Твоей наградой буду я

Отношения Геральта с людьми были донельзя простыми. Люди боялись и ненавидели Геральта, но в тоже время нуждались в нём, как в защите от монстров. Геральт не понимал и сторонился людей, но также нуждался в них, как в источнике заработка. Это была честная сделка, где несмотря на взаимную неприязнь, обе стороны готовы были терпеть друг друга ради взаимной выгоды. И пока в карманах Геральта звенели гульдены или орены, он предпочитал никак не анализировать сложившийся порядок вещей. Впрочем, всё изменилось в тот день, когда вместо привычного кошелька с монетами ему предложили: — Возьми мальчишку. Геральт скривился. За спиной старшины, удерживаемый двумя крестьянами, и вправду брыкался человеческий мальчишка в порванном камзоле и с кляпом во рту. — Не пойдёт, — коротко бросил Геральт. — Договаривались на двенадцать монет. Это и так было до смешного мало, особенно учитывая, что Геральт провозился с утопцами добрую половину прошлой ночи. Их оказалось куда больше, чем изначально описывал староста. Ламберт бы содрал с этого прощелыги все тридцать, и даже глазом бы не моргнул. — Милсдарь ведьмак, у нас таких денег нету. Посмотрите на нашу деревушку, она же совсем крохотная, всего пятнадцать домов, да трактир, — развёл руками староста, словно желая подчеркнуть убогость окружающей его обстановки. — Да и утопцы эти стольких мужиков подрали. Кому работать-то теперь? Ох, не переживём мы эту зиму, не переживём. Старикашка запричитал, зарываясь своими длинными худыми пальцами в грязные патлы седых волос. Геральт прекрасно всё это видел и без него, поэтому и запросил за работу многим меньше, чем обычно. — На кой ляд мне мальчишка? — не выдержал Геральт. Худощавый, изнеженный, явно не привыкший к тяготам жизни в пути. Да как он вообще умудрился влипнуть в такую передрягу? Впрочем, Геральта это не касалось. И он не хотел, чтобы это изменилось в ближайшем будущем. — А он петь умеет. И эти, стихи сочиняет. Будет развлекать милсдаря Ведьмака в пути. Геральт скептически скосился на мычащего что-то сквозь кляп юнца и хмыкнул. В пути ему было и так предостаточно развлечений. А вот брать на себя обузу в виде дополнительно рта и пары рук, которые и меч-то никогда не держали, он явно не намеревался. — Нет. Геральт расправил пошире плечи и как бы невзначай поправил висящий на спине меч. Староста и мужики разом попятились, поняв намёк. Люди были не настолько глупы, чтобы злить ведьмака. Слишком свежа ещё была в их памяти история, произошедшая в Блавикене. Приукрашенная и обросшая разными жуткими подробностями. Лишь выражение лица паренька нисколько не изменилось. Геральт счёл это… необычным. — Да и не только петь, — высоким срывающимся голосом пропищал староста. — Сташек, сымай с него камзол. Посмотрите, милсдарь ведьмак, какой смазливый. Прямо как баба. Геральту стало противно. Неужели люди и в самом деле считали его таким монстром, который с их лёгкой руки будет насиловать мальчишку в качестве платы? Впрочем, ответ напрашивался сам собой. Один мужик крепко ухватил брыкающегося юнца за волосы, в то время как другой сдирал с него камзол и нательную сорочку. — Ну как? — спросил уже слегка успокоившийся староста, указывая на дрожащие то ли от страха, то ли от промозглого осеннего ветра оголённые плечи. — Хорошенький, беленький, так бы и откусил кусочек. — Прекратите, — сказал Геральт, отводя взгляд. — Крысёныш, даже ведьмак тебя не хочет, — плюнул со злости на землю Сташек, а затем дерзко обратился к Геральту. — Нечего нам тебе больше предложить, мутантское отродье. Нет у нас двенадцати монет, да даже и пяти. Соврали мы, ясно тебе? — Ну-ну, — умиротворительно поднял руки староста, желая предотвратить неминуемую катастрофу. — Сташек совсем не это хотел сказать. Мы были в очень… затруднительном положении. И да, мы могли не совсем точно описать состояние нашей казны. — И на что вы рассчитывали? — спокойно осведомился Геральт, с которым подобное происходило далеко не первый раз. Не попытка расплатиться человеческой жизнью, конечно. А нежелание платить в принципе. — На то, что вы монстры пожрёте друг друга на болоте, и ты не заявишься сюда, — сверкая глазами выкрикнул Сташек, явно не дороживший своей шкурой. Геральт сделал угрожающий шаг навстречу. Все трое снова попятились, а Сташек, в попытке защититься взял да и швырнул парнишку Геральту навстречу. Видимо хотел оставить хоть какую-то преграду между собой и ведьмаком. Юнец, нужно было отдать ему должное, не растерялся и мигом спрятался у Геральта за спиной. Словно это и не он был монстром из детских страшилок, а жители деревни. Словно это от них нужно было спасаться. Впрочем, в этой ситуации Геральт был склонен с ним согласиться. Староста и мужики уже бросились наутёк. — Убирайся отсюда, нечисть. И больше никогда не приходи сюда вновь, — выкрикнул на бегу Сташек. Надежда получить обещанные двенадцать монет таяла по мере удаления их фигур. Геральт раздосадованно хмыкнул. Он прекрасно знал, что последует за этим дальше. Если он отправится за ними, то трясущиеся от страха жители встретят его с вилами и мотыгами. Геральт не хотел убивать людей. Он хотел отдохнуть после бессонной ночи, плотно отужинать в таверне и возможно снять проститутку. Он закрыл бы глаза, представил, что от неё не воняет страхом и… Впрочем, чего уж там теперь. Его ждало жёсткое седло Плотвы и длинная дорога до следующей деревни. Сначала Геральт не понял, почему мальчишка продолжает идти за ним. Возвращаться в деревню для него, конечно, не было вариантом, но вот же дорога и лес — беги себе на все четыре стороны. Геральт остановился. Мальчишка без тени страха смотрел в его нечеловеческие жёлтые глаза и что-то мычал сквозь кляп. Оказалось, что его руки были крепко связаны за спиной. Ах вот оно что. Геральт резко развернул паренька, замершего под его прикосновениями, достал с пояса кинжал и резким движением разрезал сначала верёвку, а затем затянутый на затылке кляп. Последнее оказалось ошибкой. Единожды открыв свой рот, парень уже не затыкался вновь. — Меня зовут Лютик. А ты должно быть знаменитый мясник из Блавикена? Я думал ты сейчас разорвёшь этих негодяев на куски. У тебя было такое лицо, и так глазища сверкали. Впрочем, не смею критиковать. Премного благодарен за своё спасение, — поспешил прибавить Лютик, ничуть не дрогнувший под тяжёлым изучающим взглядом ведьмака. «Полоумный», — решил Геральт и, развернувшись, пошёл своей дорогой. Где-то поблизости, стреноженная, паслась на лугу Плотва. — Ты только представь себе, какая наглость. Я выступал у них в трактире, со своей лучшей балладой, в своём лучшем камзоле! А эти олухи скрутили меня, отняли лютню — кстати, она до сих пор там, моя красавица, как жаль, что уже не вернуться за ней, — и решили использовать меня в качестве разменной монеты, чтобы оплатить твои услуги… Ну допустим, я был прошлой ночью у дочери мельника. Но ничего же не произошло? Я только в окно залезть успел, когда он нас застукал… Уже через минуту этого непрекращающегося потока речи, Геральт перестал вслушиваться. Впрочем, многое встало на свои места. Жители деревни не стали трогать кого-то из своих. Они решили использовать проезжего барда, которого потом никто и не хватится. Как удобно — был мальчишка, и нет мальчишки. А о том, что его подложили под мутанта, не узнает никто, кроме старейшины, да двух его приспешников. Невелика цена за спасение деревни. Неясным оставалось только одно — какого лешего этот мальчишка всё ещё за ним тащится? — Я мог бы сочинить об этом балладу. Людская жадность и подлость — отличный мотив, — всё никак не унимался горе-бард. Геральт почти с жалостью оглядел его: порванная одежда не скрывала нездоровой бледности и худобы, на нежной коже тут и там проступили синяки от чужих грубых пальцев. Кажется, этот парень был немного старше, чем показалось Геральту изначально. Не желторотый юнец, а уже молодой мужчина. Просто необычайно хрупкий и нежный, как цветок. Он, кажется, сказал, что его звали Лютиком? Заприметив наконец невдалеке Плотву, Геральт подозвал её свистом. Та, несмотря на верёвку, стянувшую её ноги, радостно поковыляла навстречу хозяину. Геральт ласково огладил её гриву, освободил от пут и, привычным движением взобрался в седло. Он решил, что если до ближайшего привала мальчишка — Лютик — не отстанет, он обязательно накормит его. К вечеру погода резко ухудшилась. Промозглый осенний ветер пробирал до костей. Начал накрапывать мелкий дождь. Даже недовольная Плотва время от времени фыркала, выпуская из своих ноздрей облачка пара. Лютик всё ещё брёл позади. Геральту не нужно было оборачиваться, чтобы понять это. Первые несколько часов трёп барда не смолкал. Затем начались просьбы ехать помедленнее и жалобы на стёртые ноги. Геральт оставался к ним глух. Чем раньше отстанет от него мальчишка — тем лучше. Для него самого в первую очередь. И всё же, какая-то частичка Геральта надеялась на то, что бард останется. Было в его компании что-то непривычное, но не в плохом смысле. Ещё одна живая душа рядом, разбавляющая привычное молчание, установившееся между ним и Плотвой. Сзади послышался всплеск и сдавленный крик. Плотва повела ухом, Геральт глянул через плечо. Горе-бард умудрился поскользнуться на раскисшей дороге и плюхнуться в огромную лужу. Теперь он был не только уставшим и промокшим, но ещё и грязным. При виде того, как бард со сжатыми в тонкую полоску губами неловко встал на трясущихся от усталости ногах и поспешил догнать ушедшую далеко вперёд лошадь, Геральта взяла жалость. Он остановился и спешился. Ехать дальше в такую погоду не имело никакого смысла. Плотва покорно дала снять с себя седельные сумки и, вновь стреноженная, довольно пошла щипать растущий у корней деревьев мох. Геральт развёл костёр. Продрогший до костей бард уселся так близко к огню, что Геральт побоялся, как бы он ненароком не подпалил свою одежду. На протянутую краюху хлеба и кусок солонины он накинулся с ожидаемой жадностью. — Эти скоты заперли меня в хлеву на всю ночь, дожидаясь твоего появления. Ты когда-нибудь дрался со свиньёй за еду? Это была та ещё зверюга, доложу я тебе! Прямо настоящий дикий кабан. — Хм, — ответил Геральт. К барду явно потихоньку возвращались силы, а вместе с ними и болтливость. — Ну, рассказывай! Какие приключения ждут нас впереди? Борьба с монстрами — это так захватывающе. Я бы мог сочинить о тебе пару баллад, будь у меня лютня. Но это не беда. Главное собрать материал, получить вдохновение так сказать. У тебя уже есть какой-то план? Куда мы отправимся завтра? — В ближайшую деревню, — удостоил его на этот раз своим ответом Геральт. — Ты останешься там, с людьми. А я поеду на север. Конец истории. — Нет, нет, нет, — горячо запротестовал бард. — Это невозможно. Я же твоя плата за проделанную работу. Я отправлюсь с тобой. Я понимаю, что сейчас я выгляжу ничуть не лучше эльфийского оборванца, да и лютни у меня нет. Но поверь, ведьмак, если бы ты увидел меня в деле, ты бы сразу понял, что я чертовски хорош. Геральта почему-то разозлили эти слова. Разозлил неуместный оптимизм мальчишки, его абсолютное непонимание того, что такое походная жизнь со всеми прилагающимися лишениями и трудностями, его отсутствие страха. С чего вдруг он, не державший в жизни ничего тяжелее лютни, подумал, что в убийстве монстров и постоянной дорожной тряске могло быть что-то привлекательное? Это была опасная грязная работа, пригодная разве что для мутанта, но никак не для хрупкого цветочка. Если сегодняшняя история ничему не научила барда, то Геральт вмиг избавит его от иллюзий. Лучше так, болезненно, но быстро, чем через пару недель увидеть разочарованный взгляд и удаляющуюся спину. — Хорош, говоришь? — рыкнул Геральт, опасно приблизившись к барду. — Ты не о тех ли талантах говоришь, которые расписывал сегодня староста? Одно ловкое движение и растерявшийся бард оказался прижатым к земле с заведёнными за голову руками. Это было так просто — оба его тонких запястья без труда уместились в ладонь Геральта. Бард напрягся под его весом, как натянутая струна той самой лютни, что осталась в деревне. — И об этих тоже, — неуверенно сглотнул Лютик. Геральт знал, что выглядит сейчас устрашающе. В ночной темноте его жёлтые глаза горели, как у хищника, а отблески костра наверняка создавали причудливые тени на лице, заостряя и без того огрубевшие от тяжёлой жизни черты. Впрочем, от Лютика тянуло не страхом, а скорее каким-то азартом. Он изучающе смотрел на Геральта, как на какое-то редкое животное, выставленное на всеобщее обозрение на рыночной ярмарке. Ничего, Геральт мигом исправит эту ситуацию. Он навалился на Лютика всем своим весом, отрезая любые пути к отступлению. Грубая мозолистая ладонь огладила шею с дрогнувшим кадыком и без труда спустилась к груди, виднеющейся сквозь разодранную рубашку. Лютик дрожал, как осиновый лист на ветру, но вырваться не пытался. Геральт хотел всего лишь напугать его, оттолкнуть, но как же чертовски приятно было после всех этих месяцев наконец-то ощущать чужое тело, прижатое к своему собственному, слышать короткие вздохи и учащенное сердцебиение. Увлёкшись игрой Геральт окончательно разорвал рубашку барда, которая и без того уже начала походить на грязную половую тряпку. Где-то в глубине груди зародился и вырвался наружу звериный рык. Лютик дёрнулся, пытаясь освободить руки, но не тут-то было. Геральт намеревался хорошенько проучить его. Губы жадно впились в нежную шею, так что жёсткая щетина оцарапала бледную кожу. Колено бесцеремонно развело чужие ноги в стороны, умещаясь аккурат под пахом. Лютик был буквально распят под весом Геральта. Злость, упорно сдерживаемая весь день, наконец-то нашла себе выход. Он злился не на Лютика конкретно, а на всех людей в принципе. За то, что лгали, ненавидели его, считали монстром или диковинной зверушкой, на которую можно показывать пальцем. — Отпусти, — выдохнул распластанный под Геральтом Лютик. — Не надо… так. Геральт проигнорировал его просьбу и лишь спустил свободную руку к завязкам штанов барда. Жадный рот всё это время беспрепятственно изучал изгиб шеи, ключицы, грудь, оставляя везде свои метки. Геральта не смущало ни то, что Лютик был до сих пор насквозь промокшим, ни то, что он был грязным. Запах хлева и застоялой воды чувствовался не так сильно, как аромат самого барда — что-то невесомо цветочное, оставляющее горьковатый травяной привкус на языке. Примерно то же самое должен был, наверное, испытывать волк, в чьи когти угодил трепещущий кролик. Конечно же Геральт не собирался насиловать глупого мальчишку, но остановить эту игру было так трудно. Лютик так одуряюще пах, так дрожал в его руках и абсолютно не сопротивлялся. Как было понять, где проходит та тонкая грань, после которой было достаточно? После которой бард испугается настолько, чтобы отказаться от своей глупой затеи следовать за ведьмаком? — Отпусти, — вновь взмолился Лютик. — Я сделаю всё сам. Я могу ртом, тебе понравится, не снимай с меня штаны. «Тьфу, дурак», — мысленно выругался Геральт и с досады ударил барда под дых. Не слишком сильно, но ощутимо, так что на пару секунд у того перехватило дыхание, и он закашлялся. Геральт поднялся и расстелил свой плащ по другую сторону костра. Он не был насильником. Секс с людьми он покупал за деньги. Ему не нужен был минет от запуганного человеческого мальчишки. Он всего лишь хотел проучить его, показать, что слишком тесное общение с ведьмаком может быть опасно. А в ответ вместо сопротивления получил предложение отсосать. Последнее, что увидел Геральт прежде, чем закрыть глаза — растрёпанная физиономия тяжело дышащего Лютика с чёткими дорожками от слёз на грязном лице. Его приоткрытые губы выглядели… привлекательно. Геральт не отказался бы увидеть их растянутыми вокруг своего болезненно сейчас пульсирующего члена. Но только не так. Только не силой и принуждением.