Твоей наградой буду я

— Почему ты считаешь, что в этом была моя вина? — Лютик спорил с той же самоотдачей, с какой буквально пару часов назад подставлялся ласкам Геральта. Геральту больше нравилось, когда Лютик лежал под ним, распластанный, и умолял вставить в него член, но выбирать особо не приходилось. Искра страсти, пробежавшая между ними в борделе, затухла сама собой, когда перед ними встали проблемы более насущные: необходимость скрываться от городской стражи и поспешный побег из города. — А разве это я попытался лечь под сына местного герцога? — Во-первых, я не знал, что он сын герцога. Во-вторых, разве это я едва не переломил ему хребет, скинув со второго этажа? Теперь его папаша наверняка пошлёт настоящую армию за нами в погоню! Такая заварушка — это уже перебор даже по моим стандартам. Просто признай, Геральт, что если бы ты не взбесился, то ничего бы не произошло. — Если бы ты не поплёлся за мной в бордель, то ничего бы не произошло, — поправил его Геральт. — О Мелителе, дай мне силы, — возвёл глаза к небу бард. — Давай не будем опять начинать с начала? Может я виноват просто в том, что родился? — Хм, — не стал спорить Геральт. — Знаешь что? — не выдержал Лютик. — С тобой бесполезно разговаривать! Я больше слова не пророню! Геральт приподнял брови. Такая угроза его не впечатлила. Он прекрасно знал, что бард не продержится и до ближайшего поворота. Его голова, наверное, просто взорвётся, если он не будет ежесекундно озвучивать любую, даже самую идиотскую мысль, которая туда приходит. — Можешь даже не пытаться отговорить меня, — продолжил Лютик, хотя было очевидно, что Геральт и не собирался. После этих слов между ними и в самом деле воцарилось молчание. Геральт шёл впереди, ведя Плотву под уздцы. Лютик шёл следом, упрямо сжав губы и глядя себе под ноги. Они нарочно сошли с проезжего тракта и углублялись всё дальше и дальше в лес, чтобы свести на нет шансы погони. Геральт прекрасно ориентировался на местности и знал, как можно прокормить себя в лесу даже поздней осенью. Им нужно было залечь на дно хотя бы на несколько недель и держаться подальше от любых людских поселений. Лютик, по всей видимости, был и вправду сильно обижен. Бледное осеннее солнце уже клонилось к западу, а он всё ещё не произнёс ни слова. Лишь время от времени хлюпал носом, то ли от тщательно скрываемых слёз, то ли от холода. Вопреки ожиданиям, у Геральта кольнуло в груди уже ставшее знакомым чувство вины. Нет, он не считал, что ответственность за произошедшее в борделе лежала на нём. Он лишь разгребал устроенные бардом проблемы. И всё же, видеть обычно столь жизнерадостного в любой ситуации Лютика таким подавленным, было… неправильно. На ночлег они остановились возле крупного, растянувшегося на несколько километров в длину лесного водоёма. При виде того, как бард в своём лёгком не по сезону камзоле стучит зубами от холода, Геральт поспешил развести огонь, но тут произошло нечто странное. Продолжая свою молчаливую забастовку, Лютик не стал присоединяться к Геральту. Вместо этого он отошёл на несколько десятков шагов и начал разбивать там свой собственный лагерь. — Да будет тебе, Лютик, — примирительно сказал Геральт, глядя на неумелые попытки барда разжечь груду слишком толстых, отсыревших веток. Лютик лишь поводил головой по сторонам. Мол: «Кто-то что-то сказал? Я не расслышал. А, наверное это просто ветер шумит», и продолжил свои бесплотные старания. Прошло полчаса. Костёр Геральта горел мерным пламенем, разгоняя ночную тьму. Ветки Лютика испускали лишь чадящий дым, который разъедал глаза, но не давал никакого тепла. Впрочем, Лютика это кажется абсолютно не смущало. Единственный раз, когда он пересёкся с Геральтом взглядом, то выглядел невероятно довольным собой — «Видишь, я и без тебя всё прекрасно могу». Геральт специально изловил двух зайцев пожирнее, надеясь, что аромат прожаренного мяса заставит барда одуматься, но не тут-то было. Лютик решил затеять не что иное, как ночную рыбалку. Привязав одним концом к огромной коряге нитку, на другом он закрепил разогнутую булавку и насадил на неё выкопанного тут же червя. Он так гордился своим изобретением, что Геральт не нашёл в себе сил сказать ему, что это так не работало. Вместо этого, пока бард сгорбившись сидел в темноте на берегу, Геральт незаметно переложил его костёр. Выкинул подальше в кусты слишком крупные ветки, которые душили пламя, и подбросил хвороста. Зайцы были уже почти готовы, а Лютик всё никак не возвращался. Проглотив свою гордость, Геральт отправился на берег. — Хорошо, Лютик, ты доказал всё, что хотел. Я понял, что ты обижен на меня. А теперь пора возвращаться обратно. Ответа не последовало. И не потому, что Лютик продолжал упрямиться, а потому что на берегу его не оказалось. — Лютик? — уже не на шутку забеспокоился Геральт. — Если это очередное показательное выступление, то лучше прекрати. Здесь может быть опасно. Геральт напряг ведьмачье чутьё, но не расслышал ничего кроме звуков ночного леса, да собственного учащённого сердцебиения. Невдалеке от берега плавала та самая коряга, которую Лютик использовал в качестве удочки. Чёрт. Не раздумывая ни секунды, Геральт бросился в воду. Он принялся шарить руками по отмели, до ужаса боясь обнаружить холодное тело захлебнувшегося мальчишки. «Не надо было его от себя отпускать, — запоздало раскаялся Геральт. — Лучше бы пошёл у него на поводу и извинился. Молодой упрямец — полбеды. А вот старый дурак — это уже настоящая катастрофа». Внезапно медальон Геральта потяжелел. «Утопцы?» — вскинулся ведьмак. Нет, те никогда не нападали тихо. Это было нечто более проворное и достаточно разумное, чтобы выждать момент, когда ведьмак отвлечётся, и его беспечный путник останется без защиты. На другом берегу Геральту почудился не то свет, не то какой-то отблеск. Обходить длинное озеро вокруг не было времени. Да и берег его порос чертополохом. Сходив за мечами и эликсирами, Геральт нырнул в тёмную гладь воды, легко разрезая её гребками сильных рук. Тяжёлая амуниция тянула ко дну, но Геральт не обращал на это никакого внимания. В его голове билось только одно: «Лютик, пожалуйста, будь в порядке». При приближении к противоположному берегу таинственные отблески стали ярче. Здесь лес выглядел совершенно иначе. Деревья были не корявыми и разлапистыми, а стройными и красивыми. Каждая веточка дышала какой-то сильной древней магией. «Иллюзия», — понял Геральт и неслышными шагами направился вглубь таинственной чащи. — Иногда мне кажется, что он совершенно не ценит меня, — голос принадлежал Лютику, отлично, значит тот был жив. — Будто я пустое место. Именно поэтому я должен доказать ему, что сам могу о себе позаботиться. Что я чего-то стою, понимаешь? Геральт шёл на звук, пока в промежутках между деревьями не показались две фигуры. Лютик полулежал в огромном шатре, пол которого был застелен роскошным ковром и разбросанными тут и там подушками. Перед ним был накрыт стол: графин вина, сладости, орехи. Невероятно красивая женщина сидела подле. Ласковыми пальчиками одной руки она перебирала тёмные кудри барда, а второй — кормила его виноградом. — Конечно я понимаю, — шептала женщина, сверкая нечеловеческими глазами. — Именно поэтому я и забрала тебя. Ты должен забыть о своём глупом спутнике. Ты слишком красив, чтобы сопровождать простого ведьмака. Оставайся лучше со мной. Я буду слушать твои песни, я буду заботиться о тебе, ты будешь так счастлив… Геральт почувствовал мощную пульсацию магии в воздухе. Лютик похлопал затуманенными голубыми глазами и неуверенно произнёс: — Это звучит замечательно, но… — Но что? — женщина, которая уже подалась вперёд, раздражённо сверкнула глазами. Лютик, кажется, этого не заметил. — Я должен вернуться к Геральту. Он хоть и не признаёт никогда своих ошибок, а всё же хорошо относится ко мне. Накрывает меня плащом, когда думает, что я сплю, всегда оставляет кусочек мяса повкуснее, терпит мою болтовню и… — О, дорогой, я дам тебе всё это и намного больше, — ласково пообещала женщина. — Чего ты хочешь? Открой мне свои самые сокровенные желания. Магия существа была настолько сильной, что Геральту оставалось лишь удивляться, как Лютик, простой человеческий мальчишка, всё ещё умудрялся противостоять ей. Однако выдавать своё присутствие ведьмак пока не решался. Нужно было сначала разобраться, что это за тварь, и какими способностями она обладает. — Я хочу… — язык Лютика заплетался, как у пьяного, но дело было явно не в порождённом иллюзией вине. — Я хочу узнать, что случилось бы, если бы нас тогда не прервали в борделе. — Мой милый маленький бард, да ты просто источаешь похоть, — улыбнулась женщина и склонилась ещё ближе к его лицу. — Позволь мне помочь. Я отлично знаю, что нужно делать в таких ситуациях. «Суккуб», — наконец-то догадался Геральт. Эти твари славились тем, что проникали в головы людей, считывая самые сокровенные мысли и желания, чтобы затем выстроить тончайшую сеть иллюзий. Опасность подобной ловушки заключалась в том, что она питалась от жизненной энергией жертвы. Таким образом, чем больше времени человек проводил в мире своих грёз, тем меньше сил у него оставалось на сопротивление. Всё что Лютик видел вокруг себя сейчас было ненастоящим. Каждый сделанный глоток вина, каждый откушенный кусочек еды истощал его. Демоница нежно огладила щёки Лютика и попыталась припасть к его губам, но тот вовремя отвернулся. — Нет, прости. Я обещал Геральту, что никто кроме него не будет трогать меня. — Забудь его, я покажу тебе такое наслаждение, которого ещё не испытывал ни один смертный, — сладко шептала демоница, но Лютик, кажется, и здесь смог включить своё феноменальное упрямство, так как резко затряс головой из стороны в сторону. «Удивительно», — подумал Геральт. Он ещё ни разу не слышал о том, чтобы человеку удавалось противостоять чарам суккуба. По всей видимости, демоница была того же мнения, так как, покачав головой, она произнесла: — Мальчик, да ты влюблён в своего ведьмака. — Что? — встрепенулся Лютик. Иллюзия стала таять. Вместо шёлковых подушек на земле лежал набитый сгнившей соломой тюк, вместо стола — пень. Да и демоница приняла свою истинную форму, обернувшись существом с туловищем женщины и козлиными ногами. — Ты мне понравился, бард, поэтому я всё же сделаю тебе один подарок на прощание, — с этими словами она поцеловала Лютика в лоб. Напрасно пытался Геральт сложить в воздухе Аард, чтобы поймать её в ловушку. Было уже слишком поздно. Демоница исчезла, оставив Лютика в полном недоумении, а Геральта в досаде на самого себя. Впрочем, ведьмаку пришлось отложить самобичевание до более подходящего случая, так как лицо Лютика начало стремительно меняться. Оно посерело, сравнявшись оттенком с землёй, на которой тот сидел. После чего бард сложился пополам и истошно завопил. Перепуганный Геральт тут же выскочил из кустов на поляну. — Что с тобой? Ты ранен? — слова ведьмака звучали отрывисто и чётко, в то время как он ощупывал истерично вздрагивающее тело на предмет повреждений. — Где болит? — Я… — задыхался Лютик. — Я… Я ел это! Какая гадость! Геральт скосил глаза на ломившийся прежде от яств «стол». Кувшин дорогого вина превратился в плошку дождевой воды, а многочисленные сладости — в листья, да коренья, по которым ползали жуки. — У меня что-то на зубах скрипит, — пожаловался Лютик, утыкаясь лицом в широкую грудь Геральта. — И я не хочу знать, что это такое. Геральт должен был бы разозлиться, да оттолкнуть парнишку от себя. Негоже было устраивать истерики из-за всяких глупостей, особенно когда чудом избежал беды. Но вместо этого Геральт лишь крепче прижал Лютика к себе, успокаивая, качая на руках, как ребёнка. Лютик доверчиво жался к нему, абсолютно не замечая, что с одежды и волос ведьмака стекает холодная вода. Так они и сидели, пока Геральт не решился первым нарушить тишину: — Ты был прав. — Что? — рассеянно отозвался бард. — Насчёт борделя. Я перегнул палку, — Лютик уже открыл было рот, чтобы перебить его, но Геральт не позволил, он хотел договорить, пока внезапный порыв не прошёл. — А ещё я знаю, что ты можешь о себе позаботиться. Ты не побоялся бросить вызов бруксе и сумел ловко провести склопендроморфа. Немногие люди решились бы на это, как и на то, чтобы путешествовать с ведьмаком. — О Геральт, — голубые глаза Лютика подозрительно увлажнились. — Я… не знаю, что сказать. Хотя со мной редко такое бывает. Боюсь ляпнуть сейчас какую-нибудь глупость. — Тогда ничего не говори, — посоветовал Геральт и припал к губам барда в поцелуе. Лютик удивлённо замычал, но отстраниться не попытался. Вместо этого он скомкал мокрую ведьмачью рубашку в ладонях и прикрыл глаза. По сравнению с губами Геральта, искупавшегося ночью в ледяном озере, губы Лютика казались обжигающе горячими. Ну а когда бард приоткрыл рот, пропуская настойчивый язык внутрь, Геральт понял, что пропал. Его повело, как от глотка забористого краснолюдского спирта, который выжигал из головы все ненужные мысли, не оставляя после себя ничего кроме приятной пустоты. Весь мир сузился до реакций чужого тела на его прикосновения. — Ммм, — Лютик отстранился первым. — Скажи, поцелуи входят в курс ведьмачьего обучения? Потому что, если ты ответишь «да», я поверю. Меня ещё никто так не, ах… Геральт вновь заткнул болтливый рот своим языком. Лютик запустил свои изящные пальцы в мокрые седые волосы и принялся с жаром отвечать на ласки. Там, где Геральт был страстным и напористым, Лютик был игривым и податливым. Он принимал всё, что готов был дать ему ведьмак, но при этом направлял его, показывал, как ему нравится. — Как я хотел бы сейчас оказаться в кровати, чтобы мы могли продолжить, — сладко прошептал Лютик в приоткрытые губы Геральта. — К чёрту кровать, — рыкнул Геральт, попытавшись стянуть с Лютика камзол. — Здесь жёстко, — пожаловался бард, поёрзав задом по голой земле, усыпанной ветками и хвойными иглами. — И с тебя льётся ледяная вода. Не пойми меня неправильно, я хочу этого больше всего на свете, просто может… Слова Лютика вызвали в душе Геральта бурю протеста. Казалось, что если мальчишка будет и дальше капризничать, он заткнёт ему рот кляпом, как это сделали деревенские жители, и возьмёт его прямо на земле силой. Это было так непохоже на Геральта, поддаться низменным желанием в столь небезопасном месте, да ещё когда все их вещи и Плотва остались без присмотра на другом берегу. Так непохоже, словно он и не контролировал себя вовсе. Словно это было вмешательство какой-то магии… — Суккуб, — осенило Геральта, и он поспешил откатиться от барда в сторону. Тело тут же свело болезненной судорогой возбуждения. Всё, что он испытывал сейчас, всё что делал и говорил, было результатом вмешательства сильнейшей магии. Так вот какой он был, прощальный подарок суккуба. Геральт не придумал ничего лучше, как достать висевший на поясе кинжал и с силой вонзить его себе в ногу. В глазах потемнело от боли, но скрутившееся тугим комом внизу живота желание никуда не делось. Член по-прежнему стоял, как каменный. - Зараза. — Что ты творишь, Геральт?! — мигом кинулся к нему встрепенувшийся Лютик, выхватывая из ослабевших пальцев кинжал. — Ты последние мозги в сражении с монстрами отбил? — Не трогай меня, — рыкнул ведьмак, заставив барда опасливо попятиться. — Бери кинжал и беги. Лучше спрячься куда-нибудь, иначе я тебя… Иначе я не сдержусь. Это было правдой. Лишь боль немного отрезвляла Геральта, выгадывая Лютику время. Возможно хоть так, когда он был ранен, у барда будет шанс скрыться от него в лесу. Но Лютик не понимал. Он стоял, хлопая своими прекрасными голубыми глазами, открывая и закрывая соблазнительный рот, до которого Геральт сейчас мечтал добраться больше всего на свете. — Ты что, Геральт, я тебя не брошу. С тобой явно что-то не так. — Сейчас не время спорить. Суккуб наложил на меня заклинание, ты не в безопасности. Сознание Геральта жило от тела совершенно отдельной жизнью. Даже сейчас, когда его губы умоляли Лютика уйти, руки сами тянулись к нему. — Может, у тебя есть какой-то эликсир, способный помочь? — пролепетал бард, делая пару неуверенных шагов назад. — Нет, — рявкнул Геральт. Боль начинала потихоньку отступать, а значит совсем скоро у него появятся силы на то, чтобы подняться. И тогда… О, Геральт даже не хотел думать об этом «тогда». Бард не простит его, не будет больше солнечно улыбаться и плестись за ним повсюду следом. Геральт, сам того не желая, раздавит этот хрупкий цветок. Но Лютик, как и всегда, удивил его. — Я свяжу тебя, — просто предложил он, вынимая из своих штанов кожаный ремень. У Геральта не было ни сил, ни времени тягаться с этим ослиным упрямством. «Это может сработать», решил он и пошёл на отчаянный шаг — сломал себе палец левой руки. Боль отключила его на несколько минут, но этого оказалось достаточно, чтобы пыхтящий Лютик проволок его до ближайшего дерева и зафиксировал ремнём руки, заведённые за стройный ствол. Геральт попытался дёрнуться — выделанная кожа затрещала, но не поддалась, лишь бляшка до боли впилась в запястья. Хорошо. — А теперь нужно заняться второй проблемой, — решил Лютик. — Не смей касаться меня, — предупреждающе зарычал Геральт, но бёдра бесконтрольно вскинулись вверх, прося ласки. — Почему? Ты вроде ещё недавно был не против, — приподнял брови бард. — Это… ненастоящее. Магия, — закусив внутреннюю сторону щеки то ли от боли, то ли от возбуждения, пояснил ведьмак. — Хорошо, тогда я не буду трогать тебя, — на удивление покорно согласился Лютик, но в его глазах плясали черти. — Я просто буду говорить. А ты послушай, если хочешь. Можно подумать, у Геральта был выбор. Бард спокойно сел, прислонившись спиной к обратной стороне дерева, к которому был привязан ведьмак. — С чего же начать? — протянул Лютик. — Может с ночи нашего первого знакомства, когда ты набросился на меня, как животное и распластал под собой? Слыша это, Геральт сгорал от стыда и возбуждения. Он уже множество раз раскаивался за то, как грубо пытался оттолкнуть барда при первой встрече. А вот его член, напротив, очень заинтересовался рассказом Лютика. — Не стану скрывать, я перепугался до ужаса. Думал ты меня возьмёшь без подготовки и разорвешь напополам своим огромным ведьмачьим членом. Я ещё не проверял, но уверен, что он огромный, — хихикнул Лютик. — Но и возбудился я тогда порядком, не без этого. Ты меня так зажал, так тискал. М-м-м. Знаешь, я много потом об этом думал. Всё представлял себе, что случилось бы, если бы ты не остановился. Чуткий слух Геральта разобрал еле слышный вздох и какое-то шебуршание по другую сторону дерева. Кажется, Лютик расстегнул камзол и приспустил штаны. — В моей голове это выглядело так. Сильный одинокий ведьмак, истосковавшийся по ласке за долгие недели пути, спасает прекрасного барда от разъярённых деревенских жителей. Но в этом мире ничего не бывает бесплатно, поэтому на первом же привале ведьмак решает получить то, что ему причитается. Он приказывает юноше снять с себя одежду, но тот сопротивляется. В самом деле, ни один приличный бард не станет раздвигать ноги перед первым встречным, так ведь? Тогда ведьмак, распалённый его отказом, рвёт дорогую одежду в клочья и прижимает беззащитного голого барда к земле. Тот оказывает отчаянное сопротивление, зовёт на помощь, но всё тщетно. Вокруг лишь лес, ночь и ни одной живой души на много километров вокруг. «Пожалуйста, не трогай меня там, — умоляет бард. — Я сделаю тебе приятно ртом. Я умею». А что ему ещё остаётся, когда силы очевидно не равны? Ведьмак ухмыляется и приспускает штаны. Его огромный, налитый кровью член, покачивается рядом с лицом барда. Ты слушаешь Геральт, тебе интересно? Геральт слушал со всей жадностью, на которую только был способен его острый ведьмачий слух. Он впитывал в себя каждое слово, каждый торопливый вдох, срывавшийся с чужих губ. Его тело уже давно мелко потряхивало от возбуждения. Казалось, ещё чуть-чуть, и он изольётся к себе в штаны без единой ласки. — Отлично, — остался доволен результатами инспекции Лютик. — Бард никак не ожидает того, что недавний спаситель окажется груб и бесцеремонен. Ведьмак хватает его за волосы и резко вставляет член в податливый рот до самого основания. На глазах у барда выступают слёзы, он задыхается, но ведьмаку нет до этого никакого дела. Он использует барда, как обычную вещь, для достижения своего удовольствия. С этого момента рассказ Лютика стал сбивчивым, а активность по ту сторону дерева подозрительно усилилась. В ноздри Геральта ударил знакомый мускусный запах — так пахли прозрачные капли смазки, выступавшие на члене, так пах возбуждённый Лютик. У Геральта просто в голове не укладывалось, как бард мог фантазировать о чём-то столь ужасном, как собственное изнасилование, и при этом самозабвенно надрачивать. Это было неправильно, но от этого не менее возбуждающе. Хотя бы даже потому, что из всех людей на свете он представлял себе именно Геральта. — «Ты хорошо поработал. Теперь мой член весь влажный от твоей слюны, и я без труда смогу взять тебя сзади», — говорит ведьмак, ухмыляясь. «Нет, только не это. Ты же порвёшь меня», — восклицает бард, но его жалобы не трогают каменное сердце насильника. Ведьмак переворачивает обмякшее от ужаса тело и приставляет головку своего огромного члена к тугому колечку мышц. — Лютик, замолчи, — потребовал Геральт, который был уже не в силах слушать этот поток вульгарностей. Последние крупицы его самоконтроля восставали против рассказа Лютика. «Я бы никогда, никогда так не поступил с тобой», — билось в голове. Но вот зверь, одурманенный заклятьем суккуба, твердил совсем иное: «Разорви этот чёртов ремень. Возьми мальчишку. Сделай с ним всё то, о чём он так сладко тебя просит». Лютик же был так увлечён своим занятием, что казалось не видел и не слышал ничего вокруг. — Бард принимает в себя смазанный слюной член до самого основания. И мне плевать, что это так не работает. Это мой рассказ, ясно? «Ты такой узкий, ты делаешь мне так приятно», — говорит ведьмак. «Только не начинай двигаться сразу, ты порвёшь меня», — вновь умоляет бард, и вновь его просьба остаётся без ответа. Ведьмак начинает вколачиваться в меня… ах… то есть в барда… с тем же остервенением, с каким размахивает мечом в сражениях с монстрами. Бард стонет и извивается под ним, потому что каждый толчок задевает в его разгорячённом нутре ту самую точку… Осознавая всё бессилие сложившейся ситуации, Геральт не нашёл ничего лучше, чем резко откинуть голову назад и хорошенько приложиться ей о дерево. Боль отрезвила, но лишь ненадолго. Хотел он того или нет, но магия делала своё дело. Уже совсем скоро он кончит, слушая рассказ об изнасиловании Лютика с собой в главной роли. — Они изливаются одновременно. Бард с протяжным громким стоном пачкает себе живот, а ведьмак лишь низко рычит и кончает прямо внутрь. Бард ещё долго ощущает пульсации его огромного члена у себя в заднице. Наверняка, теперь там всё просто хлюпает от невероятного количества спермы. «Я пометил тебя, теперь ты только мой», — сообщает ведьмак. Это «мой» в рассказе Лютика послужило отправной точкой. Геральт дёрнулся вперёд, так что бляха ремня до крови разодрала запястья, но вырваться всё же не сумел. От переизбытка ощущений — голос Лютика, смысл его слов, трение одежды по разгорячённой чувствительной коже — он кончил себе в штаны, как какой-нибудь желторотый мальчишка. Сидящий по другую сторону дерева бард тоже подозрительно смолк и лишь тяжело дышал. Геральт почувствовал, как морок заклинания отступил. В голове постепенно прояснялось, стали возвращаться притуплённые до этого всепоглощающим возбуждением чувства: холод сырой одежды, пульсирующая боль в ноге и сломанном пальце, голод. — Дамы и господа, с вами был Лютик! Спасибо, что поприсутствовали на моём выступлении, — вновь разрезал тишину ночного леса чуть хрипловатый голос барда. — А если серьёзно, Геральт, то это была лучшая дрочка в моей жизни. Ведьмак обречённо застонал и вновь откинулся головой на ствол многострадального дерева. Ему хотелось исчезнуть. Провалиться под землю и больше никогда не вспоминать об этом своём позоре вновь. А самое главное, никогда не встречаться с бардом глазами. После сегодняшней ночи он точно не сможет смотреть на него без грязных мыслей.