Вижу, вам становится понятно, какой это будет мир. Но в конце концов вы не просто поймете. Вы примете его, будете его приветствовать, станете его частью.
Джордж Оруэлл, «1984».
Анализируя бэккеровскую критику Толкина, нельзя не заметить ещё одной интересной детали. Бэккер критикует Толкина за отсутствие «нравственного реализма»: мол, как же можно рисовать кого-то (даже сауроновский Мордор) безусловным злом! Но вот что забавно. О народах Юга и Востока, воюющих за Саурона в Третью Эпоху, нигде не сказано, что это сплошь моральные уроды, пьющие собачью мочу, целующие черного козла под хвост и приносящие детей в жертву Молоху. Просто так уж получилось, что у них с дунаданами застарелая вражда (соседствующие друг с другом страны вообще редко находятся в хороших отношениях), а Саурон в сложившейся условиях — очевидный союзник, тем более что проявлять непокорность по отношению к нему в условиях, когда Мордор набирает силу, а Гондор слабеет — рискованно. Причем если многие (но не все[1]) народы Юга и Востока поклонялись Саурону как Богу (то есть их конфликт с дунаданами носил и религиозный характер), то о дунландцах, воевавших за Сарумана, нам и этого не известно — просто рохиррим в свое время выгнали их предков с их земель, поэтому дунландцы помогали любым врагам Рохана. Иными словами, мотивация человеческих союзников Саурона и Сарумана вполне реалистична в моральном плане. Даже если брать крайний случай — истерлингов Народа Ульдора, предавших Союз Маэдроса в Битве Бессчетных Слез — то они перешли на сторону Моргота не просто потому, что были «плохими», а потому, что им за это пообещали отдать во владение Белерианд. И даже если брать их поведению по отношению к людям Дор-Ломина, которых они обратили в рабство, то это, к сожалению, довольно стандартное для архаики обращение с покоренным населением. Из какого-то особого экстрима там можно вспомнить только истребление стариков народа Хадора (но тут мотивация предельно прагматическая — не кормить «лишние рты», тем более — вражеские) и забавы вроде травли рабов собаками (что, опять же, может рассматриваться как акции устрашения вроде тех, что спартанцы проводили по отношению к илотам). Истерлинги ведут себя отвратительно, но их поведение не является каким-то иррациональным злом ради зла: множество людей в истории вело (а какие-нибудь игиловцы и до сих пор ведут) себя именно так, если не похлеще. Для сравнения возьмем народ, являющийся своеобразным аналогом толкиновских истерлингов, бэккеровских скюльвендов — кочевников, во время первой войны с Консультом перешедших на его сторону и поклоняющихся «Локунгу» (Не-Богу). Вся их культура, вплоть до специальных шрамов — свазондов, отмечающих их победы, вращается вокруг идеи разрушения жизни, возведенной в самоценность. В отличии от толкиновских истерлингов, получивших благодаря своему предательству возможность сладко жить за счет порабощенных хадорингов, скюльвендам (сокрушившим такие древние империи, как Киранея и Кенея) не приходит в голову идея вместо того, чтобы наведываться периодически к цивилизованным народам Трех Морей для массовых убийств и грабежей, на постоянной основе (как это делали все реальные кочевые завоеватели) покорить оседлые народы, чтобы их эксплуатировать. Причем прямо задекларировано (устами нансурского полководца Икурея Конфаса), что скюльвенды — «народ без истории», культура которого за тысячелетия вообще не менялась. У другого автора фэнтези-чернухи, Мартина, есть своеобразный аналог скюльвендов, только ещё более карикатурный — дотракийцы. Они не только, как скюльвенды, бессмысленно уничтожают целые цивилизации (вроде Сарнора), не пытаясь подчинить их своей власти, а просто частью вырезая, частью угоняя в рабство местное население — они, в отличие от скюльвендов, (являющихся в целом обычными кочевниками с передачей власти в рамках племени внутри правящей семьи, даже способными в случае внешней угрозы объединяться под властью племенных королей), представляют из себя социал-дарвинистскую (анти)утопию, вращающуюся сугубо вокруг принципа «кто силен — тот и прав» (см. эпизоды вроде падения кхала Дрого с лошади). Дотракийцы — это, в сущности, версия скюльвендов, доведенная до абсурда, со всеми этими ритуальными побоищами на свадьбах, массовым сексом под открытым небом и т.д. и т.п. При этом дотракийцы, в отличии от поклоняющихся Не-Богу скюльвендов, не служат какому-то сверхъестественному злу — они стали такими, какие они есть, сугубо самостоятельно. Итак, мы видим, что авторы-чернушники и сами не чураются в своем творчестве приема, за который критикуют Толкина, причем не по отношению к вымышленным сверхъестественным существам вроде Моргота и Саурона, а по отношению к вымышленным людям. Это наводит на мысль, что недовольство у них вызывает не столько наличие в определенном сеттинге четко обозначенного «Зла» (чем какие-нибудь мартиновские Иные, стремящиеся истребить человечество, не «Зло»?), а наличие положительных альтернатив ему («Добра»). Истинный посыл фэнтези-чернухи — не моральный релятивизм и наличие «своей правды» у каждой из сторон, а тотальность зла, его безальтернативность (или альтернативы одинаково отвратительны). Это мы видим у Бэккера в виде конфликта инфернальных Ста Богов и свихнувшихся маньяков из Консульта, и у Мартина что в политике (где одни негодяи пожирают других, ну и порядочных людей до кучи), что в метафизике (где все сверхъестественные силы отдают откровенной чертовщиной), и у Аберкромби (в его произведениях из цикла «Земной Круг»), у которого два бессмертных мага (Байяз и Кхалюль) по большому счету непонятно зачем борются за власть над миром, да и обычная политика там тот ещё бестиарий. Вообще, говоря о «нравственном реализме», нельзя не отметить, что обыкновенный реализм предполагает, что (в материалистической парадигме) и общественная мораль, и поступки конкретных персонажей вытекают из особенностей того общества, в котором герои живут и действуют. Скажем, если отойти от литературы в жанре фэнтези (где само понятие реализма находится под вопросом) и обратиться к художественной литературе на историческую тематику — хоть к «Трем мушкетерам» Александра Дюма, хоть к «Огнем и мечом» Генриха Сенкевича — то там герои сплошь и рядом ведут себя сомнительно с точки зрения морали (особенно — современной), но их поведение вытекает из особенностей того общества, в котором они жили (ксенофобия, сословное и половое неравенство, религиозный фанатизм, распространенность насилия как метода решения проблем). Если взять творчество Толкина, то, при всей «приглаженности» до-модернового общества у него (за которую его не раз обвиняли в идеализации феодальных порядков) его герои в большинстве сюжетов демонстрируют менталитет людей соответствующей эпохи, и их поведение в целом вытекает из их социальных ролей. Такой толкиновский персонаж, как Турин Турамбар, вовсе отсылает во многих своих чертах к реальным героям германо-скандинавских и финно-угорских легенд (Зигфриду и Куллерво соответственно). Например, когда Феанор, призывая нолдор покинуть Валинор, говорит, что не может жить в одном доме с Валар, потому что они — родня Морготу, убийце его отца, он рассуждает в архаических категориях важности родства. То же самое — в случае Тингола, закрывающего Дориат для нолдор и запрещающего квэнья, и Эола Темного Эльфа, ненавидящего нолдор как убийц его родни-тэлери и потому запрещающей своему сыну Маэглину общаться с родней матери (сыновьями Феанора). Даже если брать наиболее "модернового" из толкиновских персонажей - Моргота, больше напоминающего не средневекового монарха, а диктатора Нового или Новейшего Времени, установившего над подданными близкий к тотальному контроль и управляющего своим государством как гигантской машиной, он вынужден покинуть Ангбанд и сразиться с Финголфином, обвинившим его в трусости и вызвавшим на поединок, чтобы не дискредитировать себя в глазах своего непосредственного окружения - хотя вполне мог бы послать достаточное количество орков или балрогов, чтобы убить Верховного Короля нолдор или захватить его в плен. Отношения эльфийских королей и человеческих вождей в Первую Эпоху — это классические отношения вассалитета также, как отношения рохиррим и гондорцев в Третью Эпоху это классические отношения приходящей в упадок империи и федератов-варваров — правда, в отличии от реальных варваров, рохиррим Гондору лояльны, но на то есть причины в виде постоянного наличия общих врагов, общности культуры и тесных связей, вплоть до династических, знати обеих стран. А колониальная политика нуменорцев перекликается с современной Толкину колониальной политикой европейских народов, особенно — родной для него Британии. Вообще, несмотря на откровенную сверхъестественность мира Толкина и его религиозную ориентированность, Толкин брезгует дешевыми приемами из серии «он злой, потому что его совратил дьявол». Предпосылки для Исхода Нолдор — конфликт внутри семьи Финвэ между потомством Мириэль и потомством Индис — существовали ещё до освобождения Мелькора. Моргот подогревал конфликт в Белерианде между нолдор и синдар, но сам по себе он был порожден не им, а резней в Альквалондэ (которую не Моргот организовал) и тем, что пришельцы-нолдор, придя в Белерианд, объявили себя королями этих земель, что части синдар, коренного населения, не понравилось. Да, Турин Турамбар попал под проклятие Моргота, но, с учетом того, что начинал свои приключения он вместе с натуральными уголовниками («изгои», они же «гаурвайт», «люди-волки»), по большому счету он бы вляпался в неприятности и без проклятия. Гномы разорили Дориат не по наущению Моргота, а просто чтобы пограбить. Нуменорцы развратились не потому, что их оболванил Саурон, а потому, что они к концу своей имперской истории сами пришли к такому обращению с коренным населением Средиземья, что, надо думать, идеи про «Мелькора, Дарующего Свободу» и «великие короли не терпят отказа и берут то, что причитается им» были для них как бальзам на душу. К главным бедам Третьей Эпохи — ослабившей Гондор узурпации Кастамира (порожденной ксенофобией части дунаданов по отношению к Меньшим Людям) и распаду Арнора (порожденному враждой правителей различных арнорских суб-королевств из разных ветвей рода Исилдура) — Саурон и вовсе был непричастен[2]. Заранее оговорюсь, что я отмечаю это всё не для того, чтобы «похвалить» Толкина в сравнении с Бэккером, Мартином или Аберкромби (с точки зрения реализма изображенные им общества далеко не во всем достоверны[3]), а для другой цели. У Толкина есть определенные общества с определенными признаками — и хотя личности персонажей у него не детерминированы стопроцентно социально (Толкин как христианин верил в свободу воли), их черты выводимы из особенностей этого общества. Например, Феанор при всей своей уникальности вместе с тем обладает очень характерными чертами представителя народа нолдор — интерес к ремеслу, практическому знанию, гордость, готовность бросить вызов заведомо превосходящей силе и пойти ради этого на крайние меры. Ар-Фаразон с его достоинствами (готовность бросить вызов самому Саурону) и недостатками (жажда власти, в конечном итоге, над всем миром) также был в этом плане органичным представителем нуменорских Людей Короля эпохи упадка. У Бэккера, Мартина и Аберкромби общества, в котором действуют герои, по большому счету представляют из себя просто декорации, в которых действуют герои, причем декорации плохо сделанные. У Аберкромби возможны кадавры вроде Союза, который внешне стереотипная позднесредневековая Западная Европа, но при этом с минимальной ролью религии и мышлением чуть ли не современных людей. В итоге в этом Союзе появляются атрибуты XIX (промышленная революция) и даже XXI (миграционный кризис — поток беженцев из распавшегося Гуркхула) веков, но при этом армия только-только осваивает огнестрельное оружие. И в то же время, например, на соседствующем с Союзом (и с переменным успехом ведущим с ним войны) Севере до сих пор в лучшем случае «варварское королевство», а ещё недавно был родоплеменной строй. У Мартина большинство обществ за пределами континентального Вестероса южнее Стены абсолютно условны и подчинены той или иной абстрактной идее — гипермаскулинной агрессивности по отношению к окружающим (дотракийцы, железнорожденные), проституции (Лис, Юнкай), плутократии (Вольные Города), матриархата (Вотчина Гиркуна), пацифизма (лхазаряне, наатийцы), гедонизма (Летние Острова), анархизма (Одичалые)… даже в случае Дорна есть уклон в фансервисно-феминистическую утопию[4]. В случае Семи Королевств он, в отличии от Аберкромби, позаботился о том, чтобы хотя бы внешне декорировать их общество под феодальное, но на деле Вестерос — анахронистическая солянка из несочетаемых элементов множества эпох, а его жители — современные люди в средневековых одеяниях (как шутил один из моих комментаторов, «Мартин знает, как проводились турниры, но не знает, зачем они проводились»). Чего стоит межевой рыцарь Утор Андерлиф из цикла рассказов о Дунке и Эгге, зарабатывающий на постоянной основе за счет участия в турнирах! Бэккер, в отличии от Аберкромби с Мартином, вроде бы понимает, какую роль в тогдашнем обществе, играла, например, религия (и ненависть на религиозной почве) — что, впрочем, связано в первую очередь с идеологической тематикой его творчества («боги-людоеды» и всё такое прочее). Но вместе с тем само общество Трех Морей представляет из себя гибрид ежа с ужом по принципу «как бы нагнать побольше чернухи» — там сочетаются одновременно элементы феодализма, кастового строя и рабовладения. При этом в таком подобном социуме откуда-то берутся в достаточных количествах сектанты-дуниане с мировоззрением а-ля рационализм эпохи Просвещения в формате «педаль в пол» и евгенической программой а-ля практики Третьего Рейха. Как следствие, отрицательные или «неоднозначные» персонажи вышеназванных авторов сплошь и рядом творят какую-то фигню не в силу объективно заданных условий социума, а или в силу порочности чуть ли не от рождения (извращенцы-садисты инхорои, а также дефективная часть сыновей Анасуримбора Келлхуса у Бэккера, Болтоны и Григор Клиган у Джорджа Мартина), или в силу обстоятельств (как Эйрис II, ставший безумным мерзавцем после заточения в Сумеречном Доле, или Эурон Грейджой, пошедший по наклонной после «эвтаназии» больного Серой Хворью брата, или Занд дан Глокта у Аберкромби, ставший пытать людей после того, как он сам прошел через застенки), или в силу психологических мотиваций околофрейдистского толка вроде того, что у бэккеровского Найура комплексы, связанные с подавляемыми извращёнными наклонностями и убийством отца (и лавхейтом по отношению к Анасуримбору Моэнгхусу, подтолкнувшему его к отцеубийству), а у Серсеи — с «завистью к пенису» (идее, что это она должна была родиться мужчиной) вплоть до одержимости сексом со своеобразной мужской версией себя (Джейме). В этом ключе читатель может при желании проанализировать образ и многих других персонажей Бэккера, Мартина и Аберкромби. К чему это я, спросит читатель? А к тому, что если у Толкина (или в реалистической литературе) пороки персонажей во многом вытекают из объективных условий (что не отменяет их личной ответственности), то у современных авторов чернушного фэнтези пороки персонажей вытекают как будто из некой имманентной порочности живых существ. В норме у творящегося в мире (даже вымышленном) зла есть рациональное объяснение. В вымышленных мирах авторов-чернушников возникает ощущение, что зло творится просто потому, что оно, по мнению авторов, является неотъемлемым атрибутом мироздания, неискоренимым элементом абстрактной «человеческой природы». Не случайно и у Бэккера, и у Мартина, и у Аберкромби человеческие общества бесконечно разнообразны в социальном плане, но при этом большинство из них отвратительно[5], пусть каждое и по-своему. Здесь мы видим, что, несмотря на критику Бэккером абсолютизации категорий добра и зла, направленную в первую очередь в адрес теистов, жанр чернушного фэнтези основан на вполне религиозной вере в «порочность человеческой природы» — с той лишь разницей, что нет места даже для веры в возможность исправления этой порочности сверхъестественными средствами. Напротив, предлагается наслаждаться смакованием того, что, как сформулировал десадовский Сен-Фон, «во зле создавался мир, злом он поддерживается и ради зла он пребывает». Ведь, в конце концов убеждает аудиторию тот же Скотт Бэккер, «зло — вопрос точки зрения». Постскриптум. Что особенно характерно, Бэккер в своей статье, надрываясь на тему «нравственного реализма» даже не подумал о том, что если мир действительно таков (не в плане строгих фактов — поскольку мы всяко живем не в фэнтези-вселенной — а в плане идейного посыла), каким его рисуют в своем творчестве он и его коллеги-чернушники, если их творчество и правда содержит некую «правду жизни», а не представляет из себя набор порнографических фантазий, то в эскапизме толкиновского образца нет ничего плохого. Эскапизм — побег от реальности, но если реальность (в чем лично я, впрочем, сомневаюсь) на сто процентов соответствует бэккеровской картине мира («мир тотально порочен, человек тотально порочен, сделать с этим ничего нельзя»), то, по крайней мере, в литературе, а не в жизненной практике, эскапизм вполне уместен. Ведь если следовать концепции Бэккера, отстаиваемой им с такой яростью, что добро и зло - не более чем вопрос точки зрения конкретного человека, то концепция поиска истины теряет какой бы то ни было содержательный смысл, и красивая выдумка получает преимущество над "жизненной" и "нравственно реалистичной" чернухой. [1] Двое магов — «коллег» Гэндальфа, Алатар и Палландо, были посланы на Восток поднять восстание против Саурона среди покоренных им народов — их деятельность была успешной, то есть они нашли союзников: «Но эти двое истари были посланы с другой целью. Моринехтар и Роместальмо, Повергающий Тьму и Помогающий Востоку. Их задачей было расстроить планы Саурона: поддержать те немногие людские племена, которые восстали против почитания Мелькора, поднять восстание… и, после первого падения Саурона, отыскать, где он скрывается (это им не удалось), и вызвать [? разлад и беспорядки] на черном Востоке… Они должны были оказать очень большое влияние на историю Второй и Третьей эпох, ослабляя и внося смятение в ряды сил Востока …которые в противном случае и во Вторую и в Третью эпоху …значительно бы превосходили Запад численностью» («О Глорфинделе, Кирдане и некоторых других вопросах»). [2] Если не брать приход к власти в одном из арнорских суб-королевств, Рудауре, правителя из числа местного населения, «хиллмэнов» / «холмовиков», являвшегося креатурой Короля-Чародея Ангмара, то есть, в конечном итоге, Саурона, и отстранившего от власти местных дунаданов — но, в конечном итоге, и здесь конфликт имеет объективные предпосылки (конфликт дунаданов и части местного населения). [3] Взять хотя бы почти полное отсутствие феодальных междоусобиц и проблем, связанных с политической раздробленностью, в Нуменоре, Гондоре и Рохане. [4] Подробнее про (анти)утопический характер ряда мартиновских обществ см. мою статью по ссылке — https://ficbook.net/readfic/9671685. [5] Тот же няшный феминистический Дорн — страна, известная своими ядами. Про какой-нибудь «аболиционистский» Браавос, город, славящийся как обычными наемными убийцами, так и религиозно ориентированной их разновидностью (Безликие), и говорить нечего.