и прижала к груди. Какое-то время она баюкала ее, пока роженица опять не уснула. - Ну где же сестра милосердия? - думала Анна. Она хотя бы может дать нужное лекарство. Как Аня хотела помочь Ольге Владимировне! Анна, повинуясь наитию, прилегла рядом с баронессой и обняла ее, прижавшись голова к голове. И незаметно уснула. В кабинет к хозяину громко стучалась горничная: - Александр Александрович, господин Штольман, доктор просит вас пройти в спальню. Ольга Владимировна проснулась. Господин Штольман, у Анны Викторовны обморок. Яков в крайнем беспокойстве кинулся в комнату баронессы. Анна полулежала в кресле. Бледная, она по цвету почти сравнялась с полотнищами, которыми был завешан интерьер. Доктор Онуфриев заканчивал делать Анне инъекцию. - Что вы ей дали? - возмутился Штольман. - Всего лишь камфору. - ровно сказал доктор. - Анне Викторовне уже лучше. Уведите супругу. Похоже, она излишне впечатлилась происходящим. Обычный обморок. Я зайду к вам после того, как приму ребенка. Барон счастливо смотрел на посвежевшую жену. Ей было лучше. - А у нас здесь роды во всю продолжаются, господа. Всех, кроме помощниц попрошу выйти, - сказал акушер. Яков подхватил полуживую Анну, а доктор попросил барона выйти за дверь, оставшись принимать роды с сестрами милосердия. Штольман донес Аню до комнаты и положил на кровать, пытаясь привести в чувство. Анна была как будто в сознании, но смотрела безучастно. Белая. С сухими, обескровленными губами. Да что же с ней такое! Да, он видел как его супруга бледнела после общения с духами.. но сейчас она стала почти прозрачной. - Анечка, - напугался Штольман, - что с тобой? - Он легонько потряс ее, но тут же прекратил это делать, так как Анина голова болталась, никак не сопротивляясь. Супруга была похожа на живую иллюстрацию к сказке о мертвой царевне. Медлить было нельзя, Яков это чувствовал. Штольман сорвался к двери, чуть не столкнувшись с улыбающимся Лебедевым, приехавшим домой. - Алексей Юрьевич, немедленно бегите в Американскую гостиницу, найдите там доктора Цыбикова. Привезите его к нам. Скажите, что Анне Викторовне нехорошо. - А что с ней? - спросил племянник. - Похоже на глубокий обморок, я не могу разбудить ее. Лебедев в один миг стал серьезным, он на мгновение задумался и развернулся к двери. - Через полчаса буду. - коротко сказал он. Со второго этажа опять раздавались крики роженицы и увещевания акушера. Яков вернулся к Анне. Он сел, поглаживая ее по голове. Цыбиков нашелся довольно быстро. Бегло осмотрев Анну, он возмущенно спросил: - Что у Вас стряслось? Анна Викторовна услышала дурные новости? Большая ссора? Или Ваша супруга слишком увлеклась, используя свой дар? - Я точно не знаю, Анна сидела с роженицей. Ухаживала за ней и ободряла ее. - сказал Штольман. Доктор тревожно пересчитал пульс, сначала на руке, потом на шее и еще в нескольких точках. - Господин Штольман, - строго взглянул Цыбиков. - Возьмите руку Вашей жены, она совсем ледяная. У нее истощение сил. У нас это состояние называют "Потерять душу", hунууhэн дэгдэ. - Что это значит? - нахмурился Алексей Юрьевич, стоявший рядом. Он не верил во все эти таинственные штучки странного буддиста, но и никогда не сталкивался с ними. Доктор тибетской медицины пояснил: - По телу циркулирует жизненная энергия, "Ла" и ее истощение, происходящее по разным причинам, приводит к "потере души". Я подозреваю, Анна Викторовна щедро и бездумно поделилась с пациенткой и ее ребенком своими силами, чего делать целителю не следует. Я Анне Викторовне помогу. Но и Ваша помощь, господин Штольман, нужна тоже. Поделитесь теперь частью жизненных сил с Анной Викторовной. Позже, через несколько месяцев, ритуал нужно будет повторить в дацане. Счастье, что Ваша супруга женщина молодая и здоровая, добросердечная. У таких людей запас жизненной энергии большой. Но не бесконечный. Я прошу Вас, донесите до Анны Викторовны невозможность продолжать свои эксперименты с проявлениями дара до прохождения хотя бы минимального обучения. Хамбо-лама объяснит Вашей супруге, как безопасно прикасаться к непознанному. - Что нужно делать далее? - спросил Штольман, своим вопросом призывая Цыбикова заняться, наконец, Анной. - До начала ритуала принесите подношения в мисках, - сказал Цыбиков, сооружая буддистский домашний алтарь. Принесите печенье, конфеты и молоко. Он установил небольшую статую Будды, зажег палочки с благовониями, укрепив их в специальном сосуде. Цыбиков достал несколько маленьких круглых медных чашек, положив в них по очереди зерно, пилюли, какие-то странно пахнущие травами шарики. Лебедев быстро ушел и вскоре вернулся с полным подносом требуемых продуктов. - Господин Штольман, сядьте позади супруги и посадите ее. Обхватите ее сзади, чтобы она не упала. - сказал спокойно доктор. Яков сел, ощущая два разнонаправленных чувства, с одной стороны глубокое беспокойство, с другой стороны такой же скепсис и раздражение от происходящего. Цыбиков стал читать непонятные молитвы на певучем языке. "Мантры"- вспомнил Штольман. Время от времени доктор звонил в колокольчик перед Анной. Достав из своего таинственного саквояжа длинное белое перо, он брызгал водой. Яков настороженно смотрел за доктором. Все было на редкость живописно, и эстетика происходящего захватила Штольмана. Его как будто заворожили. Якову казалось, что он попал в другой мир и время потекло по-другому. Он впал в странное состояние полусна, тем не менее четко осознавая происходящее. Анне снились пески и пустыня. Она бездумно шла вперед, не видя ничего, кроме бескрайних дюн. Вдруг пески разверзлись перед ней, и стали утягивать. Сначала провалились лишь пальцы, затем, сделав несколько шагов, Аня увязла по щиколотку. Чуть позже ее засыпало уже по колени. Началась песчаная буря. Когда Анна увязла по пояс, она потеряла возможность передвигаться. Поднявшийся в воздух песок забивал глаза, рот, нос, мешая дышать. В какой-то момент Цыбиков сказал Якову и Алексею Юрьевичу: зовите Анну Викторовну, зовите громко, а то она не услышит. Пока Штольман собирался с мыслями, Лебедев громко и сердито сказал: - Анна! Анна Викторовна! - Сильнее зовите. - сказал доктор. - Аня! - Также громко сказал Яков. Анечка! Анна Викторовна была совсем ледяная и неподвижная. Анна сквозь бурю услышала приглушенные голоса близких. Вначале Алексея, его голос звучал совсем тихо, но ей захотелось откликнуться на зов, правда не получалось. - Аня! - Услышала она громкий голос мужа. - Анна Викторовна! Когда она успела заблудиться? Анна отчаянно захотела к Якову, ответить на его зов, но песок не давал говорить. Она отчаянно забарахталась, увязая еще сильнее. - Анна! - Она опять услышала голос племянника. - Анечка! - упрашивал муж. В один момент сил стало больше, она рванулась к Якову и...оказалась в комнате. Позади она чувствовала дыхание мужа. Впереди стоял доктор и облегченно смеялся от ее ошарашенного вида. - Добро пожаловать, госпожа Штольман, - сказал доктор. Улыбался и Лебедев. Лишь Яков успокаивающе обнимал ее за плечи. Анна была в замешательстве. Ей было непонятно, почему мгновение назад она была в пустыне и задыхалась там, а сейчас уже в комнате, рядом с близкими. Цыбиков достал из сумки красную ленточку с письменами и завязал Анне на поясе. - Это нужно, - нахмурился он. - Чтобы душа закрепилась в теле и не ушла снова. Теперь Анне Викторовне необходимо хорошо и плотно поесть, - снова заулыбался Цыбиков. - Скажите, доктор, а если бы Вы не провели этого ритуала, что бы было? - спросил любознательный Алексей Юрьевич. Его заинтриговали действия Цыбикова. - Я думаю, все было бы нормально. Но Анна Викторовна поболеть могла какое-то время. Упадок сил, отсутствие аппетита, другие неприятности, большие и маленькие. При потере "Ла" жизненной энергии не хватает даже на самые простые ежедневные дела. Анна Викторовна, Вы напугали меня. Из другой комнаты раздался плач младенца и шум. Акушер громко хвалил роженицу. - Кажется, у хозяев прибавление. Родился новый человек! - просиял Цыбиков. - Сумасшедший дом! - подумалось Алексею Юрьевичу. - Вот поэтому я и не женюсь никогда. Ни одна женщина не покорит меня настолько, чтобы стать моей женой. Буду жить скучно, но зато спокойно. И мне не нужно будет сходить с ума, тревожась за свою драгоценную, как дядя. Хотя... я и без того, кажется, беспокоен за них двоих. Он отправился распорядиться насчет обеда для всех. Вообще, в сочельник до вечера есть не полагалось, но мало кто соблюдал эту традицию. - Как Вы чувствуете себя, Анна Викторовна? - спросил Штольман. - Я чувствую себя хорошо. - невинно сказала Анна. Будто и не она еще час назад спала, и не могла проснуться. Доктор пощупал ее пульс, довольно хмыкнул и вышел в гостиную. - Анна Викторовна! - вгляделся в ее глаза Яков. - ну нельзя же так пугать меня. Будьте же, наконец, благоразумны. Вы должны обещать! Он легонько потряс ее за плечи. - Обещаю, - послушно подтвердила Анна. - Но я, Яков Платонович, не нарочно. Я точно сама не поняла, что нашло на меня. - Ну что с Вами делать! - не поверил Штольман. - Еще подумаю над тем, как с Вами, такой беспечной, быть. Цыбиков просил повлиять на Вас. Он легонько поцеловал ее. В комнату громко постучал полицеймейстер. - Господа! У Ольги Владимировны родился сын! Я стал отцом в третий раз! - радостно сказал барон. - Поздравляю, Александр Александрович, - тепло улыбнулся Штольман и пожал тому руку. - Многие лета новорожденному! Барон фон Таубе был счастлив: - Благодарю, Яков Платонович! Сейчас, пока Олюшка отдыхает, будем готовиться к празднику. Отмечать рождение нашего ребенка и встречать приближающееся Рождество! Как Вы себя чувствуете, Анна Викторовна? - спохватился он. - О, благодарю. Немного переволновалась. - скромно сказала Анна. - Мы все, все немного сегодня переволновались. - сказал барон фон Таубе. - Моя искренняя благодарность Вам за то, что в трудный момент были рядом. Ольга Владимировна отдохнет и пригласит всех к себе, знакомиться с малышом. *** - Анна Викторовна, Вы точно в порядке? - спросил Штольман, сопровождая супругу на улице. - Не беспокойтесь, все хорошо. - улыбнулась Анна своей мягкой доброй улыбкой, которую так любил Яков Платонович. Анна настояла, что до вечера сочельника они должны обязательно прогуляться. Традиция такая. И правда, весь Екатеринбург высыпал на улицы, - подумал Яков. - Анна, признаться, я несколько обескуражен и рассержен Вашими играми с сознанием. То, какой я сегодня Вас обнаружил, и что произошло после, вне моего понимания. Я прошу Вас не делать так больше. - Это не игры, Яков Платонович. Я хотела помочь. Как можно просто смотреть, когда человеку плохо? Все остальное получилось невольно. - сказала Анна Викторовна. - Аня, нельзя помогать другим за счет своих сил. Вы слышали доктора? Меня не хотите слушать, о нашем будущем хотя бы подумайте. - строго сказал Штольман. Но как было на нее сердиться? Чистый ангел, она смотрела на него с такой добродушной влюбленностью юной женщины, что душа Якова воспарила куда-то ближе к облакам, он дал жене руку, и они пошли дальше. Видимо, судьба у них такая! Анна будет чудить, а он охранять их покой. Они отправились в городской сиротский приют сделать пожертвование. Кроме того, кухарка уверила гостей господина барона, что следует купить в лавке угощение для всех, кто будет в эту ночь приходить в дом полицеймейстера. Марфа после обеда рассказала, что в дом фон Таубе будет заходить практически каждый, кто пройдет в это время по улице. Полицеймейстера любят и уважают в городе, и многие захотят зайти поздравить. Придется Якову Платоновичу с Анной Викторовной взять на себя обязанности хозяев особняка. Каждому гостю следовало вручить гостинец. - Анна Викторовна, простите, не считаю возможным пользоваться деньгами князя Разумовского даже в благих целях. - категорично сказал Штольман. - Мы пожертвуем сиротам свои средства. Деньги князя я рано утром передал, вместе с бумагой от Вас, его поверенному. - Это поэтому у Вас содрана кожа на костяшках руки. - подозрительно спросила Анна. Штольман промолчал, давая Анне Викторовне понять, что подробностей не будет. "Передайте своему доверителю, если я еще раз увижу кого-то из его людей рядом со своей женой, ему несдобровать. Разворошу осиный улей всех его полулегальных денежных прожектов в Сибири. Разумовский знает, каких." Яков захотел смягчить разговор и перевести тему: - Знаете, я никогда не жертвовал деньги на благотворительность. Нищим не подавал ввиду специфики службы. Иногда мог дать копеечку старику или ребенку. А вот так, чтобы в канун Рождества отправиться в приют, такого со мной никогда не было. Анна ласково посмотрела на мужа: - Мы с отцом обычно посещали школу для бедных. Разговаривали с директором. Жертвовали на развитие школы и угощение для детей. - А я знаю. На прошлое Рождество читал о Вас. - улыбнулся Яков. - В январском номере "Затонского телеграфа" был напечатан список благотворителей. Помню, был счастлив увидеть Ваше имя рядом с именем Вашего батюшки. Мы тогда долго не виделись, и вот, такая весточка. - А я Вас видела на прошлое Рождество. - загадочно усмехнулась Анна. - Да? И где же? - заинтересовался Штольман. - На офицерском балу, маме не здоровилось и мы уехали тогда чуть раньше. Вы как раз только пожаловали, и были неотразимы в своем фраке. - пожала плечами Анна. - Я не стала обнаруживать себя. - Жаль, что не удалось увидеть Вас тогда. Я скучал по Вас. - сказал Яков. - Ну, Вы и без меня были окружены нарядными дамами. - сказала Анна, - Я бы и не пробилась к господину главному следователю. - Я пришел тогда на бал, только чтобы увидеть недосягаемую барышню Миронову, которая в письме просила не искать с ней больше встреч. Мне тогда сказали, что адвокат Миронов с семейством уже откланялся. Собственно говоря, я ретировался через полчаса ужасно разочарованный отсутствием неуловимой Анны Викторовны. - Ох, Яков Платонович, обманываете Вы меня! - засмеялась Аня. Сейчас она живо напомнила Штольману своего жизнерадостного дядюшку. - Вы всякий раз сердились, когда встречались со мной. - сказала Анна. - Это потому, что я уже тогда был неравнодушен. Правда, даже себе не признавался, как сильно хотел быть рядом. Поэтому и сердился. От того, что мне было непонятно, что с этим чувством и такой юной взбалмошной барышней делать, - ответил смущенно Яков. - А надо было просто любить! - нежно сказала Анна. - Да к Вам и подступиться было страшно после того письма. А вот если бы я знал, что Вы меня простили... - То, возможно, танцевали бы мы с Вами уже тогда! - заключила Анна. Штольман улыбался счастливой улыбкой. - Да, Яков Платонович, - протянула Аня. - Не везет нам с балами. - У нас все впереди. - поцеловал ей руку Яков. - Я приглашаю Вас на все танцы в ближайшие месяцы и годы... И мне все равно на приличия и правила... - шепнул он ей на ухо. - А как же губернаторши и другие прелестницы, которые тоже захотят танцевать с господином надворным советником? - засмеялась Аня, и неожиданно сильно пихнула мужа, чтобы успеть схватить снежок. Она кинула первая, но, увидев, какую кучу снега нагребает Яков в ответ, ойкнула и трусливо припустила от супруга по улице. Синяя бархатная шубка убегала от него, а вслед ей улыбались прохожие. Такая красивая молодая женщина со счастливыми глазами и такой импозантный господин! Якову пришлось бросить затею закидать свою задиру снегом и бросился догонять супругу. - Так не честно, Анна Викторовна. Вы не дали отыграться. - поймал он ее, и нежно поцеловал улыбающиеся губы. - Совсем срам потеряли! - проворчала неожиданно вывернувшая из проулка красиво одетая пожилая госпожа. - Простите, мадам! - отскочила от мужа Анна, и смутилась. Старушка царственно поднялась по ступенькам приюта, куда держала путь чета Штольман. - Добрый день, госпожа инспектор, - поклонился ей дворник. - Пойдемте, Анна Викторовна, получим свою порцию порицания и благодарности, - засмеялся Яков, обнимая супругу за талию. - Не робейте!