II
15 мая 2023 г. в 10:24
— Что ж, царевна Ариадна, мой путь как раз лежит на остров Крит.
Они идут по роще пока еще светло, Дионис чуть опирается на длинный посох, увитый виноградной лозой. Ариадна думает о том, что ей посох тоже не помешал бы — между ног до сих пор все болит, как отбитое, после нескольких часов верхом, которые она провела при побеге из Кносса. Проснувшись в роще от боли и вовсе хотелось выть, тем более, когда она поняла, что боль эта может быть отнюдь не только от твердых конских боков.
А теперь ей еще больнее.
И стыдно вдвойне.
Она так долго отказывала Тесею, несмотря на все заверения, что они непременно поженятся в Афинах. А богу отказать не смогла.
Впрочем, люди в отчаянии и не такое творят ведь, да? Хотя от насмешки Диониса по-прежнему обидно. Как будто она какая-то падшая женщина совсем и при этом совершенно ничего не умеющая.
— Я не могу вернуться домой, — осторожно говорит Ариадна. Пора сосредоточиться на насущных проблемах: если Дионис всерьез это затеял, чтобы отправить ее домой, придется объясняться.
— Я слишком часто задаю этот вопрос, но… Почему? — Дионис снова улыбается ей. Снисходительно и добродушно.
Честно говоря, Ариадна плохо понимает, как должна вести себя с ним и что говорить. Бога прогневать можно, если не то сказать или промолчать вовсе. Но и говорить с ним желания особого нет: не хочется новых насмешек.
Ладно, надо смирить свое сердце. Главное — быть холодной и равнодушной.
— Я уже говорила, я погубила своего брата, — она делает глубокий вдох, думая, с чего начать рассказ. — Минотавра. За то, что афиняне убили моего старшего брата Андрогея, отец стал брать дань с них. Семь юношей и девушек каждые девять лет на растерзание Минотавру. Отец пообещал, что освободит Афины от дани, когда Минотавр будет побежден. А я предала свою семью и помогла Тесею его победить.
Говорить тяжело, но приходится.
Давным-давно добрый старик Дедал сплел да вручил ей клубочек — не порвется ниточка его, не запутается, — чтобы Ариадна с матерью могла навещать брата в лабиринте, а потом возвращаться обратно. Но матушка больше не могла выносить того, что происходило с ее младшим сыном, поэтому в конце концов Ариадна стала приходить одна.
Пока не отдала клубок Тесею.
Когда Ариадна оступается, Дионис поддерживает ее за локоть. От этого короткого прикосновения она чувствует себя чуть увереннее, хотя в горле сохнет. Спешно отстраняется, бросив короткий настороженный взгляд.
Дионис не говорит ничего, но нет в его лице ни насмешки, ни отвращения, ни порицания.
— И я сбежала с мужчиной из дома, потому что мои отец и мать отказались выдать меня за него замуж. Я опозорила свою семью, — Ариадна решает закончить на этом.
— Как у вас — людей — все сложно, — вздыхает Дионис, покачивая головой. — Если бы какая-то из моих сестер сбежала, отец бы устроил пир.
Ариадна честно хотела держаться холодно и равнодушно, но от сказанного невольно улыбается.
— Никто не заставляет тебя возвращаться к семье, — добавляет он. — Но если ты хочешь идти со мной, придется снова повидать родной остров. Я отправляюсь к одному из критских царей за тем, что мое по праву.
Может, у него и правда есть дело к кому-то из других критских правителей? В глубине души Ариадна даже рада, что снова хотя бы издалека увидит дворец и, может, родных или старых друзей.
Они доходят до переправы — она даже не заметила как. Здесь неглубоко, так что реку, казалось бы, можно перейти вброд, но, смотря на быстрое течение, Ариадна сомневается, что у нее получится.
Тем не менее путь Диониса действительно пролегает на другой берег: он останавливается у кромки воды. Ариадна не ведает, почему, и не знает, что не дает могущественному богу сделать корабль неподалеку от покинутой рощи, откуда утром отчалил корабль Тесея. Или призвать какую-нибудь божественную колесницу, запряженную крылатыми лошадьми. Дионис, кажется, планирует пройти через весь остров — с востока на запад. Зачем?..
Но грех жаловаться. Да и гордость не позволяет. Она ведь не неженка какая-то.
Ариадна всю дорогу молчала о боли и голоде, об усталости, и просто шла следом. Так она собирается войти и в реку, уже вот хочет наклониться, чтобы снять обувь, но Дионис кладет ладонь ей на плечо и уверенно говорит: — Ты не справишься с течением.
Ариадна хмурится, подняв взгляд.
— Здесь скользкие камни и водоросли, а течение быстрое и сильное. Если ты оступишься, оно унесет тебя и разобьет о камни.
Он будто чего-то ждет, наблюдает.
— Если оступлюсь, мой господин, — она расшнуровывает сандалии, чувствуя, что он опять потешается над ней. — Пусть так.
— Нет в тебе совсем желания жить, да? — Но Дионис подхватывает ее на руки. — Не разбрасывайся жизнью, которую тебе подарили. Дважды.
Он несет ее бережно, неспешно, будто плывет, а не делает шаг.
Шум воды баюкает, где-то дальше по течению наверняка есть водопад. Почему-то сказать, что она не просила о таком даре, Ариадна не решается. Хотела ли она на самом деле смерти?
Молчит, устало прикрывая глаза. В этих руках ей почему-то опять так тепло и, кажется, нет в мире места более защищенного и спокойного. Когда уже на другом берегу Дионис осторожно опускает ее на землю, Ариадна внезапно думает, что хотела бы быть на груди его всегда — висеть резным деревянным амулетом, плотно прилегая к коже.
Разве это было бы не лучшее применение ее жизни?
— Ты простишь меня? — Он опускается вниз, чтобы зашнуровать ее болтающиеся на ногах сандалии, и улыбается этой своей улыбкой шаловливого мальчугана. — За то, что я сказал про тебя и Тесея.
Ариадна никогда бы не подумала, что боги могут извиняться.
Тем более искренне.
Он, наверное, играет с ней, как она играла дома с щенком. И зла не желает, и понять до конца не может, хоть и пытается. Заботлив вот, добр и ласков. Что еще можно желать? Будь Ариадна щенком, такой хозяин был бы пределом мечтаний.
— Я прощу тебя. Если отдашь мне свой тирс, — она кивает в сторону лежащего на земле посоха.
Ей он сейчас всяк нужней, чем ему. Дионис удивленно поднимает брови, но посох все же вручает.
Ариадна рассматривает резную рукоять посоха, красивую сосновую шишку в навершии, ветки виноградной лозы и плюща. Ладно, виноград — это понятно. Плющ — тоже, Ариадна слышала байки о том, как ореады прятали младенца Диониса плющом. Но шишка-то что значит?
— А почему шишка? Сверху.
— Просто так. Для красоты, — отвечает Дионис, заметно сбитый с толку. — Мне казалось, чего-то не хватает, и я украсил его шишкой, которая лежала на земле.
Люди бы непременно придумали какое-нибудь свое толкование этой несчастной шишке, а она просто валялась на земле рядом с мастерящим себе посох богом.
Забавно.
Посох великоват, но с ним идти все же легче. Ариадна присматривается к травам, растущим на пути, но ничего не попадается, что могло бы унять боль и остановить постыдную кровь. Она чувствует влагу меж бедер последний час пути и вряд ли это просто пот.
Навстречу им идет человек — обычный босоногий бедняк в шитой-перешитой тунике. Ариадна вздрагивает, инстинктивно сокращает расстояние между собой и Дионисом, почти прячется за широкую спину. Он сам одет немногим лучше того бедняка, только от сорванного ею венка кое-где в вихрах волос еще виднеются мятые белые цветы.
— Куда путь держите? — спрашивает бедняк.
— В деревню твою, — дружелюбно отвечает ему Дионис. — Как там после шторма?
— Ой, беда, боги, видно, гневаются: ни рыбы, ни сетей теперь, все порушено. Ищу вот, — бедняк показывает себе за спину на колчан с парой истрепанных старых стрел, в руке у него самодельный лук, — чего на ужин пристрелить бы. Весь день брожу, ни одного даже самого крохотного зайца! Все зверье разбежалось.
Ариадна слушает и раздумывает — как же сильно она была пьяна, что смогла проспать такой шторм. И наутро вся одежда ее была суха и будто не тронута ливнем, хотя Тесей забрал навес. Она кутает плечи в свой пеплос — все, что оставил он ей, уходя.
— Ну, удачной тебе охоты, старик, а вот это возьми — не дело охотиться босиком, — Дионис скидывает тонкие плетеные сандалии с ног.
— А как же ты сам?
— Бери, тебе нужнее.
Они прощаются, и Ариадна еще несколько мгновений смотрит старику вслед: в сандалиях Диониса он будто даже идет сразу быстрее.
— Ты отдал бедняку свою обувь.
— Ему они действительно нужнее, — Дионис приподнимает стопу, и Ариадна видит, как трава льнет под его ноги и ластится будто живая. Прячет камни, плотно сплетаясь над ними, стелется под каждый шаг. — А я себе новые сплету.
— Мой господин, ты сам себе сандалии плетешь? — Ариадна недоверчиво хмыкает. Это удивляет даже больше, чем такой простодушный поступок.
— Да. Что? — Дионис замечает ее пристальный непонимающий взгляд и даже будто немного смущается. — Полезный навык. И развлечение неплохое.
— Этому бедняку несказанно повезло — носить сандалии самого Диониса.
— Хочешь, и тебе сплету?
Он так много улыбается. Почти каждую минуту. И каждый раз от души, иначе почему ее сердце так бьется от этих улыбок?
— Мне хватит и тирса.
Они идут дальше, и Ариадна все больше внимания обращает на то, как заботится бог о природе. Руки его исцеляют каждое сломанное дерево на пути, каждую перебитую ветку, до которой могут дотянуться.
Вспоминается как Тесей в той самой роще, где они остановились на ночлег, принялся за охоту. Они не испытывали недостатка в провизии, и, в общем-то, после пира в честь победы над Минотавром и утомительной поездки на корабле никто не хотел мяса.
Но из-за ветвистых ив вышел дикий бык. Прямо из реки. Его мокрая шерсть блестела в свете луны и костра разными бликами, словно была соткана из самоцветной пыли.
— К нам ужин сам пришел! — обрадовался Тесей.
Бык смотрел на них не мигая, медленно надвигался, когда Тесей натягивал тетиву своего лука. Ариадна смотрела на быка.
В его морде она словно видела брата.
Наверное, поэтому и вышла вперед — на пути у Тесея. Поэтому не слушала его злой шепот и просьбы отойти, переходящие во взволнованный крик с каждым ее шагом.
Она дала убить своего брата, унесшего множество жизней, но чем провинилось животное?
Бурые ноздри раздувались, а налитые кровью глаза горели такой злобой, что любой испугался бы. Но Ариадна привыкла к этому взгляду, она слишком хорошо его знала.
— Тише.
Ладонь коснулась конца морды, и ее тело насквозь прошибло мурашками. Ариадна знала, что бык может запросто вспороть ей брюхо одним ударом, но верила, что это не иначе, как посланник богов.
И если такова их воля, значит, она заслуживает смерти за свое предательство. А если нет…
Бык успокоился.
Прикрыл глаза с длинными ресницами, чуть толкнулся мордой ей в ладонь.
Вздохнул.
И Ариадна отвела его обратно в реку, все еще закрывая собой от возможной стрелы. Однако Тесей давно опустил лук и, кажется, сам думал о чем-то похожем.
— В нем я узнала черты родного брата, — тихо объяснила она, вернувшись на берег.
— Ты права, — Тесей лишь кивнул. — Это боги нам послали зверя.
Ариадну греет воспоминание о быке. Хоть что-то она сделала правильно, о чем не жалела. Взгляд окидывает стройные деревья, яркую в солнечном свете листву, как вдруг приходит осознание: она здесь одна.
Задумавшись, Ариадна совсем не заметила, как потеряла из виду Диониса.
На мгновение охватывает паника: неужели и он ее бросил? Хотя с другой стороны — больно надо богу тратить свое время на человеческую женщину. Это было бы закономерно и даже не подло, он и так уже сильно помог ей.
Но Дионис находится почти сразу — он возвращается из-за деревьев с пучком трав. Те венчают мелкие белые цветки, и Ариадна сразу узнает ахиллову траву.
Она смотрит с сомнением — то на траву, то на Диониса, пока тот беспечно вручает ей пучок. Ариадна как раз искала что-нибудь такое, чтобы остановить кровь. Он что, и правда мысли читает?!
— Зачем мне это? — Она пытается сделать вид, будто не понимает, но пышущими алым щеками явно с головой себя выдает.
— Ну перестань, — Дионис невозмутимо вкладывает травы ей в ладони. — Я чувствую твой запах. Вы, люди, слишком хрупкие.
Ариадне кажется, что у нее сердце сейчас от стыда разорвется.
Пожалуй, это самый странный букет от мужчины, который она получала.