После уроков

      Женя терпеть не мог, когда его игнорируют. Точнее нет. Ему нравилось, когда его игнорируют люди, с которыми он не имел желания общаться. Однако, когда подобное исходило от тех, кто ему импонировал, Жене становилось грустно. Больше всего он не любил чувствовать себя покинутым и одиноким. Жаль только, что эти чувства преследовали его по жизни. Только оказываясь в чьей-то постели, не важно в чьей, главное, что не в одиночестве, он чувствовал себя нужным.       Когда он жил в Минске, проблем с этим не возникало. Он просто находил в интернете людей, которым давал право делать с собой все, что им угодно. Его это устраивало. Когда-то давно было не так, но те времена прошли, и Женя уверен, что никогда уже не вернутся.       Заозерск был обречен стать проблемой до того, как Женя в него переехал. Однако все сложилось в его пользу. Он встретил Виктора. Но едва ли это утешало, учитывая то, что после произошедшего в санатории, он решил игнорировать его. С одной стороны, Женя прекрасно понимал Виктора. Сложно сделать что-то иное в ситуации, когда собственный ученик домогается тебя. Понимал, что Виктор, должно быть, чувствует себя паршиво. Но здесь была и другая сторона. То, что Виктор не оттолкнул его, когда Женя делал ему минет, можно было списать на чисто физиологическую реакцию, но поцелуй — точно нет.       Женя долго думал о природе этого поцелуя. Но так толком и не понял, почему Виктор это сделал. Наиболее близким, как ему казалось, вариантом, стала злость. Она явно ощущалась в том, как Виктор сжал его шею. Наверное, он искренне злился на Женю за то, что он сделал. Женя понимал его гнев, но не мог не радоваться тому, что его итогом стал именно поцелуй. Это внушало некую надежду. Даже веру. Женя решил, что если постарается, то сможет добиться от Виктора желаемого, пусть это и будет жестоко по отношению к учителю. Если честно, на это Жене было как-то плевать. В мире и так слишком много жестокости и то, что он сам склоняется к ней — лишь результат существования в этом мире.       Правда добиваться чего-либо вдруг стало сложно, ведь, начиная с понедельника, Виктор избегал Женю. Последнего этот подход позабавил. Как-то это не по-взрослому. Хотя, надо признать, Виктор с самого начала все же пытался разрешить ситуацию, пусть и безрезультатно. И сейчас, даже если бы он вновь попытался поговорить, ничего бы не изменилось. Поэтому Виктор сделал вид, что ничего не было, но намеренно Женю не игнорировал. Просто относился к нему также, как к любому другому ученику. Но Женя все равно видел в этом игнорирование.       Это расстраивало. Он даже прогулял вторник, потому что не хотел появляться на уроке химии. Хуже то, что он особо не знал, какие меры еще можно предпринять. Конечно, можно было продолжить пытаться манипулировать, угрожать самоубийством, но Жене казалось, что на такое Виктор не поведется. А по-настоящему из-за этого убить себя он пока не был готов. Произойти такое могло по другим причинам, которые пока, наверное, к счастью, не наступили.       Грусть угнетала. Погода ей только способствовала. Во вторую неделю сентября вновь пошли дожди. На долгие дни солнце скрылось за облаками. Сильный холодный ветер срывал с деревьев желтые листья, не давая наступить той красивой золотистой осени с картинок. Город погрузился в серость и уныние. Жизнь Жени свелась к посещению школы и сидению дома, где, к слову, было совсем некомфортно.       От бабушки Тамары исходила какая-то незримая враждебность. Пусть внешне она особо никак не проявлялась, Женя чувствовал, что бабушка ему совсем не рада. Что неудивительно, ведь она считала, что именно он виноват в том, что произошло с ее дочерью. Женя тоже так считал, но в случившемся с его матерью, куда больше он обвинял отца, нежели самого себя.       Владимир, отец Жени, так ни разу и не позвонил сыну, чему последний был только рад. Если бы у Жени спросили, чего он боится больше всего, третье место занял бы стоматолог, второе бездомные собаки, а первое — его отец. Страх этот зародился еще в детстве. Тогда, быть может, он был иррациональным, но позже обрел отчетливое очертание. Владимир никогда не бил сына, ничего подобного, но ему это и не требовалось. Владимиру хватало одних слов, впрочем, порой они способны причинять боль, равносильную ударам. Он был деспотичным, неспособным на светлые чувства человеком, убежденным в своей исключительной правоте. Жуткая тьма в его глазах была первым Жениным воспоминанием.       Все летние месяцы Женя провел с отцом. Сейчас, уехав от него, он удивлялся, как вообще пережил их. Наверное, помогали встречи с Джоном. Переезд несколько поубавил страх перед фигурой отца, но пройти окончательно ему не суждено никогда.       Мама была другой. Она любила Женю. Он так думал. Татьяна хотела всегда и во всем сделать как лучше. Надо полагать, это и стало причиной всего происходящего. Однако Женя упорно пытался себя убедить, что не видит эту связь. Не хотелось разочароваться в маме. И все же он признавал, что, когда она исчезла из его жизни, дышать стало спокойнее.       Жене искренне нравилось жить отдельно от родителей, несмотря ни на что. Однако он знал, что когда-нибудь отец позвонит. Владимир сказал, что будет перечислять деньги каждый месяц двадцатого числа. Женя мечтал, чтобы эта дата не наступала, ведь наверняка отец в этот же день позвонит. Разговор с ним вдруг начал пугать почти до дрожи, пусть на то не было никаких явных причин. Женя не знал, что с этим делать, но одно он знал точно — он не хочет быть один в этот день.       Нужно было что-то сделать, чтобы Виктор был с ним к двадцатому сентября. Любой ценой. Правда Женя еще задумывался над тем, чтобы найти кого-то другого. Так было бы намного проще, к тому же, он даже не был уверен, что конкретно его учитель нужен ему. У Жени не было каких-то романтических чувств к нему или чего-то подобного. Он просто нуждался в человеке рядом. В Викторе его цепляла внешность и призрачная надежда, что у них может что-то получиться, не более. И еще то, что Виктор учитель. Это заводило, особенно если представлять, как они занимаются сексом прямо в школьном кабинете.       Фантазии — ими Жене приходилось довольствоваться в последние дни. Благо у него было хорошее воображение. Он представлял, как они с Виктором трахаются в разных местах и при разных обстоятельствах. В основном в школе. Особенно ему понравилась какая-то, на первый взгляд, абсурдная затея с использованием химических реактивов. Женя знал, что где-то у Виктора должна была быть неразбавленная кислота. Он представлял, как Виктор выливает ее на его кожу прямо во время того, как они занимаются сексом. Кислота обжигает, но одновременно с болью возбуждение только растет. Надо полагать, в реальной жизни это было бы ужасно, но в рамках фантазии — весьма неплохо.       Женя трогал себя. Сперва делал это ночью в кровати, но, заметив однажды, что из темноты на него смотрят коварно-блестящие глаза бабушки, решил, что лучше все же уединяться в туалете. Однако мастурбация совсем не помогала, только немного снимала напряжение. Жене важен был не столько сам процесс и оргазм, сколько осознание того, что он не один. А еще боль. Он не хотел, чтобы партнеры относились к нему хорошо.       Как-то раз он пытался подрочить на порно и на фантазии о других людях. Но вышло совсем не так ярко. Правда мысль о том, что он может быть влюблен в Виктора вызывала лишь саркастическую усмешку. Он точно не был в классическом понимании. Хотя бы потому, что интерпретировал любовь иначе, чем о ней говорило официальное определение. Он не собирался ходить с Виктором на свидания, не хотел, чтобы тот устраивал ему романтические вечера при свечах и дарил подарки. У него не было никаких бабочек в животе. Он даже не хотел ничего узнать о Викторе: ни то, что ему нравится, ни то, какая была у него жизнь. Все это не имело значения. Любовь, в понимании Жени, сводилась к сексу. Его это устраивало, а то, что когда-то он думал иначе, не вызывало ничего, кроме смиренного снисхождения.       Женя думал прогулять уроки и в пятницу, но все же пошел в школу. Не из-за Виктора, а потому, что по английскому был тест, который учительница обещала заставить писать всех, кто отсутствовал, при этом снизив их оценку на балл.       Тест оказался сложным, у Августины случилась очередная истерика, что вынудило англичанку позвонить Виктору, чтобы тот пришел и что-то сделал. Увидев, как он выводит ее из класса, мягко приобняв за плечи, Женя понял, что не может больше терпеть равнодушие с его стороны. А когда он заметил зависть, отразившуюся на лице Маргариты, пообещал себе, что обязательно что-то предпримет.       И предпринял. На химии он пристально смотрел на Виктора, а когда тот все же пересекся с ним взглядом, потянулся рукой к шее и сжал ее, как бы намекая на произошедшее во время поцелуя. Виктор покачал головой так, что этот жест был понятен только им двоим.       — Зачем ты себя душишь?       Шепот соседки по парте заставил несколько растеряться. Женя убрал руку с шеи и непонимающе посмотрел на Дину. До этого момента она почти никогда ничего ему не говорила, а если и говорила, то это были безликие фразы, вроде просьбы поделиться учебником. Поэтому Женя был крайне удивлен, когда она задала ему вопрос. Ответить на него он решил своим:       — Что ты там читаешь?       Дина правда что-то постоянно читала, пряча телефон под партой, при этом всегда выключала его, когда у окружающих появлялся шанс прочитать текст. Еще она иногда что-то печатала. Это явно была не переписка, Дина писала какие-то тексты. Не то чтобы Женю это волновало, но все же было немного любопытно.       Дина читала даже сейчас, поэтому Женя и спросил.       Ее палец судорожно нащупал кнопку выключения, экран погас.       — Ничего, — угрюмо произнесла она и опустила голову так, чтобы волосы скрыли ее лицо.       Женя не стал к ней больше лезть, но любопытство не ушло.       На классном часу у него появилась возможность выяснить, что скрывает соседка по парте. Все равно Виктор на него внимания не обращал. Целенаправленно смотрел куда-то в окно, пока рассказывал о том, что нельзя проявлять агрессию к окружающим людям. Причиной тому стало то, что Влад побил каких-то пятиклассников, которые, якобы, оскорбили его девушку. Женя не особо понимал, что там произошло, пусть обсуждение случившегося и стало лейтмотивом этой недели.       Высказавшись, Виктор переместился за последнюю парту, которую, кажется, любил занимать во время классных часов, и попросил представить доклад. На этот раз его делала Дина. Посвящен он был экологии, ничего интересного.       Дина взяла распечатки с текстом и вышла к доске, оставив телефон на стуле. Женя сразу заметил, что она забыла его выключить. Убедившись, что она не видит, он взял ее телефон и вчитался в текст. Его взгляд зацепился за следующий отрывок: «Он страстно поцеловал меня в губы. Мое сердце трепетало от счастья. Он был таким красивым. Он продолжал меня целовать, его рука потянулась к моему возбужденному, изнывающему от желания члену. Я задрожал, как самый нежный цветок, колышимый теплым летним ветром. Он был так прекрасен. Мы были прекрасны. Наша любовь была прекрасна. Мне хотелось, чтобы он взял меня здесь и сейчас, и мы вечно занимались любовью на этом райском пляже под розовым небом». Женя усмехнулся. Интересные, однако, у Дины литературные предпочтения, даже забавно. Хотя Женя не удивился, знал, что некоторых девочек почему-то привлекает гомосексуальная любовь между парнями.       Он пролистал выше. Оказалось, что это сорок седьмая глава произведения, называющегося «Остров любови». Потом Женя обратил внимание на графу, где указывался автор. DnVrsk — он сразу понял, что этот, на первый взгляд, бессмысленный набор букв, образован от имени Дина Верескова. Получается, она сама это написала. Улыбка Жени стала шире.       Он вернул все, как было, и положил телефон на стул одноклассницы. Ее слова отдаленно долетали до него:       — Также для сохранения экологии немаловажен раздельный сбор мусора и его переработка. Швеция является лидером по переработке мусора, там перерабатывают почти девяносто пять процентов и…       Дина неожиданно замолчала, спустя полминуты Виктор спросил:       — Это все?       Дина покачала головой и продолжила доклад, но ее голос переменился, стал тише и начал дрожать. Женя понял, что облажался. Она заметила. Правда он не понял, из-за чего вдруг она начала столь сильно переживать. Он ни капли ее не осуждал. Если Дине нравилось читать и писать подобное, то пускай. Ничего плохого он в этом не видел, а посмотрел только из любопытства.       Однако Дина, кажется, начала переживать, причем сильно. Когда классный час закончился, она схватила свои вещи и чуть ли не бегом поспешила покинуть школу, предварительно с осуждением и обидой посмотрев на Женю. Он мог бы просто махнуть на ситуацию рукой, ведь, по большому счету, ему до Дины никакого дела быть не должно, но какой-то внутренний порыв заставил его последовать за ней.       — Эй! — Маргарита окликнула его, выйдя из раздевалки. — Куртку ей передай, она ж тебе нравится.       Женя не понял, на каких основаниях Маргарита решила, что Дина ему нравится, но брошенную в него темно-синюю джинсовку поймал. Маргариту он поблагодарил, пусть внутреннее злорадство так и подмывало выкинуть какую-нибудь дурацкую шутку о том, кто нравится ему на самом деле.       Когда Женя выходил из школы, Динины рыжие волосы мелькнули где-то за забором. Однако ему удалось догнать ее. Точнее, он просто пошел в том направлении, куда она убежала, и обнаружил ее в маленьком парке, раскинувшемся за школой. Дина сидела на скамейке, закрыв лицо руками, ее плечи дрожали. Она плакала.       Женя замедлил шаг, не понимая, что ему делать. Успокаивать людей он не умел, поэтому предпочтительнее было бы уйти, но куртку отдать стоило в любом случае.       — Держи, — сказал он, протягивая ей джинсовку, — ты в школе забыла. Оденься, тут холодно.       Дина быстро вытерла лицо, размазывая по щекам потекшую тушь. Забрала куртку, но не надела, бросила на скамейку, после чего открыла рот, намереваясь что-то сказать. Слова будто вырвались у нее непроизвольно. Она резко встала со скамейки и закричала:       — Ты… ты конченый уебок, вот что! Зачем ты посмотрел, ты… Боже, ты же сейчас всем расскажешь и…       Из глаз Дины вновь потекли слезы. Ее состояние опасно приближалось к истерике, и Женя не мог допустить ее начала. Единственное, до чего он додумался — осторожно взять соседку по парте за плечи. Он чувствовал, как ее трясет.       — Да не собираюсь я ничего рассказывать! — произнес Женя громко, чтобы Дина наверняка услышала.       Еще какое-то время Дина продолжала тяжело дышать, периодически всхлипывая, но потом все же успокоилась. Женя отпустил ее плечи.       — Извини. Это я дура, надо было выключить телефон.       Про себя Женя согласился, ей действительно следовало быть более осмотрительной, но ничего страшного ведь не случилось. Дина вновь опустилась на скамейку и обхватила себя руками. Женя не знал, зачем сделал это, просто казалось, что так будет правильно. Он взял куртку и накинул ей на плечи, потом сел рядом.       — Пишешь рассказы про геев, правильно понимаю? — спокойно спросил он.       — Это книга вообще-то, — тихо ответила Дина.       — Дашь почитать?       Словно не услышав то, что Женя сказал, она произнесла:       — Думаешь, что я больная извращенка, да? Все равно ведь скажешь кому-то, ну, например, своим друзьям из Минска, что сидишь за партой с ненормальной, которая…       Кажется, только сейчас смысл сказанного Женей дошел до Дины. Она изумленно посмотрела на него и спросила:       — Что?       — Ну твоя книга, можно будет почитать? Я думаю, это классно, то, что ты пишешь книгу про геев. Нормально, если тебе такое нравится.       — Что?       Женя улыбнулся. Дина неосознанно улыбнулась ему в ответ, продолжая плакать.