Рука в руке

Исюань смотрел в экран телефона уже пятую минуту, не решаясь закрыть статью, которая сегодня утром взорвала сеть. Крупным кричащим заголовком было легко привлечь внимание, Сяо Чжань знал какого журналиста приглашать для такой работы, статья получилась фееричной, собрав под собой тысячи комментариев. Самая обсуждаемая тема дня, и Исюань был тем, кто приложил к этому руку. Он знал, что имел на это право, и всё же отчего-то чувствовал иррациональное чувство вины за свой поступок. Пора с этим завязывать, он слишком много винит себя в том, за что не должен нести ответственности. Вспоминая прошедший месяц, он осознал как сильно успел измениться, и за это стоит благодарить Сяо Чжаня, который одним разговором добился того, чего не могла сделать Юби на протяжении многих лет. Пока он готовился помогать мужчине с его планом, как-то разом начали пропадать чувства вины и раскаяния, оставив вместо себя желание наказать виновных, и пускай главный виновник всё ещё ни о чём не подозревает, начало положено, а значит, это колесо вспять уже не пустить. Движение только вперёд, и впервые в жизни он к этому готов. Он вышел из гостиничного номера, что до сих пор был до боли чужим, спустился в холл, пройдя до массивных дверей главного входа, такси уже ждало его. Двадцатые числа мая уже давали о себе знать, надвигающаяся июньская жара уже витала в воздухе, пускай ещё не душила духотой и раскаленным воздухом. Однако, мужчина чувствовал холодный пот, скатывающийся по затылку, и он не мог с уверенностью утверждать, что дело здесь в погоде, а не в предстоящем разговоре. Хотелось пить, но просить останавливать у магазина он не стал, выпьет воды уже в гостях. Ибо конечно с радушием согласился на предложение тренера заскочить к нему, пока Сяо Чжань на работе. Тот готовился к надвигающемуся собранию акционеров компании, а потому пропадал на работе гораздо дольше обычного, предоставляя Ибо самому себе. В Пекине тот так и не нашёл себе друзей, если не брать в расчёт Исюаня, Юби и Сюли, поэтому днями напролёт играл в Playstation, читал книги, старался каждый вечер порадовать уставшего Чжаня новым блюдом и держался подальше от всего, что хоть косвенно было связано со льдом, фигурным катанием или даже хоккеем. Он стал лучше себя чувствовать, практически два месяца со дня получения травмы пролетели как один день, волосы на затылке отросли, как и обещал доктор Турнье, головные боли перестали мучить, а напрягать ногу стало легче, пускай компрессионно-дистракционный аппарат с его ноги снимать было ещё рано. Единственное, что не отпускало его до сих пор – кошмары. Он совершенно не понимал, почему они продолжали измываться над ним, если он сам себе уже пообещал, что отпускает всю ситуацию, и двигается дальше. Это пугало, и не только его самого. Исюань вновь принёс марципан, справедливо расценив, что это беспроигрышный вариант. Ибо тут же включил чайник, ожидая, когда тот закипит, и полез доставать из пакета любимую сладость. Разговор шёл на отвлечённые темы, мужчина даже смог немного расслабиться, но не забывал зачем он здесь. Ибо выглядел посвежевшим, не смотря на то, что пресловутый недосып давал о себе знать. Он не говорил об этом Чжаню и уже не плакал ночами, просто тихонько лежал, стараясь не разбудить любимого, ведь тот точно бы стал его успокаивать и баюкать, не смотря на то, что ему самому нужно утром на работу, и его нервы не в самом лучшем состоянии. Но хорошее питание и забота старшего всё-таки давали о себе знать, раз в две недели Сяо Чжань возил Ибо к врачу на осмотр, и тот подтверждал, что фигурист исправно идёт на поправку и кость срастаётся как положено. А после того, как к Ибо в руки попали марципановые батончики, можно было считать его почти полноценно счастливым. Если бы не затаенная боль в глазах, которую так и не удалось вытравить из его взгляда. Исюань собирался её сейчас увеличить. – Мне нужно с тобой поговорить, – выпалил он, наконец собравшись с духом. Судя по настроению младшего, тот ещё точно не видел новостей, значит, он должен рассказать ему сам, так будет правильно и честно по отношению к самому Ибо. Он и без того слишком долго жил в неведении. – А чем мы до этого занимались, гэ? – Нет, – мужчина мотнул головой, – мне есть, что тебе сказать. Это очень важно. Уловив тон, которым Исюань говорил, Ибо весь обратился в слух и опустил руки на стол, сцепив свои пальцы в замок. Привычка. – Ты меня пугаешь, гэ, – осторожно произнес он, глядя на стремительно бледнеющее лицо напротив. – Ибо, я знаю кто стоит за тем, что с тобой случилось, это долгая история и я в ней играю немаловажную роль, – Исюань рассказал всё до мелочей, стараясь ничего не приукрашивать и не утаивать. Лицо младшего оставалось беспристрастным, не смотря на то, что он сделал рваный вдох, никак не ожидая услышать то, что сейчас прозвучало. Он уже смирился с мыслью, что это останется загадкой, тайной, которую он никогда не узнает. А затем, что-то внутри него со скрипом начало шевелиться, что-то потерянное, обиженное, рассерженное, что-то, чему он не находил определения. С каждым словом Исюаня, в голове Ибо срабатывал словно бы электрический заряд, что каждый раз болезненными импульсами доносили до него суть. Физическая боль – это страшно, это мучительно, но она не идёт ни в какое сравнение с душевной. От первой реально умереть, а от второй можно только казаться живым. Глаза его, до этого светившиеся радушием, сейчас стали покрыты пеплом, словно бы внутри произошел не пожар, нет. Взрыв. Оглушительный, уничтожающий. Любой человек хоть раз в жизни ощущал это разгромное уничтожение. Это внезапное головокружение, что охватывает всё тело, и для него оказалось достаточно нескольких слов, непреднамеренно заточенных, хорошо заостренных, слов, которые ранят, бьют прямо в цель, непоправимых, которые невозможно стереть из памяти. Он пострадал просто так. Не потому, что обидел кого-то, помешал, нарвался словом или делом. Он стал разменной монетой в играх тёмного прошлого, случайной жертвой, безликим манекеном, бездушной куклой, выбор на которую пал почти случайно. Оказаться не в то время, не в том месте, не с теми людьми. Ибо не испытывал подобного ранее, не знал, что в нем может оказаться так много странной, глухой, разрушительной ярости, когда достаточно столь немногого, чтобы всё опустошить. Можно всю жизнь прожить, не доставляя никому неудобств, стараясь помогать всем и каждому, дарить свое тепло, заботу, не завидовать, не подставлять, просто жить своей жизнью, контактируя с другими только во благо. Но это не страхует от боли, унижения, от страданий и мук, выкручивающих в спазмах рассудок и тело. В голове не укладывалось. Просто так. Без какой-либо вины или причины, связанной лично с ним. – Ибо, скажи хоть что-нибудь, – прошептал Исюань, понимая, что пауза слишком затянулась. Он смотрел на парня, который физически сидел здесь, но мыслями был сейчас явно не с ним. – Гэ, – прохрипел он в ответ, возвращая старшему прямой пронзительный взгляд. В глазах Ибо не было ни капли слёз, они оставались сухими, только разбитыми изнутри на осколки. – Я знаю, что виноват перед тобой, и я пойму, если ты меня ударишь, если никогда больше не захочешь видеть. Я... я любое решение приму, потому что ты пострадал из-за меня. Ибо молчал, затем слишком резко для своего положения вскочил и понесся в коридор. Тренер метнулся за ним, опасаясь за ногу парня, ему нельзя так сильно нагружать её. Вопреки опасениям, Ибо не собирался на улицу, он кинулся в спальню, где на кровати лежал его мобильный телефон. Схватив его, он начал что-то энергично набирать на нём, Исюань замер в проёме двери, глядя на парня и не зная, чего от него сейчас ожидать. Через минуту из динамика айфона послышалась музыка, и осознав, какая именно музыка это была, Исюань побледнел пуще прежнего. Ибо включил запись своего выступления. Подойдя к нему ближе, он осторожно остановился рядом, заглядывая в экран, вновь собирая крупицы сожаления воедино. То самое падение не было удалено, что однажды попало в интернет, уже навсегда там остаётся. Судя по стеклянному взгляду Ибо, тот до этого момента ни разу не включал это видео, видимо, не желая вновь погружаться в тот мрак. Запись выступления пошла по второму кругу, когда Ибо опустил руку, что безвольной плетью упала вдоль тела. – Это больно, – медленно проговорил он. – Сейчас больнее, чем тогда, – кивнул на зажатый в руке телефон, где всё еще играла музыка. – Ибо, – Исюань рискнул положить руку ему на плечо, слегка сжимая, – если бы я мог, я бы забрал всю эту боль, потому что я её заслужил. Я, не ты. Она мне предназначалась, и Шэнь Тао и впрямь ударил по самому больному, ты для каждого из нас, для Чжаня, для Юби, для меня, ты солнце для нас, и сейчас все мы потерялись во тьме, потому что солнце наше померкло. Ибо в ответ печально ухмыльнулся, а Исюаню захотелось вмазать себе самому, так как младший точно не намеревался этого делать. Вина горчит на языке чем-то отвратительным, в горле – пустыня. – Я знаю, что не имею права, но всё же, прости меня. – Гэ, – Ибо повернул к нему голову, вновь смотря прямо в глаза, – ты виноват, но я не держу на тебя зла. Я не собираюсь тебя бить, кричать или что еще ты там надумал. Это ничего не изменит, ведь так? – он слегка склонил голову вбок. – Я и Чжань-гэ потратили слишком много сил, чтобы просто так сейчас похерить всю эту работу. Хочешь спросить зол ли я, расстроен, обижен, растоптан, разочарован? Да, гэ, всё сразу, но я не виню тебя, я знаю, что ты не хотел этого, ты никогда не желал мне зла, и если бы мог предотвратить это, ты бы непременно это сделал. Он на некоторое время замолчал, а затем опустил голову, махая ею из стороны в сторону. – Хотя нет, гэ, ты мог, но не предотвратил, – травмированным выдохом прямиком из легких. В Исюаня будто всадили пулемётную очередь, изрикошетив душу. Колени Ибо подогнулись, он сел на кровать, смотря прямо перед собой. – Сюли. Я ведь любил её как младшую сестру. И правду говорят, – он ухмыльнулся, – нож в спину больнее всего ощущается от самых близких. Ибо закрыл лицо руками, просидев так пару десятков секунд, затем поднял голову и преувеличено бодро выпалил: – Я переживу, гэ, и ты переживешь. Мы все это переживём. Это станет нам уроком на всю жизнь, и мы не забудем эту боль, но свыкнемся с ней. Я всё еще хочу быть счастливым, и ничто, даже это, не должно мне помешать. Пальцы едва гнутся, когда он разжимает их, выпуская телефон из рук, и заваливается спиной на кровать. В квартире спасительная прохлада кондиционера сейчас пугает озябшим холодом, пробирающимся за ворот футболок. Брови Ибо заламываются в линию, когда он медленно выдыхает, после чего выражение его лица становится прежним, таким, каким было до признания Исюаня. Словно бы ему не плохо, а просто никак. И это ещё хуже. Старшему было бы легче, если бы тот накричал, выплеснул на него злость, ярость, скопившуюся усталость, но тот ничего не делал, аморфно лёжа на кровати. Исюань понимал, что он хотел бы этого, чтобы очистить свою совесть, но она запачкалась ещё сильнее, потому что Ибо не проявил ни капли негатива, отчего случившееся с ним ещё более тёмной кляксой расползалось по сознанию. Он не заслужил, и даже сейчас, в такой момент, Ибо всё ещё остаётся добр к нему. – Отвези меня к Сюли, где она, ты знаешь? – Ибо вновь резко садится, перепады его активности с инертностью слегка пугают, но Исюань вновь заталкивает непрошенные мысли на задворки рассудка. Исюань догадывается где она может быть и вызывает такси, пока Ибо метушится, стараясь собраться. Он не решился ему перечить. Ему нужно было с ней встретиться, значит всё, что в силах Исюаня – эту встречу организовать. Сюли находилась в здании ледовой арены, в кабинете своего дяди. Возле кабинета директора Чжао столпились зеваки, спортсмены, тренера, уборщицы и даже охрана, которая должна дежурить у главного входа. Ибо с Исюанем потерялись бы в этой толпе, если бы не нога Ибо, привлекающая слишком много внимания, и его костыли, без которых на значительные расстояния он не решался выходить. – Что происходит? – Ибо дёрнул за локоть ближайшего паренька. Тот покосился на его ногу, моментально признавая в нём признанную звезду их арены, а затем ответил: – Ты не в курсе ещё? С самого утра тут шмон, у директора Чжао и его племянницы нашли наркоту, и нехило так. Полиция получила анонимную наводку. На лице Ибо проявилась такая озадаченность, что парень решился на более подробные объяснения: – Зайди почитай, это главная новость с самого утра. Кто бы мог подумать, что директор Чжао торгует наркотой, так ещё и племянница его крепко сидит на ней. Они пока здесь до всех выяснений, но скорее всего, их увезут в участок. Ибо плотно сжал губы в тонкую линию, крепко хватая костыли до побеления костяшек. Было ли это случайностью? Да плевать. Ему сейчас нужно было увидеть Сюли, не разбираться, не кричать, просто узнать ответ на один единственный вопрос: «за что?». Пульс начал зашкаливать, но какое ему до этого дело, если ответ на его вопрос стоит в нескольких шагах от него, глядя с ярко выраженным испугом. Сердце бьется быстро, с силою ударяясь в ребра, хотя крайне сомнительно, чтобы оно при этом работало более усиленно, чем обыкновенно, посылая больший против обыкновенного приток крови ко всем частям тела, так как кожа при этом мгновенно бледнеет, как перед наступлением обморока. Взгляд глаза в глаза – навылет, насквозь. Ибо сделал несколько шагов по направлению к Сюли, та с каждой секундой бледнела сильнее. Она понимала, что он не идёт к ней удостовериться, точно ли это была она. Он знал наверняка. Путь ему преградил один из полицейских, выросший буквально из ниоткуда. – Господин Ван, – кажется, его здесь знали. Ещё бы, о его эпичном падении не слышал только слепой и глухой. – Вам нельзя приближаться к подозреваемым. Если у Вас есть какие-то вопросы или информация, Вы можете поговорить с капитаном. – Мне нужен ответ только на один вопрос от Чжао Сюли, – Ибо закусил губу, слегка опустив голову. К девушке его определённо не пустят, но узнать причину её предательства стало важнее всего, поэтому он решился. – Я могу попросить Вас передать его ей? – Господин Ван, сейчас здесь проводится операция, и никакие дополнительные происшествия не могут быть допущены, если они не касаются проводимой операции. – Я прошу Вас... – Что здесь происходит? – со спины к полицейскому подошёл капитан, руководивший обыском. – Здравствуйте! Меня зовут Ван Ибо, я здесь, чтобы задать вопрос Чжао Сюли, только один, мне очень нужен ответ на него, – быстро протараторил он, не дав полицейскому вставить и слова. Мужчина средних лет смерил его взглядом, а затем молча отступил вбок, давая парню пройти. Однако, как только тот сделал несколько шагов, капитан тут же нагнал его, вновь став перед ним. – Господин Ван, Ваш разговор с подозреваемой Чжао может быть расценен как сообщничество. Я передам ей Ваш вопрос, если посчитаю его безопасным. Взгляд мужчины оставался довольно суровым, и пускай он был ниже Ибо ростом, тот чувствовал напор и понимал, что у него нет ни возможностей, ни выбора. Хорошо, что ему вообще позволили хотя бы это. – Спросите у неё, – его голос слегка сел, и ему пришлось прочистить горло, формулировка должна была быть безопасной в первую очередь для него самого, – почему она меня ненавидит? Капитан посмотрел на него как на умалишенного. – Господин Ван, любовные разборки сейчас неуместны, – начал он было, но Ибо его перебил. – Это не относится к любовным разборкам, она поймёт о чем я, прошу Вас. Мужчина с сомнением покосился на него, помолчав несколько долгих секунд. Затем глубоко вздохнул и, круто развернувшись, направился к Сюли. Вернулся он так же быстро, стремительным шагом преодолевая расстояние между ними. Всё это время Ибо неотрывно наблюдал за девушкой, как шевелятся её обескровленные губы, как глаза смотрят в пол, он больше не смог поймать её взгляд. Так в принципе нельзя было делать, офицеры имели полное право ему отказать, потому что в этой ситуации – это действительно недопустимо. Как капитан вообще на это согласился, пожалел его или просто проникся его взглядом побитой собаки? Ибо было плевать на его мотивы, его интересовал только ответ на свой вопрос. И надо было подождать, не лететь туда сломя голову, не устраивать этот цирк на виду у всех, надо было успокоиться и позже найти способ поговорить с Сюли нормально, услышать адекватные объяснения, вникнуть в основания, которые стали почвой для предательства. Но, кажется, с него и без того смеются уже все кому не лень. Настоящий идиот, дурак, возомнивший о себе невесть что, теперь среди работников арены и за её пределами пойдут слухи о его невменяемом состоянии, о странном поведении. Ибо не было плевать на всё это, сидя в такси, которое везло его обратно домой, он осознавал какую глупость совершил, но если бы он подождал ещё хотя бы минуту без ответа, мозг бы разорвался от смешанных эмоций, что и без того хлёсткими пощёчинами насиловали разум. Достало! Господи, как его всё это достало! Почему в тот момент, когда он начинает привыкать, когда смиряется, адаптируется, верит в счастье и отпускает прошлое, оно само появляется вновь перед ним, бьёт наотмашь и насмешливо скалится, всем своим видом олицетворяя глумление судьбы над ним. Его мутило от желчи, которой была пропитана атмосфера вокруг него, хотелось на свежий воздух, и он открыл окно, моментально вдыхая спасительный кислород, что легким ветром от движения машины залетал в салон. Пальцы непроизвольно сжались на ручке двери, штормовая волна осознания всего происходящего сокрушительной лавиной обрушилась на него, окатив волной опустошения и банальной обиды. Дома он первым делом умылся, чувствуя как холодные капли медленно скатываются по подбородку вниз, по шее и за ворот футболки. Плевать. Он поплелся в спальню, осторожно садясь на край кровати, а затем растекаясь звёздочкой по покрывалу. Открыв ту самую статью, он перечитал её дважды, потом откинул телефон и молча смотрел в потолок. Он устал думать, устал страдать. Желание по-прежнему оставаться счастливым никуда не делось, сейчас оно в разы усилилось, не смотря на скручивающую душу в спираль боль. Девушка конечно поняла о чем он, хорошо хоть капитан не допёр, хотя, какая уже разница, он и без того стал посмешищем на весь город, если не страну. Это была ревность. Ёбаная ревность, обида, что Ибо не с ней. Ничего банальнее и тупее и придумать невозможно, но эта самая тупая банальность выжгла свет из его жизни, заменив его на ночные ужасы. Ему не хотелось никакого возмездия, но почему-то казалось, что наркотики найдены у них неспроста. Если бы остались силы думать, он бы непременно попытался проанализировать в чём дело, разложить по полочкам, но сейчас хотелось просто себя пожалеть. Получить серьёзную, страшную травму просто потому, что один близкий человек не смог разобраться со своим прошлым вовремя. Захлебнуться в предательстве, потому что не ответил взаимностью на чувства, которых даже не видел, не замечал. Он всегда считал её своей младшей сестрой, помогал заниматься, всегда был открыт к диалогу, радовался её достижениям, утешал, когда требовалось его мужское плечо. Ибо жил в своём собственном счастливом мире, в вакууме, где нет места боли и отчаянию, забывая о том, что реальный мир другой, он жестокий и коварный, он двуличный и несправедливый. Неужели он настолько отдалился от реального существования, что сейчас не может собрать воедино частички потерянного себя? Одну часть души он оставил ещё там, на льду, вторую потерял час назад. Собрать его воедино под силу Сяо Чжаню, но Ибо понимал как тяжело тому приходится. Неужели он не сумеет сам выбраться из ямы, в которую его бросили, предательски отпустив руки. Чжань и без того слишком много для него делает, и пускай в этом и состояли их отношения, в этом и заключалась любовь, но ему стоило сейчас самому справиться с беспросветным стрессом, иначе нет никаких гарантий, что подобное не повторится. Ему надо выточить из себя силу, характер, стать неуязвимым, лично побороть в себе бурю, утихомирить её, обуздать. Только тогда он сумеет вернуться к тому, что значит «жизнь».