inima liberă

Неподалеку был слышен треск костра. Лютик сидел в своем доме у окна, смотрел, как на площади деревни разжигают костер, предвещающий общее собрание. Нужно было собираться. Он подошел к зеркалу и принялся расчесывать свои длинные, черные волосы. Они спадали с плеч ниже по спине, тяжело струились до самой поясницы. Волосы Лютика были причиной зависти всех омег в таборе. Больше завидовали только его глазам — ярким, синим, большим. Здесь у всех глаза были в основном карие, потому лицо Лютика выделялось среди общей массы. Этот омега был действительно красив, и он прекрасно об этом знал. Из-за этого с самого детства в нем была некоторая надменность и пренебрежение ко всему. Уже в десять лет он знал, что он выйдет замуж за сына барона, а, значит, его статус станет на порядок выше, чем у любой другой омеги табора. Словом, Лютик прекрасно знал, чего стоит, и без зазрения совести пользовался этим. Он подвел глаза темным карандашом, так что и без того яркие глаза стали еще ярче, прицепил к волосам заколку с темно-бордовыми розами, поправил свою одежду: темно-бордовая рубашка под цвет заколки, обтягивающие черные брюки с узорами из кожаных вставок, на бедре — бордовый платок с монетами. Голову покрывать не стал — зачем такую красоту скрывать. Усмехнувшись собственному отражению, он перекинул волосы на одно плечо и вышел из дома. Он ловил на себе взгляды других альф, но не боялся приставаний: знал, что к жениху наследника барона никто не посмеет подойти. Поэтому он только со снисходительной усмешкой наблюдал, как остальные омежки отбивались от назойливых ухаживаний других альф. Им прохода не давали порой, а Лютика даже как будто побаивались. Отец Юлиана воспитывал того в строгости, в полном соответствии традициям, и Юлиан был его гордостью. Помимо того, что природа наградила его яркой внешностью, он очень красиво пел и слагал песни. Иногда вокруг него собиралось полдеревни, чтобы послушать, как он поет. Его песни, надрывные, о недосягаемой вечной любви, трогали сердце каждого, кто эти песни слышал. Юлиан дошел до площади, и сел на лавку на самый край, и уставился в пламя огня. Все происходящее здесь его мало волновало. Он и так знал, что его слово ничего не решит. Пока. Народу становилось все больше. Его будущий супруг — Златан — сидел напротив него и глаз с Лютика не сводил, из-за чего иногда на губах Юлиана проскальзывала смущенная улыбка. Златан не был каким-то красавчиком — были в деревне альфы и более видные, более плечистые, но тем не менее Златан был мил, он постоянно рассказывал Лютику что-то интересное, а еще иногда они вдвоем где-нибудь прятались, и Златан играл на гитаре, а Лютик пел что-нибудь — и всегда это было что-то тянущее, тоскливое, берущее за самую душу. Барон что-то громко говорил, люди шумели, реагируя на его слова, а Лютик все еще смотрел в огонь. Пожалуй, вечером нужно будет сходить к Лайзо, карты раскинуть. Он в деревне лучше всех гадал, будущее, словно книгу, читал. К нему постоянно приходили, чтобы он погадал, но он часто отказывал — говорил, что вредно так часто на будущее гадать, можно беду на себя навлечь. Народ стал расходиться, и Лютик принялся выискивать глазами Лайзо. — Ищешь кого-то, миро ило? — услышал он рядом голос Златана. Юлиан повернулся и смущенно улыбнулся альфе. — Да, Лайзо никак не могу найти. Хотел вечером с ним песни спеть, карты разложить… — Так давай я тебе сам погадаю! — А ты разве умеешь? — Юлиан с хитрой улыбкой прищурился. — Конечно умею! — альфа улыбнулся в ответ и, взяв омегу за руку, отвел его в сторону. А потом взял его ладонь в свою и с напускной серьезностью уставился на нее. — Ох, что вижу, — произнес он, водя пальцем по ладони. — Щекотно! — звонко произнес Лютик, смеясь. — Да терпи ты! — усмехнулся в ответ Златан, — ох, вижу линия любви у тебя яркая, длинная, с линией жизни сплетается. Он поднял глаза и посмотрел в глаза омеги. Тот вмиг вспыхнул, его щеки покраснели, и Лютик отвел глаза. — Прям-таки яркая? — произнес он негромко. — Да, — ответил Златан, продолжая смотреть на омегу, — как глаза твои. Лютик, какие у тебя красивые глаза. Как будто ясное небо, и мне кажется, что вовек не смогу насмотреться в них. — Опять ты меня словами сладкими заговариваешь, — улыбнулся омега и осторожно убрал свою руку, — ты, конечно, не последний человек у нас, но если отец увидит, что я с тобой снова поздним вечером по углам прячусь, то скандал будет такой, что вся деревня услышит. Так что пойду я, да и Лайзо нужно найти. Юлиан подался чуть вперед, оставил на щеке Златана легкий поцелуй и, мило улыбнувшись ушел, спиной ощущая на себе пристальный взгляд жениха. Лайзо был его другом с самого детства — высокий, блондинистый омежка, что был в деревне белой вороной. Его мать в свое время полюбила парня из соседней деревни, и любовь была такой сильной, что парень этот пришел к ним в табор и женился на ней. Ребенок родился весь в отца — волосы и кожа светлая, высокий. Только глаза карие, как у матери. Правда, прожили недолго — уже через год этот альфа сбежал, оставив жену с маленьким ребенком на руках. Она замуж больше не вышла, а Лайзо всю жизнь ловил на себе косые взгляды. Правда, характер у него был еще более крутой, чем даже у Лютика, так он сумел заткнуть все злые языки, а как открылся его талант будущее читать, так и вовсе его вся деревня зауважала. Правда, женихи к нему свататься не спешили, хоть омега и был невероятно хорош собой. Сам Лайзо всегда говорил, что карты ему любовь показывают, но будет она не скоро и не в этой деревне. Лютика же очень пугала эта возможность узнать, что случится в будущем. Дома он и сам нет-нет да и раскинет карты, но он мало что считывал, обычно что-то общее, абстрактное, о чем забывалось практически сразу. Дойдя до нужного дома, Юлиан постучал в дверь, и Лайзо открыл ему почти сразу. — Кто там, Лайзо? — послышался из глубины дома голос его матери. — Юлиан пришел, — крикнул Лайзо, пропуская гостя в дом. И тут же на пороге крепко обнял. — А чего ты на совете не был? — поинтересовался Лютик, проходя в дом вслед за другом. — Мама заболела, с ней был, — произнес он, впуская Юлиана в свою спальню, — побоялся оставить. Карты ей ничего хорошего не говорят, так что я… Всегда рядом с ней. — Ох, Лайзо, сколько всего на твои плечи свалилось, — покачал головой Лютик, забираясь на его кровать с ногами. — А ты чего? Неужто хочешь, чтобы я тебе карты разложил? — произнес омега, хитро глядя на друга. Он ходил по комнате, зажигая свечи так, чтобы комната была в теплом, приятном полумраке. Большие тени падали на стены, повторяя каждое движение омег. А за окном стало совсем темно, на небе начали загораться крапинки звезд, где-то вдалеке светила полная луна. — Хочу! — Ну дела! Торопишься узнать, когда свадьба будет? Так ты не к картам приходи за этим, а к Златану. Он хоть завтра свадьбу устроит! Ой, как он смотрит на тебя, как смотрит… Как на самую редкую в его жизни драгоценность. Лютик совсем смутился. — Да я не тороплюсь, я… Златан хороший, и я знаю, что кроме него мне никого не надо, но вот сама мысль, что мне придется в брак вступать, быть мужем… Прощаться с вольной жизнью… Пугает меня это очень. Боюсь я этого, — произнес Юлиан, нахмурившись. — Так быть мужем барона, пусть и будущего — это ж мед, а не жизнь! Зря ты боишься. Он на руках тебя носить будет, золотом осыпет и пылинки будет сдувать с тебя. И слова поперек тебе никто не скажет, а тебе и сейчас не говорят. Побаиваются. — Умеешь ты, Лайзо, заговорить, — покачал головой Лютик с улыбкой, — давай-ка доставай карты! — На что гадаем? — омега забрался на кровать к Лютику, уселся напротив него, держа в руках уже потрепанную колоду карт. — На любовь, — произнес Юлиан и снова покраснел. Лайзо, что-то бормоча себе под нос, начал выкладывать карты, затем протянул колоду Лютику. — Пальцем сдвигай карты, — произнес он, и Юлиан немного неуверенно сдвинул пальцем часть колоды, а потом еще раз, и Лайзо продолжил выкладывать карты. И чем больше карт ложилось перед ним, тем мрачнее становилось его лицо. — Что там такое? — обеспокоенно спросил Юлиан, заглядывая в карты и пытаясь понять хоть что-то. Так гадать, как делал это Лайзо, в деревне не умел никто, и его карты прочесть никому не удавалось. — Ну и судьба у тебя, Лютик… Ох, сложная… Тебя Господь на прочность испытать решил и всю судьбу твою в твои руки отдал, — произнес омега и отложил колоду. Он еще какое-то время всматривался в карты, а потом снова заговорил: — Вот это ты, видишь? — он ткнул пальцем в пиковую даму, — а рядом с тобой еще две карты. Вот этот валет бубновый — это тот, кто рядом с тобой сейчас. Тянется к тебе, любит тебя очень. Но ты не любишь его, у тебя сердце пустое сейчас. Лютик нервно сглотнул и хотел было возразить, но замолчал. — И ты к нему тянешься, но у вас дороги разные. Вы даже если вместе останетесь, все равно по-разному идти будете. Ты с ним ни в чем нуждаться не будешь, но счастья у тебя не будет с ним, а у него — с тобой. Лайзо вздохнул и выложил еще несколько карт. — Ты полюбишь, Лютик, — произнес он негромко, указывая на еще одного валета по другую сторону от карты Лютика — крепко полюбишь, всем сердцем. Он не из наших мест. Чужак. И у него дорога сейчас, дорога не близкая. Но он как будто к тебе идет. Может, он тебя знает, видел где-то, или это просто совпадение. Лайзо выложил еще две карты. — Ты к нему тянуться будешь, а он к тебе. Вас беда ждет, ох… Одна за другой беда. Но карты говорят, что ты из двух валетов сам сможешь выбрать, только вот одного ты выберешь, если головой будешь думать, а другого — сердцем. Лайзо поднял взгляд на Юлиана. — Ну вижу же, еще что-то хочешь сказать, — произнес Лютик немного нервно. — Боюсь я за тебя, — произнес омега и поджал губы, — карта смерти тебе выпала. Она не твоя, но я не могу понять, чья. И смерть скорая, но как будто бы ты ее со стороны наблюдать будешь. Не могу понять, что это значит. Потому что это не родственник твой, не знакомый тебе человек, а просто кто-то, но эта смерть почему-то важна для тебя. — Главное, чтобы не родственник, — нахмурился Лютик, — мне смерти одного отца хватило с верхом, еще второго потерять не хватало. Лайзо закусил губу, снова вглядываясь в карты. — Тебе осторожным нужно быть, Юлиан, и сохранять разум, что бы ни происходило, слышишь? — Слышу. Впрочем, карты ведь и ошибаться могут? — произнес наконец омега, тряхнув головой, — ведь они же в самом начале ошиблись. Сказали, что я Златана не люблю, а я люблю его. — Так любишь, что замуж выходить не хочешь? — усмехнулся Лайзо и поправил волосы Лютика, убирая прядку за ушко. — Я хочу, — негромко ответил Лютик, — боюсь просто. Ведь все совсем по-другому станет, понимаешь? Лайзо усмехнулся и собрал карты. — Хочешь еще что-то посмотреть? — спросил омега, тасуя колоду. Юлиан задумался. — А посмотри, что у отца моего будет? Лайзо снова начал раскладывать карты. — Страдает он, — говорил он, выкладывая карту за картой, — всю жизнь свою страдает после того, как утрата случилась. Места себе найти не может. Жизнь свою не для себя живет, а для тебя, счастья твоего хочет сильно. У него судьба с твоей крепко переплетается, но в ней боли много будет и переживаний. — Это что, из-за меня? Лайзо кивнул. — У вас ссора будет большая, какой-то конфликт. Из-за валета, — произнес омега и выложил еще две карты. — Но у него все равно выпадает счастливая карта. Он собрал карты и выложил снова, что-то бормоча под нос. И улыбнулся. — Да, как ни крути, по итогу карта хорошая выходит. Так что, думаю, что как бы вы ни ругались, ни ссорились, у него все равно счастье случится. Дай бог, что это будет перекликаться с твоим счастьем. — Конечно будет! — Лютик всплеснул руками. Он кинул взгляд за окно — темень была хоть глаз выколи. — Как думаешь, Рамир огни зажег? — спросил Лютик. — Если не зажег, то ты Златану завтра скажи, они с отцом вмиг Рамиру мозги на место поставят, — усмехнулся Лайзо, — а вообще нехорошо тебе по такой темноте домой-то идти. — Ой, мне проще объяснить отцу, почему я поздно пришел, чем то, что я остановился у тебя заночевать. Снова ж будет надумывать себе лишнее, что я с каким-нибудь альфой спутался. Честь мою блюдет. Даже со Златаном один на один не позволяет по ночам быть. — Пусть блюдет, — хмыкнул Лайзо, поднимаясь с кровати, — а то у тебя голова дурная, такого можешь натворить. — Да иди ты, — в шутку надулся Лютик. Лайзо достал из шкафа ночной фонарь и зажег его от свечи. — Вот это с собой возьмешь, чтобы видно было, куда идешь. На Рамира полагаться — себя не уважать, — произнес омега, отдавая фонарь Лютику, что уже слез с кровати и топтался у двери. — Спасибо тебе, — Лютик крепко обнял Лайзо, — ты завтра на площадь приходи. Я песню новую написал, а у тебя одного получается подпевать мне. — Обязательно приду. А ты будь осторожен, Лютик, и под ноги смотри. Всю дорогу домой Лютик думал об этом чужаке, которого нагадали карты. Да так много думал, что ругань отца мимо ушей пропустил. И даже уже в кровати много ворочался, все пытаясь понять, правду ли сказали карты, что сердце у Лютика пустое. Он же вроде бы тянулся к Златану. Он нравился ему, хоть и внешность немного не вписывалась в стандарты красоты Юлиана: Златан был одного с Лютиком роста, с темными, вьющимися волосами, смуглый. Глаза карие, почти черные, крупный нос. Он был худым, чуть пошире, чем Лютик телосложением, но при этом жилистым и сильным. Златан был очень хорошим альфой с чувством юмора, с множеством историй за пазухой, с приятным мягким голосом и раскатистым, заразительным смехом. Златан был такой, в которого не грех и влюбиться. Только вот Лютик, пока не уснул, все думал о карте чужака, пытаясь надумать, как он может выглядеть. И то, что представлял себе Лютик, совсем не было похоже на Златана.