Колдун и Бабочка

      Самая нелюбимая часть семейных обязанностей — это не мытье полов или уборка в комнатах (хотя в комнате Антонио даже нет смысла пытаться что-то привести в порядок, носухи, капибары и тапиры перевернут все вверх дном за пять минут), а стирка. Причем, если с одеждой еще удается справиться, то стирка постельного белья — это утомительная и тяжелая работа. Особенно полоскание. Мирабель беззастенчиво эксплуатирует Бруно — ей даже нет нужды использовать свой коронный запрещенный прием, он соглашается сразу, и несет вторую корзину с простынями и наволочками к реке. Вдвоем гораздо легче, а то, что во время выполаскивания простыни вода совершенно случайно окатит Бруно с ног до головы — это просто случайность. Он снимает рубашку и насмешливо смотрит на Мирабель.       — Не сверкай так глазами, pequeño depredadora . Белый день на дворе.       — Я вовсе не… Я даже и не думала, — ворчит она, пряча улыбку в ладони.       Солнце ярко светит с неба, блики играют на воде, и от брызг в воздухе словно сияет радуга — даже без участия tía Пеппы. Мирабель и Бруно выжимают чистую простыню, и как-то опять само собой получается, что Мирабель оказывается обмотана еще мокрой тканью с головы до ног и прижата к Бруно.       — Попалась, Марипосита?..       — Кто бы говорил про сверкающие глаза, а?       Он шутливо щелкает зубами у нее перед носом и она повторяет его жест, фыркая и пытаясь выбраться из плена. Бруно тихо смеется, и этот звук для нее прекраснее пения ангелов, слаще, чем горячий шоколад. Кусты шелестят, и Бруно одним движением выпутывает Мирабель из простыни. Долорес выбирается на берег, на пару секунд замешкавшись, отцепляя юбку от кривой ветки.       — Мира, tío Бруно, вы Хуанчеса не видели? — спрашивает она с легкой нервозностью в голосе. — Зараза, куда он делся…       — А что случилось? — Мирабель передергивает плечами — мокрая блузка теперь холодит спину, а юбка липнет к ногам. Долорес поднимает палец, призывая к молчанию, вслушивается в окружение и раздосадовано опускает руку.       — Он куда-то удрал. И я его не слышу!       — Как давно? — Мирабель чувствует тревогу. Хуанчес с его страстью к кофе, конечно, был активным, как и все дети, но обычно он если и влезал куда-то, то в компании Алехандры и Сесилии, а уж втроем они бы точно не молчали.       — Часа два…. Может, больше. — Долорес вытягивается в струнку и качает головой. — Показалось…       — Он провалился под землю. — Мирабель испуганно оборачивается — глаза Бруно горят яркой зеленью, а вокруг ног спиралью заворачивается водяная пыль. — Северо-западные скалы, там есть расщелина… Он полез туда. Один. Поссорился с Сесилией.       — Откуда ты это знаешь? — бормочет Долорес, глядя на него круглыми глазами. Бруно раздраженно щурится.       — Знаю. Зови Луизу, Изабеллу… Марипосита, лети к матери, пусть она хоть воду с сахаром сделает — он без сознания, съесть арепу не получится.       Долорес, пискнув, быстро исчезает в кустах, Мирабель старается от нее не отставать. Бруно идет следом, чтобы повести их к Хуанчесу.       Идти оказывается долго — минут сорок, и за это время одежда окончательно высыхает, а нервозность, витающая в воздухе, достигает апогея.       — Ты сможешь поднять камни? — спрашивает Мирабель, глядя на узкую расщелину на стыке пола и стены пещеры. Луиза с сомнением кивает, но ее останавливает Исабелла.       — А вдруг оно все рассыплется и завалит его?       — А как его достать? Я не пролезу…       — Скажите спасибо, что у вас есть я, — Камило, увязавшийся следом, становится копией Хуанчеса и опускается на колени перед трещиной в породе.       — Ты, главное, сам не убейся, — вырывается у Мирабель, и Камило стонет.       — Prima, ну спасибо тебе!..       — Ей можно, — говорит Бруно, успокаивающе кивнув. — Теперь с тобой точно все будет хорошо.       — Как мне повезло с родственниками! — с чувством говорит Камило и протискивается в темноту. — Maldita sea! Тут темно как в… чашке кофе. Иса, мне нужны твои лианы, тут все в трещинах.       Исабелла раздраженно шипит, но садится возле расщелины, опуская руки к земле. Зеленые побеги растут вниз, на лбу Исабеллы выступают капельки пота — действовать вслепую, опасаясь задеть кузена или ребенка, для нее страшно.       — Луиза, подними камни, — командует Камило. Луиза, кивнув, осторожно хватает скалу и слышится треск. — Стоп! Хватит!       Мирабель наклоняется к слегка расширившейся дыре и в темноте с трудом различает силуэт кузена.       — Ты можешь его поднять?       — Я боюсь, Мира, — Камило, судя по неявным движениям, разводит руками. — У него на голове… кровь.       — Он хоть дышит? — испуганно спрашивает Мирабель, наклонившись вперед и чуть не рухнув следом — Бруно ловит ее ноги и дергает назад.       — Дышит… вроде.       — Так, Иса, опусти ему кувшин с лимонадом, — Бруно выводит свою старшую племянницу из ступора. — Камило, осторожно напои его, а еще лучше — намочи рукав в лимонаде и вливай по капле в рот, а не то он захлебнется. Потом обвяжи его лианами.       — Понял, — голос Камило веселеет, а Бруно выругавшись, ломает ветку и кое-как умудряется ее зажечь, чтобы посветить. — Ага, спасибо, теперь получше.       Они все задерживают дыхание, и когда в тишине раздается слабый голос Хуанчеса: «А где кофе?..» Мирабель в порыве чувств повисает у Бруно на шее. Иса облегченно выдыхает, Луиза приподнимает скалу еще выше, и лианы вытаскивают Хуанчеса — слегка бледного, с запекшейся кровью в волосах, но живого. Мирабель и Бруно аккуратно его подхватывают и лианы расплетаются. Мирабель обнимает своего приятеля, чувствуя, как его трясет — и непонятно, то ли это кофеиновая ломка, то ли пережитые страхи.       — Э… Иса, а можно меня теперь вытащить? — тянет Камило. Исабелла задумчиво хмыкает. — Исабелла? Я ведь извинялся за то, что дразнил тебя помолвкой с Мариано, да?       — Я совершенно не злопамятная, — говорит Исабелла, насмешливо прикусив губу, — но можешь извиниться еще раз.       — Колючка, — Мирабель толкает ее плечом, и сестра хихикает, пока лианы подтаскивают Камило к выходу.       Луиза, убедившись, что опасность миновала, опускает часть скалы на место и заваливает расщелину просыпавшимися камнями. Она осторожно подхватывает Хуанчеса на руки и идет впереди, утешая мальчика.       — Наверное, надо будет обойти все горы, — обеспокоенно замечает Мирабель. — Мало ли, еще где-нибудь такой лаз… Вы ведь завалили ту пещеру? — вспоминает она, и Исабелла закатывает глаза.       — Мира, ты бы еще через год спохватилась! Разумеется, как только стало ясно, что никуда не уходим, мы все тщательно заделали…       На половине дороги к ним бросается мать Хуанчеса. Она заливается слезами, расцеловывает сына, невпопад обещает ему оторвать уши и засыпать новыми игрушками, лишь бы он только не убегал никуда, бросается на грудь к Луизе, и та неуверенно похлопывает ее по плечам.       — Спасибо, о спасибо! Я молю небеса о вашем здравии, чтобы мы делали без вас всех?! — женщина шмыгает носом, и Камило, заученным до уровня рефлекса жестом обнимает ее за плечи, успокаивая и мягко поддерживая под локоть. Мирабель оглядывается, но Бруно уже нет. Жители Энканто окружают Исабеллу, Луизу и Камило, наперебой расхваливая их дары и сплоченность. Мирабель хочет напомнить, что, вообще-то, если бы не Бруно, они бы долго искали мальчика, но ее почти никто не слышит, кроме Исабеллы, которая, кивнув, с вдохновенным видом начинает разъяснять, как им всем повезло, что есть tío Бруно… Мирабель видит, как жители, которые еще год назад наперебой твердили «Не упоминай Бруно!» сейчас начинают его восхвалять, и ей становится противно.       Она возвращается к реке и даже не удивляется, заметив знакомую фигуру на берегу. Бруно слышит ее шаги и кивает, складывая чистые простыни в корзину.       — Мог бы и остаться, — говорит Мирабель, обнимая его и прижимаясь щекой к спине. — Жители тебе так благодарны…       — А смысл? Прошли те времена, когда мне это было важно. Хуанчес жив, возвращен матери, а простыни сами себя не постирают.       Мирабель присоединяется к нему и они несут полные корзины обратно к Касите.       — Думаешь, успеют высохнуть? — спрашивает она, задрав голову к небу. — Ай, ладно, если что — в доме повесим…       Они развешивают простыни на заднем дворике. На веранде Мирабель замечает абуэлу с синьорой Гузман. Женщины пьют кофе, негромко обсуждая что-то, пересмеиваются и не обращают на них никакого внимания. Порыв ветра вздувает простынь пузырем, чуть не смахивая очки, и Бруно поправляет их, придерживая постельное белье.       За ужином абуэла сияет улыбкой.       — Я так горжусь нашей семьей, — торжественно говорит она, стоя возле своего места. — Исабелла, Луиза, Камило — вы сегодня спасли жизнь. Но самое главное — Бруно. Я так рада, что твой дар теперь действительно приносит пользу всему Энканто…       Она протягивает руку и Бруно резко отдергивается от ее ладони. Альма на мгновение хмурится, но сохраняет улыбку.       — Спасибо, мамита. Ты себе представить не можешь, как я рад, что спустя полвека я наконец-то вызываю у тебя гордость, — голос Бруно сочится ядом. — Думаю, увидь я это в предсказании еще лет сорок назад, я бы сам себе не поверил.       — Не начинай, hijo,  — в голосе абуэлы проскальзывает холодок. — Не порть всем праздник.       Мирабель сжимает вилку в руке, сердито вскидывая голову — но видит взгляд Бруно и молчит, поджимая губы.       — Абуэла, я думаю, что «праздник» — это слишком громко сказано, — вдруг говорит Камило. — Ну, то есть, мы помогли Хуанчесу, и это здорово, но завтра будет новый день, новые заботы… и в общем, хм, tía Джульетта, я ведь чувствую, что вы приготовили кофейный торт! Не мучайте нас, давайте я вам его помогу принести за парочку дополнительных кусочков?       Все с облегчением подхватывают новую тему, подтрунивая над Камило и его аппетитом, Джульетта приносит торт самостоятельно, строго грозит своему sobrino лопаткой для торта, все до ужаса мирно и прилично.       Мирабель сидит над тарелкой, раздраженно прокручивая браслет на запястье и не замечает взгляд абуэлы.