Колдун и Бабочка

      — Можно войти, Мирабель? — слышит она голос абуэлы.       — Да-да, сейчас! — Мирабель лихорадочно озирается и Касита приоткрывает дверцу шкафа. Она ставит туда свечку и распахивает дверь с невинной улыбкой. — Привет, абуэла!       — У тебя так темно, — мягко произносит Альма, заходя в комнату.       — Я… просто хотела уже лечь спать, — Мирабель с деланным спокойствием садится на кровать. Альма издает легкий смешок и покачивает головой.       — Ох, Мирабель, мне можно не врать — наверняка хотела ускользнуть на крышу, правда ведь?       — Конечно! — она с облегчением смеется. Альма садится рядом, дотрагивается до зеленой ткани руаны и опускает руку.       — Ох, Мирабель-Мирабель… Что же мне с тобой делать, — задумчиво произносит она, постукивая пальцами по своим коленям. — Тебе уже восемнадцать лет, ты взрослая девушка, а в друзьях у тебя только детишки и родственники…       — Ну… мы ведь большая и дружная семья Мадригаль, — отвечает Мирабель. Ей кажется, что она ступает по тонкому стеклу, которое, стоит только сделать неосторожный шаг, вопьется в нее острыми краями и ранит до крови. Абуэла рассеянно кивает.       — Смотрю, с некоторыми в нашей семье ты особенно дружна.       — Ну, Камило все-таки мой рове…       — Я не о Камило, и не об Исабелле. В городе уже замечают, что ты очень… близка со своим tío Бруно. Это нехорошо, Мирабель. Могут пойти слухи… кривотолки. Сплетни.       Стекло все-таки впивается в нее. Мирабель держит на лице маску спокойствия, но чувствует, как ладони становятся влажными и словно бы невзначай вытирает их о руану. Абуэла смотрит пристально и тяжело.       — Наша семья очень важна для города. Мы — хранители Энканто. Мы его щит. Может ли щит уберечь кого-то, если он сгнил изнутри? Если порча расползлась в самом центре?       — Я не по…       Абуэла берет ее за руку — мирный, семейный жест, вот только пальцы впиваются в кожу, словно стальные клещи.       — Ты все прекрасно понимаешь, Мирабель, — глаза у нее — черные колодцы, провалы в бездну, где нет ни света, ни тепла. — Я знаю про вас. Знаю, что вы сделали.       — Я не понимаю, о чем ты, — Мирабель не собирается так просто сдаваться. Она пытается вытащить руку из хватки Альмы, но та лишь еще сильнее сжимает пальцы.       — Не прикидывайся дурочкой, Мирабель Мадригаль. Благодари небеса, что я не выгоняю тебя с позором, а даю возможность уйти, сохранив лицо. Завтра ты пойдешь к сеньоре Аппелузе и скажешь, что согласна быть женой Алехандро…       — Нет.       Касита сердито поскрипывает ставнями, и чуть-чуть подталкивает ногу абуэлы половицей, но та только хмурится и слегка пристукивает каблуком.       — Да. Он, конечно, estúpido, но и ты не подарок. Ты переедешь жить к ним — у тебя нет дара, и нам нет нужды принимать твоего мужа в нашу семью. И ты никогда не запятнаешь честь La familia Madrigal… больше, чем уже запятнала.       — Мне больно, — Мирабель кажется, что ее кость сейчас треснет. Абуэла слегка изгибает бровь.       — А ты думаешь, мне не было больно, когда я все поняла про тебя и моего сына? Когда я поняла, что вы двое — грешники, убийцы семьи? Что вы смотрели мне в глаза, смотрели в глаза своим родственникам и жителям города, ели с нами за одним столом — и лгали в лицо?       В открытое окно долетают обычные звуки вечера, Мирабель слышит веселый голос Антонио, слышит, как Бруно ему что-то отвечает… Абуэла щурит глаза.       — Я не знаю, кто из вас двоих кого совратил… может, все дело в том, что вы оба порченные с детства. Плевать. Но я не допущу, чтобы наша семья пострадала еще больше. Никто не узнает, что под крышей нашего дома блудили два грешника… Гореть тебе в аду. И ему тоже.       Дверь в ее комнату распахивается, и Касита торопливо щелкает плитками. Бруно стоит на пороге и смотрит на Альму, сузив горящие зеленым глаза.       — Отпусти ее. Быстро.       — Явился, — Альма бесстрастно смотрит на него, а Мирабель практически слышит, как трещит ее рука. — Все-таки, я была права, тебе плевать на семью.       — Пусть так, — соглашается Бруно, заходя в спальню Мирабель. — Если ты ее не отпустишь, я тебя прокляну. Я это могу. И я совру, если скажу, что не хочу этого.       Пальцы абуэлы, наконец, разжимаются и Мирабель с тихим вскриком прижимает запястье к груди, растирая проявившиеся пятна ладонью. Бруно подходит к ней и берет на руки.       — Если кто-то обидит мою жену — он умрет.       — Прекрасно… Ты сам себя слышишь? — Альма поднимается на ноги, вытирая ладонь о подол платья. — Вы станете позором семьи… всего Энканто. Вас выгонят за пределы города, и никто не станет на вашу защиту.       — Ты так думаешь? — Бруно даже не смотрит на нее — его внимание сосредоточенно на руке Мирабель. — Марипосита, пойдем-ка за арепами…       — Ты меня слышишь? — повышает голос Альма, но Бруно уже выходит с Мирабель на руках.       — Бруно… — Мирабель сейчас не хочется на кухню, она опасается, что даже самая расчудесная целебная лепешка не пролезет ей в горло. Глаза горят, а в груди словно камень застрял. — Можно лучше… к тебе?       — Идем, mi vida.       Касита сама распахивает перед ними дверь в его комнату, утешительно поскрипывает и закрывает дверь. Судя по звуку — запирая ее на замок.       В спальне ее наконец-то прорывает, и Мирабель плачет. Захлебываясь слезами, давясь обидой и болью, пока Бруно держит ее на коленях, гладя по спине, прижимаясь подбородком к макушке.       — Она в-ведь права, — бормочет Мирабель, вытирая слезы тыльной стороной ладони. — Тебя опять обвинят во всех грехах…       — Марипосита. Мне плевать. На город, на семью — на часть ее, так уж точно. Если ты захочешь — мы покинем Энканто. Я знаю, куда можно будет идти, чтобы выжить.       Она недоверчиво вскидывает голову и смотрит ему в лицо. Бруно спокоен и сосредоточен, только в глазах горит дар.       — Никто в мире тебя не обидит и не причинит тебе зла, — говорит он, и Мирабель знает, что это не просто слова.       — А если я… не хочу уходить из Энканто? Пока что, — добавляет она, потому что вряд ли жизнь в качестве двух изгоев ей настолько понравится.       — Значит, мы будем жить здесь. И городу придется с этим смириться.       Она слегка качает головой и прижимается лбом к его плечу. Когда-то это должно было произойти, но, как ни старайся, подготовиться к таким вещам невозможно. Бруно осторожно растирает ее затылок, зарываясь пальцами в волосы, и напряжение потихоньку сходит на нет. Они ложатся в постель, и Мирабель находит неоспоримый плюс нынешней ситуации: теперь можно не уходить среди ночи, а выспаться рядом с ним… Хотя сон не спешит к ней.       Мирабель лежит, глядя в пустоту, пока ее не начинает трясти, как в лихорадке. Она вжимается в Бруно, пока, наконец, не превращает его в подобие одеяла, почти полностью уложив на себя.       — Я тебя раздавлю, Марипосита.       — Умру счастливой, — бормочет она, и Бруно сердито рычит ей в затылок.       — Ты не умрешь.       — Хорошо, — покладисто соглашается она. Мирабель наконец-то перестает трясти, она спиной ощущает стук его сердца, и засыпает под него, как под лучшую в мире колыбельную.       Среди ночи она вновь просыпается, нервно дергается… и замирает. Внутри странное чувство — боль уже улеглась, и на смену ей пришло спокойствие. Самое страшное уже произошло, назад дороги нет — и пускай. Она осторожно смотрит на Бруно, спящего рядом: во сне она развернулась к нему лицом, и сейчас они переплелись руками и ногами так тесно, что не понять, где кто. Мирабель прижимается к его груди и улыбается. Никто в мире не отнимет у нее Бруно.       Никогда.       Утром их будит Исабелла. Она стоит у границы песчаной завесы, и ее голос, усиленный магией комнаты, доносится до спальни.       — Tío Бруно, Мирабель? Время завтрака. Вас ждут внизу.       Мирабель чувствует, как сердце снова начинает срываться с ритма и заставляет себя успокоиться. Бруно протягивает ей руану и она ее надевает с торжествующей улыбкой.       Одного взгляда на стол хватает, чтобы оценить расчет абуэлы. Их тарелки на противоположном краю от нее, рядом с ними — пустые места… Изгои. Мирабель встряхивает головой, переглядывается с Бруно, и они занимают свои места. Над столом повисает тишина, которую нарушает скрип — Камило и Исабелла передвигают свои стулья поближе. Антонио напряженно следит за всем происходящим, на его руках — носуха… Видимо, нашли вчера живой и здоровой. Несмотря на полные тарелки, никто не спешит приступать к завтраку.       — Не так я себе представляла этот день, — наконец, говорит Джульетта. Альма бросает на нее недовольный взгляд, но она стойко выдерживает его. — Она моя дочь, мама. Что бы ни произошло.       — Молодцы вы, конечно… — устало говорит tío Феликс. — Да уж… Мира, от тебя я не ожидал такого.       Бруно кладет руку ей на плечо.       — Не задевай ее.       Мариано с сомнением смотрит на него и переводит взгляд на Мирабель.       — Ты… как, в порядке? — спрашивает он, и Мирабель кивает. Вновь повисает тишина. Носуха Антонио, пользуясь моментом, стягивает со стола арепу и удирает в укромный уголок.       — Я не знаю, может ли все стать еще хуже, — говорит tía Пеппа, стряхивая с плеч снег. Камило неожиданно хмыкает.       — Я люблю Исабеллу.       — Что?! — вопль вырывается у всех членов семьи… кроме Мирабель и Бруно. Исабелла отшатывается от стола с ужасом в глазах, а Камило заливисто хохочет:       — Вот видите? Спокойно, это всего лишь шутка! Я вам просто показал, как ситуация может стать еще хуже. На самом деле нет, я ее, конечно, люблю, но как старшую кузину...       — Я тебе сейчас кактус знаешь куда засуну и проверну? — шипит Иса, подавшись вперед. Камило картинно хлопает ресницами:       — О, так ты тоже неравнодушна ко мне, mi flor? — мурлычет он, и тут же с воплем ныряет под стол, уворачиваясь от колючей лианы.       — Прекратите балаган! — абуэла в сердцах бьет ладонью по столу. — Вы что, думаете, что это шуточки? Эти двое… вы хоть понимаете, какой это позор для нашей семьи?       — Я думаю, что после вдовы Фернандес город способен принять многое, — отвечает ей Бруно, и абуэла резко отворачивается, тихо прошипев ругательство.       — Кто-кто? — спрашивает Луиза, услышав незнакомое имя. Мама и tía Пеппа одновременно морщатся.       — Это было еще до вашего рождения, — наконец, отвечает Джульетта и с укоризной смотрит на Бруно. — Зачем ты про нее вспомнил?       — Ну, потому что шестерых детей без мужа город как-то пережил…       — Шестерых? — тихо уточняет Исабелла, изогнув бровь. — Здоровье-то у нее отменное было…       — Исабелла! — одергивает ее абуэла. — Сейчас речь не о чьих-то еще грехах, а о вас. Вы будете изгоями. Никто в городе вам не протянет руку…       — Неужели? — тихо спрашивает Бруно. — Никто? Ты не забыла, мамита, что из нас двоих я знаю, что произойдет в будущем?       Альма резко взмахивает рукой, словно отбрасывая его слова в сторону.       — Ты мне не сын. Ты для меня мертв.       — Соболезную вашей утрате, донья Мадригаль.       Абуэла глубоко вздыхает, вилка в ее руках дрожит. Джульетта, кашлянув, смотрит на Бруно с легкой укоризной.       — Убирайтесь вон из моего дома… — абуэла не договаривает: Касита резко хлопает дверями и ставнями, закрывая их. Мирабель со вздохом наклоняется и похлопывает напольную плитку.       — Не волнуйся, Касита. С нами все будет хорошо. И с тобой тоже.       — Мы вернемся, — обещает Бруно. Абуэла смотрит на него с плохо скрываемой злостью.       — Вас не обвенчают, — говорит она. — Никогда пастор не пойдет на такое. И дети ваши будут некрещеными и незаконными…       — Дети не от святого духа появляются, не так ли? — спрашивает Бруно, нехорошо улыбаясь, и Альма дергается, как от удара. — Хватит. Марипосита, идем?       — Да, — она поднимается со стула, и Касита жалобно звенит черепицей.       Они ненадолго задерживаются, чтобы собрать вещи, а в столовой явно бушует ураган — во всех смыслах. Мирабель главное забрать швейную машинку. И свечу. Когда абуэла ее видит, то на мгновение Мирабель кажется, что она упадет замертво: настолько жуткие у нее глаза.       Они вдвоем выходят за порог и Мирабель неожиданно чувствует легкость на душе. Может, что-то подобное ощущают бабочки, когда выбираются из своих коконов — свободу.       — Куда мы теперь? — спрашивает она, сжимая ладонь Бруно. Он осторожно гладит ее кончиками пальцев.       — Есть у меня одно предложение…       Дом старухи Ремедис так и стоит пустым с момента ее смерти. Сад разросся, то там, то тут видны сорняки, но деревья цветут, распространяя вокруг сладкий аромат. Мирабель задумчиво смотрит на дом, отмечая, что он хоть и не сравнится с Каситой размерами, но все еще выглядит уютным, несмотря на запустение, а затем кивает.       — Придется поработать.       — Стены я чинить умею, — отвечает ей Бруно. — Крыша целая, это главное. Ступени тоже в порядке.       — Значит… Новый дом?       — Да.       Мирабель не может удержаться от короткого вскрика, когда он ставит чемодан на землю и подхватывает ее на руки. Бруно переносит ее через порог. Внутри хватает мусора и пыли, углы затянуты паутиной, на полу видны сухие листья, а в стенах — Мирабель готова в этом поклясться — слышно крыс… Но это теперь их дом.       — Надеюсь, вы не против, сеньора Мендез? — на всякий случай спрашивает Мирабель, и в окно впархивает желтая бабочка. Она несколько мгновений кружит в воздухе, минуя паутину, а затем приземляется на стол, раскрывая и закрывая крылышки.