Молчи

Руки сжимались каждый раз при остром, проницательном взгляде в мою сторону. Будто Итачи пытался понять, о чем я думаю… Взгляд его был прикован к моему новому «аксессуару» на правой руке, который я специально выставил на всеобщее обозрение. Родители о чем-то непринужденно разговаривали, прерываясь на ужин. Сегодня был день, когда я мог спокойно выдохнуть, разбавив ненавистную мне тягучую тишину и пронизывающий взгляд брата от себя. Сегодня мы, наконец, ужинали все вместе. Едкая улыбка сошла с лица со стороны напротив. Итачи всегда пристально смотрел на меня за ужином, прерываясь на еду. Сегодня готовила мама, оттого еще вкуснее. Да, еда была пресной, но осознание того, что даже в кулинарии брат всех превзошел, вставало комом в горле. Я знал, что он готовит, как настоящий шеф из ресторана, но сама мысль об этом оставалась невыносимой. Каждый раз, когда Итачи поднимал голову, хотелось съязвить: — «Че ты пялишься?!» Но, я молчал, проглатывая пресную еду. Я ждал. Улыбнувшись краешком губ, в ответ на его задержавшийся на мне долгий взгляд. Глаза брата расширились, он вспыхнул, отвернулся, явно не ожидав. Я никогда прежде так не делал, возможно, лишь в детстве. Глаза в глаза. Только мы были свидетелями этой игры. Я лишь улыбнулся в ответ, пытаясь изобразить чистую и «не поддельную радость», наблюдая как Итачи чуть не задохнулся. Опустил голову. Но я успел запечатлеть блеск в его глазах. Я буду его помнить. Я запомню. Обязательно. — Папа, мне нужны деньги на карманные расходы. - Прервал я разговор родителей. Повисла тишина, которая была мне только на руку. — У меня появилась девушка! Уверенно сказал я, с гордо поднятой головой. Да, Сакура не была моей девушкой, но я готов был воспользоваться этой маленькой ложью, смотря в черные глаза напротив, которые искренне не хотели верить, что хоть в чем то его обошёл. И этот взгляд, полный непонимания, я тоже запомню. Восторженный отец, что дал мне сто зеленых, мать, прикрывая рот от радости и Итачи, что вскинул брови, не моргая, смотря на меня в упор. Определенно, запомню. Ситуация накалилась. Я попал в цель. Именно туда, в самое яблочко. Надев свою темно-синюю рубашку, накинув черный бомбер поверх, я спустился вниз по тропе, к кинотеатру, решив сэкономить на такси, немного прогулявшись в осеннюю погоду. Шел по тихой дорожке вдоль близлежащей лесополосы, вдыхая воздух, некогда опавших листьев, попутно думая, какие снимки я сделаю с одноклассницей и какие повешу на холодильник, больше, чем на какой фильм я пойду. Семь вечера. У меня было достаточно времени, прогулять все деньги, хоть за всю ночь, ибо родители, поужинав, уехали на работу. Сегодня вся ночь принадлежит мне. Я слышал вой собаки на заднем плане, чувствовал ветер, что бился мне о грудь распахнутой куртки, чувствовал сильную руку, что прижалась к лицу и вдыхал едкий, непонятный запах, отдаленно напоминающий запах ромашки, запах тряпки у лица, что погружала меня в сон. Я очнулся также внезапно, как и потерял сознание. Руки плотно зафиксированы над головой, в таком положении, чтобы я не мог двигаться. Тишина била по всем клеточкам тела, я задыхался от ужаса, в панике пытаясь унять свое тяжелое дыхание. То, чего боятся все, случилось со мной. Я жалобно взвыл, когда легкая рука коснулась лица, повернула голову за подбородок. Я сглотнул, прошептав практически губами: — У меня богатая семья… Я дам вам денег! Холодная рука схватила лицо сильнее, поворачивая к себе. — Пожалуйста… — Все, что я мог сказать перед тем, как послышался треск рубашки и пуговицы, что разлетелись словно бабочки. Я не понимал, где нахожусь и что происходит. Кто, этот человек... Все, что слышал — удары собственного сердца о грудь и громкое дыхание напротив. Я зажмурился через темную ткань, готовым почувствовать все что угодно на груди: нож, порез, дуло пистолета. Все, но только не горячий влажный от слюны язык, скользивший вдоль торса, обдавая горячим воздухом. Я зажмурился, видя некое подобие в фильмах с пометкой восемнадцать плюс, зная к чему все ведет, нехотя принимая всю ситуацию в которой оказался. Я сжал челюсть, чувствуя как моих губ касается нечто теплое. Не разжимаю зубы, когда незнакомец проводит более настойчиво. Хватает за щеки таким образом, чтобы я открыл рот. Шершавые звуки разбавляют тишину. Слышу как человек тяжело сглатывает, прерывисто дышит через нос. Пальцы на щеках грубо надавливают, заставляя подчинится, и я ничего не могу сделать кроме как разжать челюсть получая настойчивый, жесткий поцелуй. Зубы закусывают нижнюю губу, язык в бешенном темпе ласкает мой собственный. Я в немом ступоре сжимаюсь сильнее, пытаясь оттолкнуть, верчу головой и руки на щеке становятся крепче, не позволяя отодвинуться. Жадные язык скользит внутри. Приглушенные стоны отдаются эхом в голове. Рваные звуки повсюду. Он отстраняется со смыканием губ. Двигается не поспешно, плавно проводя влажным языком по шее, еле-еле надавливая на белоснежную кожу, щекоча дыханием, словно пробуя на вкус. Меня затрясло, начало лихорадить. Я не понимал, на какой части тела он окажется на этот раз, чувствовал себя жалким, сопя носом, шумно выдыхая, ощущая, как гладкий язык проходит по соскам, кружит вокруг, жадно всасывая кожу, нежно покусывая. Я сжал зубы, но молчал. Пытался не реагировать. Каждое мое движение могло стоить мне жизни. А человек, напротив, казалось, разыгрался не на шутку. Его руки блуждали вдоль моего тела. Я слышал неровные вздохи, прерывистое дыхание, будто он хотел что-то сказать, но вовремя останавливался, гася слова нескончаемыми поцелуями. Незнакомца несло. Он касался губами все больше, задевая зубами плечи, грудь, мочку уха, шею. Я ощущал кончики пальцев на лице. Я был натянут словно струна, ожидая, когда же охотничий нож воткнется в мое сердце. Руки блуждали по телу, трогая меня везде, останавливаясь между моих ног, он принялся растирать ладонью мой пах через плотные джинсы. Я умирал от стыда, хныкал, что-то сдавленно мычал. Рука поднялась выше, остановившись у черного кожаного ремня. Меня охватила паника. Все мгновенно прояснилось как только я услышал звон бряшки. Я закричал, не сдерживаясь, громко, надрывисто рыдая. Руки спускались все ниже, туда, где меня никто не должен был касаться. Он быстро остановился, убрал руки. Громкий, жесткий хлопок по щеке и пальцы у губ чуть отрезвили меня. Я застыл на месте, пытаясь выбраться, что-то бормоча себе под нос. Осознав, что человек напротив, вовсе не пытался меня убить, он хотел… Последующие мысли были выбиты с головы очередной пощечиной и моим хрипом, вперемешку со слезами. Маска пропиталась влагой, прилипла к лицу. Вдруг тень остановилась. Звук расстегнувшегося, чужого ремня заставил меня сжаться еще сильнее, буквально впившись в холодную ткань матраса или места, где я лежал. Я замотал головой, вспоминая все молитвы что меня учила мама в детстве. Пожалуйста, лучше я умру! Все что угодно, только не это! Холодные пальцы коснулись моей щеки перемещаясь ниже и грубые, сухие пальцы жестко проникли в меня, проворачиваясь, кружа в моем переполненном слюной рту. Я застонал, но сделать ничего не мог. Меня била мелкая дрожь, словно в лихорадке. Я попытался расслабиться, зная на подкорке, что мне не убежать, не противостоять и если я сейчас укушу его, мне — конец. По щекам текли горячие слезы, все тело сжималось от звука нервных вздохов. Ощущал с остервенением, как проклятые пальцы раз за разом проникают в мой рот, выныривая и вновь погружаясь почти до горла. Я сдавленно вскрикнул, чувствуя как горячая жидкость брызнула на впалый живот. Он медленно вынул пальцы из моего рта, а я только смог вымолвить почти шепотом: - Пожалуйста... Прежде чем почувствовать грубые руки на лице и знакомый уже запах ромашки. Я очнулся. Не зная сколько времени прошло. Быстро проморгавшись, смотря на темное небо и яркие звезды. Приподнялся, держась за желтую лавочку. Голова кружилась, координация нарушена, но место показалось мне знакомым. Это было не так далеко от парка и дома. Я встал, взявшись за голову, едва не рухнув. Расстегнул черную куртку, на месте чуть, не закричав от ужаса, что все, что произошло сегодня не было сном, смотря на почти разорванную синюю рубашку и многочисленные красные засосы на теле. Обернувшись, побежал прочь к дому, роняя непрошенные слезы, толи от радости, что я все же остался жил, или же от осознания произошедшего. Закрыв с громким хлопком двери, я затаился, прижимаясь к деревянной поверхности. Тишина дома, напрягала сильнее, нежели громкие звуки. Я бросился на второй этаж, останавливаясь около двери собственной комнаты, не решаясь войти. Я чувствовал себя более чем хорошо - физически, но морально мне хотелось растворится в стенах дома. Сотни вопросов обрывками застряли в голове и я попытался ухватиться хотя бы за одну ясную мысль. Я отчётливо понимал, что данный человек был мужчиной и он ждал меня. Именно меня. Сквозь сон я слышал, как он медленно произносил мое имя по буквам, словно пробуя на вкус. Стало так мерзко, и страшно. Не понимал, как ноги сами влекут меня влево, прямо к ненавистной мне двери. Зачем? Почему? Я сам не знал… Мне так страшно было находиться сейчас в одиночестве. Я постучал, не громко, почти незаметно, прождав практически с минуту у двери, собираясь было уходить, понимая, что это идиотская затея. Послышался скрежет двери, шмыгнув носом, вытерев лицо от невидимых слез, приняв достойной вид, но все же смотря в пол, услышал ели сонный голос брата. — Саске? Он вышел полностью, прикрывая рот рукой, слегка зевая. Я по всей видимости его разбудил. Так и не удосужившись посмотреть на время, или на сообщения или на пропущенные. Итачи всегда звонил мне, когда я задерживался. - Что-то случилось? Брат спрашивает непринужденно, вполне в своем стиле, а мне хочется умереть от этого вопроса. Но я держусь, хочется заплакать, прижаться, как к мамочке и все рассказать, но я не могу. Если бы был кто-то еще, я бы обязательно пошел к нему. К другу, к отцу или матери. Но только не к нему. Сейчас, вся моя ненависть сошла на нет. Итачи мне нужен. Прямо сейчас, как никогда прежде. Я стараюсь улыбнутся, но не поднимаю глаза, смотрю в пол. Мне страшно. Мне никогда не было так страшно. И я начинаю с начала, не церемонясь. Давя горькие слезы, которые позже пропитают мою подушку. Я даже не называю его по имени, хотя если подумать, я давно этого не делал даже мысленно. — Нет. — Я держусь, еле-еле, чтобы не заплакать, не издать лишний звук, лишь тихо всхлипывая. В моей голове зародилась идея. — Я хотел тебя спросить… — я снова мнусь, не зная как начать, а Итачи выходит уже полностью, обеспокоенный, но сдержанный, как все всегда, он чуть гладит меня по торчащей шевелюре. Я не сопротивляюсь, подавляя мерзкое чувство, что он смеет прикасаться ко мне. Пытаясь сделать это неоднократно и раньше. Накатывает. Накатывает так, что едва не плачу, а затем собравшись, резко выдаю дрожащим голосом: — На улице так холодно стало… Я думал… То есть, ты предлагал! Я имею ввиду… Я запинаюсь и, наконец, поднимаю голову, смотря в непонимающие глаза. Мне становиться стыдно, что я опять такой жалкий перед ним. Но мне это нужно. В любой другой день, никогда бы не заговорил с ним. Я переборю и это, когда-нибудь… — На улице так холодно. Я вспомнил, что ты предлагал подвести меня до школы... — Я сглатываю наплывшее унижение. — Я подумал, почему нет! Пытаюсь выдавить подобие улыбки, сам же чувствуя, как же неестественно она выглядит. Вновь пытаюсь взять себя в руки, откидывая голову, зажмурившись. — Подвезешь меня завтра? Что-то внутри с треском ломается, и я признаю свое поражение перед братом, тихо про себя думая, что это еще не конец. Но правда в том, что конец настал тогда, когда я постучался и попросил его. В любом случае, это ничего не значит. — Конечно. — Улыбается краем губ, явно не ожидав, но соглашается. — У тебя все нормально? Я улыбаюсь в ответ, киваю, а в душе кричу лишь: «Заткнись! Заткнись! Пожалуйста, заткнись!» Итачи всегда расспрашивал меня, но сейчас мне тошно, мне не хочется этого. И, он кажется понимает меня, снисходительно убирает руку, приглашает войти и посмотреть фильм, что он скачал. Тот классный боевик, что мне так хотелось давно посмотреть. Я заглядываю в черные глаза, за его спину, не решаясь войти. Будто его комната — это та обитель моей грани и если я нарушу ее, то потеряю себя и свою гордость. Осознание и ком в горле накатывают все ближе. Проведя время с ним и с фильмом дастся мне лучше, чем я зайду в свою комнату и захлебываясь слезами, упаду на кровать, вспоминая свое «свидание».                                     *** Солнце резким ударом бьет по лицу, крича прямо в глаза, что наступило утро. Я подрываюсь с места, обнаружив себя на заправленной постели, совсем не в своей комнате. Серо-молочные цвета стены, большая кровать с темно-красным пледом с огромным смарт TV напротив, с письменным столом на котором стоит macbook, дают явно понять, что уснул я, а точнее вырубился, не у себя в комнате. Поджав губы, сдерживаюсь и морщусь, что б не треснуть себя по лбу за такую оплошность. Не трудно догадаться, кому принадлежит данная обитель и кто истинный фанат техники «Apple» в нашем доме. Стало мерзко, отвратительно по отношению к самому себе, еще отвратительнее чем быть… Боже… Я вскочил с кровати, чуть ли не падая на пол, вспоминая вчерашний вечер. Улыбаясь как псих и пытаюсь истерично не заржать подговаривая себя мысленно, что я хотя бы в одежде. Благо, самого хозяина комнаты не оказалось рядом. Я бы наверно, точно захотел прикончить себя, если бы узнал, что спал с Итачи рядом. Схватившись за голову и мысленно выругавшись, я вскинул брови поняв, что так оно и было. Я спал рядом с братом, но пусть надежда на то, что тот ушел спать в мою комнату будет жить. Злость и ненависть пронзала мое тело, я то и дело фыркал себе под нос, возвращаясь в собственную комнату. Это было полным бредом, уснуть рядом с человеком, кого ты ненавидел. Ну… Не то, что бы ненавидел. Скорее... Скорее просто он тебя раздражал. Ненависть слишком громкое слово, даже для Итачи. Хотя, если посудить о его прошлых поступках, становится отнюдь не понятно, почему он вообще предложил посмотреть с ним какой-то там фильм? Это была та самая братская забота? Ну, по факту он видел, что мне плохо. Но почему же не отправил спать к себе, а оставил у себя? Может, чертов идиот вновь возомнил себя Богом? В любом случае, я жалок. Воспоминания о произошедшем вновь мерзко отдавались в голове. Накатывали с новой силой, но все, что я мог сделать это пойти в душ, раздеваясь перед зеркалом и закрывая глаза на многочисленные засосы. Мы ехали молча, точнее я. Итачи же болтал без умолку. Он, казалось, был рад, что я решил составить ему компанию. Я же то и дело делал музыку в телефоне громче, дабы закрыть его надоедливый бубнешь под одно ухо. Как по-братски было с его стороны предложить забрать меня после школы, аргументируя, что у него обед в это время и он вполне свободен. Я пропустил мимо ушей, тот факт откуда он вообще знает когда я освобождаюсь. Вида не придал, но согласился. Ибо лучше я доеду до дома в целости и сохранности, чем поджидать меня у школы будет очередной маньяк. От этой мысли становилось тошно, но я старался об этом не думать. Как и о том, как весь день смотрела на меня девочка, что прождала меня у кинотеатра в осеннюю погоду. Я старался не думать, даже не смотреть на нее. Девушка пыталась поговорить со мной, но я не мог ничего внятно ответить, просто игнорировал. После третьего урока все внимание было акцентировано на мне. Все вокруг стали шептаться о том, что я подставил бедную девочку. Надругался над ее чувствами, зная, как она в меня влюблена. Я право сказать, не догадывался об этом ранее. Я хотел извиниться, но тогда бы мне пришлось сказать - почему же я все же не пришел... Лучше оставлю эту мысль при себе, всплыву очередным человеком, с которым никто не хочет точно иметь дело. После этого и сяду в знакомую Тайоту у школы. Подбирая подбородок и смотря в окно, как те же самый знакомые лица шепчутся смотря в тонированные стекла. Итачи был легок на подъем. Что, господу Богу, я дал новую идею как сделать меня ничтожным? Валяй! Я весь в предвкушении! Но он только кивнул назад, на задние сидение, указывая на зеленую коробку с розовой, подарочной лентой. Сообщив, что это подарок, ибо он волнуется, что я плохо выгляжу. Я снисходительно открыл ее, разглядывая десерт. Я ненавидел сладкое, но Итачи почти требовательно просил меня попробовать, сказав, что сладкое поднимет мне настроение. Я не смог отказать. Ярко зеленые пирожные были, казалось самым сладким лакомством, что я пробовал за всю свою жизнь. Он был счастлив, что мне понравилось, а мне же хотелось подавиться. Но я оставил это на потом, на лучший день. Но фисташковые пирожные я все же съел. Итачи обещал мне еще один сюрприз на вечер. Я промолчал на его прощание, и удалился к себе в комнату. Рухнул на пол, прижимаясь лбом в колени. Вновь почувствовал себя жалким, использованным уродом, наконец дав волю застоявшимся слезам. Брат приехал как и всегда - вовремя. Пунктуальный. Я проплакав практически весь вечер, просто прятал лицо от него, уходил от вопросов. Ладони легли на мои плечи, заставляя посмотреть в глаза. Итачи спрашивал совсем тихо, почти шепотом: - "все ли со мной нормально". Нет. Не нормально то, что я вообще находился с ним рядом и говорил. Я весь вечер ловил себя на мысли, что если бы не Итачи, то я, возможно, никогда не пошел бы на дурацкое свидание. Но, обвинять брата глупо. В конце, концов Итачи хотел как лучше. Я вдруг понял, что никто так помочь мне никогда не хотел. Да, он ничего не знает. Но даже если сопоставить факты, того, как я сегодня днем подошел к матери с целью рассказать все, чтобы она выслушала, помогла, избавила советом от тяжести. Каждую минуту я будто вновь ощущаю чужие прикосновения на своей груди, скользящий язык в полости рта, блуждающие руки в паху. Мне хочется блевать, вымыться, избавиться от этих воспоминаний. Я боюсь, что они сольются со мной в едино. Невыносимая тяжесть, отвратительное чувство унижения, от которого невозможно избавится. Я подошел к матери, но услышал лишь: -"Позже дорогой, я занята.» Я мог рассказать только маме. Не думая даже подходить с подобным разговором к весьма строгому отцу. Я бы выслушал целую тираду о том, что я не мужчина не смог постоять за себя, нежели помощь и поддержку. Я провел весь день сидя на одном месте, пытаясь сделать уроки, но беспросветно пялясь в книгу, я думал лишь об этих прикосновениях, о том, что я не смог сделать, о том, на что не мог повлиять будучи заложником собственного страха. Я ждал, мне кажется я ждал именно этого. Ждал трения шин о парковку. Я понял, что ждал Итачи... Я тут же спустился, практически роняя учебник по математике на пол, вышел из комнаты встречая уставшего брата на лестнице, который завидев меня засиял, не принужденно мне поздоровался. Мои мысли сплошь нервным потоком окутывали мою голову, я выдавив из себя каплю теплоты, что у меня осталась, предложил ему посмотреть со мной фильм. Да, я не сделал уроки, да возможно мне поставят «неуд» за задание, но сейчас я настолько не хотел быть один, что брат был единственным кто мог спасти меня от этих раздирающих мыслей, поглощающих меня. Итачи поправив длинные волосы, сказал, что есть парочка фильмов, которые у него есть для просмотра в компании, потрепал меня по волосам, обмолвившись тем, что бы я пришел к нему в комнату через пятнадцать минут. Я не отстранился, почему то больше мне не казалось это мерзким. Сейчас, я нуждался в его обществе, как никогда прежде.                                     *** Так прошло две недели. Я погружался в его мир все сильнее. Теперь брат не казался мне ненавистным, наоборот, я чувствовал родное тепло исходящее от него. Мы проводили время, я ел самые вкусные пирожные, что он любезно приносил мне после школы, забирая меня, советуя лишь скачать фильм, что мы посмотрим вечером. Я утопал в его компании, забывая о чертовом дне. Итачи стал мне интересен, он рассказывал истории, которые я не перебивая слушал, рассказывал о работе. Казалось обо всем. Я стал сомневаться в своих мыслях, и почему вообще такой человек, когда либо хотел мне зла, сейчас это выглядело полнейшим бредом. Я стал забывать о ситуации с роялем, о концерте и прочей ерунде, что не имела значения. Но я не мог забыть о том вечере. Незнакомец всплывал в моей голове, как только я прекращал общение с братом, или находился один в пустой комнате с тетрадкой домашней работы на столе. Я все так же пробовал говорить с матерью, пробовал даже заговорить с отцом, но безуспешно. Они будто и вовсе меня не слышали. В школе все хорошо — ну и замечательно! Мой классный учитель Какаши даже заметил мои мокрые следы от слез на тетрадях, на что я лишь отмахивался. Все в школе стали шептаться обо мне, что я плохой человек, что я подставил, использовал бедную девочку, бросив ее практически в мороз у кинотеатра. Я пытался с ней поговорить, что вышло недоразумение, но она и слышать не желая, обвиняла меня. Но все это казалось не имело больше смысла. Друзья были мне не важны, девушки казались глупыми и наивными. Ничего не имело смысла, лишь мой брат Итачи, вот кто приносил мне истинное утешение. Я никогда не чувствовал себя так комфортно. Да, поначалу, смотря фильмы вместе, я даже не смотрел в его сторону, но теперь мы спокойно могли лежать рядом на его огромной кровати, есть заказанную пиццу и фоном ставя фильм, болтая о своем. Он провожал меня каждый день в школу и встречал во время, с очередным вкусным фисташковым лакомством с любимой пекарни. Я стал забывать и про тот вечер, полностью погружаясь в теплую атмосферу единственного утешения.                                     *** Так прошла неделя, прежде чем я погрузился в осознание происходящего, воспоминаниями касаясь злополучного дня. Стоя у школьной парковки я лишь отводил взгляд дожидаясь черного внедорожника, пропуская мимо ушей злые подколки в мой адрес со стороны одноклассниц и девушек с параллели, перебирая землю под ногами. Черный «Land Cruiser Prado» подъехал так же резко как и я сел в него, не желая больше слышать весь этот жалкий треп о том, какой я плохой, что я почти поверил этим наглым слухам. Мы обменялись приветствиями, не сказать, что я не рад был видеть брата, наоборот он избавил меня от столь ненавистной компании. С сияющим лицом Итачи сказал лишь оглянутся назад, посмотреть на задние сиденье машины. Я улыбнулся, прыснув, увидев нового цвета коробку со сладостями. — У них новые пирожные. С клубникой. Ты же любишь клубнику? На его высказывания я лишь улыбнулся, потянулся за сладостями, за моим источником дофамина, которого мне так не хватало в последнее время. Лишь осекся на долю секунды, что стало моей большой ошибкой, или же наоборот. Хмуря брови, оставив коробку на месте. Меня привлёк предмет на полу, спрятанный за черными ковриками, но темные нитки, нагло торчавшие, заострили мое внимание. Я поднял его крутя в руках, яростно зажмуривая глаза, подавляя непрошенные эмоции. Кажется это войдет в мою привычку. Я узнал украшение. Ведь именно этот синий браслет мне подарила в тот день девушка, к которой я шел на свидание. День, который я пытался забыть. Место, где я оказался в тот вечер было задним сидением машины моего родного брата. Меня затрясло, я прикусил язык, боясь поднять заплаканные глаза к задней панели двери, но мне пришлось, ибо я помнил каждую чертову секунду пребывания в закрытом пространстве. Помнил и то, как мои ногти впивались в панель автомобиля. Я ужаснулся, увидев характерные, белые полосы. Укусив себя за губу и спрятав глубже под коврик, я сел обратно. Виду не предал, выровняв дыхание, пытаясь смотреть на дорогу ровно, хоть и слабо получалось. Итачи отрывается, смотрит пристально, не понимая, почему я не попробовал чертов клубничный десерт. А мне не до сладкого, я не могу даже повернуть головы, мне кажется я умру, если посмотрю ему в глаза. Я ведь еще не понял, или… До меня еще не дошло? — Ты в порядке? — Его рука оказывается у меня на плече, слегка трясет. А я только неестественно, быстро киваю. Уже слабо доходит… Итачи мило улыбается, я замечаю это краем глаза. Дальше ведет машину к дому, а я не понимаю, как быть. Захотелось выскочить, не слушать его голос о новом фильме и кто там играет, я хочу врубить радио громче, но меня стопорит. Я думаю лишь о том, как произошедшее выглядело со стороны. Вижу в голове как брат наклоняется, как трогает меня, целует. Меня начинает тошнить. Внезапно, колкий страх с отвращением одолевает и я жмусь в кресло, а он, выродок, все продолжает говорить. Мне хочется разрыдаться. Мы прощаемся, я делаю вид, что все хорошо, но на последок замечаю скользящий взгляд по телу, оценивающий и мерзкий. Итачи широко улыбается и машет рукой. И теперь до меня наконец доходит… Меня трясет, колотит как при температуре. Он никогда не хотел помочь мне, он хотел меня трахнуть! Я как ошпаренный влетел в дом и прижался к стене. Я осознал, что надо было бежать прочь, сторонится. Но я собственными шагами, пришел прямо в руки к пауку. Он ждал именно этого! Он хотел меня! Я всегда был прав, этот ублюдок упивался своим превосходством надо мной. Он всегда хотел меня лишь унизить. Он никогда не менялся. Все его действия были не для поддержки, а чтобы уничтожить меня окончательно. Все, о чем я говорил с Итачи, было не важным… Вдруг стало мерзко от всех, от него. Но больше от себя. Родной брат. Сделал это… Чуть не воспользовавшись, чуть не… Он кончил на меня! Он трогал меня везде! Он... Он... Это — он… Я сполз по стене, всхлипывая, закрывая красное лицо ладонями, практически зарыдав в голос. Я услышал обеспокоенный голос матери, что отрезвил меня разом, заставив подняться и вытереть слезы. Какой смысл ей говорить, если мама мне не поверит? — Дорогой, - Мама обеспокоенно оглядела меня. - Все хорошо? Мне хотелось ухмыльнутся, по злому так. Первый раз в жизни назвать ее дурой, но может я ошибаюсь, и мама действительно заботиться обо мне? В конце концов, она стала больше внимание уделять мне когда я связался с насильником и педофилом. — Да мам, все супер! - Я смотрю в пол, так и не решившись посмотреть ей в глаза. В голове вспыхнула неплохая идея. — Мам можешь дать мне денег? Мама лишь нахмурив брови с любопытством спросила: — На что, дорогой? Мама хлопает глазами в непонимании, а я лишь хочу уберечь себя, осознавая, что я теперь один. — Хочу поставить замок.