Колдун и Бабочка

      В новой, свежепостроенной Касите очень скоро образуется одно главное правило: никто не имеет права заходить в комнату к Бруно.       У любого правила есть исключение, и Мирабель — ходячее тому подтверждение.       Она забегает к своему любимому tío утром, чтобы позвать завтракать, она может заскочить к нему днем, она давит в себе желание зайти к нему среди ночи, упасть на колени перед кроватью, где он спит, и сказать: «Помоги мне, Бруно, иначе я сгорю в адском пламени одна».       Альма бессовестно пользуется этим исключением, когда пытается убедить Мирабель почаще вытаскивать непутевого сыночка в люди. Мирабель мило улыбается, кивает — вот только они сидят вдвоем среди бескрайних песков и тихо пересмеиваются, обмениваясь взглядами.       Он не простил. Она не забыла.       Сегодня она заходит не просто так — в ее руках тарелка с мамиными арепами. Вчера к Бруно обратились за предсказанием, и он обронил: «Завтра скажу». Мирабель знает, что видения выматывают его, приносят с собой головную боль и кошмары, и отчаянно злится на каждого в Энканто, кто просит предсказать судьбу. И ладно бы, вопрос был важным, так нет же. «Выйдет ли моя дочка замуж в этом году?» или «Засеять поле еще одной полосой кукурузы?»       Она поднимается по лестнице, которая уже не настолько высокая, скользит ладонью по камням, не замечает, как крошечный осколок острого камня рассекает кожу. Осознает это уже у входа в его храм, его святилище. Лики на стенах взирают на нее бесстрастно и жестоко. Она задерживает взгляд на одном: где Бруно расцарапывает себе глаза, лишь бы не видеть того, что к нему приходит…       Осторожно нажав на ручку, она заходит в пещеру: теперь в ней не так много песка и виден узор на полу, но сейчас он — последнее, что привлекает внимание Мирабель. Она смотрит на Бруно, лежащего на полу: капюшон руаны надвинут на голову, ноги поджаты, слышно дыхание — неровное, тяжелое… Что за демоны терзают тебя, tío?       Мирабель понимает, что боится сделать даже вдох, лишь бы не разбудить его, лишь бы еще немного украсть этих мгновений — когда можно смотреть не таясь, запоминать каждую черту. Внутри огнем прокатывается желание: лечь рядом, прижаться, обнять, зацеловать, прогнать тьму, что кружит вокруг него. Иметь право видеть это лицо каждое утро, каждую ночь. Она все-таки делает осторожный шаг, другой, стараясь, чтобы сандалии не щелкали по каменным плитам. Садится рядом, осторожно, невесомо касается его плеча — и слышит тихий выдох.       — Что, уже наступило утро, Марипосита? — голос у него слегка хриплый, словно он кричал накануне. — Прилетела за предсказанием?       — И не только, — она протягивает тарелку с арепами, и Бруно прижимает ладонь к сердцу.       — Ты мое спасение, sobrina.       Он садится, встряхивая головой и сбрасывая капюшон — и замечает царапину на руке.       — Ай-яй, что же ты так неаккуратно, — он берет ее запястье, и Мирабель с неловким смешком пожимает плечами. — Тебе срочно нужна целебная арепа твой бесценной мамиты, чтобы не истечь кровью.       Несмотря на насмешливые слова в голосе слышна забота, и Мирабель согласно кивает. Зеленое стекло притягивает взгляд, и она, приподнявшись, тянется за ним, и, нахмурившись, смотрит на два таких разных изображения.       — Кажется, она не очень счастлива с Эрнесто, — бормочет Мирабель, пытаясь плечом заправить непослушную прядь за ухо — в одной руке у нее арепа, в другой — предсказание, и очень не хватает третьей руки. Жаль, что это не ее дар — отращивать лишние конечности… Бруно ведет пальцами по ее щеке, поправляя волосы, и арепа становится колом в горле.       — Это уж как посмотреть.       Мирабель беззастенчиво тыкает мизинцем в силуэт плачущей девушки.       — А как ни смотри — от счастья вот так не рыдают. Может, абуэла уговорит отца Каролины не спешить с замужеством…       — Ты в это веришь? — спрашивает Бруно, и Мирабель отводит глаза. Но упрямство не дает ей просто так опустить руки, и, отнеся предсказание Альме, она пытается с ней поговорить. Абуэла смотрит на нее, как на неразумное дитя, и советует не лезть в то, в чем она не разбирается.       — Иногда, — говорит она, нахмурившись, — приходится выбирать не сердцем, а умом.       «Тебе легко говорить» — так и рвется с языка Мирабель, но она стискивает зубы. Упрямство никуда не уходит, и она предпринимает еще одну попытку — на сей раз уже с отцом Каролины. Сеньор Нуньес смотрит на нее, как на заговорившую мебель.       — Деточка, — мягко произносит он. — Любовь для брака вообще не обязательна. Каролина и Эрнесто будут счастливы.       — Они выглядят такими, — возражает Мирабель, складывая руки на груди. Сеньор Нуньес пренебрежительно морщится.       — Это одно и то же. Каролина будет женой Эрнесто. Теперь я это точно знаю.       Что-то внутри не дает ей смириться с судьбой Каролины, и Мирабель идет на ее поиски. Каролину она находит на кукурузном поле — девушка срезает спелые початки, в воздухе кружит травяная пыль, и Мирабель оглушительно чихает.       — Ой! Прости, — Каролина, вздрогнув, поворачивается к ней и опускает руку с ножом. — Что-то…       Она осекается, и с лица сбегают краски.       — Это... Бруно, да? Он сделал предсказание для меня? — тихо спрашивает она, и Мирабель кивает. Каролина часто дышит, будто борясь со слезами, и тихо-тихо спрашивает: — Что там?       — Ты станешь женой Эрнесто… — Мирабель не успевает договорить, потому что Каролина с громким яростным возгласом швыряет на землю срезанный початок. — Да что произошло?! Почему ты не можешь просто отказать ему и выйти замуж за того, кого ты любишь?       Каролина глухо смеется.       — Потому что я — чудовище, вот почему. Я люблю моего троюродного брата. Никто — ни мой отец, ни пастор, ни, тем более, Донья Мадригаль не дадут разрешения на этот брак. Отец вообще вынудил Альберто убраться из Энканто…       — Dios mio… — это все, что может сказать Мирабель, глядя на девушку напротив широко раскрытыми глазами. Каролина вскидывает голову, словно загнанный в угол зверек.       — Да! Да, осуждай меня! Я виновна, и мы бы породили ящериц со свиными хвостиками… — она замолкает, опустив голову и обхватывая себя руками за плечи. Нож опасно блестит возле ее предплечья, и Мирабель еле слышно кашляет.       — Я… не могу тебя как-то судить, ты же понимаешь? И может… все-таки ты убедишь отца отложить помолвку?       Каролина медленно качает головой из стороны в сторону и опускает руки — Мирабель незаметно переводит дыхание.       — Отец уже все решил. А я лучше дам обет безбрачия, чем поступлю против сердца. Или… — взгляд Каролины невольно скользит к ножу, и Мирабель быстро машет руками, прогоняя недобрые мысли.       — Послушай, а если, вот в совершенно невероятном случае, если ваша помолвка расстроится… по независящим от тебя причинам…       — Скорее всего, отец будет искать мне другого жениха, — в глазах Каролины впервые загорается огонек надежды. — И если учесть, как он тщательно перебирает кандидатов, это может затянуться… Впрочем, — огонек снова гаснет. — Наша свадьба состоится, даже если я сломаю ноги и руки, окосею и лишусь зубов.       Мирабель решительно выпрямляется.       — Ты говоришь с экспертом по части сорванных помолвок.       Каролина несмело улыбается, видимо, вспоминая неудачу Мариано и Исабеллы, и смотрит на Мирабель с теплотой.       — Спасибо. Даже если не получится… что ж, тогда я точно буду знать, что судьба против того, чтобы мы с Альберто были вместе.       — Я не знаю, чего судьба хочет, но вряд ли несчастливый брак — это то, что ее обрадует. А так… мало ли, — Мирабель пожимает плечами. Случиться может всякое — и Каролина разлюбит Альберто, и полюбит другого, или напротив, она сбежит из Энканто следом за возлюбленным… К тому же, троюродное родство, кажется, уже не считается препятствием для брака?.. Мирабель отсекает лишние мысли и сосредотачивается исключительно на насущных делах. Она пытается поговорить с Эрнесто, и тот мягко, но очень непреклонно заявляет ей, что брак с Каролиной — вопрос решенный, и не будет ли сеньорита Мадригаль любезна перестать ему мешать?       Мирабель возвращается домой взъерошенная и очень злая. В глубине души она прекрасно понимает, почему ее так волнует судьба Каролины, но так же понимает, что ее собственная беда так легко не разрешится. Она сталкивается с Бруно на лестнице и, не говоря ни слова, прижимается к его руане.       — Я чего-то не знаю, Марипосита? — уточняет он, положив ей руку на голову, и Мирабель очень хочется остановить время. Желательно, навсегда, но можно хотя бы и на пару часов.       — Надо расстроить помолвку, — бурчит она. Бруно издает странный звук — нечто среднее между стоном и смехом.       — Ты умеешь удивлять, Марипосита. И кого же ты решила спасать? Долорес?       — Каролину.       Бруно кладет ей руки на плечи и очень внимательно смотрит в глаза. Мирабель упрямо вскидывает голову.       — Абуэла нас проклянет, — вдруг задумчиво говорит Бруно и усмехается. — Я в деле.       — Я тебя люблю! — Мирабель, подпрыгнув, бросается ему на шею — и это, наверное, самое опрометчивое из ее сегодняшних решений. Потому что волна запахов накатывает и накрывает с головой, а руки обхватывают его спину слишком … собственнически, пальцы словно сами по себе цепляются за плечи. И она чувствует ответное объятие — ладонь, скользнувшую на поясницу, а вторая обхватывает затылок, и мучительно хочется запрокинуть голову, поцеловать эти губы… Слышатся шаги и они отступают друг от друга, слишком поспешно, чтобы скрыть это нервное движение друг от друга.       — Так… какой план действий, Марипосита? — Бруно смотрит в сторону источника звука — которым оказывается Исабелла. Та, с недовольной гримасой проходит мимо, пробормотав приветствия, а в спину ей доносится голос абуэлы:       — Дорогая, подумай еще раз!       — Да я лучше в лесу поселюсь, — шипит Исабелла, скрываясь за дверью своей комнаты. Мирабель видит колючие кустарники и уважительно кивает — ее сестра обустроила себе настоящее убежище от незваных гостей. Мирабель встряхивает головой и возвращается к главному вопросу.       — Ты сможешь увидеть в будущем Эрнесто какую-то … угрозу? Или, может, что-нибудь такое, что убедит сеньора Нуньеса, что этот брак обречен?       Бруно разочарованно качает головой, а затем вдруг смотрит на нее.       — Возможно… Кое-что и получится. Мне нужна твоя помощь.       — Конечно!       Они идут в комнату Бруно, и Мирабель на середине пути уже клянет каждую ступень, испытывая желание лечь и больше не вставать. Бруно смотрит на нее через плечо и останавливается, присев на ступени.       — Я в порядке, — хрипит Мирабель, садится рядом, и ее словно примагничивает к нему.       Внутри что-то начинает рушиться с треском и хрустом. Запреты, табу, оковы… Ей кажется, что она слышит тихий шепот, а на плечах словно ощущается змеиное тело: «Нельзя слишком долго противостоять искушению». Она искоса смотрит на Бруно, на то, как он глядит куда-то на лестницу, которую они преодолели.       — Пойдем. Вроде, сегодня вечером сеньор Нуньес ждет Эрнесто в гости, — она заставляет себя встать на ноги.       В своей пещере Бруно раскладывает травы, опускается на колени — и Мирабель практически без сил падает рядом, потому как ее собственные ноги отказываются ее держать. Они берутся за руки, и она чувствует, как подрагивают его пальцы. Ей ведь кажется это? Или нет?       Зеленые всполохи летят по песку, и Мирабель заставляет себя смотреть именно на них, а не на лицо Бруно — отстраненное, холодное, словно высеченное из камня. Так может выглядеть само Время… Видения совместной жизни Эрнесто и Каролины отдают приторным душком идеальности, будто сошедшие со страниц романа. Но Мирабель видит, что улыбка не касается глаз девушки, что Эрнесто почти не подходит к детям, обращая на них внимания не больше, чем на мебель.       — Мало, этого мало, — бормочет она, вертя головой. Ну ведь должно же быть хоть что-то. Непроизвольно сжимает пальцы сильнее, чувствует ответное пожатие — и ярчайшая вспышка зелени на мгновение попросту ослепляет их. А когда Мирабель все-таки может что-то разглядеть, то издает возмущенный вопль: она видит, как супруги спорят. И Эрнесто швыряет тарелку с едой на пол, намеренно или нет — но так, что горячий картофельный суп выплескивается ей на ноги.       — Нуньесу этого будет мало, — она почти рычит, разглядывая предсказание. В стекле видны выпученные глаза, уродливое в злости лицо Эрнесто, видна гримаса боли на лице Каролины.       — Мне достаточно.       Бруно поднимается на ноги, и Мирабель, спохватившись, вскакивает следом.       — Ты в порядке?       — Да, — Бруно действительно выглядит бодрым. Совсем как когда они вместе пытались спасти чудо. Заметив ее взгляд, он пожимает плечами. — С тобой будущее видеть легче.       Мирабель чувствует, как теплеют щеки и смущенно отряхивает юбку от песка.       — Что ты… будешь делать? — спрашивает она, идя следом за ним.       — Поговорю с Эрнесто. И нет, Марипосита, без твоего сопровождения, договорились?       — Ладно, — она соглашается с неохотой, но вспоминает, что сейчас — разгар дня, мамита занята на площади, выдавая всем желающим и страждущим свою целебную стряпню, и стоит поспешить с готовкой ужина. Если, конечно, она не хочет выслушать длинную и пространную тираду от абуэлы на тему того, что семья — это забота и поддержка, а значит, каждый должен выполнять свою долю обязанностей, каждый, Мирабель.       Она возится на кухне, готовит стейки с луковым соусом, салат из авокадо и томатов, пританцовывая в одном ритме с Каситой. Вскоре на запахи начинают собираться члены семьи Мадригаль. Первым, конечно, является Камило, и тут же пытается сделать вид, что это не он, а tío Феликс, но Мирабель ловко шлепает его по руке кухонной лопаточкой и кивает на стол. Камило ворчит, расставляя тарелки, потом, приободрившись, пытается выдать себя за Мариано, стоит показаться Долорес — и его сестра, закатив глаза, пренебрежительно дергает плечами.       За столом собираются все, кроме Бруно, и Мирабель нервничая, то и дело вскидывает голову. Если бы свершилось что-то плохое, Долорес ведь была бы в курсе, верно?..       Будто в ответ на ее мысли кузина вдруг округляет глаза, издав тихий писк.       — Ох… помолвка Каролины и Эрнесто не состоялась. И в этом винят tío Бруно.       — Опять… — цедит абуэла сквозь зубы, бессильно прикрывая глаза ладонью, а Мирабель вдруг понимает, что Долорес сейчас стоит сказать пару слов — и всем станет ясно, что этот план придумала она… Она смотрит на кузину, но Долорес еле заметно качает головой.       — О, нет. Не винят, — сообщает Долорес, отрезая кусочек стейка. — Сеньор Нуньес благодарит его… называет благодетелем… о, дарит бутылку вина из своих запасов… Каролина счастлива. Эрнесто не очень.       Над столом повисает тишина.       — Ладно. Ладно… — абуэла опускает ладонь. — Все хорошо.       Ужин заканчивается вполне мирно, но Мирабель все еще как на иголках. Ей любопытно и неспокойно — почему Бруно так долго нет?.. Семья расходится, переговариваясь и обсуждая дела на завтрашний день, на кухне остаются только Джульетта и сама Мирабель. И когда большая часть тарелок уже перемыта, в боковую дверь проскальзывает Бруно.       — Mi hermano, только не говори, что прятался от маминого гнева, — Джульетта упирает руку в бок, насмешливо глядя на него.       — Не хотел портить всем аппетит, — Бруно ставит вино на стол.       — Не глупи… Я понимаю, что ты сегодня стал героем дня?       — Примерно так, — Бруно мягко уклоняется от сестринского прикосновения. — Эрнесто проявил себя не с лучшей стороны, и сеньор Нуньес внял моим словам — что вряд ли такой порывистый и горячий человек сможет продолжить его дело.       — Что ж… должна признать, что ты выглядишь неплохо, — замечает Джульетта, прищурив глаз. — Успел перехватить арепу после предсказания?       — Да. Ну… доброй ночи.       Мирабель смотрит ему в след, и кусает губы. Джульетта осторожно забирает у нее из рук тарелку, которую та бездумно вытирает вот уже несколько минут.       — Иди-ка ты тоже спать, mi vida. И позволь сказать — ты готовишь просто божественно.       — Ой, мам, — Мирабель шутливо отмахивается, но Джульетта все равно обнимает ее.       — Моя самая лучшая девочка с золотыми руками, золотым сердцем, прекрасными очками…       И запретной любовью к своему tío, мам. Уж если перечислять мои достоинства, так полностью.       Она выходит из кухни, но вместо спальни, ноги несут ее к двери Бруно. Ручка легко проворачивается, пропуская ее. Мирабель шагает за порог, минует песчаную завесу и шагает к лестнице. К счастью, ей не нужно вновь подниматься на самый верх — личная комната у самого подножия: узкий, извилистый коридор, ведущий в пещеру, чем-то похожую на его спальню в стенах Каситы.       — Ты что-то хотела, Марипосита? — Бруно поднимает голову от книги, смотрит на нее выжидательно. — Прости, третье предсказание за день я не выдержу.       Мирабель молчит — язык словно отнялся. Делает шаг вперед, и физически чувствует, как в воздухе сгущается напряжение. Бруно встает со своего кресла, оставляя книгу на подлокотнике — и та соскальзывает на пол с глухим стуком.       — Не надо. Не делай того, о чем…       Он не договаривает, делает шаг вперед — сколько там той комнаты? Мирабель она кажется бесконечной, пока они не сталкиваются лицом к лицу. И она бросается вперед, к нему, в адское пламя. Неловко обхватывает затылок, пытаясь наклонить к себе, отчаявшаяся, запутавшаяся, уставшая бороться с соблазном, который свернулся на ее плечах, словно змей-искуситель.       Он удерживает ее за плечи, смотрит в глаза.       — Тío… пожалуйста, — вырывается у нее. Она не может сформулировать, что именно ей нужно — его объятие, его поцелуй, нечто большее, а может — все сразу и одновременно.       — В этом-то и беда, верно? — Бруно наклоняется к ней, она чувствует его дыхание у себя на шее и с губ срывается короткий вздох. — Я твой tío, и, как хороший tío, я бы должен тебя нежно поцеловать в щечку и отправить восвояси. Вот только…       Она не знает пытки хуже: быть так близко, ощущать его дыхание — но не губы. От его следующих слов у Мирабель словно выбивает весь воздух из легких.       — Иногда… я ночевал на стройке. Не так много в Энканто желающих приютить Страшного Бруно.       Мирабель испуганно смотрит ему в лицо, опасаясь, что прочтет в них отвращение, презрение или, что хуже всего прочего — жалость. Жалости она уже нахлебалась до конца жизни, и если увидит ее в глазах Бруно, то все, что ей останется — уйти жить в леса Энканто, а то и за его пределы. Только там — темнота и отголоски того же адского огня, который гложет ее изнутри. Его дыхание становится тяжелым, и Мирабель понимает, что он и сам на грани. Она тихо шепчет:       — Бруно…       Его глаза вспыхивают зеленью, и наконец-то, о, спасибо Боже, а заодно прости, ибо я опять грешу, он ее целует. Жадно. Яростно. Это так же хорошо, как она представляла себе в те ночи, это в тысячу раз лучше ее воображения. Ее руки наконец-то свободны, и она выпускает их на волю, забирается под руану, пытаясь притянуть его к себе ближе, раствориться в нем. И плевать на все, что будет после смерти.       Ноги подкашиваются, и она цепляется за него, судорожно, испуганно — потому что в этом мире, который вырывается наружу из-под обломков старого, ей нужна точка опоры. И Бруно сейчас  — единственный, в ком она уверена. Он прижимает ее к стене, целует в шею, и с ее губ срывается прерывистый стон, а пальцы путаются в волосах, прижимая к себе. Очки съехали с переносицы, она пытается их сорвать и отшвырнуть, но Бруно сам их аккуратно снимает, — и кладет на стол. И от этого жеста внутри словно вспыхивает солнце. Его руки скользят по телу, и Мирабель запрокидывает голову, упираясь затылком в стену почти до боли. Ей нужно больше, еще больше… В глазах пляшут цветные пятна, сознание плывет, словно пламя свечи на ветру...       Они смотрят друг на друга, тяжело дышащие, раскрасневшиеся, оглушенные. Бруно улыбается. Зелень в его глазах погасла, теперь они снова обычные… нет, они никогда не будут обычными. Не для нее. Мирабель несмело улыбается в ответ, ведет носом по его шее и вздрагивает от снова накатившего желания. Осторожно целует — и Бруно отстраняется.       — Не рвись вперед, Марипосита. Дай себе время. Пути назад уже не будет, — Бруно почти касается губами ее уха, и она чувствует, как сбивается дыхание.       — Пускай не будет. Ты нужен мне…       — Бесстрашная Марипосита. Я не хочу… не хочу, чтобы ты потом возненавидела себя.       — Я не…       — Mi vida, я живу на этом свете гораздо дольше твоего. И видел гораздо больше плохого.       Мирабель наклоняет голову. Пока что она не ощущает стыда или раскаяния… Только чувство, что страшная болезнь, терзавшая ее почти целый год, наконец-то оставила ее в покое.