Кому принадлежит твоя верность?

Видели ли Вы когда-нибудь что-то более забавное, чем группу злобно настроенных по отношению к Вам омег-подростков в ошейниках? Среди 14-16 летних жён, Ойкава чувствовал себя мрачным, отжившим своё взрослым, отобравшим у детей конфетку. У шатена складывалось впечатление, что мужья действительно соблазняли их леденцами у школы. На шее каждого был ошейник, но количество крупных камней разнилось. Конечно же, ни один из них не мог сравниться по ценности с тем, что носил на себе Тоору. – От чего зависит количество бриллиантов? - Шатен наклонился поближе к Яхабе, стараясь держаться спиной к общей недовольной публике. – Всё просто. Чем знатнее муж или будущий муж омеги, тем больше камней. Например, господин с 9 камнями – Акааши-сан, кузен Вакатоши-самы. Его муж, правая рука короля, был убит, но своё нынешнее привилегированное положение в обществе он будет занимать до тех пор, пока не вступит в новый брак. Поэтому он носит подаренный ему супругом ошейник. Ойкава оглянулся и ещё раз недоверчиво пробежался глазами по омегам. – Яхаба-кун, ты ведь говорил мне, что этот чертов ошейник снимают после брачной ночи, так какого черта они поголовно в них ходят? – не то, чтобы это поражало Ойкаву до глубины души, его больше удивляло, что ему до сих пор не выдали намордник и не посадили в клетку, но в то же время восточные дикости не переставали озадачивать неподготовленные умы. – Ойкава-сан, это их выбор. Они сами хотят его носить, никто их не заставляет, – Яхаба ободряюще похлопал омегу по плечу. – Я бы даже сказал, что эти ошейники не смогут забрать у них при желании. Это статус. Они равноценны диадемам. – У меня нет комментариев. Если когда-то я захочу носить его сам, значит, я перегрелся и сошёл с ума. За столом Ойкаве было заранее отведено место рядом с Акааши. Яхаба представил их друг другу, соблюдая все нормы восточного этикета, и омега был безмерно счастлив, что ему не нужно было этого делать самому – в высшем обществе у Тоору был такой приступ красноречия, что иногда казалось — он и северный-то язык начал забывать. Акааши не произвёл на него никакого впечатления – он не мог всерьёз воспринимать взрослого человека в ошейнике. Ойкава повторял про себя: «Да-да, все это очень здорово, но я здесь в рабстве не на добровольной основе, и говорить нам не о чем». Беседовать действительно было не о чем, т.к. никто вокруг не говорил ни на общем, ни на северном языках, а Акааши после обмена вежливостями не проронил и слова. Принц не представлял для него никакого интереса. – Яхаба-кун, будь милосерден ко мне и скажи, что мы скоро уйдём, – спустя пару часов омега уже чувствовал, как силы покидают его, и он растекается по столу огромной масляной лужей. – Никто даже не заметит. – Конечно же все заметят, Вы не можете никуда отсюда уйти. Это невежливо. – Хотя бы на чуть-чуть, хотя бы ненадолго? Умыться, в туалет, куда угодно, – жалобное и красное от солнца лицо омеги вызывало некоторое сочувствие у Яхабы, и в конечном итоге он аккуратно увёл его на короткую прогулку. Годы нытья молодого принца, казалось бы, должны были сделать бету невосприимчивым к его концертам, но каждый раз Шигеру не выносил слушать скулеж и шел на поводу омеги, как будто в первый раз. Он прекрасно знал: если не дать принцу прийти в себя, он вконец разноется и до конца дня уже не досидит или не доживет. Нежелание присутствовать на празднике измучило его больше, чем жара, наряд и гости. – Ваш мозг держит Вас в постоянной белой горячке. Если не успокоитесь, будет только хуже. – Яхаба-кун, я буду гнить здесь на солнце до конца своей жизни, какая мне разница. Двое молодых людей медленно шли от общего шума к фонтанам, располагающимся в тех же садах. Ойкава смотрел себе под ноги, скрестив руки на груди. Он старался ни о чем не думать, чтобы отдохнула хотя бы его голова. Яхаба прекрасно понимал нежелание своего спутника вести диалог, поэтому не нарушал общую тишину. Им обоим нужно собраться, и Яхабе, по всей видимости, даже больше. Парочке не пришлось идти слишком долго, чтобы найти себе новые неприятности. Яхаба уже принимал это как должное: он прислуживал принцу не первый год, и каждый день его тусклой жизни что-то происходило. При этом Тоору не насыщал ее положительными событиями даже по праздникам. – Вы вдвоём решили провести время со мной вместо компании подружек? Ойкава вздрогнул от голоса, нарушившего иллюзию идиллии. В метрах двадцати от него стоял Ивайзуми, облокотившись об бортик одного из фонтанов. Несмотря на то, что брюнет заигрывал, лицо его не выражало никаких эмоций, и было даже более сосредоточенным, чем при их встрече ранее днем. Первый порыв Ойкавы – развернуться и уйти. Но если ему бросают вызов, он никогда не побоится его принять — это против его натуры. За смазливым и плюшевым фасадом омеги скрывалась несгибаемая воля... В случаях, когда что-то уязвляло его достоинство. И хотя омега был далеко не в самом выгодном положении, чтобы кому-то что-то доказывать, Ивайзуми относился к категории людей, которым Тоору никогда не позволит ставить себя выше него. Омега не смог бы дать точное определение, что это за "категория", но отдельные люди вызывали у него особенно сильные эмоции и нездоровые порывы что-то им доказать. – Неужели на празднике так скучно, что ты предпочитаешь стоять здесь и пытаться впечатлить кого-то своим якобы остроумием? – Ойкава уверенно сделал несколько шагов в сторону южанина, задрав голову и склонив ее набок. Оба смотрели друг другу в лицо и не отворили взгляда. – Что тебе от меня надо? – А ты можешь что-то мне дать? Я весь внимание, – Ивайзуми ухмыльнулся и принял более расслабленную позу. Он чувствовал каждый рычажок, который можно потянуть, чтобы вывести омегу из себя. – Даже если бы у меня что-то и было, я бы никогда ничего не дал такому, как ты, – Ойкава начинал краснеть, но скорее от злости, нежели от глупых вопросов. – Такому – это какому? – Ивайзуми оттолкнулся от парапета фонтана и медленно направился в сторону омеги и беты. – Лишенному интеллектуального блеска и привлекательности. Я не знаю, что ты о себе возомнил, но это тебе не Юг, где дикие омеги будут бросаться на тебя из-за фамилии. Прибереги свой "шарм" для них, – от приближения альфы мышцы Ойкавы напряглись и оцепенели. В нем явно было что-то угрожающее: омеге на долю секунды показалось, что он хочет его ударить, хотя головой он понимал, что ничего подобного при данных обстоятельствах брюнет сделать не может. Возможно, Ивайзуми чем-то внешне напоминал ему варвара. Брюнет остановился на расстоянии вытянутой руки от омеги. Из-за относительной низкорослости южан по отношению к северянам, они были примерно одного роста. Яхаба наблюдал за сценой словно заворожённый: ему было нечего сказать, но и предпринимать что-то не было необходимости. Происходящее пока не выходило за рамки приличия, но определенно вызывало у него интерес. Ивайзуми вытянул руку и аккуратно поправил несколько каштановых прядей, свисающих на лоб омеги. – Ничего не бывает убогим и безобразным само по себе. Нужна точка соотнесения. А на фоне твоего мужа я выгляжу даже лучше, чем есть на самом деле, – альфа засунул руки в карманы и как ни в чем не бывало направился в сторону праздничного шума, словно потеряв к диалогу всякий интерес. Ойкава вышел из оцепенения не сразу. Но когда пришел в себя, лишь повернул голову в сторону Ивайзуми. Он не понимал мотивов поведения альфы, поэтому не имел представления, как нужно с ним себя вести. – Тебе бы не помешало быть аккуратнее. – Твой муж побьет? Вакатоши выглядит угрожающе, но я его не боюсь. Отвечать ему не имело смысла, т.к. альфа был слишком далеко, чтобы услышать. Ойкава сжал кулаки и свёл зубы с такой силой, что вся его голова задрожала от раздражения. Тоору на дух не переносил, когда альфы "играли мускулами" или пытались как-либо доминировать в общении с ним. Он, собственно, считал себя ничем не хуже, из-за чего у омеги часто возникало маниакальное желание убедить окружающих альф в их ничтожности по сравнению с ним. Если Ойкава не мог взять силой, он был уверен, что в харизме, уме или остроумии он точно не уступит. И ничто так не ущемляло его достоинство и не злило его, как ощущение поражения. – Яхаба-кун, какого... Почему ты просто стоял и смотрел?! – Ойкава-сан, а что мне нужно было делать? Я Вас поддерживал морально, – Яхаба пытался сдержать смех, но благородные позывы не одержали верх. – Господин, Вы так покраснели, прям как помидор, это был полный провал. – Я несчастный человек и ты пользуешься этим! – быстрым шагом омега направился к фонтану – умыться холодной водой и прийти в себя. Приготовиться к следующему раунду унижений. Как говорят: "Никогда не сдавайся – позорься до конца". *** – Позвольте я поправлю Ваши волосы... – Меня всё устраивает, - умываясь, Ойкава не жалел воды, и практически вся его голова была мокрой. По торчащим в разные стороны волосам и прилипшим ко лбу прядям можно было бы подумать, что омега в какой-то степени потерял рассудок, но его уже мало волновало, что о нем могут подумать. Принц перегрелся? Неплохо. Сошёл с ума? Ещё лучше. Если оглянуться вокруг — практика принудительного лечения уже не казалась Ойкаве такой уж дикой. Праздник казался омеге бесконечно долгим – опустошив несколько бокалов вина, он уже не знал, чем занять себя, чтобы не спиться к концу дня и не упасть лицом в еду. Тоору водил пальцем по горлышку бокала и, вздыхая, ждал следующую подачу алкоголя. Когда пришло время произнести речь королю, слуги с обновлёнными графинами вина активно засуетились: в честь праздника королевская семья угощала гостей исключительно редкими, элитными сортами. Многим выпадала возможность попробовать такую роскошь только единожды в жизни. Как только воцарилась тишина и всеобщее внимание было приковано к Его Величеству, рука Ойкавы автоматически потянулась к наполненной чаше, но Яхаба сразу же прижал ее к столу, не оставляя возможности пошевелить конечностью. Омега не понял, связано ли это с этикетом, и оглянулся – остальные, включая самого Яхабу, держали в руках бокалы. – В чем проблема? – шатен говорил тихо и сквозь зубы – перебивать короля и привлекать к себе внимание было уже явно нарушением всякого этикета. – Не пейте его, – Шигеру ответил ему ещё тише, Ойкава едва понял, что он вообще произнёс. Единственная догадка Ойкавы – бета боится, что он вконец опьянеет. Тоору не назвал бы себя пьяным хоть в какой-то степени, но он также поймал на себе косой взгляд Аакаши, и начал немного сомневаться в своей трезвости. Но какое ему, собственно, дело, кто что подумает? Под радостные крики толпы после торжественной речи с пожеланиями, Ойкава вырвал руку и снова потянулся за бокалом, но Яхаба практически выбил его из-под руки принца своим, залив вином скатерть и тарелки с угощениями. Жест не остался незамеченным и некоторыми омегами. – Да что, черт возьми, с тобой такое?! – Ойкава-сан, нам нужно отойти, – Яхаба схватил омегу за руку под столом, но Тоору сразу же одернул ее. Движения и мимика беты были неестественными, что казалось странным, учитывая его привычную невозмутимость и безразличие. – Я не двинусь с места, пока не объяснишь, что с тобой. – Нам действительно нужно уходить, умоляю Вас... Слова Яхабы оборвал громкий, пронзительный крик. «Кому-то стало плохо?» Ойкава сразу понял, что крик доносился из-за стола, где сидела вся королевская семья, включая Вакатоши. В панике, омега вскочил на ноги и попытался разглядеть, что произошло: толком ничего не было видно. Но буквально через мгновение по белоснежной рубашке Вакатоши начало разрастаться темно-алое пятно. Изо рта восточного принца хлынула кровь. Король упал набок; ещё одно мгновение – член королевской стражи перерезал горло королеве. После животного, совершенно не свойственного человеку крика королевы, предшествующего смерти, общее молчание продолжалось не больше секунды. Поднялась паника, люди истошно вопили, кто-то падал в конвульсиях и хватался за горло, кто-то пытался безрезультатно пробиться сквозь стражу к выходу. Медленно, но верно начинал действовать яд, растворённый в вине. Рыдания и крики медленно утихали – жизнь покидала каждого, выпившего за благополучие молодожёнов. Для Ойкавы время будто остановилось. Он замер на месте, всё вокруг происходило словно в замедленном темпе. Тоору вспомнил старинную казнь Севера – приговорённому к смерти заливали в рот расплавленный металл. Все время перед экзекуцией преступник страшно кричал на своих палачей, но после того, как ему заливали металл в глотку, не произносил ни слова, и только дёргался всем телом. Страшнее всего было именно его молчание. Таким же было для омеги молчание королевы. Таким же было приходившее на смену крикам молчание омег вокруг. Звонкая пощёчина Яхабы, пытавшегося оттянуть, хоть как-то привести принца в движение, – Ойкава возвращается в реальность. – Отойди от него, иначе тебя ждёт та же участь. За своей спиной Тоору слышит абсолютно спокойный, размеренный голос Акааши. Резкая боль на затылке – Кенджи рывком притягивает шатена к себе, сбивая его с ног, и не менее быстро приставляет к его горлу, чуть выше ошейника, нож. – Акааши-сама, прошу Вас, не убивайте его! Перед Кенджи стоял пробившийся сквозь толпу Ивайзуми – испачканный в чужой крови, ещё не отдышавшийся. Он понимал, что каждая секунда будет стоить Ойкаве жизни, поэтому ему пришлось бежать по головам – в прямом смысле. Акааши с недоумением перевёл взгляд с бледного Яхабы на южного принца. В его глазах был немой вопрос, не сошёл ли Ивайзуми с ума. – У нас был уговор. Вся династия должна быть уничтожена, чтобы трон занял мой сын. Ты хочешь нарушить слово своего отца? – Он ведь ещё не является частью этой династии. И уже не сможет ей стать – Вакатоши мёртв, никакой свадьбы не будет, – Ивайзуми с самого начала не был уверен, что ему удастся убедить Аакаши. Его руки в данной ситуации были связаны. Безэмоциональность на лице Аакаши сменялась раздражением. – Он – нет. Но можешь ли ты быть уверен, что он не вынашивает его ребёнка? – кулак на затылке Ойкавы сжался крепче. Тоору до крови закусил губу, стараясь не издавать ни звука. Страх смерти заставлял его сердце биться так громко, что омега с трудом мог расслышать разговор. – Они спали друг с другом с самого первого дня договора. – Господин Акааши! – Яхаба упал перед ним на колени. – Я уверяю Вас, что он не может вынашивать его ребёнка. Ойкава бесплоден. – Он не может быть бесплоден, никто не взял бы в супруги того, кто не может подарить наследника престола, – черноволосый перевёл взгляд на омегу. – Это легко вскрывается, Север не пошёл бы на такой риск. – Господин Акааши, меня отправили с ним с Севера, так как я вырос на Востоке и знаю культуру. Сегодня его брат прибыл сюда, чтобы передать мне приказ нашего короля – убить его. Чтобы никто не узнал правды, чтобы не началась война, – по щекам Яхабы текли слёзы. Последнее, что он бы хотел в этой жизни – говорить при Тоору о том, что ему желает смерти семья. Но другого способа сохранить омеге жизнь он не видел. – Я клянусь Вам! – Акааши-сама, мы сохранили жизнь его брату. Его взяли под стражу. Вы можете узнать у него лично, – по виску Ивайзуми стекал пот. Он чувствовала себя примерно в таком же плену господина Кейджи, как и Ойкава. Яхаба звучал убедительно, но люди Востока отличаются исключительной жестокостью. Даже омеги. – Хаджиме, скажи мне, – Акааши перевёл острие ножа в направлении Ивайзуми и вытянул руку, удерживая другой рукой омегу за волосы. – Почему ты так настойчиво пытаешься сохранить ему жизнь? Может, вы на Юге рассчитываете, что он станет вашим ключом к Северу, когда прикончите его брата? – Акааши-сама, он бесплоден. На Юге наследников ценят не меньше, чем на Востоке. Мой отец сдержит своё слово и выдаст мою сестру за Вашего сына. Мы не играем в игры, – Ивайзуми тяжело выдохнул, – я возьму его в наложники.