Пусть любить значит желать кому-нибудь того, что считаешь благом, ради него, а не ради самого себя, и стараться по мере сил доставлять ему эти блага. Друг – тот, кто любит и взаимно любим. Люди, которым кажется, что они так относятся друг к другу, считают себя друзьями.
Аристотель, "Риторика"
Альфонс стоял перед дверью квартиры Трингамов и обеспокоенно хмурился. Он звонил уже трижды, но никто не отвечал. Больше того, не слышалось никаких шорохов, никакой реакции – вообще ничего. Между тем, ни Рассел, ни Флетчер, судя по хриплым измученным голосам в трубке, никуда уйти не могли – да и в окнах с улицы был виден свет. Здесь было, значит, два варианта – либо они не хотят открывать (чего быть не может – с какого бы перепугу?), либо… что именно «либо», Ал решил не думать – у него и так нервы в последнее время были на пределе, чтобы накручивать себя. Он оглянулся по сторонам, вздохнул, снял перчатки и приложил ладони к дверному замку. Короткая вспышка – и можно входить. Он искренне надеялся, что его никто не видит – ещё примут, чего доброго, за грабителя какого… но, с другой стороны, их с Эдом тут все соседи знали – так что, в принципе, можно было и не бояться. Он хмыкнул под нос от этой мысли и шагнул внутрь, машинально плотно закрывая за собой дверь. Едва Ал оказался в квартире, он был вынужден охнуть и зажмуриться. Ну конечно, когда эти двое прекращали эксперименты? Шесть лет прошло со времени их знакомства, и вроде ведь тогда они решили забросить это дело – ан нет, видимо, как и в Элриках, гены разбушевались и потребовали своего. Не то, чтобы это было плохо. В конце концов, Трингамы занимались не исследованием красной воды и не поисками философского камня, а разработкой медикаментов. Но всё-таки иногда… Вот сейчас Альфонсу, как человеку, только что заскочившему сюда со свежего воздуха, отчётливо ударил в нос запах прелого сена. Было душно и натоплено (квартиры в центральных кварталах то недотапливаются, то перетапливаются) – и кому как не Элрику знать, что ко всем запахам во время химических экспериментов очень быстро привыкаешь? Как-то раз они с Эдом чуть не отравились так хлором – благо учитель вовремя подоспела (хотя по ушам они тогда получили знатно, но заслуженно). А Рассел и Флетчер могли уж тем более не заметить никаких проблем – тем более, что оба разболелись, значит, минус обоняние и плюс перегрев. – Рассел, Флетчер! Тишина. Хотя свет действительно горит во всей квартире – и в коридоре, и на кухне, и (отсюда видно) в спальне. Альфонс, побледнев, не разуваясь, кинулся в комнату. – Да чёрт возьми… Отравление фосгеном – это уж совсем не шутки. Взмолившись мысленно всем несуществующим богам, чтобы с последнего эксперимента прошло не больше часа, Ал бросился к окну и раскрыл его настежь, запустив внутрь свежий морозный воздух. Теперь можно было выяснить, что произошло с друзьями. Младший Элрик торопливо приблизился к столу, за которым, уронив голову на руки, полусидел, полулежал Рассел. На полу возле него, облокотившись о ноги брата, сидел Флетчер. Глаза у обоих были закрыты, щёки горели лихорадочным румянцем, плечи слегка вздрагивали. На столе валялись осколки разбитого стекла, плавающие в какой-то сиреневой жидкости. Сиреневой… Альфонс облегчённо выдохнул. Если она всё ещё сиреневая, значит, они отключились совсем недавно, от силы минут за пять до его прихода, и фосген просто добил организмы, и без того ослабленные последними неделями. Ал сбегал на кухню, раздобыл тряпку и нужный реагент (хорошо, когда друзья тоже алхимики… или всё же нет?), убрал последствия вышедшего из-под контроля эксперимента, скинул, наконец, прямо на пол с себя форменную парку и склонился над Трингамами, чтобы понять, чем им в первую очередь нужно помочь. А помочь надо было тем, чтобы уложить обоих в постель – и у старшего, и у младшего был жесточайший жар. По-видимому, из-за него они и отключились. Альфонс поднял глаза – и безмолвно всплеснул руками. Он только сейчас заметил, что в комнате царил не то что бардак – настоящий хаос. Он произвёл на младшего Элрика тем большее впечатление, чем больше он свыкся в своё время с тем, что у них с братом дома всегда царил образцовый порядок (спасибо учителю и их общему перфекционизму). А что творилось здесь, описанию особо не поддавалось. Одежда и обувь валялись на полу в каком-то почти живописном беспорядке. Кровати стояли незаправленные. Да что незаправленные – можно сказать, что на них и постельного-то не было. Простыни сбились к самым краям, подушки грустно поникли, одеяла… Ал даже поёжился. Одеяла выглядели настолько тонкими и чуть ли не протёртыми насквозь, что, если бы он не знал, что Рассел и Флетчер получают зарплату лишь самую малость меньше, чем они с Эдом, он бы решил, что друзья на грани запредельной бедности. А так приходилось лишь мысленно согласиться с настойчиво навязываемым мозгом сравнением с безумными гениальными учёными. Хотя рядом с этим сравнением мелькало ещё одно, вызвавшее у Альфонса мимолётную улыбку – ему подумалось, что теперь он, наконец-то, понимает этот стереотип о хаосе в комнатах мальчиков-подростков, которому они с братом никогда не соответствовали. Впрочем, он тут же отогнал эти мысли и решительно направился на кухню, перешагивая через горы книг, лабораторного оборудования и клубов пыли. Там Ала едва не хватил инфаркт, когда он решил бросить взгляд на раковину и плиту. Поспешно отвернувшись от них, он глубоко вздохнул и потянулся к телефону. В первую очередь ему нужны были Эд и Мустанг. – Братец, это я. Нет. Ну… честно тебе сказать, всё… плохо. Подробнее пока не стану, я не за этим звоню. Температура у обоих, особо не реагируют. Эд, не паникуй, я справлюсь, но мне нужна помощь. Скажи мне, где можно найти два хороших пуховых одеяла и пододеяльники к ним в такое время? – Найти что?.. – голос Эдварда звучал ошарашенно. – Не спрашивай. Просто надо. Ты можешь спросить у Мустанга? Прямо вот жизненная необходимость! – Я… да, конечно, – Эд пропал примерно на минуту, хотя Альфонс мог слышать приглушённые голоса, активно что-то обсуждающие, на заднем фоне. – Ал, слушай, у фюрера есть два совершенно новых больших пуховых одеяла. Это был подарок им на свадьбу одной старушки. Они с майором ими не пользуются, потому что предпочитают более лёгкие… а к одеялам есть по упаковке с новыми, но стираными пододеяльниками. Пойдёт? – Идеально, Эд! А вы можете их привезти? – Разумеется… может, ты мне скажешь, что там такое? – Времени нет, нужно срочно заняться делами – но честное слово, я справляюсь, всё будет хорошо! Значит, привезите одеяла, дальше – лекарства, нужно жаропонижающее, что-то для горла и для бронхов… да, в этом духе. Да, я тоже удивлён, но я не найду здесь аптечку, а нужно быстро. И последнее – зайди, пожалуйста, в магазин и купи курицу, сливки, яйца, молоко, сахар, чай, фруктов на своё усмотрение, муку, масло растительное и сливочное, упаковку салфеток и губок для мытья посуды и всяких средств для уборки. Да, братец. Угу, всё плохо, так что надо всё, а раз к желудочно-кишечному это всё отношения не имеет, то надо будет их подбодрить хотя бы так… А всё потому, что надо было их от работы отвлекать… ну ладно, неважно, я пошёл. Через сколько вас ждать? Понял. Да, до скорого. Да не переживай ты за меня, ну мне-то что будет! Да… ну бра-а-атец! Да, я тебя тоже люблю, пока! – Ал со смешком опустил трубку на место. Впрочем, его лицо тут же приобрело воинственное выражение. Он скинул с себя китель, подвернул рукава зимней рубашки, схватил со стола что-то отдалённо напоминающее ручку и сунул её в волосы (чтобы только что завязанный им узел на затылке не распался) и, шумно шмыгнув носом, скомандовал сам себе: – Ну, приступим!***
Рассел болезненно зажмурился и, наконец, открыл глаза. В комнате было темно – первая странность. Когда, помнится, он прикрыл воспалённые веки, горел свет… и он сидел за столом. А теперь – теперь лежит? И… что за чертовщина? Старший Трингам резко сел, да так, что в глазах заплясали звёзды. Отдышавшись, он понял, что что-то шуршит. Опустив глаза, он с изумлением увидел, что на пол сползает огромное тяжёлое пуховое одеяло. Вот отчего ему было так тепло, хотя в комнате словно стало легче дышать – воздух был свежий. Недоумение Рассела росло с каждой секундой. Постельное было чистым и явно аккуратно заправленным. Подушка – взбита так, словно он на ней и не лежал только что. Сам он был раздет до белья. Младший брат… Старший сощурился. Так и есть, Флетчер лежит на своей кровати, укутанный в такое же тёплое одеяло, и определённо мирно сопит. Ну и слава Фламелю… Глаза, привыкшие к темноте, различали уже, что пропали груды хлама, книг и одежды с пола. За дверью что-то мерно гудело – похоже на стиральную машинку. А с кухни доносились одновременно чей-то тихий голос и какой-то божественный запах. Рассел опустил ноги на холодный пол – и обнаружил, что его ожидают мягкие пушистые тапочки. Покачиваясь на неверно держащих его ногах, он встал. На стуле возле его стола висела одежда – чистые домашние брюки, тёплые носки и не пойми откуда взявшийся вязаный шерстяной свитер. Это всё было похоже на какой-то сон. Собственно, старший Трингам уже в который раз машинально щипал себя за локоть, но ничего не исчезало – значит, не спал… И всё-таки, кто же? Рассел торопливо – насколько хватало сил – бросился в коридор, на автомате закрывая за собой дверь, чтобы не разбудить младшего. Заглянул в ванную – и даже заморгал ошарашенно. Ну ладно что машинка действительно гудела и горы грязной одежды исчезли, явно уже постиранные, судя по запаху, – но здесь же всё сверкало чистотой! Да такой, какой со времени их переезда сюда не было… Полотенца хрустели, разводы с зеркала совершенно исчезли, новый кусок мыла буквально так и манил своей нетронутостью. Даже зубные щётки и мочалки – и те были новые! Наскоро умывшись, чтобы проснуться, Трингам кинулся вперёд по коридору (полы – чистые, оборудование – исчезло, книги… похоже, что на полках?) – и замер на пороге кухни. – Да, что? Ой, Эд, Рассел проснулся. Ага-ага. Да, я уже почти закончил, – Альфонс, убирая растрепавшуюся чёлку с глаз, приветливо помахал выпучившему на него большие синие глаза Расселу свободной рукой. Одним плечом он придерживал телефонную трубку, другой рукой переворачивал что-то на сковородке, аппетитно шкворчащей на плите. – Да что ты стоишь-то? Садись, сейчас ужин будет… есть хочешь? Да нет, Эд, не тебе… ну что значит я тебя не люблю! Ты дурак что ли? Вот придёшь – и тебе ужин будет! Нет! – Альфонс весело рассмеялся, снова отворачиваясь к плите. Рассел едва не промахнулся мимо стула, во все глаза уставившись на младшего Элрика. Они никогда очень уж много не общались. С самого начала так повелось, что Флетчер постоянно торчал с Алом, а он сам – с Эдом. Либо же они все вместе. Рассел, проводя много времени с Эдвардом, не мог не проникнуться искренней симпатией к Альфонсу – потому, во-первых, что Эд обожал своего младшего брата и даже близко этого не скрывал, а во-вторых, потому что Ал и сам по себе был всегда действительно местной Штабной булочкой с корицей во всех смыслах. И всё же Расселу и в голову не пришло бы, что младший Элрик может вот так запросто хозяйничать у них дома и ещё вполне по-свойски указывать ему, что делать. Это ни в коем случае не раздражало и не злило, вовсе нет – скорее приятно поражало. К тому же тут даже нарушения никакого не было – если небольшое напряжение между Флетчером и Эдвардом (та же проблема) могло быть списано на разницу в возрасте (четыре года всё-таки), то здесь и этого быть не могло – Альфонс был старше (!) Рассела на три месяца. И всё-таки… да что же это такое? Откуда в обоих Элриках, прошедших буквально через ад (особенно в этом году – Мустанг по просьбе Рассела и Флетчера как-то задержался на работе и два часа рассказывал Трингамам о событиях февраля-мая, приведя их в абсолютный ужас) столько света, любви и тепла? Вот в чём была загадка, над которой они с братом бились уже несколько месяцев. – Эд… дурак! Всё, иди работай! Да! Нет, без тебя всё съедим, балбес! Торт купить не забудь! Ага, пока! – Ал, наконец, кинул телефонную трубку на место и со вздохом повернулся к Расселу. – Он как всегда… – А… ага, – неловко пробормотал тот, всё ещё гипнотизируя Альфонса. Повисло недолгое молчание. Наконец, Ал, смущённо передёрнув плечами, отвернулся снова к плите. – Как ты себя чувствуешь? Голова-горло-лёгкие? – Я?.. на самом деле намного лучше, чем… пару, да, часов назад? – до старшего Трингама, наконец, дошло, что он вот уже минут пять беспардонно пялится на Альфонса, и он смущённо отвёл глаза. – Ал, а… что вообще произошло? – Произошло? Расскажу, только ты мне скажи, ты есть сейчас будешь? – Альфонс покосился на него, тепло улыбаясь. – Эд придёт через пару часов, а Флетчера я бы будить не стал. А вы, похоже, давно нормально не ели. Когда я пришёл, в холодильнике мышь повесилась… почти буквально, между прочим. – Я бы с удовольствием, – Рассел покраснел ещё сильнее, чувствуя, как у него сводит живот от невероятных запахов. – Только мне жутко неловко. – О, ещё один… – Ал закатил глаза и тяжело вздохнул, потянувшись к тарелке. – Вот и Эд такой же: я кровать элементарно не могу заправить без его «ну Ал» и «мне неловко»! Когда ж вы все поймёте, что мне о вас в удовольствие заботиться? В у-до-воль-стви-е! Я, может, кайф с этого ловлю – а вы «неловко»! Мне же тоже хочется себя нужным и полезным чувствовать… – младший Элрик вдруг осёкся, поняв, что ляпнул лишнего. Он и брату-то об этом не говорил, а тут нате, разоткровенничался. Поджав губы и опустив глаза, он поставил перед Расселом, уже изумлённо поглядывающим на него исподлобья (стеснение прошло), полную тарелку еды. – Не бери в голову. Это так, мысли вслух. Хлеб я нарезал, чай сейчас заварю. Можешь не торопиться – пирог ещё не допёкся, да и оладушки не дожарились немного… – Альфонс, ты что сейчас, серьёзно? – сипло поинтересовался у него старший Трингам, обескураженно разглядывая содержимое тарелки. – Ты… у меня просто… просто слов нет! – Ты о чём вообще? Подумаешь, ужин приготовил, – Ал, заливаясь краской, поспешно вернулся к плите, чтобы продолжить заниматься оладушками. – Что такого-то? Это всего лишь пюре и жареная курица… с простейшим сливочно-грибным соусом… Там, кстати, в холодильнике я ещё пирожные сделал шоколадные, если захочешь… – «Всего лишь», Ал? «Всего лишь»? – передразнил его Рассел, сжимая сверкающую чистотой вилку (ещё недавно она была заляпана тёмными, не смываемыми простым чистящим средством пятнами). – Во-первых, это еда – это уже много. Во-вторых, это вкусная свежая горячая еда. В-третьих, это ничерта не «всего лишь», потому что я лично пюре ни разу в жизни не готовил, а сливочно-грибной соус у нас на столе бывает только по праздникам! В-четвёртых, извини меня, пирог, пирожные и оладушки… это-то в каком месте «всего лишь», Ал? Я и раньше понимал, почему тебе Эд вечно поклоняться готов, но теперь это мне совсем ясно стало! – Да ну, не неси ерунду, ешь уже лучше, – пробормотал под нос Альфонс, красный как свёкла. – Мне было не сложно. Продукты купил Эд, он же привёз одеяла и лекарства. Кстати, твои лежат справа, выпьешь после ужина. А я люблю готовить, но времени на это последние пару месяцев практически не было – вот я и оторвался у вас здесь… – Одеяла… Эд… лекарства… – сосредоточенно прошептал Рассел, тщательно пережёвывая тающий во рту кусок мяса. – Пресвятая блядь Истина… Ал, ты же, выходит, и уборку здесь?.. – Ну не мог же я вас обоих уложить на голый матрас! А с открытым окном вы бы под своими одеялами совсем позамерзали! А не открыть я не мог, потому что отравление фосгеном хуже простуды! – Альфонс фыркнул, перекладывая очередную порцию горячей ароматной выпечки на тарелку. – Ну, я позвонил Эду, Мустанг сказал, что у них есть ненужные одеяла, так что это ваши теперь, я пошёл искать чистое постельное… ну и попутно убрался немножко… – Немножко?! – Да, а что? Старший Трингам обвёл кухню совсем ошалелым взглядом. Гора посуды из раковины исчезла. На полу не валялся мусор. Скатерть словно была свежевыстирана. Занавески – и те сверкали чистотой… и, между прочим, пахли ополаскивателем для белья – значит, Альфонс ещё и это умудрился… Холодильник никогда не был таким чистым – и Рассел не сомневался, что внутри картина не менее, а даже более отрадная, потому что, судя по словам Ала, там должна быть гора еды. Наконец, его взгляд скользнул на плиту – и он едва куском не подавился. Младший Элрик ведь прямо сейчас готовил – а она была начисто вымыта! – Ал, ты… – Ой, последнее достиралось, я сейчас! – Альфонс уменьшил огонь и вылетел в коридор с деловым видом. Рассел опустил глаза в тарелку. Значит, получается, это всё Элрики. Значит, Эд и Ал, поняв по их с Флетчером голосам, что не «всё в порядке», решили помочь… и как всегда, через край. Ведь то, что они сделали, – в частности, что сделал Ал, но можно было не сомневаться, что и Эд принял в происходящем живейшее участие, хоть и досиживал ещё на работе, – это было просто невероятно. Эта парочка для дорогих им людей готова была последнюю рубашку отдать и в огонь кинуться – но когда же они с Флетчером успели им стать дорогими? Старший Трингам сощурился – у него защипало глаза. И ладно Ал – тот вон на день рождения его младшего брата такое устроил, что понятное дело Флетчер не мог не обожать своего лучшего друга. А вот он сам… В горле першило. Нет, ну этого ещё не хватало. А разве это было не чудо? О них так давно никто вот так просто и прямо, в открытую не заботился. То есть, сам он старался, как мог, заботиться о младшем брате, но вот ему не доставалось ничего. Он с ранних лет отвечал и за себя, и за Флетчера. Рассел привык к этому – такова судьба старшего брата. А родителей не было. Отец ушёл, мать сгорела, как свечка, – и они остались одни друг у друга. Не было даже друзей, потому что они всегда держались вместе, особняком. Он сам недоедал, недосыпал, работал днями и ночами, чтобы у младшего было всё лучшее. Тот старался ему помогать, но Рассел часто не позволял. И всё было. И получалось. И даже хорошо. Но сейчас, оказавшись в положении слабого – к которому не привык, – и не ожидая от этого мира ничего, кроме очередного пинка… Рассел вдруг получил тепло, сочувствие и ласку. Просто так, ни за что. И его это потрясало не меньше, а может, и больше, чем Эдварда, недавно не постеснявшегося заплакать при нём. – Ну вот, я высушил всё, теперь осталось только рубашки погладить и повесить, и… Рассел, ты в порядке? Что-то случилось? – Альфонс, остановившись возле стола с обеспокоенным видом, опустил руку на плечо старшему Трингаму. – Тебе нехорошо? Может, стоит лечь?.. – Нет, – Рассел, спрятавший лицо в ладонях, покачал головой. – Я… я в порядке. Я просто… не понимаю, чем я заслужил такой заботы. Флетчер понятно, он и большего заслуживает, а я… – Да что же вы все мнительные-то такие! – почти взвыл тихо Альфонс, обнимая мелко вздрагивающего Трингама за плечи. – За что да за что… ну почему всегда должно быть за что? Вы же наши лучшие друзья! Разве мы можем вас оставить в беде? Вы бы разве не так же с нами поступили? – Ну… И ты понятно, в отношении Флетчера… – Не ну, я вас знаю. И что значит я понятно? А Эд не понятно? Да он же за тебя каждому встречному-поперечному морду набить готов за один косой взгляд в твою сторону! Разумеется, ты для него такой же лучший друг, как для меня Флетчер – и то это не значит, что я не могу позаботиться и о тебе, а Эд – о Флетчере! Щёки у Рассела просто горели, он не знал куда деть глаза и поэтому просто уставился в полупустую тарелку, смаргивая в неё слёзы. Ал между тем мягко продолжал: – Рассел, мы с Эдом не раскидываемся людьми. Стараемся, то есть… Мы так устали от потерь и страхов. Мы оба с ним устали от вины и одиночества. Нам не хочется никому причинять боль, особенно такую, к какой мы привыкли. Может, именно благодаря всему, через что мы прошли, мы научились ценить то, что имеем. Я, например, до сих пор прихожу в восторг от того, что могу чувствовать запахи. Эд – только не говори ему, что я тебе это рассказал, – несколько раз плакал, когда мы с ним стояли под летним дождём. Если мы с таким трепетом относимся к неживым явлениям мира, как ты думаешь, как мы должны относиться к друзьям? Да мы сами не понимаем, почему вы с нами так много времени проводите, почему нам так здорово вместе, почему вы так о нас заботитесь! У нас обоих это вызывает ну просто шквал эмоций и горячее желание отплатить вам тем же! Разве это не нормально? Конечно, нам хочется порадовать вас – и когда мы можем, мы делаем это. Кстати, я не ошибся, что вы с Флетчером любите торт, который «Панчо»? – Я… А… откуда ты это знаешь? – потрясённо выдавил из себя Рассел, поднимая на Альфонса красные от слёз глаза. – И… и вообще, зачем – торт?.. – Значит, я прав, – Ал, великодушно сделав вид, что не заметил мокрых дорожек слёз на щеках старшего Трингама, которые тот старательно смущённо старался смахнуть рукавом, похлопал его по плечу. – Знаю оттуда, что Флетчер как-то обмолвился, что он бы за «Панчо» душу продал – а ты согласился, сказал, что в детстве ничего вкуснее не ел… Ну, а торт затем, что у тебя завтра день рождения! Пирог – это так, между делом, чтобы вы не голодали, а это – в честь праздника! Между прочим, на тебе сейчас подарок от бабушки Пинако – она тебе и Флетчеру связала по свитеру к вашим дням рождения… А Эд принесёт ещё наш подарок… Рассел, ты чего? – Да вы же и есть подарок, – Рассел не сдержался и, зажмурившись, тихо всхлипнул. – Вы с Эдом – лучший подарок, который можно было сделать мне и брату. Ал, у нас… у нас никогда… не было… – Ну что ты, – Ал метнулся к печке, убрал с огня сковородку, налил стакан воды и вернулся к Расселу, садясь рядом с ним и осторожно гладя его по спине. – Эй, Рассел, а я тебя знаю совсем не таким… – Я знаю, знаю. Извини. Я сейчас… возьму себя в руки… – А ты на наших ошибках тоже совсем не учишься. Не извиняйся. Не бери себя в руки. Я понимаю. Просто… – слова Ала прервал тревожный возглас Флетчера «Братик?» и одновременно с этим настойчивый стук в дверь. Рассел встрепенулся, но Альфонс мягко удержал его ладонью за плечо на стуле, сам поднимаясь из-за стола. – Наверное, Эд пришёл. Он не побоялся плакать при тебе – а ты не стесняйся при нём. А я пойду поговорю с Флетчером, – младший Элрик подмигнул Трингаму, направляясь в сторону коридора. Уже собираясь открыть входную дверь, он обернулся и, улыбаясь, негромко сообщил Расселу, замершему в дверном проёме, ведущем на кухню: – Нам с братом чертовски везёт на людей.***
А когда Эд влетел на кухню с обеспокоенными глазами, но вполне жизнерадостным криком «Салам-пополам, господин Задохлик!», то вынужден был замереть на месте, чуть не споткнувшись о собственные ноги, и круглыми глазами вытаращиться на Рассела. А всё потому, что тот, решив не тянуть кота за хвост, без всяких здрасьте и до свидания спросил, повернувшись, в лоб: – Эд, а ты правда считаешь меня своим лучшим другом? Более комического выражения лица Эд состроить не мог, и Рассел, не выдержав, рассмеялся – правда, зажмурившись и всё ещё немного шмыгая носом. Когда Эдвард пришёл в себя (то есть, его светлые брови выглянули-таки из-под чёлки, а сам он перестал напоминать исполинского козодоя огромными распахнутыми глазами), он неторопливо подошёл к столу, поставил на него тортик (вернее, торт, вернее, тортище), неспешно стащил с себя парку, поколебался с секунду, а потом отвесил всё ещё истерично посмеивающемуся старшему Трингаму звонкий подзатыльник. – Эй, за что?.. – А за всё хорошее! – Эд, не дав Расселу опомниться, вдруг потянул его за руку, вынуждая встать, и без всякого предупреждения и объявления войны крепко обнял. Рассел замер. Такого поворота событий он не ожидал. – Эд, ты… – Я не считаю – ты и есть мой лучший друг, – сердито буркнул тот ему в ухо. – До тебя вообще долго доходит. Винри тебе меня спалила ещё на вокзале в Ризембурге. А вообще будешь ещё такие идиотские вопросы задавать – схлопочешь по ушам. Старший Трингам никогда себя не считал сентиментальным, но… – Да садись уже, Блистательный придурок … – Эд, почувствовав, что друг едва стоит на ногах, усадил его обратно на стул и отстранился, тепло хмыкнув. И тут же снова вытаращился на Рассела. – Подожди, ты что… плакал? Нет, постой, ты сейчас… ревёшь? – Ой, да пошёл ты! – Рассел, шмыгнув носом, поспешно отвернулся. Но Эд уже сам растерялся и, присев на соседний стул, осторожно тронул старшего Трингама за колено. – Эй… ну ты чего, Рассел? – тихо спросил он – и в его голосе было столько заботы и беспокойства, что Рассел зажмурился и спрятал лицо в ладонях. – Рассел… Эй, не надо… Ну прости, ты же знаешь, я всегда веду себя как идиот… Ну честное слово… Ты меня просто почти обидел этим вопросом – я же… Ну… конечно же ты мой лучший друг. Ну пожалуйста, не реви, у меня инстинкт навалять тому, кто тебя обидел, а самого себя бить не очень удобно… Ну Рассел! – тот хмыкнул сквозь слёзы. Эд перегнулся через стол и крепко сжал его за плечо. – Ну пожалуйста-пожалуйста! Хорош потоп устраивать!.. Вот возьму и тоже зареву – и что ты делать будешь? Рассел! – Эд беспомощно потёр свободной рукой переносицу и вдруг горячо выпалил: – Ты же тоже моя семья, придурок ты такой!.. Рассел медленно отнял ладони от лица и повернулся к Эду, уже, похоже, совершенно не стесняясь собственных мокрых заплаканных глаз. – Что ты сказал? – на выдохе тихо переспросил он. Эдвард сглотнул – но глаз не отвёл и руки не убрал. – Ты – тоже моя семья, придурок ты такой, – чеканя каждое слово, повторил он едва ли не шёпотом. И только в этот момент понял, что сказал и почему Рассел на него так смотрит. И всё-таки… всё-таки это было правдой. Он мог подписаться под каждым чёртовым словом. Конечно, Ал – его семья. Винри – его семья. Бабуля, Хеймерик, Дэн – его семья. Рой, чтоб его, Мустанг – его семья. Учитель – его семья. И Рассел и Флетчер – теперь тоже. Эдвард тепло улыбнулся и неожиданно добавил, чтобы привести ошарашенного Рассела в чувство: – Правильно, ужасайся – теперь ты от меня до конца жизни не избавишься! – Да ну тебя к Уробороссу, Эд! – Рассел тряхнул головой и ещё немного судорожно, но всё же – засмеялся. – Ну слава Фламелю, а я уж думал, ты совсем раскис! Что за вирус такой, из людей вертикальные лужицы делает… – Заткнись, Удивительный политик! – старший Трингам, улыбаясь, светло смотрел Эду в глаза. – Ну так… вот что… – он покраснел – но взгляд не отвёл. – Ты и твой брат – лучшее, что могло с нами случиться. – Конечно, мы такие! – Эдвард горделиво подбоченился. – Я не договорил – и я, Эд… тоже тебя жутко обожаю и все дела, – пауза, – что не мешает мне хотеть тебя время от времени придушить. – Ах ты… такой момент испортил! – старший Элрик трагично закатил глаза и всплеснул руками. – А я-то надеялся!.. – Да иди ты сюда, балбес! В следующую секунду Эд, изумлённо моргая, обнаружил, что стоит перед Расселом. А тот уткнулся лбом ему в живот и крепко обнял за талию. – Спасибо, Эд, – тихо проговорил старший Трингам. Эд, поколебавшись с секунду, обнял Рассела в ответ за плечи. – Не за что, Рассел, – серьёзно прошептал он.