Тяжёлое испытание

– Ал, почему мы здесь? – Эдвард нервно переминался с ноги на ногу, стягивая с ладоней тёплые перчатки, пока Альфонс стряхивал со своего пальто мелкие не растаявшие снежинки. Старший в принципе начал нервничать, когда Ал направился в сторону больницы, ещё больше напрягся, когда они прошли в печально знакомое им обоим онкологическое отделение, и совсем распереживался, когда младший свернул в сторону палат интенсивной терапии. Какое это могло иметь отношение к его коротко остриженным волосам? – Сейчас увидишь, – Ал обернулся через плечо, грустно улыбнулся Эду и протянул что-то зажатое в ладони. – Возьми, ты поймёшь, когда и зачем отдать. – Что это? – Эдвард в недоумении вздёрнул брови, разглядывая маленькую аккуратную заколку с алмазными камушками на месте лепестков лилий. – Ал, что всё это… Тот потряс головой и, не дав ему договорить, осторожно постучался в дверь палаты. – Войдите, войдите! – ответил ему внезапно счастливый и весёлый детский голос. У Эда глаза на лоб полезли, и он так и застыл с открытым ртом на пороге, когда Ал, толкнув дверь, приветливо помахал рукой: – Лили, с днём рождения тебя! Я вчера тебе не сказал, как меня зовут, а теперь могу – я Альфонс Элрик, Воздушный алхимик, а это – мой старший братик Эдвард Элрик, Стальной алхимик! Худенькая девочка лет семи, сидящая на больничной койке, восторженно ахнула, захлопала в ладоши и затараторила что-то бессвязно счастливое. Эд даже не сразу понял, что именно, потому что взгляд его зацепился за совершенно другое – по узким плечам ребёнка роскошным золотым водопадом рассыпались до боли в груди знакомые ему локоны. – Господин Альфонс… – Просто Ал. – Ал, где же ваши… твои… волосы?! – А я проспорил, – не моргнув и глазом, весело ответил Альфонс, усаживаясь на стул рядом с её кроватью. – Во-первых, я давно уже думал, что надо немного подстричься, а во-вторых – проспорил лучшему другу, что, если он выполнит мою просьбу, то я обрежу их совсем коротко… ну и вот! – Но как же… как же косы? – девочка испуганно всплеснула руками. – А твой брат?.. Ты же говорил мне, что очень любишь, когда он их тебе расчёсывает и заплетает… – Я отращу заново, – Ал подмигнул ей. – А пока сам буду расчёсывать и заплетать волосы брату… да, Эд? – Конечно, – тот, наконец, сумел взять себя в руки и широко улыбнулся своей новой знакомой. – Я, конечно, буду по ним скучать, но они и впрямь скоро отрастут… а тебе, кажется, очень подойдёт теперь вот это, не правда ли? – подойдя к кровати, он наклонился к девочке и протянул ей ладонь. – Тебя Лилия зовут, да? Золотой и белый очень красиво сочетаются! Девочка, немного робея перед новым человеком, опустила глаза на ладонь Эдварда, – и тут же её стеснение как рукой сняло. – Какая красота! Это мне? Это правда мне? – Конечно тебе, – Эд дёрнул уголком губ. – Хочешь, я заколю? – Да, пожалуйста! Когда он аккуратно закрепил ей прядь над ухом, она неожиданно подпрыгнула и обвила его шею руками. – Спасибо вам большое, господин Эдвард! – Просто Эд – как мой брат просто Ал, – старший Элрик растроганно погладил её по спине с выпирающими позвонками и искоса взглянул на младшего. Тот тепло улыбался ему, словно извиняясь. Но оба понимали, кого она им напомнила. «Теперь ты не сердишься на меня?» «Совсем не сержусь. И не сердился. Я просто испугался» «Спасибо» «А ей…» «Да. Совсем недолго осталось. А сегодня у неё день рождения. У её родителей совсем нет денег, всё ушло на лекарства. Я оплатил часть лечения и… и вот» «Ты просто…» «Дурак?» «Нет, Ал. Ты самый добрый и хороший человек из всех, кого я знаю» Альфонс, покраснев, опустил глаза в пол, а Лили вдруг спросила: – Господин… то есть, Эд, а правда, что у вас… тебя такие же красивые и длинные волосы, как были у Ала, и даже ещё лучше? Эд фыркнул, бережно усаживая её обратно на кровать и укрывая одеялом. – Ну, мне самому-то так не кажется, но брат считает… – Смотри сама, – перебил его вдруг младший, почти незаметным, лёгким движением руки развязав резинку, стягивающую хвост на затылке Эда. – Альфонс! – Ух ты, ничего себе… – заворожённо выдохнула девочка. Эд, начавший было грозить Алу кулаком, осёкся, заливаясь краской под её взглядом. – И правда, такие же красивые, только чуть-чуть более прямые и светлые! Вот бы мне увидеть вас обоих с длинными!.. – Держи, – Ал вытащил из нагрудного кармана небольшую фотокарточку и протянул её Лили. Эдвард ошарашенно уставился на него. – Ал, какого… – Лили, можешь оставить себе, у меня таких несколько, – Альфонс прикусил губу, чтобы казаться серьёзным. – Просто наши друзья однажды попросили нас распустить волосы… и потом сфотографировали. – И почему же у меня до сих пор нет такой карточки, а, братец? – Да потому что их только вчера распечатали, и я не успел тебе отдать, мы же поссорились… Держи. – Вы поссорились? – Лили испуганно подняла на них глаза, пока Эдвард с удовольствием разглядывал фотографию. – Ничего страшного, мы уже помирились, – Ал успокаивающе кивнул ей. – Это из-за моей глупости было, – Эд неловко пожал плечами, убирая фото в нагрудный карман. – Я просто… слишком люблю брата, вот и накручиваю себя и его по поводу и без. – Но вам же нельзя ссориться! – Лили вдруг до того сердито скрестила руки на груди, что Элрики изумлённо переглянулись. – Почему… нельзя? – проморгавшись, поинтересовался Альфонс. – Потому что вы такие красивые и счастливые, когда вместе, а когда ссоритесь, получается, вы по одному остаётесь и начинаете сердиться и грустить, а мне говорили, что сердиться и грустить вредно, люди от этого портятся, как яблоки, которые долго лежат! Ал прыснул от смеха, а Эд с непроницаемым лицом нарочито тяжело вздохнул: – Да-а, я вот вчера совсем испортился, именно что как яблоко, потому что все ноги и руки теперь в синяках – не смотрел под ноги от своей сердитости и врезался во что ни попадя… – Эд! – Вот видите, я права! – Лили важно кивнула и погрозила им обоим пальцем с комической непосредственностью – так, что даже Эдвард не выдержал и рассмеялся. – Что? Я не смешное говорю! И вообще, господин… то есть, Эд, – а можно мне заплести твои волосы? А Ал пусть заплетёт мне! – Конечно можно! «Да-а, заплетать свои волосы вот так – это смешно…» «Поверю на слово. Ты лучше давай готовься к тому, что тебя фюрер, Рассел и Флетчер поубивают…» «Ну ты же меня не дашь в обиду?» «Само собой, булочка моя любимая» «Merci, mon croissant tres doux!» «Ал!» «Что?» «Дурак…» «Весь в тебя!»

***

– Доброе утро! – весело поприветствовал Ал друзей и фюрера, влетая в кабинет. – Ну или хотя бы просто утро, – фыркнул Эд, стягивая с себя парку и кивая на приветствие Рассела. – О, помирились, хвала Фламелю. Вы сегодня поздно, – хмыкнул Мустанг, поднимая глаза от бумаг. – Обычно вы приходите минут за пятнадцать до начала рабочего дня… – Да просто надо было по делам зайти, – Альфонс пожал плечами, снимая тёплую зимнюю шапку. – Мы задержа… – Воздушный, это как понимать?! Младший Элрик чуть не подпрыгнул от резкой перемены голоса фюрера. Опасливо оглянувшись через плечо, он нервно сглотнул и улыбнулся. Глаза Роя, явно гипнотизирующие его макушку, метали молнии. – О чём вы, господин фю… – Флетчер изумлённо оторвался от записей в большой тетради, поднял глаза на лучшего друга и ахнул, выронив из рук колбу с реактивом. – Ал, что за?.. – Да что не так?.. – недовольно пробурчал Рассел, наклоняясь, чтобы собрать осколки и нейтрализовать реакцию, но некстати скользнул взглядом в сторону Элриков – и так и замер с открытым ртом, сидя на корточках. – Альфонс?.. – Ой-ёй… – Ал скользнул за спину беззвучно хихикающего Эдварда и положил руки ему на плечи. – Э-эд… – Стальной, а ты какого чёрта позволил брату сделать это со своими волосами?! Эдвард вдруг резко посерьёзнел и выпрямился – так, что Альфонс даже удивлённо отступил на шаг назад. – Во-первых, – в голосе старшего Элрика звучали металлические нотки, – я ему не указ – Ал взрослый человек, и ему самому решать, как, когда и насколько стричься. Во-вторых, нечего наезжать. Так надо было и точка. В-третьих… вы что, хотите сказать, что ему не идёт?! Вы посмотрите только, какая булочка! Ал еле слышно хихикнул себе под нос, слегка краснея. Эд как всегда в своём репертуаре. Но с таким братом ему действительно совсем нечего было бояться. Трингамы и Мустанг переглянулись, и Рассел еле слышно подытожил: – Булочка, никто не спорит, только… Ну… зато вы хотя бы теперь не игнорируете друг друга… и, надеюсь, не толкаетесь… – он машинально потёр пальцами шею. Эд вдруг смутился. – Я тебя вчера сильно приложил, да? – Ну… не слабо. Не переживай, уже почти прошло. – Извини, я был не в адеквате и очень злой. – Флетчер, Рой, и вы меня простите – я был почти в таком же неадеквате, как Эд, и даже ещё более злой, – подал голос из-за его спины Ал, виновато взъерошивая волосы на затылке. – Ого как… ну допустим, – Рой, скрестив пальцы, доброжелательно фыркнул. – А всё-таки, из-за чего вы поссорились?.. Эд и Ал переглянулись и в один голос заявили: – От переизбытка любви!

***

– Фюрер Мустанг… Да. Элрики? Разумеется, – Рой удивлённо покосился на шёпотом хихикавших над какой-то ерундой (наконец-то обычное состояние), но тут же поднявших глаза Эдварда и Альфонса. – Вас к телефону. – Кто? – озадаченно спросил Эд, пока Ал, встав из-за стола, подходил к телефону, стоявшему на столе Мустанга. Тот пожал плечами. – Не знаю… какая-то женщина. Она не представилась, но очень просила позвать кого-то из вас. Она… – Альфонс Элрик, я слушаю, – перебил его Альфонс, прижимая трубку к уху. – Госпожа Жозефина? – он вдруг побледнел. Эдвард нервически сжал металлическими пальцами карандаш – да так, что случайно переломил его напополам. Жозефина… где-то он слышал это имя. Не далее, как сегодня утром. Ал говорил… что это мать той девочки? Ал между тем из белого стал серым, и фюрер обеспокоенно начал вставать из-за стола, а Флетчер – торопливо искать среди бутыльков на столе недавно разведённый нашатырный спирт, чтобы в случае чего приводить друга в чувство. Рассел молча протянул ему баночку, которую в последнее время всегда на всякий случай носил в кармане. Младший Трингам кивнул ему и снова обернулся на Альфонса. – Вот как… – Ал стоял с опущенной головой. Золотая чёлка падала на его глаза. Но губы были плотно болезненно сжаты – это видели все четверо. – Простите. Мне так жаль, – пауза, в которую висела такая тишина, что каждый находящийся в комнате смог услышать тихий всхлип женщины на том конце провода. – Да. Конечно, мы будем. Спасибо. И ещё раз простите, – не дожидаясь ответа, он положил трубку и застыл в той же позе – с опущенной головой и плечами. Спустя секунд пять медленно поднял голову, взглянул на растерянного старшего брата и, криво усмехнувшись, сипло спросил: – Ты ведь пойдёшь со мной на её похороны? Они смотрели друг другу в глаза несколько секунд, прежде чем Эд спрятал лицо в ладонях с тяжёлым, словно недоумевающим вздохом: – Господи… Ал снова опустил голову. – Чьи похороны? – Флетчер первым прервал жуткое молчание. Альфонс передёрнул плечами. – Вчера в хосписе онкологического отделения я познакомился с девочкой по имени Лили Бертран. Сегодня у неё был день рождения. Мы с Эдом опоздали потому, что задержались у неё. Час назад ей резко стало хуже, её увезли в реанимацию, а пятнадцать минут назад её не стало. Ей семь лет исполнилось. Сегодня, – зачем-то уточнил он, не отдавая себе особого отчёта в том, что говорит. Слова вырывались сами собой и глухо падали, как камни на дно пересохшего колодца. – Ал… – Мустанг, совершенно не представлявший, как себя вести в такой ситуации – как обычно, он умел только съязвить, но сейчас это было бы так некстати, а ему так больно было видеть смертельную тоску в потемневших глазах младшего Элрика, что он машинально (голос разума и гордости протестовал – «Смешно, глупо!» – но он слал его к чёрту, потому что за этот год слишком много пережил и переболел за «своих» мальчишек) встал, осторожно притянул Альфонса за плечо к себе и крепко обнял. Он в любой момент ждал сопротивления, фырканья, насмешки (Ал, конечно, был не Эд, готовый в любой момент ощетиниться, но всё же взрослый двадцатилетний парень), но ничего этого не случилось. Наоборот – Альфонс вдруг всхлипнул, и Рой инстинктивно прижал его к себе ещё сильнее, успокаивающе гладя по голове. Родительский инстинкт разве сработал, как он смущённо потом мысленно шутил в своей голове, или ещё что-то – но это было именно то, что нужно. – Тебе не в чем себя винить, Ал, – вдруг тихо, еле слышно, сквозь пальцы проговорил Эдвард, позволивший себе прижаться щекой к животу подошедшего Рассела, бережно опустившего ладонь на светлую макушку друга. – Она смеялась. Там не смеются. Там доживают. А она жила и радовалась – благодаря тебе. Ал, сжавший ладонь оказавшегося рядом с ним Флетчера и не отстраняясь от плеча Роя, сглотнул и через боль и слёзы, уже застилающие ему глаза, улыбнулся: – Может быть. Госпожа Жозефина благодарила нас с тобой именно за это. И сказала, что… что Лили просила передать тебе и мне огромное спасибо – и за волосы, и за заколку, и за… за всё. – Вот видишь, – прошептал Эд, вздрагивая и прижимаясь к обнявшему его за плечи Расселу. – Значит… значит, всё было правильно. Это не отменяло чудовищной боли и ощущения собственной никчёмности и беспомощности – такого же, как после того, как много лет назад, когда Шрам убил Нину Такер, превращённую в химеру.