And I will stumble and fall
I'm still learning to love
Just starting to crawl
A Great Big World, Christina Aguilera — Say Something
Многим ли случается влюбиться в того, кто влюблён в их лучшего друга? Из всех людей в мире, из миллиардов различных вероятностей, именно Чимин попал в процент таких неудачников. Он даже не хотел этого! И, тем не менее, он здесь, в машине Ким Намджуна, спустя полчаса после того, как в очередной раз едва не поссорился с Мин Юнги из-за него же, пыхтит от злости, но закипает от факта, что остался наедине с объектом своих чувств. Чимин — хороший друг, он это знает, он годами работал над собой, чтобы стать таким для Юнги, который когда-то приложил массу усилий и вытащил его из пучины ненависти и отвращения к себе. Юнги — тот, кто заслуживает всего на свете, если спросить Чимина, он достоин любви, обожания, всего того, чем Намджун одаривает его последние полгода. Забавно, что внимательный, чуткий, невероятно привлекательный во всех смыслах Намджун «не в его вкусе». Иронично, что он абсолютно точно, на все сто, во вкусе Чимина. — Приехали, — Намджун улыбается, повернувшись к Чимину, ямочка на его щеке должна быть вне закона. Дело вот в чём. Чимин мог бы контролировать это. Он мог бы сказать себе: «Нет, тебе нельзя влюбляться в Намджуна, ему нравится твой лучший друг», — и забыть об этом. Жить так, как положено, и относиться к ситуации так, как она того требует, а именно поддерживать Юнги, радоваться за него, поскольку ему выпала честь быть обожаемым одним из лучших людей, которых Чимин когда-либо знал. Он действительно мог сделать это, если бы не одно «но». Он влюбился в Намджуна немного раньше, чем тот запал на его лучшего друга. Это был первый день летних семинаров для абитуриентов, куда Чимин приехал в юношеском предвкушении. Как и другие присутствующие, он с восторгом осматривал кампус, уже представляя, как будет расхаживать по широким коридорам между лекциями, воображая будущее на сцене филармонии перед духовым оркестром, следящим за движениями его рук, повинующимся каждому его жесту. Его лучший друг, Мин Юнги, тоже был там, они разделились у входа, чтобы присоединиться каждый к своей группе, встретиться позже и обсудить впечатления от будущего места учёбы. А обсудить им было что. Хотя дружба парней началась как взаимная поддержка и исцеление тех аспектов их личностей, которые в нём нуждались, долго на этом протянуть было нельзя, и тогда они нашли новую опору для взаимоотношений — музыка. Они всегда любили её одинаково сильно, однако с разных сторон: там, где Юнги мечтал создавать мелодии, выстраивать ноты так, как ему заблагорассудится, так, как велит его сердце, своими собственными руками, Чимин желал повелевать музыкой, позволять ей проникать в его вены, управлять его движениями. Он был соткан из музыки, так мама говорила ему с самого детства, когда маленький Чимин ненадолго увлёкся танцами, так она сказала, когда он принял решение поступать в университет искусств. И вот, он был там, с брошюрами в руках, с огнём в глазах, заранее готовый к тому, чтобы оказаться спиной к переполненному залу, чувствовать пятками вибрации аплодисментов, заполнять пространство воздухом, но задерживать дыхание до тех пор, пока не загремят первые аккорды. После экскурсии по кампусу абитуриентов собрали в актовом зале, где выдающиеся старшекурсники демонстрировали, чему они научились за эти годы, и там, под волнующую скрипку, Чимин увидел его. Ким Намджун занимал место в первом ряду вместе с преподавателями и инвесторами университета, он непринуждённо болтал с сидящими по обеим сторонам от него профессорами, одетый в безупречные пыльно-голубые брюки и жилет поверх свободной рубашки, и был похож на миллионера, только что вернувшегося из кругосветного круиза. Профессор что-то сказал ему, Намджун обернулся на заполненный будущими студентами зал, положив локоть на спинку сидения, и улыбнулся, демонстрируя ямочку на щеке. Показалось Чимину или нет, но тогда он был уверен, что их взгляды на миг столкнулись и улыбка этого пока ещё неизвестного ему мужчины на миг дрогнула. Тогда Чимин подумал, что Намджун — молодой преподаватель, и в центре его груди разгорелось предвосхищение: как здорово было бы попасть в его группу, ведь основной преподавательский состав не включал в себя специалистов младше сорока, как правило, это были люди, закончившие карьеру в музыке и пришедшие сюда делиться опытом с новым поколением. Впрочем, когда Чимин понял, что он ошибся с выводом, это не сильно его расстроило: Ким Намджун оказался его сверстником, сыном известного в кругах любителей театра режиссера-постановщика и актрисы, который не пошёл по стопам родителей и вместо театрального искусства решил заняться продюсированием музыки. Сперва Чимин обратил внимание на его внешность: волевые, острые черты лица, крепкая фигура. Намджун из тех, кто умеет держать себя в любой ситуации, он знает себе цену и не позволит использовать мелочь для размена. Когда Намджун входит в помещение, оно автоматически становится его собственностью, а люди, случайно попавшие в кадр, как бы привлекательны они не были — массовкой в истории, где главный герой только один. После этого Чимин очаровался его интеллектом. Тем, как Намджун говорит, и его голос, низкий и ровный, внушает уверенность в каждом его слове, какую бы чушь он не нёс. Но он умён, по-настоящему умён: в совершенстве владеет английским, знает о теории музыки даже то, что преподаватели прежде не слышали. Нет предмета, который был бы ему неподвластен, нет знания, которое было бы ему недоступно. В конце Чимина добила его личность. От детей богатых и известных родителей обычно не ждут многого. Это либо хорошие люди, либо плохие, всегда крайности. Они либо сорят деньгами направо и налево, окружая себя жадными до средств одногодками, закатывают безумные вечеринки, покупают брендовые шмотки и украшения, кричат о правилах мира, которому принадлежат, либо, озлобленные этим миром, делают всё, чтобы изолироваться от других, ведут себя, словно они главные над всеми, кому не повезло быть с ними в одном коллективе. Их либо обожают, либо ненавидят, но Намджун… Каким-то образом ему удаётся принадлежать всем мирам сразу. Его любят, но не за деньги, а за чуткое, доброе сердце, за чувство юмора и ум, как любого другого обычного человека. Если Намджун правитель, то тот, о котором спустя столетия будут вспоминать с радостью, тот, кого подданные искренне обожают. — Спасибо, — кивает Чимин, опасаясь прямого зрительного контакта. Быть в машине Намджуна также, как падать в сугроб в середине июня. Поразительный кожаный салон сливочного цвета, приборная панель из натурального дерева и работающий на полную мощность кондиционер, что в сочетании с мятным ароматизатором на решётке обдува с пассажирской стороны создаёт впечатление приятного морозного утра. Намджуна неловкость Чимина, как и что-либо другое, не смущает. Он улыбается, он так красиво улыбается, и в салоне становится ужасно жарко, а потом говорит: — Хорошего вечера, Чимин. И, о, это действительно хороший вечер. Прекрасный вечер, который Чимин тратит на мысли о том, каким невероятным опытом это было. У Чимина, парня, что большую часть детства провёл в рыбацкой деревеньке недалеко от Пусана, никак не укладывается в голове: зачем и по какой причине Юнги так рвётся свалить в свою анти-сотовую глушь. Всё-таки, под каким углом ни посмотри, а примерить на него образ полевого трудяги не получится, сколько бы Чимин не пытался. Юнги бледный, как смерть, и тощий, как ивовый прутик, да он же в жизни не поднимал ничего тяжелее, чем его…кхм, впрочем, не это главное. Суть проблемы в том, что Юнги по какой-то причине всё ещё лучший друг Чимина, а раз он уехал, то прекрасный месяц летней свободы Паку придётся слоняться либо одному, либо в компании друзей, которые чуть меньше, чем друзья, но называются так чисто из вежливости, и, если совсем на чистоту, оба варианта одинаково дерьмовые. Поэтому он торчит здесь, в кофейне поблизости от корпуса библиотеки, на соседнем стуле за его столиком у окна печально возвышается стопка книг по теории музыки и истории её развития от античности и до сегодняшнего дня. Печально это потому, что Чимин на каникулах, но, по крайней мере, он умеет видеть плюсы в тех испытаниях, которые жизнь ему преподносит: в отличие от бестолкового Юнги, спрятавшегося где-нибудь в хлеву (Чимин немного надеется, что друга задавит корова), он будет подготовлен к началу нового семестра и сразит преподавателей своими обширными знаниями. Почти похоже на план. Мороженое в его стакане гляссе растаяло, ванильный пирог сегодня какой-то жёсткий, взбитые сливки как будто бы кислые на вкус, но Чимин не унывает или старательно делает вид, что это так. И почему-то он совсем не удивляется, когда напротив входа в кафе замечает знакомый белый автомобиль. — Привет? — Намджун слегка склоняет голову вбок, его идеальная укладка не сдвигается ни на миллиметр со своего законного места, надёжно зафиксированная лаком, воском или чем там укладывают волосы горячие богатые парни. — Юнги не со мной, — автоматически отвечает Чимин, его уши тут же краснеют, он присасывается к напитку, растаявшее мороженое отказывается нормально тянуться через соломинку, и, что ж, в рейтинге самых неловких событий его жизни это пусть и не на первом месте, но точно в топе. В пятёрке. Может быть, в тройке, если Намджун не уйдёт прямо сейчас. Он не уходит, склоняет голову ещё чуть ближе к плечу и осторожно улыбается. — Ты не против, если я присяду здесь? Обещаю не мешать, — он указывает на крепость из книг и конспектов подбородком, а Чимин, идиот, зачем-то кивает. И да, это определённо в топе. Третье место, приближается ко второму. Чимин совершенно не может сосредоточиться на западноевропейской филармонии прошлого столетия рядом с Намджуном, читающим что-то с экрана смартфона в стариковском чехле-книжке и потягивающим американо так, будто это действительно вкусно. Нет времени лучше, чтобы задуматься, что Ким вообще делает здесь. Наверняка он увидел Чимина выходящим из библиотеки и решил, что Юнги где-то поблизости: все знают, что они редко появляются по отдельности друг от друга за пределами их аудиторий. Если Намджун приехал только для того, чтобы встретиться с Юнги, он на самом деле либо влюблён, либо полный псих, а Чимин достаточно наивен, чтобы сразу отбросить второй вариант. — Он занимается с профессором Со? Чимин вздрагивает, ручка дёргается по листу и безнадёжно портит кривой линией его аккуратный конспект. — Юнги уехал, — отвечает Пак, не отрывая глаз от тетради. Он рассеянно переворачивает страницу и копирует заголовок с предыдущей, потому что не может позволить себе оставить конспект в таком виде. — Он каждое лето сваливает к бабушке, вряд ли ты увидишь его до августа. Он бросает взгляд на Намджуна, видимо, ещё не достаточно разочарованный тем, что уже у него есть, и от вида этого щенячьего взгляда, будто Ким потерял хозяина около магазина и пытается разглядеть его в каждом прохожем, у него ноет под рёбрами. Ну что за чушь, Пак Чимин, конечно же он пришёл ради Юнги и сел сюда в надежде увидеть его. Каждый раз, когда Намджун заговаривал с Чимином, его интересовал лишь Юнги, но Чимин хороший друг, он не стал бы выдавать никаких секретов Мина, пускай тот иногда этого заслуживает, однако и придумывать уклончивые ответы на прямые вопросы по типу встречается ли он с кем-то или, может быть, влюблён в кого-то особенного, иногда по-настоящему сложно. Изматывающе, можно сказать, Чимин боится, что уже случайно сочинил Юнги новую биографию. — Вот как, — пусто произносит Намджун, и если до этого было плохо, то теперь становится просто ужасно. Даже причёска не выдерживает — сквозняк из открывшейся для посетителей двери поднимает парочку прядей у лба Намджуна. — Я пойду, — Чимин поднимается со стула, сопротивляясь желанию остаться и поддержать этого несчастного, отвергнутого, ранимого парня только судорожными мыслями о том, кто в этой истории на самом деле является его другом, нуждающимся в эмпатии. — А? — рассеянный взгляд Намджуна бегает по корешкам книг, прыгает на Чимина, чьё сердце тут же замирает — таким уязвимым выглядит Ким. — Конечно, Чимин, увидимся позже. Чимин, как грёбаный маленький розовый зефир, как шарик мороженого в стакане гляссе, тает на солнце. С этого момента они встречаются чаще, как будто судьбе реально нравится издеваться над Чимином. Они пересекаются в кафе, в парке, где Чимин бегает по утрам и гуляет по вечерам, в продуктовом, потому что друг Намджуна живёт в том же районе, что и Чимин. Сначала Чимин задаётся вопросом, почему в таком случае они не пересекались во всех этих местах прежде, но ему быстро надоедает искать лазейки — он принимает ситуацию ровно настолько, насколько это вообще возможно в его положении. Он привык к этому. На формирование привычки в среднем уходит три недели, у Чимина было полгода, и он действительно привык. Не то чтобы для него это чувство совсем уж в новинку: в старшей школе ему нравилась девушка из параллели, которая долго не отвечала взаимностью, а когда ответила, было уже поздно, поэтому всё в порядке. Нет таких вещей, с которыми Чимин совсем не мог бы справиться во всём этом. Две недели летних каникул позади, и это, с одной стороны, Чимина угнетает — он почти не выходил из дома, занимался учёбой и в целом изображал из себя глубоко увлечённого саморазвитием человека, которым, по сути своей, вообще-то не является. С другой стороны, что ж, он отлично проводит время наедине с собой. Проблем с рефлексией у Чимина обычно не наблюдается, он уверен, что все внутренние недомолвки для него уже решены, и нет ничего, что мешало бы ему спокойно существовать в своей голове. Пожалуй, встречи с школьным психологом, на которых мама настаивала, чтобы уберечь сына от стресса из-за экзаменов, пока она была далеко от него, правда помогли. Этот день не должен был отличаться от остальных, уже прошедших летних дней. Измученный городской выхлопной духотой, Чимин выбрался за замороженным йогуртом к тётушке, торгующей неподалеку от станции метро, и ничего не предвещало беды. Это хороший день, Чимин любит такие дни: просыпаться от солнца, попадающего в окно, в тишине, потому что дядя и тётя, у которых он живёт последние шесть лет, пока не вернулись из отпуска на Чеджудо, спокойно принимать душ и готовить завтрак под любимую музыку — большая редкость, доступная только во время каникул и редких государственных выходных. Чимин неспешно бредёт по улице, на нём лёгкий хлопковый костюм свободного кроя, ветерок приятно ласкает лодыжки, пакет с покупками болтается на его запястье, пока Чимин просматривает ленту в социальной сети. «KimNam подписался на Ваши обновления» Чимин замирает посреди тротуара, парень, что проезжает, почти врезавшись, мимо него на арендованном самокате, громко ругается. Зачем и почему Намджун делает это? Хочет что-то узнать о Юнги? Чимин судорожно просматривает свой профиль на предмет непривлекательных фото, но в этот момент вся его страница кажется ему глупой и непривлекательной. Первая мысль — написать Юнги, он тот, кто в их дуэте чаще держит голову в холоде, но пальцы совсем не слушаются. Не похоже на паническую атаку, однако и на радость слабо походит. На деревянных ногах Чимин кое-как добредает до дома, шаркает на кухню. pjm: сядь pjm: если сидишь, ляг Пишет Чимин и лезет за ложкой для замороженного йогурта. Пока он стоял, скованный шоком, тот растаял и превратился из замороженного в обычный йогурт с кусочками фруктов. Плевать. pjm: он на меня подписался pjm: подписался! на! меня! Юнги молчит слишком долго. О том, что связь в деревне его бабушки ловит так себе, Чимин вспоминает уже после того, как начинает злиться на лучшего друга. Ну и проблем от него! Не выдержав ожидания, Пак печатает дрожащими пальцами. pjm: что ему от меня нужно??? И снова очень долгая тишина. Йогурт встаёт поперёк горла, будто Чимин проглотил его вместе с ложкой. Вкуса он не чувствует, только лёгкое удушье. myg: ты ему понравился И нет, Чимин не издаёт звук закипающего чайника. Вероятно, во всём виноват йогурт. Отбросив телефон на столешницу, Чимин быстро считает вслух до десяти и берёт его обратно, чтобы отправить: pjm: не пиши мне больше никогда Но его мозг уже услужливо предоставляет ему изображение самодовольно ухмыляющегося Юнги. — Нахер, — отмахивается Чимин. В следующую секунду он находит себя, листающим профиль Намджуна. Ничего нового — не то чтобы Чимин часто его просматривал, конечно — всего несколько снимков с семьёй, селфи в дорогих костюмах, фотографии музейных композиций и страницы книг. Вся страница Намджуна так похожа на него самого, что Чимину хочется выть: сетка фотографий выглядит, как идеально подобранный по цветам коллаж, все тона спокойные, будто припудренные, и общее настроение умиротворяющее, уютное. Сделав глубокий вдох, Чимин снова считает до десяти и нажимает на «подписаться в ответ», думает, плевать, ничего необычного. Они знакомы — Намджун знает его имя, так что да, теперь они точно знакомы — они учатся в одном университете, к тому же, Намджун подписался первым и со стороны Чимина было бы невежливо его игнорировать, так что он без задней мысли подписывается в ответ, а затем наблюдает за появляющимися во вкладке новостей сообщениями «KimNam поставил «нравится» Вашей публикации» к нескольким случайным фото, после чего блокирует телефон и отбрасывает его в сторону, чтобы вернуться к этому позже. Вот уж «лайкать» в ответ он точно не станет — что за глупый флирт с его стороны! — у Чимина всё-таки есть гордость, отказываться от которой он в ближайшее время не намерен независимо от того, идёт речь о Ким Намджуне или нет. Это идиотизм в самом чистом его проявлении, всему кампусу, включая Чимина, хорошо известно, что шансов у него нет, как бы сильно ему не хотелось это исправить. Чимин любит Юнги, но и себя он любит не меньше, он желает счастья Юнги, но и себе он его тоже желает. С тяжелым вздохом Чимин соскребает со стенок баночки последнюю ложку йогурта и берётся за книги, чтобы не думать слишком много о том, о чём думать не стоит вообще. Каково это, дружить с Мин Юнги? Для Чимина это привычно и просто, это как быть дома в окружении родных стен. Юнги не особо эмоционален, это правда, и большую часть времени его приходится расшифровывать, но со временем это перестало быть проблемой. Иногда, однако, истерики случаются и у него, и нет, в них тоже нет ничего особенного, кроме того, что они всегда — абсолютно всегда — случаются ужасно не вовремя. Как и сейчас. Не прошло и суток после утреннего нервного срыва Чимина, как такой же, судя по всему, произошёл и у его друга. — Скучный? — Чимин скептически гнёт бровь. — М? — Намджун на мгновение отвлекается от дороги, чтобы бросить на пассажира заинтригованный взгляд. Собственно, поэтому и не вовремя. Чимин оказался в машине Намджуна не совсем по собственной воле, просто не смог отказать, когда его предложили подвезти до торгового центра, куда он направлялся за подарками для семьи, но ему хорошо известно, что даже в истерике Юнги не откажет себе в удовольствии постебаться над ним. Чимин вздыхает. — Ты не против, если я поговорю по телефону? Намджун не отвечает, только кивает в знак согласия и принимается выбирать парковочное место. Заглушив мотор, он берётся за ручку двери. — Это кажется срочным, — улыбается Намджун, и Чимин никогда в жизни не испытывал такой благодарности. В последнее время он в принципе испытывает много вещей, которые не были хорошо ему знакомы. Он злится на Юнги. Это не необычно. Он узнаёт спустя целую кучу лет их дружбы, что есть кто-то, к кому Юнги нежно относится — это шок. Он сидит, сжимая телефон в руке так, что белеют костяшки, и Намджун осторожно касается его плеча, когда заканчивает пристёгивать ремень безопасности. — Прости, Намджун, — говорит Чимин, потому что ему действительно жаль. Но Намджун так легко принимает новость о том, что у Юнги кто-то есть, словно не он полгода потратил на то, чтобы безрезультатно ухаживать за ним. Он пожимает плечами: — Следовало догадаться. И продолжает путь как ни в чём не бывало. Чимин же, не выдержав, взрывается. — Я не понимаю, — пыхтит он, — почему он мне не рассказал? Каждый год пропадает там, я всё думал, зачем, почему, а оказывается…оказывается, — он бессильно вздыхает, роняя руки на бёдра. Нет сил даже на то, чтобы возмущаться — он устал не понимать лучшего друга, устал от того, что, кажется, в искренность их дружбы верил только он. Это разбивает сердце. Чимин всегда и всем делился с Юнги, для него это было также естественно, как дышать, но Юнги годами скрывал кого-то значимого, кого-то любимого. Если бы он сразу просто сказал ему, всех этих проблем удалось бы избежать, все они давно были бы счастливы. — У него наверняка есть причины, — Намджун постукивает пальцами по рулю, Чимин сосредотачивается на ровном ритме соприкосновений ногтей с гладкой поверхностью. — Ты хороший друг, Чимин, уверен, вы во всём разберётесь. Это правда, Чимин надеется. Он был с Юнги в моменты его взлётов и падений, чтобы подтолкнуть или поймать его, потому что Юнги делал для него тоже самое, а теперь? У него есть кто-то ещё, кто-то, о ком Чимин не подозревал, кто-то, кто владеет Юнги. — У нас никогда не было секретов, — в задумчивости бормочет Чимин, не ожидая, что Намджун станет слушать. — Мы дружим со школы, даже когда он уезжал оставались на связи по возможности, и быть без него здесь сейчас мне…странно? Раньше были школьные приятели, сейчас мы в разных университетах, кто-то работает, кто-то уехал. Я ведь никогда… — он осекается, кусает себя за кончик языка, поднимает взгляд на Намджуна, глядящего в ответ с искренней заинтересованностью. Глаза начинает щипать, Чимин жмурится, прогоняя слёзы. — Никогда и не дружил толком ни с кем, кроме него. Какое-то время его последние слова звенят в салоне автомобиля. Чимину нужно осмыслить то, что он сам только что сказал, Намджуну, очевидно — придумать ответ. Простая истина ненормальности привязанности Чимина бьёт по голове, его качает в кресле так, что приходится схватится за дверь, край сидения, что-нибудь, что заземлит его, а потом Намджун издаёт звук — протяжное «м-м-м» человека, которому есть, что сказать. — Выходит, тебя не столько волнует, что у Юнги есть от тебя секреты, сколько то, что его у тебя могут забрать? Намджун говорит осторожно, тихо, как с рыдающим без причины ребёнком, так, словно собирается подуть на разбитую коленку и обработать мазью место ушиба: будет щипать, но нужно потерпеть. Пластырь, который нужно сорвать. — Да, получается, что так, — Чимин дёргает плечами скорее от нервов, отворачивает лицо: за внезапную эмоциональность становится неловко. — Это нормально, Чимин-а, — ладонь Намджуна мягко опускается на поверхность кресла рядом с бедром Чимина так, чтобы не касаться без разрешения, но показать сочувствие. Чимин пока не знает, трогает его этот жест или раздражает. — Наличие у твоего друга любимого человека не означает, что он перестанет быть твоим другом, просто добавится что-то новое. Может, это знак, что тебе тоже нужно начать двигаться дальше, не застревать в этой дружбе, понимаешь? Чимин находит в себе силы повернуться, но к тому, чтобы столкнуться с нежной понимающей улыбкой, он готов не был. Губы дрожат, Чимин находит руку Намджуна на кресле и осторожно касается её. Когда сопротивления не следует, он сжимает чужие пальцы, чувствует их тепло и делает медленный глубокий вдох. — Ты прав, — не без труда говорит, — зависимая дружба — это не дружба. В ответ Намджун одобрительно кивает и отстраняется, аккуратно забрав ладонь из хватки Чимина и возвращая её на руль. И пусть этот разговор окончен, пусть он вообще не должен был случиться, Чимин рад, что вышло так, как вышло. Сам бы он до этого ни за что не дошёл. На парковке у торгового центра многолюдно. Большинство посетителей — семьи с детьми, приехавшие, чтобы посетить летнюю площадку с батутным центром и аниматорами, так что найти свободное место оказывается непросто. — Ты не против, если я пройдусь с тобой? — интересуется Намджун, держась за ключ в замке зажигания, — я вспомнил, что мне…тоже кое-что нужно. Чимин не уверен, что это правда, но соглашается. Почувствовал ли Намджун, что сейчас в одиночку он не справится, или на самом деле собирается по своим делам, не имеет значения. Чимину нужна компания, иначе вместо выбора подарков он будет слоняться от магазина к магазину и в итоге застрянет в кафе с мороженым до самого вечера. Сперва это неловко. Говорить с Намджуном ему почти не о чем, однако тот первым заводит разговор. Он спрашивает, откуда Чимин родом, интересуется, чем занимается его семья, а потом показывает варианты подарков. От нескольких, вроде украшений или дизайнерских вещей, Чимин сразу отказывается — он не может себе этого позволить, и Намджун извиняется за бестактность. Он не предлагает оплатить покупки Чимина, нечто, чего Пак мог ожидать из-за долгого увлечения романтическими дорамами про богачей, вместо этого Ким переключает внимание на сувениры и предметы быта, пока выбор не останавливается на наборе кухонных принадлежностей с красивыми резными ручками для мамы и одеколоне для отца. Подарки в его семье — формальность, которую нет необходимости соблюдать, но он всё равно это делает. Правило не приходить в гости с пустыми руками на него вроде как распространяться не должно, тем не менее, в какой-то момент Чимин понял, что дарить подарки, даже если это незначительные безделушки, ему действительно нравится. Маленький знак благодарности. Много маленьких знаков. Он надеется, что родные видят это так же, как и он. Темнеет, фасад торгового центра загорается разноцветными огнями рекламных вывесок, семьи сменяются студентами и подростками, занимающими столики на фудкорте, становится шумно. — Можно угостить тебя? — ненавязчиво интересуется Намджун, поглядывая в сторону кофейни у внутреннего фонтана. — Спасибо, — бормочет Чимин, ковыряясь ложкой в креманке с клубничным мороженым. — Тебе спасибо, — улыбается Намджун, на что Пак только хлопает глазами, и Ким посмеивается, — я отлично провёл время сегодня. Половину месяца просидев в одиночестве, Чимин думал, что неплохо справлялся. А сейчас Намджун встречается ему тут и там, словно специально ищет встречи, или вселенная так над ним шутит, Чимин не знает, и он тем более не собирается рассматривать Намджуна как замену Юнги, но эта резкая перемена пугает его, а мозгу нужно как-то защитить сердце. Он может только бессильно улыбнуться и кивнуть. Намджун подвозит его домой, говорит на прощание, перегнувшись через консоль, чтобы встретиться с Чимином, заглядывающим в окно, глазами: — Хорошей тебе поездки, — и следом, уже после того, как Чимин развернулся и приготовился уходить, он окликает, — напиши мне, если тебе нужно будет поговорить, хорошо? Родная улица встречает Чимина горьким запахом моря, свежим ветром, но душным воздухом, гулом приходящих в порт судов. На дом своего детства, небольшое затесавшееся среди прочих двухэтажное здание с тремя комнатами, Чимин бросает лишь взгляд и проходит мимо в сторону рынка — середина дня, родители заняты работой. Маму Чимин находит, разделывающей кальмара за прилавком, и прежде, чем она видит его, на Чимина налетают тётушки из соседних палаток. — Такой чудесный мужчина у тебя вырос, Дауль-а! Пока они треплют его по щекам и наперебой рассказывают о своих делах, появляется и отец. Он снимает перчатки, стягивает через голову фартук и раскрывает объятия, в которые Чимин с охотой ныряет, тут же зарываясь носом в пропахшую рыбой рубашку. Сколько он себя помнит, родители всегда усердно трудились, чтобы у их единственного сына было всё, о чём он только мог мечтать. Собственная палатка приносит достаточно денег для жизни, а выходы в море в качестве наёмных рабочих оплачиваются достойно, даже если с первого взгляда такая работа кажется грязной. В детстве Чимин относился к этому со стыдом, чуть позже возненавидел море за то, что отобрало его родителей, и только возраст научил его понимать и принимать, что всё это всегда делалось только ради него. В доме за год ничего не изменилось, только на обеденном столе появилось больше засечек от разделочного ножа. Шумит вентилятор, вращающийся из стороны в сторону, поднимая голубые газовые занавески. Мама тестирует подарок сына, отец принимает душ, Чимин разбирает вещи в своей прежней комнате. Она единственная на втором этаже, высокое окно выходит на лестницу, ведущую на крышу с верёвками для сушки белья и закутком для ненужных вещей. Напротив окна кровать, застеленная свежим бельём — мама позаботилась об этом заранее. Чимин останется здесь на пару дней и вернётся назад к дяде и тёте, но все же он наводит порядок и аккуратно складывает привезённую с собой одежду в шкаф. Он как раз заканчивает, когда звонит его телефон, и маленькая надежда на то, что на том проводе может быть переживающий за него Намджун, подрывает его с места с такой силой, что Чимин бьётся бедром о кровать. — А, Юнги, — вздыхает он, подняв трубку. — Прости, — без приветствия начинает Мин, — я должен был рассказать тебе, и я знаю, что я мудак, потому что не сделал этого. — Это правда, — перебивает Чимин. Его настроение необъяснимым образом улучшается каждый раз, когда Юнги признает свою неправоту. — Ты мудак. И всё же долго злиться на него Чимин не может. Он любит Юнги и скучает по нему, видеть его лицо, пусть даже размазанное пикселями до такой степени, что почти не видно отдельных частей, радостно. Упав на подушки, Чимин улыбается: — Ну как, завоевал своего огородника? Юнги бубнит, Чимин оценивает это как хороший знак и хихикает. — Знаешь, тебе это не идёт. Выглядишь, как кисейная барышня, — Чимин морщится, но смеха сдержать не может. Юнги в саму концепцию деревни ну никак не вписывается, такой смешной в белой рубашке и с прилизанными волосами с нелепой заколкой в виде улыбающегося цветка. Чимин не замечал, как ему не хватает Юнги и вечных взаимных подколов, пока не получил это. В середине разговора он хохочет, колотя по подушке, а от угроз Мина его глаза сами собой закатываются под веки — такой придурок. — Ой, — пугается Чимин, когда в кадре появляется ещё одно лицо. Из-за качества связи рассмотреть его тяжело, однако общие черты всё же улавливаются: загорелая кожа, острый подбородок, яркие губы интересной формы. Незнакомец заговаривает, и голос его оказывается приятным, мягким, подходящим. Сейчас, видя этого парня и складывая в уме два и два, Чимин понимает, на самом деле понимает, почему у Намджуна для Юнги не было шансов. Особенный для него человек сильно отличается: он привлекательный, но по-своему, выглядит простоватым, но за внешней простотой ощущается нечто большее. Чон Хосок — имя приятно касается кончика языка, Юнги краснеет, наблюдая за взаимным обменом любезностями, а от Чимина не ускользает, как меняется выражение лица Хосока, когда он узнаёт, что о его существовании лучший друг Юнги и подозревать не мог. И поделом, Юнги предстоит разобраться с этим, Чимину же остаётся только пожелать ему удачи и отправиться обедать, с первого этажа через открытое окно уже тянет ароматом мидий, запечённых под невероятной сырной шапкой. Он дома. Здесь легко и просто, как не бывает в Сеуле. Здесь соседи знают его с малых лет и приветствуют с улыбкой. Они помнят его пухлощёким беззубым ребёнком, помнят вечно тоскующим подростком, помнят юношей, готовым покинуть родительский дом окончательно. В тринадцать он переехал к дядюшке по маминой линии, потому что родители, тогда только получившие работу на судне, из-за частых рейсов не могли о нём позаботиться, а дядя обещал — и сделал это — устроить Чимина в школу с уклоном в изучение искусств, но это никогда не значило, что Чимин не скучал по дому. Он скучал и скучает до сих пор, однако променять жизнь в Сеуле на ветреный берег моря ни за что не готов. В этом его главное сходство и различие с Юнги: у обоих есть места, являющиеся их домом, но не совпадающие с местами фактического проживания, но у Чимина такой ярой привязанности, как у друга, нет. Теперь он может понять, почему. — Мин-ни, остывает же! С улыбкой, растягивающей потрескавшиеся от жары губы, Чимин бросает последний взгляд на экран смартфона. мyg: передавай привет семье И радостно спускается к родителям. Конечно, Намджун сам сказал, что Чимин может писать ему в любое время, но использовать эту возможность Пак не собирается: при личной встрече выдумать тему для разговора гораздо проще, чем при звонке или в переписке, да и всё идёт слишком хорошо для того, чтобы просить поддержки. Чимин валяется на раскладном пластиковом шезлонге, около него в песок прикопан для надёжности стакан с безалкогольным мохито, зонт бросает на лицо прохладную тень. Море спокойно шумит, над волнами качаются чайки, вдалеке гудит рыболовное судно, отсюда похожее на крошечную лодку. Открытые бёдра Чимина блестят из-за соли — он немного поплавал прежде, чем выбрался на берег и уткнулся носом в страницы книги с пиратскими историями — единственное чтиво, которое удалось откопать в доме родителей. Вчера Юнги написал ему, что вернётся в Сеул на следующей неделе. Чимин ответил, что его буквально трясёт от желания разузнать всё про Хосока и врезать Юнги за то, что так долго скрывал его, и он не соврал. Сейчас, когда относительно Мина всё встало на свои места, Чимин на самом деле спокоен, пожалуй, впервые за последние полгода. Всё больше отвлекаясь от истории Чёрной Бороды и слушая, как мягкие пенистые волны уносят к горизонту его тяжёлые мысли, Чимин улыбается солнцу, рисующему полоски загара на его теле там, где начинаются рукава футболки и края парусных шорт. Это его последний день дома, и он наслаждается им так, чтобы хватило на весь оставшийся год. Может, он ещё приедет на пляж вместе с Юнги или другими приятелями, но даже если нет, этих выходных ему хватит надолго. kimnam: я могу встретить тебя? Чимин моргает, глядя на экран. Улыбка становится шире, и ему приходится сделать над собой усилие, чтобы подавить её. рjm: не откажусь Не слишком ли дерзко это звучит? Чимин откладывает книгу в сторону и закусывает кончик большого пальца, ожидая ответа. kimnam: буду ждать ;) Облегчённый вздох звучит громче, чем крик чайки, которой наконец удалось выловить из моря рыбу на обед. — Зачем наряжаться в дорогу? — мама опирается плечом о дверной проём, наблюдая за тем, как Чимин укладывает волосы гелем. Автобус через час, а его причёска похожа на катастрофу. Ушло по меньшей мере полтюбика на то, чтобы заставить хотя бы часть волос лежать там, где им положено. — Мам, — Чимин поднимает брови, бросая взгляд на мать, и она поднимает руки с раскрытыми ладонями на уровень плеч. — Не моё дело, не моё дело, — напевает она и уходит вниз собирать сумки с подарками и едой для Чимина. В автобусе его ужасно укачивает. То ли дело в знойной жаре, то ли виноваты пироги, которыми мама с утра накормила его до отвала, а может, всё сразу заставляет Чимина чувствовать себя так, будто половину своей жизни он оставляет в салоне с неработающим кондиционером. Сумки кажутся ему гораздо тяжелее, чем они были, когда он загружал их в дорогу, а инициатива Намджуна уже не смущает: сам Чимин добирался бы долго и мучительно. — Ты загорел, — Намджун осматривает его подозрительно долго, затем отходит от машины и поднимает крышку багажника. — Тебе идёт, — подмигивает он и помогает сложить вещи. Чимин слишком устал для стеснения и его слишком сильно тошнит, чтобы начать флиртовать — вся мозговая активность направлена только на то, чтобы сдерживать порывы желудка освободиться от тяжкой ноши прямо на тротуар. Словно почувствовав его состояние, Намджун протягивает ему бутылку воды настолько холодную, что её бока покрылись испариной, и прибавляет мощность кондиционера. О том, какой человек ему нужен, Чимин редко задумывался. Ему казалось, что это должен быть кто-то, о ком он сможет заботиться также, как заботится о друзьях, кто примет его внимание и будет слушать болтовню, но теперь, сидя рядом с Намджуном, который каждый раз, когда они видятся, делает именно то, в чем Чимин нуждается больше всего, ни о чём не спрашивая и ничего не требуя взамен, Чимин понимает, как сильно он хочет того, кто будет волноваться о нём больше, чем он сам. Пока они медленно дрейфуют по застланным выхлопными газами пробкам в салоне белоснежного защитного авто, как внутри пушистого кокона, чистого и свежего, Намджун интересуется, как прошли его выходные, и искренне восхищается, когда Пак рассказывает о том, как помогал родителям на рынке. Это драгоценно, думает Чимин. Он драгоценный. С Юнги он встречается лишь в первый день летних семинаров в начале августа и, что ж, не так он представлял встречу с лучшим другом спустя месяц разлуки. Намджун издаёт глухое, лишённое всяких эмоций «ой», и Чимин отвлекается от рассматривания его профиля: сосредоточенное лицо Намджуна, когда он ищет парковочное место, крепко завладевает его вниманием. — Что там… — начинает было Чимин, но видит, как над капотом вырастает укутанный в чёрную тучу Юнги, и слова вылетают из головы, как их и не было. От удара ладоней по капоту салон звенит изнутри. — Твой парень может выйти, я постараюсь не убить его, — с хищным смешком произносит Юнги, и Чимин заливается краской. Он действительно проводил много времени с Намджуном последние несколько дней, даже не замечая этого: в один момент он маялся дома, уже в следующий Намджун предлагал ему съесть мороженое или прогуляться в парке, и Чимин не мог найти причин для отказа. Почти всё, что он знал о Намджуне, оказалось неправдой, и слушать реальную версию его жизни было гораздо интереснее из его собственных уст. Рождение и взросление в семье известных артистов дало Намджуну множество преимуществ, он мог начать актёрскую карьеру, и ему не пришлось бы даже стараться, чтобы стать успешным, но он этого не хотел. «Музыка, — сказал он так, будто одно это слово для него важнее, чем воздух. — То, кем я хочу быть, не должно касаться того, кем стали мои родители». Наверное, поэтому он так запал на Юнги, подумал тогда Чимин: из всех людей, что он знает, нет тех, кто любил бы музыку сильнее, чем Юнги. Однако именно о нём Намджун больше не спрашивал. Вместо этого его интересовало, как Чимин оказался именно на этом направлении, чем он занимается в свободное время и о чём думает, когда гуляет вдоль берега реки. Одной недели хватило, чтобы сблизиться: Чимин рассказал ему о своих комплексах, о том, как сражался с ними, а Намджун поделился, что только недавно научился смотреть в зеркало без желания разбить его. «Но…», — Чимин открыл было рот, чтобы поспорить, но тут же понял, что нет, слова бесполезны. Намджун уже пришёл к этому сам, и нет нужды смущать его непрошенным комплиментом о том, что он не в силах изменить. «Я никому об этом не говорил, — Намджун повернулся к нему лицом. Вечерело, и закат над чернеющим парком выделял одетую в белое фигуру Намджуна, подсвечивал стёкла его очков без диоптрий розовым и оранжевым, — но ты понимаешь меня, и я, кажется, понимаю тебя». Чимин невольно возвращался к тому разговору в машине. Большую часть времени он старался сделать вид, что забыл о нём, но самообман не работал. Он знал — Намджун был прав, и Чимину очень повезло, что он был там с ним в этот момент. Двигаться дальше. Звучит действительно хорошо. Отрезать ниточки, осознать, что весь мир не может крутиться вокруг одного человека, вокруг друга, у которого должна быть и есть своя жизнь. Чимин любит Юнги и желает ему счастья. Чимин любит себя и желает себе счастья. У него больше нет сомнений и страхов, когда он признаётся Юнги, что давно влюблён в Намджуна. Больше времени и сил уходит, чтобы признаться самому себе в том, что по-настоящему влюбился он только недавно и не в того человека, которого встретил в день открытых дверей, не в того, кто ухаживал за его лучшим другом, а в парня, что оказался не несбыточной мечтой, а обычным человеком со своими достоинствами и недостатками. В того Ким Намджуна, что подвозил его на своей роскошной машине, что помогал выбрать подарки для его родителей и смеялся над историей, в которой Чимин взбесил кальмара и несколько дней ходил с испачканным чернилами лицом. В того Ким Намджуна, который плох в параллельной парковке и не разбирается в том, как работает банкомат, в того, который не дружит с бумажными стаканчиками для кофе — ему всегда попадаются бракованные крышки или он делает что-то не так, но его напитки всегда проливаются на одежду, поэтому он не пьёт на ходу или берёт соломинки даже для горячего кофе. В того Ким Намджуна, который болен собственной мечтой, который пишет музыку и знает, что с ней у него навсегда. Он уверен в выборе, который сделал. Чимин тоже хочет больше не сомневаться в своём. — Он забавный, внимательный, — Чимин откидывается на спинку стула; Юнги отвлекается от конспектов и выставляет перед собой руку, принимаясь загибать пальцы один за другим. — Из студии, кажется, не вылезает… Юнги фыркает. Наверное, вспоминает старый разговор. — О, он в твоём вкусе, — мерзенько хихикает он и прикрывается книгой от летящей в его лицо скомканной бумажки. — Они такие очаровательные, — щебечет Чимин и поворачивается к Намджуну. Тот держит руль одной рукой, второй убирает волосы со лба и вздыхает. От его вздоха Чимину сразу становится не по себе. — Ты в порядке? — спрашивает он, но не слышит собственного голоса, так громко стучит его сердце. — А? Да, в полном, — неловко кивает Намджун. — Просто подумал кое о чём… Чимин вертится на кресле. Ремень безопасности давит на грудь, но ему всё равно. Он задерживает дыхание, сам того не осознавая, и ждёт, что Намджун скажет что-то вроде «Юнги по-прежнему мне нравится». Чёрт, если он скажет это, Чимин выйдет из машины на ходу. — Странно, когда ты влюбляешься в кого-то, а потом оказывается, что ошибся, — вместо этого произносит Намджун. Автомобиль плавно подъезжает к светофору и останавливается. Радио тихо гудит прогнозом погоды, обещающим дожди и шквалистый ветер. — Я полгода пытался завоевать Юнги, всё думал, что делаю что-то не так и подбираюсь не с той стороны, а оказалось, что правильной стороны с ним у меня быть не может. Чимин крепко держится за ремень безопасности. Он знает, что авто стоит на месте, понимает это умом, но его собственная дрожь способна раскачать целый город. Чимин шумно глотает. Во рту приторно сладко из-за чизкейка и горько от противного горячего американо. — Может, нам тоже как-нибудь посмотреть на реку Хан? — Намджун поворачивается к Чимину, маленькая смущённая улыбка трогает его губы, коротко блестит в глазах. — Конечно, — выдыхает Чимин. Он закрывает глаза на мгновение, сильно сжимая веки, а когда открывает их, улыбка Намджуна уже сияет, выделяя его незаконные ямочки на щеках. Одна прядь выбивается из безупречной причёски, Намджун дует на неё, и Чимин смеётся. — Можно я..? И, получив короткий утвердительный кивок, убирает её с лица Намджуна кончиками пальцев.