Он меня видит

- Ну, как ты смотришься? - Даже не знаю… По-моему, на тебе оно смотрится лучше. Как ты себя в нём ощущаешь? Луиза повертелась перед зеркалом, рассматривая своё новое платье. Она улыбнулась собеседнице нежно и ласково и заговорила самым мягким голосом, чтобы поддержать обеспокоенную своим внешним видом сестру. - Как королева. Это определённо лучшая работа Хульетты. Луиза, стоя напротив себя самой, выдохнула с невероятным облегчением. - Ох, спасибо тебе, Камило. Теперь я буду нервничать немножко меньше. - No problemo, сестрица. – двойник Луизы смешливо подмигнул ей и ушёл за ширму переодеваться. – Тебе я никогда не откажу, хотя и не очень люблю примерять чужие вещи. - Только с тобой я могу нормально поговорить обо всём… таком. – Могучие луизины плечи приподнялись от смущения. – Когда я пришла к маме с тем, чтобы попросить платье понаряднее, то целый час слушала их с папой историю любви. Она через каждое слово вставляла любовные советы! - Ты знаешь наших стариков. Они пытаются скормить нам свой опыт, не понимая, что через любовь, как и через боль, мы должны пройти сами. Кстати! – рука Камило с указующим перстом показалась над ширмой, – тебе не нужно так сильно переживать перед первым свиданием. Я, конечно, могу тебя понять... – рука над ширмой начала производить жесты в сторону Луизы, – всё бывает в первый раз, всё волнительно. Но ты должна понимать, что перед тобой будет просто парень, и что цель у вас двоих одна – хорошенько повеселиться. Сечёшь? Con permiso*, я одной рукой не могу застегнуть пуговицу… Луиза на слове “парень” начала испуганно икать. - Я ведь до этого никогда не ходила на свидания. Я ведь могу всё испортить! - Дорогуша, свидания не могут состояться только тогда, когда человек плохой. А ты, моя хорошая, самая нежная сахарная девочка в этой деревне. И к тому же, Луиза, ты у нас реки поворачиваешь. Если ты всемогущая, как тебя может застать врасплох какой-то пацанчик? Камило вышел из-за ширмы в своей обычной одежде. - Ну, как я выгляжу? Он выдал улыбку-очаровашку и уже надумал шутку про своё видавшее виды пончо, но не смог и слова сказать – Луиза подняла его на целый фут, чтобы крепко обнять. Задушенный Камило слышал левым ухом слова благодарности, и несмотря на боль в грудине он чувствовал себя немножко счастливее. Луиза всегда такая искренняя, и каждые такие смертоносные обнимашки для Камило становятся откровением – она не врёт, когда говорит, что любит и ценит своего брата. - Я тоже тебя люблю, сестрёнка. *** «Как она удивилась, застав меня бодрствующим в пять утра. Бедняжка мается от любви, я маюсь от кошмаров. Насколько разительная между нами разница.» В темноте и тишине родного дома Камило жилось спокойнее – просителей нет, зеркал нет, делай что хочешь, и никто не увидит, как он пытается выжать из своего дара максимум. Камило давно понял, что самой выдающейся его частью является дар перевоплощения. Хоть ему и повезло с лицом, хоть он танцует так же хорошо, как отец, хоть он и может рассмешить Пепу, когда она нагнетает шторм, самым значимым в его жизни стал именно дар. Так он решил, потому что всякий раз, как Камило говорит с матерью, она не нахвалит его талант, всякий раз, как он представляется в деревне, в первую очередь спрашивают о его способностях. Всякий раз, когда он в компании, его просят позабавить публику перевоплощением. И всё время от него ждут улыбку и безотказную помощь. «Никогда не унывающий Камило!» Он каждый день повторяет свою установку, верит в неё, старается изо всех сил быть нужным. Его за это любят. Его не оставляет тревога о том, что без дара он окажется на краю жизни, что все бросят его. Одиноким Камило быть не готов. Но пока никто его не видит, можно хмурить лицо, ходить ссутулясь и есть от пуза сладости Хульетты. Камило даже придумал название для своего утреннего дожора: «конфетки от Хульетки». Абуэла лишит его десертов на месяц, если услышит, но ему все равно смешно. Пока Камило идёт на кухню и рыщет в буфете, он на автомате перебирает имена жителей деревни. Он помнит их всех. Гертруда, Эперанса, Фрида, Камила, Рамона, Джина, Гарольд, Майк, Джовани, Хуан, Фелипе, Александр, Сандра, Паола, Каролина, Диего, Себастьян, Фернандо, Клаудиа, Луиза, Валентино, Августин, Карлос, Фелипе, Мария Хосе, Кристиан, Джордж, Маурисио, Джиованни, Мигель, Матео, Хосе, Хелена, Доминика, Эсмеральда, Марсель, Густав, Ричард, Стефания... Он повторяет имя каждого и перевоплощается в него, чтобы поддержать форму. За полминуты он сменил почти две сотни личин, а как доел вчерашний манхар** – уже шестьсот. Видимо, память на лица ему дана вместе с даром. Камило вспомнил, где Огюст прячет свой шикарный дорогой кофе, и уже протянул руку к банке, поминая жиденький смех мужа своей странной тётки… - Камило, ты потрясающий! Как тебе удалось всех запомнить? Он дёргается всем телом, банка сыпет коричневым снежком ему на плечо, оглушительно громко падает на плитку крышка. «Пиздец, застал за жрачкой, когда я всех вспоминаю… Какого рожна ты не спишь, старик?» Бруно тоже перепугался громкого звука и вышел из тёмного угла под окошко. Камило увидел чёткий кружок его большого носа и седую кучеряшку. - Прости, Камило, я не хотел тебя напугать, но не похвалить твой труд я н-не мог. Дядя скукожился от стыда и заблеял ещё тише, Камило от его жалкого вида стало как-то гаденько. «Вот уж кому точно не нужно беспокоиться о внешнем виде.» - Н-не беспокойся, от такого никто не проснётся, а к-кофе крысы слижут… - Дядь, я думал, на пенсии спят до двенадцати. Бруно хохотнул натянуто: - Да вот, не привык до сих пор к распорядку. Все как-то по-старому… - Ты уже целый год дома, дядь. Пора привыкнуть быть обычным человеком, а не полуночным повелителем крыс. - Не знал, что ты меня так величаешь. – Крысы запищали где-то на фоне, одна показалось у Бруно в воротнике, и он приласкал её пальцем. – Потешные зверушки, не находишь? - Они чуму разносят. Камило не понимал, почему Бруно позволяет ему такие грубости. Ему стало интересно, где у дяди край терпения… или слабоумия. - Эти ничем не болеют, иначе я бы уже умер. И без них, наверное, тоже… Камило не нравилось блаженное выражение лица дяди, когда он говорил о своих любимых крысах. Насколько жалким нужно быть, чтобы тебя могли осчастливить вредители? - Камило… ухм… не мог б-бы ты… Стать… собой? - Чего? «Ты мне сейчас говоришь, что я фальшивый? Ты типа дофига проницательный? С чего ты взял, что я притворяюсь?» - Я про… мхм… твоё перевоплощение… не мог бы ты… Камило глянул на свои руки – ха, он не заметил, как перекинулся в своего дядю. Это его безупречный механизм защиты – спорить с людьми, пока они глядят на самих себя, куда проще. - Что, не нравлюсь? - Нет. У тебя г-глаза светятся, это пугает. - Дядь, если тебе не нравится на себя смотреть, то надо поменяться, не считаешь? – Камило вернул телу оригинальную форму и шагнул к Бруно. – Можно немножко постараться и стать лучше. Печаль и немощь никого не интересуют. Бруно не стал пятиться назад, хотя рука его на голове крысы задрожала. Бруно до сих пор боится людей рядом с собой, боится сближений, прикосновений, ярких эмоций. Камило полон чувств, любит тискаться и вообще не представляет себя без людей, без семьи, без компании. Почему тогда дядя за ним таскается? Он себя истязать любит, что ли? - Я… смотрел не на себя… А на то, как ты мной притворяешься… Камило припёр дядю к стеночке и стал пялиться глаза в глаза. Ему нравится видеть беспокойство этого старикана, хотя в темноте он выглядит совсем уж молодо. - Ты подсматривать любишь, а, дядь? – отсюда Камило чувствует, что от волос Бруно пахнет чем-то совсем домашним, соломой, наверное, а от тела тянет какой-то душистой травкой. Камило уже где-то слышал её, но не на кухне. «Он что, на лугу повалялся?» - Л-люблю. – С высоты своего роста он заглядывает Бруно в самые его большие глаза, и неухоженные чёрные кудри щекочат ему щёки. Бруно отступать некуда, остаётся только дрожать коленками перед своим неотразимым племяшкой. Камило так увлёкся его жалким видом, что не заметил сразу дядиного ответа. Он хотел уже перекинуться в какую-нибудь девчонку и добить Бруно, куснув его за нос, но Камило укусили раньше – крыса погрызла ему пятку. Как раз в этот момент Бруно увернулся от чужой руки и начал драпать с кухни. - Я-я-я п-п-пойду на-на-наверное… Х-х-хорошего дня… Извини Мариэтту, она г-голодная п-просто… Камило остался мрачнеть в темноте кухни. В голове ворочались тяжёлые, не для подросткового ума думы. Он провёл пальцами по щеке. «Чабрец это, что ли?» * - "извините" по-испански * - манхар это колумбийская сладость, сладкая белая молочная паста. И ещё колумбийцы гордятся своим кофе.