Проволока из одуванчиков

За свои долгие двадцать с лишним лет жизни Кирилл Балаев уйму раз слышал, что дети — цветы бытия, и что чтобы они росли прекраснейшим образом, благоухая для всеобщей радости, их вполне достаточно удобрять время от времени и поливать около раза в день (хотя можно и в два, и в три — перетерпят). Однако, в реальности же дела с воспитанием «цветов» обстояли несколько по-другому — вероятно, настолько по-другому, что для родителей Кирилла и Егора вырастить своих же отпрысков оказалось непосильной задачей, и потому Кириллу с детства пришлось взвалить на себя всё бремя ответственности за младшего брата и его жизнь. Кирилл всегда впрягался за Егора, когда тот впутывался в неприятности, и принимал весь удар — в самом прямейшем смысле этого слова — на свою голову. Кирилл выслушивал материнские истерики, чтобы Егор их лишний раз не заставал, разбивал чужие лица (и своё не всегда сохранял в целостности), чтобы какие-то люди не делали то же с Егоркой. Все синяки, что должны были оказаться на теле Егора, Кирилл предпочитал получать сам, а особенно предпочтительным оказывалось утаивание от Егора каждого подобного случая. Егор же неустанно пытался убедить Кирилла, что он не меньше за своего братана переживает, и тот вовсе не обязан постоянно встревать в неприятности из-за мелкого непутёвого "цветочка". Кирилл, конечно, подобные изречения преспокойно пропускал мимо ушей, каждый раз корча такое совестливое лицо, что Егорка из раза в раз ему действительно верил (или просто делал вид). — Егор, где взрослые? Каждый раз, приходя домой, Кирилл задавал своему семнадцатилетнему брату один и тот же бессмысленный вопрос, ещё заранее зная, что в который раз взрослых (слово родители в этом доме говорить как-то не было принято) дома не окажется. Что одна, что второй, должно быть, на работе, и ждать их к ужину смысла нет. Отец вообще обычно никогда не спешил домой после смены и приезжал сюда только чтобы переночевать, если не решит сделать это у очередных друзей-торчей. — Съебались они. К счастью. Егор сидел на их тесной, зато очень уютной и светлой кухоньке, гоняя "пустой" чай из большой батиной кружки, и, видимо, настолько внимательно набирал что-то на своём разбитом телефончике, что когда Кирилл зашёл, тот на него даже не посмотрел. Старшему Балаеву всегда была некомфортна даже малейшая отстранённость брата, поэтому перебороть непонятное желание перетянуть всё внимание Егора на себя далось с трудом. Егор, конечно же, не обязан каждый раз встречать Кирилла со смены с залпами фейерверков и радостными возгласами — Кирилл, конечно же, это понимает, но докопаться хочется. А ещё невыносимо хочется быстро набить чем-нибудь брюхо. — Ты в школу-то ходил? — спросил Кирилл, чтобы хоть что-нибудь спросить, и с увлечением принялся штурмовать холодос и всевозможные шкафчики-полочки не сгибающимися от пережитого февральского холода пальцами. — Не особо. — Это как понимать? Егор попытался что-то сказать, но противно скрипящие дверцы кухонного шкафчика его перебили. — Чего-чего? — Я говорю, я пришёл и ушёл. — Ну ясно. — Кирилл придирчиво повертел в руках коробку овсянки в пакетиках и что-то невнятно, но очень недовольно пробубнил, пошмыгивая носом — от холода, разумеется, но вышло несколько жалобно. — Кирь, я тебе там сосиски оставил в кастрюле, на плите. Кирилл опустил взгляд — на плите действительно находилась небольшая симпатичная кастрюлька, и в кастрюльке, как оказалось, действительно отдыхали сосиски (Кирилл даже приулыбнулся невольно, встретившись с ними взглядами). Знал бы Егор, каким до ужаса заботливым и чутким в глазах брата он сейчас выглядел. — Блин, спасибо. Так с какого урока свалил хоть? — С третьего, с биологии. — Егор последним глотком покончил с чаепитием и принялся ковырять ложкой бедный пакетик "Гринфилда". — Два урока только осилил, серьёзно? — Кирилл издевательски усмехнулся, в следующее же мгновение спиной почувствовав обиженный взгляд, и невозмутимо принялся делать себе кофе. Егор даже на секунду прекратил издевательства над чайным пакетиком после такого наглейшего покушения на его честь (вообще-то не два урока, а два с половиной!), и он бы наверняка вот сейчас сгенерировал какую-нибудь ответочку, но вместо этого выдал действенное, старое-доброе приглашение удалиться из его общества: — Ой, иди на хуй, а. — Понял. Что проходите хоть? Егор задумчиво почесал затылок — скорее всего, придумывал ответ на ходу. — Да какую-то залупу цветочную. — Это что-то из разряда анатомии или ботаники? — деловито поинтересовался Кирилл. — И то, и то. Цветочная же залупа, говорю. От нелепости своих же шуток оба засмеялись, синхронно с визгом вскипевшего чайника. — Ладно, я это... к другу пошёл. Егор вдруг встал из-за стола, со смачным звуком отлепив руку от клеёнки и неловко убрав телефон в карман. В голове Кирилла в этот момент щёлкнули тумблер, и за одну секунду он перестал веселиться. — К кому это? — Кирилл резко обернулся и столкнулся своим недоверчивым взглядом с абсолютно спокойными глазами Егора. — К Руслану. — Егор ответил так быстро и уверенно, как будто бы даже не врал, как будто бы в действительности не собирался на какую-нибудь сомнительную тусовку под прикрытием некоего Руслана. Руслан... Друг, значит. А вот это уже интересно: что-то Кирилл не припоминает, чтобы у Егора были какие-то Русланы, у которых он бы мог погостить. И ничего хорошего это предвещать не могло. — А кто такой Руслан? Не тот ли торчок, с которым ты летом таскался? Егор, кажется, вздрогнул и напрягся, как обычно то происходило при разговорах о бесконечно сменяющихся Илюхах, Серёгах и Лёхах. Как-то так получалось всегда, что к нему тянулись самые сомнительные люди, каждого из которых Кирилл просто ненавидел. — Серёга, — раздражённо напомнил Егор, — его звали Серёга, и он никогда не был торчем, ты же знаешь... — Мне похуй. Он? — Нет. — А кто? — Не знаешь ты его. — Так познакомь нас! Кирилл, ни с того, ни с сего, перешёл с обычного громкого голоса на самый настоящий крик. Егор застыл — брат редко на него злился и ещё реже повышал голос, — и Кириллу даже показалось, что Егор в растерянности сейчас либо заплачет, либо вмажет ему, но притормаживать уже не стал — не смог. — А что? Ты же постоянно спешишь к кому-то вечерами, постоянно где-то шляешься допоздна. А на брата родного тебе всегда плевать было. Потом только "Киря, помоги", "Киря, я был не прав"... Ты же знаешь, что ты всегда всё делаешь неправильно. Ты вообще хоть раз меня послушать можешь?! Обо мне подумать на секунду? На мгновение в комнате повисла тяжёлая, почти что ощутимая физически, напряжённая тишина. Егор первый раз тогда посмотрел на брата так обозлённо и с такой ненавистью, будто Кирилл ему — чужой человек. Холодный, жестокий, безразличный — чужой. От этого страшного взгляда внутри Кирилла что-то истошно закричало и умерло. Егор испуганно сделал шаг назад. Детская обида заставила его сжать кулаки и часто-часто заморгать. Детская обида заблестела в глазах и заныла в груди. — Да ты... блять... ненавижу! Егор вылетел из комнаты, не вписавшись в поворот и ударившись об косяк. Кирилл молча смотрел ему в след, дрожа от ярости, и очнулся только от хлопка дверью. Эмоции разом отступили, и, завалившись на кухонную тумбу, он впился дрожащими пальцами в свои волосы. В голове не укладывалось — они же только что мило беседовали и смеялись, неужели Кирилл опять всё испортил? неужели он мог себя настолько не контролировать? неужели он не справился? Кирилл в отчаянии вмазал кулаком в стену так, что костяшки заныли. В голове на десятый раз навязчиво прозвучала одна-единственная мысль — не справился...

***

Вернулся Егор рано утром — взволнованный, потрёпанный, выпивший, замёрзший. Разбудил Кирилла, зачем-то начал сбивчиво извиняться и нести что-то про деньги. — Ега, Ега, успокойся. Что случилось? — сонный Кирилл прервал путаный поток мысли Егора, от чего тот только больше занервничал. — Блять, блять, читинцы ебанные! Мне... то есть нам пиздец! Кирилл плохо соображал и совсем ничего из слов брата не понял, но перепугался заранее — Егор выглядел так, словно только что столкнулся со сворой бешеных собак. — Зачем пиздец? Кому "нам"? — Я... — парень судорожно сглотнул и нервным движением пригладил свои кудрявые волосы, — не знаю! Кирилл аккуратно взял его за руку и тихонько начал поглаживать — раньше маленького Егорку это всегда успокаивало, когда тот вскакивал от ночных кошмаров. В такие моменты его трясло точно так же, как трясёт семнадцатилетнего Егора сейчас, и сжимал Кирину руку он тогда точно так же испуганно, хватался за неё так, словно если отпустит — свалится в пропасть. «Тш-ш, вдох-выдох» Холодные руки Кирилла со всей силы сжимали в объятиях дрожащего, бледного третьеклассника Егорку. Малыш навзрыд рыдал в подставленное братом плечо, готовый сейчас же свалиться в обморок. «Это просто сон, в жизни всё хорошо» До мальчиков донёсся скрип кровати — Егор тут же задержал дыхание и попытался утихнуть. Если родители увидят, как он плачет, станет только хуже. Если хоть кто-нибудь увидит... «Я здесь. Никто тебя не тронет» Кирилл дышит глубоко и размеренно — Егор пытается перенять этот темп, но судорожные всхлипы остановить не получается. Образ кого-то большого, сильного и злого не выходит из головы, маячит перед глазами обрывками сна. Егор хочет поверить брату, но он точно знает, что кто-то его ещё обязательно «тронет». «Егорка... спокойно, спокойно...» — Спокойно, спокойно, — Кирилл перешёл на медленный, гипнотический шёпот на ухо. — Всё, тихо. Пошли, выпьешь чаю? Егор молчал — точно хотел что-то сказать, но не мог решиться. — Мне бы, — замялся, — мне бы водки. — Ты не... — Егор вжал голову в плечи таким жалким образом, что Кирилл моментально прикусил язык, опасаясь выдать лишнего. — Ладно, всё, всё. Пошли, разберёмся. Следующие несколько минут они провели в гробовой тишине кухни и напряжённо думали — каждый о своём. Очередная новая ночь ничем не отличалась от предыдущей. За окном темно и тихо. Район спокойно спал, и только из их окна, кажется, светило. Маленький Егорка затравленно, забито вжимался в стену и часто-часто набирал в грудь воздуха, пытаясь нормально задышать. Очередной кошмар ничем не отличался от предыдущего. Герои, конечно, менялись: неадекватный отец с тяжёлой стеклянной бутылкой, местные хулиганы постарше, собаки, которых мальчик жутко боялся; но суть оставалась прежней — каждый раз было одинаково больно. Просыпаясь, Егор ещё с минуту чувствовал эту невыносимую фантомную боль, которая парализовывала всё его маленькое хрупкое тело. — Вот, выпей. В поле зрения вдруг появился Кирилл, вложил в руки Егорке стакан тёплого зелёного чая. Егорка осушил его в пару глотков и тихо, дрожащим голосом попросил: «ещё»... — Лучше? — Кирилл заговорил первым, тогда, когда Егор по всем признакам выдавал внешнее спокойствие. — Угу. Кирилл присел на корточки перед неподвижно сидящим Егором и бережно погладил его по косматой голове. — Сможешь рассказать всё с самого начала? — Он сам удивился своему дрогнувшему голосу, но Егор, наверняка, даже не обратил на это внимание. — Попробую... — Парень зажмурился, пытаясь собрать свои мысли в некую однородную субстанцию. — Короче, блять, наш Владос меня познакомил с пацанами. Охуенная компания, правда, нормальные люди! Они аж из Читы все втроём приехали учиться. Пиздато мы тусили с ними... А я не знал, короче, что у них рамсы там с кем-то, честно! Я сидел с Хэмпом...ну, с Русланом на хате. А к нему пришёл какой-то незнакомый двухметровый хуй. Они сперва о чём-то базарили долго, потом пиздиться начали. Я лезть не стал — зассал нахуй, да и Рус просил к ним не высовываться... Ну и вот, хуй двухметровый ушёл, а Рус мне потом и сказал, что они на бабки попали, сука... Я должен ему помочь, Кирь, понимаешь? Егор говорил быстро, непонятно, с такой плотностью матов, какой в его речи не было давно. Но Кирилл слушал внимательно и молча и на этот раз, кажется, уловил суть. — Нет, Ега, пожалуйста. Ты не будешь в это лезть, хорошо? Завтра я что-нибудь придумаю и сам всё решу, слышишь? — Кирилл умоляюще заглянул в уставшие и покрасневшие глаза собеседника, на что тот только несогласно помотал головой, возражая Кириллу со странной решимостью. — А вдруг тебя тоже... — Что "меня тоже"? — Ну...найдут? Егор одним резким движением спрятал лицо за ладонями и тихо, страдальчески промычал-простонал. Кирилл без лишних слов встал и полез в холодос за успокоительным. — Так, перестань. Просто забудь обо всём этом и больше никогда не таскайся с ними, хорошо? — А как же Руслан? — расстроенно пробубнил Егор, теребя несчастную таблетку пустырника. — Тебе он так важен? Егор вдруг вздрогнул, затравленно опустив голову, и непроизвольно сжал кулаки. — Эй, ты чего? — Кирилл озабоченно, отрезвляюще прикоснулся самыми кончиками пальцев к его щеке, но Егор и не шелохнулся. — Ничего, — наконец очнулся младший, — дашь закурить? — Конечно. Кирилл махнул рукой, призывая пойти за ним в коридор, и уже там принялся шариться в своей куртке. — Вот. С ментолом, как любишь. Егор вымученно, но искренне, благодарно улыбнулся впервые за ночь (или утро?). — Ега, — окликнул Кирилл, когда Егор уже развернулся и пошёл на балкон. — Всё будет хорошо, понял? Егор застыл и простоял, как истукан, секунд десять. И в следующее мгновение, чуть не сшибя брата с ног, рванул в его цепкие объятия.