Колдун и Бабочка

      Несмотря на усталость, Бруно расталкивает Альберто среди ночи. К счастью, парнишка догадался прихватить паек, и голодные завывания двух пустых желудков не нарушают тишину леса. До Энканто они добираются к восходу солнца — путь, который на машине занимает пару часов, на своих двоих преодолеть так быстро не получается. Бруно видит проход и машет рукой Альберто, как их слуха доносится шум мотора. Не сговариваясь, они ныряют в кусты и следят за чужаками, а те, вместо того, чтобы выехать через широкий проход, вдруг резко останавливаются и выходят из машины.       — Какого хрена? — слышит Бруно. Один из захватчиков водит руками перед собой. — Откуда здесь эта стена?!       — Какая стена? — непонимающе шепчет Альберто, но Бруно только дергает плечом.       — Вот ведь vieja puta!       — Думаешь, она?       — А есть другие варианты? Ну я с ней поговорю… — мужчина плюет на землю и растирает слюну ногой. — Я ей язык вырву и засуну в…       — Меньше тявкай, gamberro, больше делай, — перебивает его другой. — Поехали, расскажем главному… Они дожидаются, когда машина уезжает далеко и выбираются из кустов.       — Ничего не понимаю, — бормочет Альберто, глядя на открытый проход. — Сеньор Мадри…       — Парень, зови меня по имени, а то у меня от каждого твоего «Сеньора Мадригаля» седые волосы появляются.       — Д-да, сень… Бруно. Вы хоть что-нибудь понимаете?       — Пока нет. Но сейчас ведь не это важно?       Они проходят за границу Энканто, не чувствуя никакого сопротивления и не видя никакой стены. На головы сразу проливается дождь — пока еще легкая морось, но, судя по низким тучам, Пеппа явно находится в расстроенных чувствах.       — Что будем делать теперь? — Альберто нервно держится за оружие, потирает подбородок. — У нас на двоих только один автомат, а запас патронов у нас… ну, не бесконечен…       — К счастью, у нас есть неоценимая семейная поддержка, — Бруно сухо кашляет, и говорит чуть громче. — Лола? Если ты меня слышишь, найди Тонино. Пусть он скажет крысам, что на стаю напали чужаки. Сами никуда не лезьте! Запомнила? Только крысы. А теперь ждем, — добавляет он, садясь на камень.       Альберто кривится и бледнеет.       — Крысы?.. Но они же мерзкие! — Бруно бросает на него тяжелый взгляд исподлобья, и Альберто мгновенно исправляется. — Ну, то есть, они такие миленькие, маленькие и с лысыми… длинными… хвостами…       — Ты их недооцениваешь. Впрочем, не ты один.       — Но, серьезно, какой прок от крыс? — слабо возражает Альберто, садясь напротив. Дождь размазал грязь по его лицу, впрочем, Бруно и сам сейчас явно не красавец. А уж как от них пахнет, он предпочитает и вовсе не думать.       — Крысы — это те же люди. Только лучше. И они очень не любят чужаков, вплоть до того, что на захватчиков обрушится мощь всего крысиного семейства. К тому же… Ты ведь сможешь выстрелить в ягуара?       — Ну… Я, конечно, обделаюсь от страха, но да, сумею.       — Вот. А теперь представь, что на тебя набросилось десяток крохотных крысок, одновременно, со всех сторон… Сможешь в них попасть?       Трава шуршит, и к ним подбегает серая крыса. Не обращая внимания на стон, вырвавшийся у Альбертo, крыска деловито обнюхивает ноги Бруно и с негромким попискиванием лезет тому на колени.       — И тебе привет, bella… — Бруно чешет ее за ушком, гладит по спине, уважительно не трогает хвост. За этой крысой следуют другие, забираются к нему на плечи, фыркают в ухо, пытаются погрызть волосы… В общем, ведут себя в высшей степени дружелюбно. Кусты трещат, выпуская кое-кого побольше, чем крысы.       — А вот и мы! — радостно говорит Мариано, приветственно взмахивая рукой. За его спиной Феликс и Агустин, и Бруно удивленно хмыкает. — Долорес мне сказала по секрету, что вы вернулись.       — Абуэла против войны, — сообщает Феликс. — А Пеппи не хочет уходить из Энканто. Мы ведь выгоним этих tontos?       — Есть такая мысль, — соглашается Бруно, поднимаясь на ноги. Дождь ненадолго затихает, а затем начинает лить сильнее.       — Один вопрос, где мы возьмем оружие? — спрашивает Альберто. Бруно пожимает плечами.       — У них.       — Но как?! Нас тут пятеро…       — Шестеро! — перебивает его звонкий голос, и из кустов выбирается Камило. Вспыхивает молния, и он с приглушенным воплем отшатывается, чуть не падая на землю. — Tío Бруно, ты нарочно, да?!       Бруно непонимающе смотрит на него, чувствует, как в волосах шевелятся крысы, и вспоминает «художественный» пересказ семейных легенд.       — Нет, Камилито, это совпадение, — отвечает он, откровенно забавляясь. Феликс тем временем пытается образумить сына.       — Быстро возвращайся домой! Ты еще слишком мал для того, чтобы драться…       — Папа, мне семнадцать… почти восемнадцать уже. И к тому же… Вы ведь не можете сделать вот так, — парень превращается в одного из чужаков и разводит руками. — Как думаете, кому будет проще вас впустить, а?       — Только… не лезь на рожон, — сдается Феликс.       Вшестером они пробираются через лес к лагерю захватчиков. Камило отделяется, выходит вперед, проходит внутрь — на него не обращают внимания, а остальные обходят лагерь по кругу. До них доносятся обрывки разговоров:       — … взбесились, бросаются средь бела дня!       — Так дождь льет…       — И часто крысы сходят с ума от дождя?..       Запасной выход уже открыт, там стоит Камило.       — В лагере сейчас четверо, — шепчет он. — Остальные в городе, и я слышал, что кто-то собирается к абуэле, что-то из-за барьера.       — Какого еще барьера… — бормочет Агустин, но тут же прикусывает язык. В глазах Феликса и Мариано видна искренняя злость, когда они берут автоматы в руки, Агустин с сомнением смотрит на оружие и благоразумно остается «ходячей аптечкой» — перед тем, как отправиться к Бруно, он набрал полный пакет ареп, зная свое невезение. Бруно тоже не спешит браться за автомат — он так и не научился стрелять за свою долгую жизнь, а сейчас лишняя пуля может принести больше вреда, чем пользы. В конце концов, у него все еще есть нож. И именно ножом он убивает сунувшегося на склад чужака. Камило смотрит на него округлившимися глазами и нервно сглатывает.       — Я повторяю, сынок, лучше иди домой, — негромко говорит Феликс, положив руку ему на плечо. — Сам видишь, мы тут не шутить собираемся.       — Н-нет. Я просто… эээ… tío Бруно, ты же правда на меня не сердишься за все те байки? — Камило давит из себя улыбку, старательно не глядя на мертвеца.       — Камилито, даже если бы сердился — семью я не трону. И нет, я не сержусь.       — Ага. Ну, тогда мне сразу стало легче, — парень издает нервное хихиканье и берет в руки автомат.       Они расходятся по городу — дождливая погода играет им на руку. Жители сидят по домам, а если кто и высунет нос наружу, то почти сразу спрячется обратно. Бруно выбирает боковые улочки, подбираясь ближе к Касите.       В тишине хорошо слышны голоса — какой-то cabrón требует открыть проход, но когда Бруно слышит голос Мирабель все спокойствие выдувает ураганом. Он ускоряет шаг, почти бежит — крысы обгоняют его, он слышит выстрел, слышит вскрик, видит смутную фигуру впереди…       Он не успевает. Несколько секунд, горсть песчинок — такая малость, и ее не хватило.       Мирабель падает, на зеленой ткани руаны расплывается красное пятно, и Бруно понимает, что ярость и злость исчезли. Вместо них осталась только слепая ненависть.       Если время — река, он повернет ее вспять.       Если время — змей, кусающий себя за хвост, он размозжит его голову о камни.       Песок взлетает в воздух, заворачивается в плотную спираль вокруг него, медленно раскручиваясь в пространстве. Ради нее он вывернет время наизнанку. Бруно выбрасывает руку вперед, его пальцы скрючены, словно когти хищной птицы — и песок кружится все медленнее, все тише. Он почти видит гигантские песочные часы, которые медленно клонятся на бок, и борется за каждую секунду, за каждую чертову песчинку.       Голова уже не болит — боль вышла за пределы его тела, вместо этого весь мир стонет и дрожит. Часы замирают на боку, и песок останавливается. Он видит капли дождя, застывшие в воздухе, видит неподвижный дымок возле дула автомата. В глазах становится темно, но Бруно не отступает. И часы, дрогнув, переворачиваются, а песчаный вихрь раскручивается в обратную сторону. Секунда, другая, третья…       Кровь впитывается в руану, пуля вылетает из ее позвоночника и втягивается в автомат, а Мирабель идет спиной вперед. Капли дождя летят вертикально вверх, крысы скрываются в траве — только Бруно остается неподвластен времени. И он идет вперед, перебарывая сопротивление — это все равно что двигаться против горной реки, все равно что спорить с ураганом. Закрывает ее собой, поворачивается лицом к чужаку — и время возвращается к своему привычному ходу, песок опадает с гулким шумом, а в грудь ему прилетает пуля.       — Что за… El Diablo! — мужчина отшатывается, выпучив глаза. Бруно широко ухмыляется, делая шаг вперед и вскидывая руку с ножом.       — El Brujo.       Кровь выплескивается ему на руку, но это слабо его волнует. Ради Мирабель он весь город в крови утопит. Она — его весна, его свет, его чудо и судьба…       — Бруно… — слышит он за спиной и оборачивается. Мирабель смотрит на него — недоверчиво, испуганно… а затем бросается навстречу — он едва успевает уронить нож, чтобы она не напоролась на лезвие, повисает на шее, лихорадочно целуя в щеки, в губы — куда достанет, всхлипывая и смеясь одновременно. — Вернулся, живой, ты вернулся…       Он хочет сгрести ее в объятия, зацеловать каждый дюйм, но сейчас еще не время. И не место.       — Тише, mi vida, все будет хорошо. Марипосита, cariño, пожалуйста, теперь беги в Каситу.       Она с трудом заставляет себя разжать руки, смотрит ему в лицо и кивает.       — Да. Я поняла. Вы… ладно, потом. Береги себя.       Он дожидается, когда за ней закроется дверь, поднимает нож с земли и едва не падает — в глазах резко темнеет, из носа начинает капать кровь. Сердце колотится в груди, сбиваясь с ритма, ему кажется, что он слышит издевательский шелест песка. Он заставляет себя сделать шаг, еще один и сталкивается с Агустином.       — Держи, — без лишних слов тот вручает ему арепу, и Бруно через силу съедает кусок. Становится легче, сердце, во всяком случае, уже не пытается разорваться в груди, да и пелена перед глазами исчезает. Над головой светлеет, в прорехах облаков видна ясная голубизна неба. До него доносятся звуки голосов, и Бруно узнает Феликса и Мариано. Им требуется еще несколько часов, чтобы окончательно зачистить Энканто от чужого присутствия.       Когда он переступает порог Каситы, силы окончательно оставляют его, благо, Феликс и Мариано успевают подхватить под руки. Когда Бруно открывает глаза, он видит Джульетту. Очень… рассерженную Джульетту.       — Ты совсем с ума сошел? — напускается она, упирая руки в бедра и возвышаясь над ним. — Ты когда в последний раз нормально ел?!       Он лежит явно не у себя в спальне — кажется, это одна из гостевых комнат, и кровать здесь слишком мягкая, окна слишком большие и вообще вокруг слишком много света.       — Hermanita, без обид, но мне было явно не до еды в последнее время. Давай сюда свою волшебную арепу и…       — Лежать! Ты будешь пить бульон…       — Нет.       — Да! Будешь пить бульон и лежать как минимум до завтра.       — Летта, я сейчас встану и ты меня не остановишь. Никто не остановит человека, идущего в ванную!       Джульетта, сдавшись, отходит в сторону от двери пропуская его. Ему хватает сил добраться до ванной, и даже не упасть лицом в раковину. Бруно смотрит на себя в зеркало и морщится: глаза красные, налитые кровью, зато лицо землистое, как у мертвеца. В волосах, кажется, седины прибавилось…       — Старая развалина, — говорит он своему отражению и возвращается обратно. Геройствовать попусту сил у него нет, но на бульон он смотрит с видимым отвращением и упрямо мотает головой.       — Ты сам напросился, — говорит Джульетта.       — Нет, ты же не…       — О да, — она распахивает дверь и нежным материнским голосом, который, наверное, слышно за пределами Энканто, зовет Мирабель. Та появляется так быстро, словно ждет этого зова, забирает у матери чашку с бульоном и садится на кровать.       — Пожалуйста, tío, — говорит она кротким голосом, опустив глаза в пол. Маленькая чертовка. Джульетта с довольной и очень хищной улыбкой следит, чтобы он допил бульон до последней капли и выходит. Кротость исчезает, и Мирабель целует его — если вначале это осторожное, почти невесомое касание, то очень скоро оно становится жадным и горячим.       Она гладит его по лицу, по груди, пока у него в глазах не темнеет, забирается на кровать и прижимается, вытянувшись поверх одеяла.       — Ответишь на один вопрос? — тихо спрашивает она, прижимаясь носом к его шее. — Как у тебя получилось возникнуть из ниоткуда?       — Я быстро бегаю. Очень быстро.       Бруно никогда не расскажет ей о том, что произошло в те несколько секунд, которые он изменил.       На следующее утро Джульетта разрешает ему встать, и даже не пытает бульоном. Бруно выходит в столовую и видит взгляд Альмы.       — Я рада, что ты вернулся, — говорит она осторожно. — Но это не отменяет того, что вы все натворили.       — Я на старости лет стал редким домоседом, и не хочу никуда уходить, — ворчит Феликс.       — А если придут другие?       — Не придут, — Бруно слышит голос Мирабель и задумчиво смотрит на нее. Марипосита выглядит серьезной, эти слова — не пустая бравада. — Чужакам сюда хода нет.       — А если кто-то случайный? — спрашивает Долорес. Она нервно косится на абуэлу, явно опасаясь выговора за самоуправство. — Это ведь еще и раньше, порой, случалось…       — Я сделаю так, что злые люди сюда никогда не проникнут, — говорит Бруно. Альма смотрит на него еще внимательнее.       — Ты уверен в этом?       — Да.       Он прикрывает глаза, и как сейчас видит пальцы старого шамана, плетущие обереги. От злого духа, от злого человека… А третий — для жизни. Бруно открывает глаза и смотрит на Мирабель, и та улыбается ему.       После завтрака они выходят из дома и идут к холму. Небо ясное, слабый ветерок приятно обдувает кожу — сестричка Пеппа явно рада тому, что не надо покидать родной дом.       Он разводит костер, садится у огня — и Мирабель устраивается у него за спиной, прижимаясь щекой между лопаток. Бруно берет нож, отрезает у себя прядь волос, выдергивает нить из руаны — Мирабель скорбно вздыхает, но молчит. Пальцы двигаются может, и не так проворно, как у того старика, но оберег сплетен.       — От злого духа.       Он плетет следующий и тоже бросает его в огонь.       — От злого человека.       Третий он сплетет позже. А сейчас они сидят вдвоем, глядя в танцующий огонь. А когда возвращаются домой, Мирабель зовет его к себе, и Бруно видит свечу, на которой проявился узор из перевернутых песочных часов и бабочек.