***
Егор честно старался не поддаваться волнению и идти спокойно, но сдался и к подъезду Владоса, его лучшего друга детства, прилетел уже весь вспотевший и запыхавшийся, собрав по пути всю луже-снежную мешанину. В ушах стучал пульс, а дышать морозным воздухом становилось больно. Одновременно было жарко и холодно, а расстёгнутая куртка положение не спасала, — кажется, только усугубила. Егор оглянулся — неужели он действительно пробежал весь этот путь? — и, кажется, постепенно вернулся в эту реальность. Своя собственная спешка вдруг показалась очень глупой и смешной, но, тем не менее, она себя немного оправдала — в домофон звонить не пришлось, парень втиснулся сразу после подозрительно скосившейся на него бабки. Егор почему-то решил подняться на четвёртый этаж по лестнице, и это, как ни странно, составило некую трудность для человека, пробежавшего несколько улиц. В дверь он звонил уже полу подыхая, а потому обеспокоенный взгляд Владоса, конечно, был более, чем логичен. — За тобой хвост или чё? — Владос с опаской глянул за Егора, очевидно, ожидая увидеть что угодно, любую угрозу, от которой можно так улепётывать. — Чё? Егор в принципе, по жизни не особо шибко соображал, а в такой-то момент и подавно. Наверное, он очень уморно неодупляюще стоял с раскрытым ртом, потому что Владос не выдержал и рассмеялся. — Заходи давай уже. Пройдя в квартиру, Егор ожидал хотя бы какого-то приветствия, но вместо него получил красноречивый взгляд, передающий ни капли не прикрытое недовольство. От одного зрительного контакта со злым Дим Димычем, "длинным" чуваком с волчьим оскалом, всегда хотелось трусливо сбежать. А самое страшное, когда ты без понятия, что натворил. — Мы только Антоху выпнуть хотели, а тут ещё и ты припёрся… — Димин взгляд, как и оскал, вдруг стали смеющимися, а оттого ещё более напрягающими. — В смысле? Зачем выпнуть? — Егор растерянно поискал взглядом словившего дзен Тоху, на которого сразу и не обратил внимания, затем озадаченно оглянулся на Владоса — тот неловко улыбался, как будто сам ничего не понимал. Со временем, Егор, конечно, осознал, что к чему. Трудно было не замечать, как всё время их импровизированной тусовки кое-какие личности друг от друга не отлипали. По этой причине Егор старался находиться чаще в обществе Антона Диктатора, вечно выпившего свойского чела (который, похоже, нарёк себя Диктатором самолично). Он спокойно упивался всем, чем положено, и травил охуительные истории, ни одну из которых Егор не слушал, будучи крайне — даже излишне — озабоченным интересом Димы к Владосу… или Владоса к Диме — Егор особо не понимал, но первый вариант почему-то звучал не так противно. Что вообще с ними происходит? Это они так всегда, или Егор просто не замечал? Почему он вообще так беспокоится на этот счёт? Почему ему не всё равно? — Почему, блять? — случайно озвучил надоедливую мысль Балаев, когда Владос с Димой ушли на балкон перекурить. Антон Диктатор, вечно выпивший свойский чел, как всегда всё слышал. — Чё такое, мужик? — Да… — Егор хотел было бросить «забей», но вдруг ему стало кое-что интересно: — Слушай, а ты не замечал, давно они такие странные? — Кто? — Ну, они… Димыч и Владос. — Егор махнул рукой в сторону, куда ушли пацаны. — А... а чё с ними не так? Антон как-то подозрительно сощурил глаза, и Егор уже был готов сожалеть о своих словах — мало ли, что эти читинцы могут счесть оскорбительным. — Да ничё так-то... От неловкого молчания Егор спрятался в стакане какой-то жёлтоватой бурды. Пауза была такой долгой, что ответ Диктатора прозвучал даже неожиданно: — Бля, ну ты это, если беспокоит чё-то, ты не придавай этому значения особо, окей? Диман чувак нормальный, не бойся его. Ни тебя, ни Владика твоего не обидит. Антон усмехнулся. Егор мысленно выдохнул — вроде бы, не сболтнул лишнего. — Спасибо, не сомневаюсь. — Те подлить? — Не, спасибо. Егор вдруг осознал, что сегодня даже почти и не пил вовсе, и не то чтобы это на него похоже. Он наблюдал за Антоном, виртуозно мешающим в стакане водку с соком, и неожиданно, невольно задумался, как обычно такие моменты проводил с Русланом. Нет, Диктатор, конечно, тоже заебатый друг, но до Руслана ему далеко. «Руслан, он… особенный» — замечтался Егор и сам не заметил, как стал глупо и широко улыбаться. Диктатор усмехнулся и сказал что-то, наверняка, на этот счёт, но Егор ни слова не разобрал, да и не то чтобы ему было не всё равно. Владос с Димой, тем временем, беззаботно посмеиваясь, вернулись в комнату, и Егор тут же переменился в лице. Ему захотелось выколоть себе глаза, чтобы не видеть их рядом на расстоянии до пяти метров. В их обществе Егор чувствовал невыносимое одиночество, стараясь убедить себя, что он просто ревнует своего лучшего друга, а не завидует чужому счастью. Егора, на самом деле, очень пугает правдоподобность мысли, что ему действительно просто завидно. Ему же тоже было бы за кем таскаться повсюду, если бы пришёл Руслан. Он же бы абсолютно не обращал внимание на этих двоих, если бы Руслан был рядом. От этих размышлений с Егором вдруг случилось нечто, что он не ощущал, наверное, с самого детства. Всё тело начало покрываться потом, сердце забилось, а запахи и звуки вдруг стали такими резкими и сильными… особенно его запах. Удивительно, как сильно на самом деле пропахла Русом квартира Владоса. Ощущалось это настолько отчётливо, будто он в самом деле сейчас совсем рядом. — Ты так вкусно пахнешь, малой. И вообще вкусный. Как… как цветочек. Очередной неловкий комплимент Рус, наверняка, придумывал и учил неделю и, произнося его, смущался не меньше Егора. Егор прекрасно его помнил, слово в слово. Он будто снова слышал всё это, чувствовал эти трепетные прикосновения к волосам и осторожные к раскрасневшимся от холода и смущения щекам. В голове заели пластинки, повторяющие «вкусный», «малой», «цветочек»… Только вот, всего этого Рус никогда не произносил наяву. Влюблённого в него Руса никогда не существовало нигде, кроме снов. Отвратительно. — Че такой загруженный, Ега? Похуёвело? — вдруг обеспокоился трижды ёбанный Дим Димыч, прервав ради него какой-то свой интереснейший словесный поток. Вот пристал (и главное, как же вовремя!). Своей заботой он, конечно же, привлёк к Егору внимание всех присутствующих, и те принялись глазеть на бедного парнишку. В ответ, по правде, Егору хотелось просто завыть. Он чувствовал себя таким забитым и уязвимым в данный момент. Что они от него хотят? Сказать им правду? А Егор-то сам её знает? — Киря с Русом на звонки не отвечают, — выдавил Балаев что-то около правдивое. — У меня плохое предчувствие. — Чего-чего? Предчувствие? Ты извини, у тебя, может, того, температура? — забеспокоился Владос без тени издёвки, но врезать ему почему-то всё равно захотелось. «Не температура, а шиза, блять» — мысленно огрызнулся Егор. Он нечаянно заметил, как осуждающе Диктатор зыркнул на Владоса, и тот в ответ растерянно пожал плечами. Владос, похоже, не был в курсе рамсов читинцев с теми парнями. А может, только Рус им перешёл дорогу? Может, именно поэтому его нет сейчас здесь, с ними? Может, именно поэтому его номер недоступен? Егор крепко зажмурился, до звёздочек перед глазами, чтобы прогнать эти мысли. — Наверное… Мне пора, кажется. Пацаны переглянулись, наверняка давно понимая, что с Егором творится что-то не то. Голова пошла кругом. Быстрее свалить — и дело с концом. — Уже? — Не знаю. Да. — Мы можем тебя проводить, Ег. Владос неловко улыбался. Егору хотелось махать кулаками в разные стороны и орать, чтобы они все (и в частности Владос) отъебались уже. Он больно, со всей силы прикусил нижнюю губу, чтобы хотя бы позорно не завыть. Владос его ещё никогда так не злил и не расстраивал, как сегодня, и Егор видел в этом какую-то не совсем определённую, но всё же свою вину. — Не можете. То есть, не надо, пожалуйста… Егор произнёс эти слова таким затравленным, жалким тоном, что, наверное, сам себе бы врезал за такое. Но пацаны ничего не сказали, и Владос без вопросов выпроводил его до двери. — Береги себя, брат. — Владос тепло улыбнулся и протянул руку, чтобы как следует попрощаться. За спиной закрылась дверь квартиры. Егор всем телом оперся о перила лестницы, в шаге от того, чтобы потерять сознание. Стоило ему остаться в одиночестве, как тут же нахлынуло всё, что Егор пытался сдержать. Его то ли затошнило, то ли голова закружилась, то ли он просто начал медленно, но верно умирать. Образы Кири и Руслана навязчиво, угнетающе замерцали в голове. Хотелось убежать подальше из этого дома, как будто в другом месте эти мысли до него не доберутся. Как иронично: пару часов назад Егор летел в этот дом со скоростью света, а теперь мечтает быстрее сделать от него ноги. Вот только Егору снова, совсем без иронии страшно, и он снова не отдаёт себе отчёт, куда он вообще так спешит: дома может снова оказаться рассерженный отец, а идти ему больше некуда. Егор достаёт телефон в надежде на чудесное спасение, и оно, спасение, свершается. «Ты звонил. С тобой всё в порядке?» — светится сообщение вместе с парой пропущенных от Кири. Егор мнётся прежде чем напечатать ответное неуверенное «да» и спросить, где сейчас Киря и родаки. «Я дома. Один» Егор устало выдыхает, обессилив от облегчения. Домой. Туда, где самый близкий человек ждёт живой и здоровый, где его успокоят и защитят. Наконец-то.***
— Ты что сделал? С порога Егора встретили не хлебом с солью и даже не приветом, а сухим и гордым «я его отпиздил». — Ну ты из-за этого, из-за Руса ебаного, расстраивался и переживал, я же не… — Кирилл резко замолчал, споткнувшись о совсем не радостное ошеломнение на лице брата. Из рук Егора вывалилась шапка. Он вмиг побледнел, застыл, ошарашенно раскрыв рот, и заговорил не своим голосом, тихо, хриповато, чеканя каждое слово: — Я тебя просил? — Нет, но… — Я просил тебя?! Егор перешёл на крик, непроизвольно, отрывисто дёргая руками. Кирилл вжал голову в плечи, сам напуганный тем, что вытворил. — Вечно, сука, лезешь не в своё дело! От тебя одни проблемы! Одни проблемы, слышишь, блять! Я тебя ненавижу! Ненавижу! Егор, выкрикивая страшные слова, схватился за футболку Кири, и притянул его к себе — точнее, Киря позволил ему это сделать. Егор замахнулся, хотел ударить — не смог. Дрожащая рука, крепко сжатая в кулак, повисла в сантиметрах десяти от лица Кирилла, а он даже не пытался увернуться. — Бей, — произнёс Кирилл с пугающим спокойствием в голосе. — Не могу. — Бей! Кирилл смотрел в глаза Егора с такой глубочайшей виной, какую не испытывал никогда, и этот взгляд парализовывал, колол, вонзался, доставлял сильнейшую боль. Оба понимали, что то, что Егор собирался сделать, заслуженно. Но рука, действительно, не поднималась. Егор выпустил Кирю из захвата. Сделал шаг назад, уперевшись в стену. И заплакал. — Ега, солнышко... У Кирилла в груди что-то страшно-престрашно заныло и бесконечно сильно заболело от вида слёз на Егоровых щеках. Киря аккуратно приобнял брата, осторожно погладил по голове, приговаривая ласковые слова. Егор в ответ вцепился в него, обнял со всей силы и завыл ещё отчаяннее. — Прости меня. Пожалуйста, прости меня, радость... Несколько минут они просидели неподвижно в практически полной тишине, прерываемой только судорожными всхлипами, но оба ощущали, будто прошла вечность. Егор был готов прямо сейчас свалиться в обморок, а Кирилл — провалиться под землю. Старший Балаев не мог поверить, что действительно довёл до такого состояния самого дорогого человека, которого всегда оберегал от любого, малейше негативного опыта, и решил, что, наверное, он действительно достоин отвращения. Но Егор сейчас не испытывал к нему ни капли той выдуманной ненависти, о которой истерично кричал. Он так изголодался по человеческому теплу и любви, которую так отчаянно пытался добиться не там, где её действительно хотели дать, что не мог сейчас думать ни о чём, кроме того, как же сильно он устал и как же сильно он скучал. Он так скучал по тому самому Кире, который всегда был рядом, но которого он так старательно отталкивал, провоцируя на конфликты из-за малейшего недопонимания, случайного промаха или небрежно брошенной фразы. Егор, наверное, ни к кому больше не испытывал таких тёплых чувств, как к своему старшему брату.