Just To Be — Просто Быть

      Она говорила так тихо, что он был уверен, что неправильно расслышал.       — Кто?       — Гарри.       Или, может быть, он только хотел неправильно расслышать.       — Поттер?       — Да.       Он закрыл глаза, изо всех сил пытаясь контролировать свое дыхание, ведь разумом прекрасно понимал, что это не то, из-за чего можно расстраиваться. О, пожалуйста, пусть это будет какой-то ужасной шуткой.       — Это не то, над чем можно шутить.       — С чего ты взял, что я шучу?       — Увидев мою реакцию на то, что Лили спала с Поттером, потом сказать, что ты спала с…       — Ты спросил. Сказал, что не против услышать правду. Я рассказала тебе правду, которую ты почти требовал.       Он отстранился от нее, выставил вперёд руки и медленно попятился. Его, знакомая по школьным годам Гермионе, маска встала на место как влитая.       — Я не знал, что это будет Поттер.       Гермиона недоумевала, почему Северус называл его Поттером. Уже несколько месяцев как они перешли на имена.       — Это был разовый случай, о котором мы никогда не говорили и никогда не повторяли.       Это было слишком близко. Слишком близко к болезненному воспоминанию, которым он поделился только с ней. Он сказал себе, что с этим покончено, заставил себя поверить, что покончил с этим. Гарри Поттер не был его отцом, разумом он знал это. И это было давно. Ему — сорок пять лет, черт возьми. Ей — двадцать пять. Ему должно быть все равно, с кем она спала в подростковом возрасте. Между ними были и другие, о которых он знал. Тот же Уизли.       Поттер. Уизли.       Какая замечательная компания для девушки, — вновь услышал он. Голос. Тот, который год за годом взращивал в нём неуверенность и ненависть к себе. Тот, который он изгнал из своего разума в ночь дня рождения Гермионы. Тот, который не беспокоил его месяцами. Он пытался избавиться от него.       — Это не смешно, Гермиона.       — Я знаю.       Всегда подбираешь женщин за Поттерами, — нашептывал голос.       Заткнисьзаткнисьзаткнись.       — Зачем ты это делаешь? — спросил он хрипло.       — Делаю что?       Кажется, всем женщинам, которых ты любишь, нравится унижать тебя, — сказал голос, — им всем нравится выставлять тебя дураком.       — Ты издеваешься?       — Конечно нет, с чего ты вообще это взял?       "Я думала, что они с Гарри стали друзьями", - беспомощно подумала Гермиона. Ладно, может быть, назвать их «друзьями» было немного слишком, но между ними, по крайней мере, какое-то время было перемирие. Где-то с её дня рождения.       Он встал с кровати и медленно, размеренно прошелся по комнате. Это было до жути похоже на то, как он вёл себя с Лили, но на этот раз был более… сдержан. Но было гораздо страшнее. Профессор Снейп всегда пугал больше всего, когда был устрашающе спокоен.       Всегда второй после Поттера, на день позже и на кнат меньше, — сказал Голос.       "Нет, - подумал он, отчаянно борясь с насмешками Голоса. - Я должен вспомнить о презумпции невиновности и дать ей шанс. Она простила мне множество грехов. Ее прошлое не имеет никакого отношения к нашему будущему".       "Она ничем не отличается от Лили, — сказал Голос, — у тебя определённо есть некий типаж".       Он покачал головой. То, что обе любви всей его жизни сначала трахнулись с Поттером, не означало, что они были чем-то похожи. Обе в итоге выбрали его. Он напортачил один раз. Второго не будет.       "Она очень отличается от Лили", — настаивал он про себя.       "Она сделала тебе больно, совсем как Лили", — сказал Голос.       Северус яростно ходил взад и вперед, обхватив голову руками, и боролся со своими внутренними демонами. Гермиона стояла неподвижно, пораженная, сбитая с толку.       "Он ворвался в ее спальню в первое утро после того, как ты ее трахнул, - напомнил ему Голос, — он постоянно к ней прикасается. Они проводят все свое время вместе. Она говорит с ним о вещах, о которых не может говорить с тобой".       "Она была мне полностью верна!"       "Ты ее не удовлетворяешь. Только Поттер будет достаточно хорош. Только Поттер. Как и в случае с Лили."       "Она совсем не похожа на Лили!"       "Правда? Магглорожденная гриффиндорка с талантом к зельям, вечно ищущая безнадёжные дела, которую ты трахнул? Она такая же. И она причинит тебе такую ​​же боль. Потому что, как и она, она не может отказаться от него".       "Нет, она не станет".       "Нет, если ты сделаешь ей больно первым".       — Северус?       "Ты всегда знал, что Поттер ничем не отличается от своего отца, — издевался Голос, — и вот он в который раз выставляет тебя дураком".       "Нет, на этот раз все по-другому, мы с Поттером никогда не соперничали из-за Гермионы, она выбрала меня. Она меня любит. Лили никогда не любила меня. Гермиона любит меня".       — Северус?       "Ты хоть представляешь, каково это, когда под тобой женщина, которая не сравнивает мысленно каждое твоё движение с движениями Поттера?" — спросил Голос.       — Северус!       "Бьюсь об заклад, она стонала громче с ним", — продолжал насмехаться Голос.       "Но она любит меня…"       "Ни одна женщина, любящая тебя, никогда не станет унижаться перед Поттером".       — Северус! - Гермиона, наконец, спрыгнула с кровати и остановила его, взявшись руками за его предплечья.       — Только не ты, Гермиона, — прошептал он, как будто его предали.       — Что?       — Только. Не. Ты, — он вырвался из ее объятий и отвернулся. Через несколько мгновений он обернулся, — я не буду проходить через это снова. Только не снова. Я думал, что ты другая.       — Я другая, Северус. Я люблю тебя. Ты знаешь, что я люблю тебя. Я говорю тебе это каждый мерлинов день. Я воспитываю с тобой более дюжины детей. Я бы не сделала этого ни с кем другим. Даже с Гарри. Как ты думаешь, Лили сделала бы это с тобой? Я люблю тебя.       Он покачал головой.       — Как ты можешь так говорить, когда на тебе и в тебе еще есть его следы?       — Следы? О чем, черт возьми, ты говоришь?       — Я видел. Вы всегда прикасаетесь друг к другу.       — Мы друзья! И он не прикасается ко мне так, как ты. Мы не… это случилось более семи лет назад. Скажи мне, Северус, со сколькими женщинами ты был за последние семь лет? Скольким из них ты заплатил?       — Ни одной! Как ты можешь так говорить, зная, где оказались большинство моих девочек? Не переворачивай ситуацию, — его голос был низким и опасным.       — Как ты смеешь стоять здесь и осуждать меня, учитывая, что твоя любовная жизнь в основном состояла из тоски по привидению?       — Скажите мне, мисс Грейнджер, вы единственная ведьма, которая спала с обоими мужчинами из Золотого Трио? Или были другие шлюхи, разделяющие эту честь?       Тишина.       Потом трещина и яркий красный след на левой щеке.       Звук, казалось, привел в себя и Северуса, и Гермиону. Гермиона баюкала свою ушибленную руку, по ее лицу текли слезы, а Северус стоял, тяжело дыша, и смотрел на нее так, словно никогда раньше не видел.       — Я ухожу, — сказал он ровно, его лицо ничего не выражало.       — Северус, подожди.       Она потянулась к его руке, которую он, заметив это, резко отдёрнул.       — Пожалуйста, не уходи!       Не взглянув на нее, он повернулся на месте и аппарировал.       Гермиона упала на кровать в шоке, недоумевая, что, черт возьми, только что произошло. Хотя удивления как такового даже особо не было. Все было так же, как и с Роном. В очередной раз помешали ее близкие отношения с Гарри Поттером. Она лихорадочно пыталась объясниться, а он назвал ее шлюхой.       Как с Ритой Скитер.       Как с Чжоу Чанг.       Как с Роном, когда он ушел.       Ну, не все они были так многословны, но тем не менее это подразумевалось на протяжении всей ее жизни. Ей это чертовски надоело.       Воспоминание об этом до сих пор пробирало ее до костей.       Это было совсем как в ту холодную, одинокую ночь в палатке, когда Рон обвинил ее в том, что она изменяла с Гарри за его спиной, а затем бросил ее умирать. Только у Северуса не было крестража, который можно было бы обвинить в таком поведении.

***

      Гарри Поттер.       Гарри мордредов Поттер.       Гарри. МОРДРЕДОВ. Поттер.       Планка, по которой будут измеряться все будущие партнеры. Чёрт.       Северус аппарировал и начал идти, не разбирая дороги. Он мог думать лишь о том, как бы заявиться к Поттеру, потребовать правды, понять, почему именно он, из всех людей, должен был быть тем, кто всё разрушил.       Он оказался перед коттеджем в Саффолке, которого раньше не видел, о котором даже ни разу не слышал, и всё же внутри крепло знание, что это дом Поттера. Его привела сюда какая-то неизвестная сила, направляющая его тело, когда он мог только чувствовать гнев, его глаза застилала красная пелена. Он смутно припоминал что-то, на что много лет назад наткнулся в малоизвестном томе о любовной магии. Существовала древняя магия, которая приводила волшебника, которому наставили рога, в дом того, кто это совершил. Она позволяла защитить свою женщину и честь. Она доставляла волшебника к человеку, с которым он планировал дуэль. Её использовали крайне редко, да и сознательно её не призвать — она приходила лишь к тому, кто в ней нуждался.       Она могла быть вызвана глубоким чувством предательства.       Северус категорически отрицал бы это, если бы кто-нибудь хоть слово сказал об этом вслух, но он стал считать Гарри Поттера своим другом. Другом, каким была его мать Лили. Как он мог скрыть от него столь важную информацию?       Разве друзья так поступают?       Он подошел к двери коттеджа и гневно постучал. Северус стучал и стучал, пока Гарри не распахнул ее. Очки набекрень, а волосы еще более взлохмачены, чем обычно. Была ли у этого мальчишки расчёска?       — Северус? — он внимательно всмотрелся в лицо бывшего профессора: чистый, безумный гнев, какой он и сам познал в ту ночь, когда он… Дамблдор был… когда Дамблдор умер.       — Что случилось? Что происходит? Дети в порядке? Гермиона в порядке?       Не говоря ни слова, Северус не слишком нежно схватил Гарри за плечо и потащил его в сад перед домом.       — Северус, что происходит? Он порылся в кармане в поисках палочки, но Северус тянул его, пока они не встретились взглядом, черные глаза прямо сверлили зелень.       — Что случилось? Что произошло?       — Что случилось? — прошипел Северус. — Что случилось? Ты. Ты и есть то, что случилось, Поттер.       — С каких это пор ты называешь меня Поттером? Что ты имеешь в виду? Что-то не так с домом? С благотворительным фондом? С Министерством?       — Нет, — рявкнул он, — нет проблем ни с домом, ни с фондом, ни с чертовым Министерством. Есть только одна проблема — ты, — он крепче сжал плечо Гарри и обнажил палочку.       — Северус, — сказал Гарри, хватая того за запястье, — скажи мне наконец, что происходит?       Он отстранился от Гарри и посмотрел на него с отвращением, которого тот не видел с шестого года в Хогвартсе. Он ломал голову, пытаясь понять, что же он мог такого сделать, чтобы так разозлить Северуса. Никаких вмешательств в его планы относительно детей не приходило на ум. Невыполнение просьб тоже отпадало. Да и к Гермионе не прикасался. Если только… наверняка она не рассказала ему об этом … не так ли? Они договорились, что никогда…       Оу. Оу.       — Ты… — закипел Северус, пытаясь выдавить слова между глубокими, судорожными вдохами, — ты…       — Северус…       — Ты ведь был с ней?       Гарри сделал глубокий вдох, сглотнул. Это явно было новостью для Северуса. Он был явно расстроен этим. Лучше тянуть время.       — Что ты имеешь в виду, в каком смысле «с ней»?       — Ты чертовски хорошо знаешь, что я имею в виду, Поттер.       — Боюсь, что нет.       — Ты всегда ужасно скрывал от меня свои мысли, Поттер. Почему ты думал, что с возрастом это изменится, мне непонятно. Ты знаешь, о чем я спрашиваю, и знаешь ответ, и я хочу услышать его прямо из твоих уст.       Гарри вздохнул, помедлил, но всё же заговорил:       — Если ты спрашиваешь меня, были ли мы с Гермионой когда-нибудь… близки… в прошлом, то ответ — да.       Вена на левом виске Северуса дернулась, но в остальном он оставался тревожно неподвижным.       — Только раз, в последний год войны, мы были оба одиноки, в полном отчаянии. Я надеюсь, ты понимаешь, о чём я?       — Нет, Поттер, я чертовски не понимаю, о чём вы.       — Я думал, что Финеас Найджелус рассказывал тебе об этом, — Гарри скривил лицо в отвращении, — думаю, он следил за нами.       — В любом случае, несмотря на то, было ли между нами что-то или нет… в то время это не имело значения!       — Так что же делает это таким чертовски важным сейчас? Я с Джинни, ты с Гермионой, мы все четверо довольны нашими партнерами, и никто не хочет ничего менять, так в чём проблема? Или ты всё ещё держишь свечку над постелью каждого, с кем был в близких отношениях в подростковом возрасте?       Ни за что, черт возьми, Северус не мог ответить на этот вопрос.       Приняв его молчание за согласие (Мерлин, каким же тупым иногда мог быть Поттер), он продолжил:       — Понимаешь, что я имею в виду? Почему это тебя так беспокоит? Это было однажды. В прошлом. Давным-давно. Целую жизнь назад. В совсем другом мире.       Северус посмеялся над этим.       — Миссис Поттер знает? — спросил он так злобно, как только мог.       — Обо мне и Гермионе? Да. Мы нечасто об этом говорим, но она знает и понимает.       — Да?       — Да. Мы расстались. Гермиона и я были в бегах. Я никогда не переставал любить Джинни, но, ну, то, что случилось… случилось.       — Ты относишься к этому с таким… легкомыслием.       — Ой, отстань, — теперь Гарри злился, — это давно похоронено в прошлом. Почему ты так злишься? Я признаю, что это был не мой звездный час, равно как ни Гермионин, но это было более семи лет назад. Если моя жена смогла пройти через это, когда память была намного свежее и это произошло гораздо ближе ко времени наших собственных отношений, в то время, когда мы были бы вместе, если бы не война, почему ты не можешь, когда прошло вот уже семь лет?       — Я не собираюсь делить её с кем-либо ещё, Поттер. Я ясно дал понять Гермионе свои намерения, когда все началось.       — Ты не делишь ее ни с кем, Северус. Никогда. Гермиона была тебе полностью верна. Измена совершенно не в её характере.       — И сам знаю.       — Так зачем так расстраиваться из-за того, что произошло много лет назад, когда даже намёков на текущую ситуацию не было? Когда она была твоей ученицей, а ты — ее директором? Когда она была подростком, а тебе было за тридцать? Когда ты был двойным агентом, а она была на передовой, пытаясь уничтожить Тёмного Лорда? Когда мы оба знаем, что было было непрактично и фактически невозможно планировать будущее? Когда все мы: ты, я, Гермиона и все остальные, - просыпались каждый день с пониманием того, что это может стать последним рассветом в наших жизнях? Когда отношения были скорее обузой, чем преимуществом? Когда самая большая услуга, которую вы могли оказать любимому человеку, заключалась в том, чтобы быть на максимально возможном расстоянии? Когда было совершенно немыслимо то, что у тебя с ней когда-нибудь будут какие-либо отношения?       Закончив свой монолог, Гарри тяжело дышал, как и Северус. Северус никогда, ни за что не признал бы, что доводы были и вправду хороши.       Никогда. Он никогда не удовлетворится ничем, что скажет ему чертов Гарри Поттер. Не об этом. Ни о чем. Он должен был знать правду. Знал, что Поттер никогда не скроет это от него. Знал, что не смог бы, даже если бы попытался. Ибо он был безнадежен.       Он должен был знать. Понимал, что не должен смотреть, должен уйти, взять себя в руки, а затем умолять Гермиону о прощении. Но опять же, Северус никогда не умел хорошо делать то, что должен. Нет. Не без уговоров.       Снова схватил Гарри за плечи и с силой, которой он никогда раньше не чувствовал, прорычал:       — Легилименс!

***

      Дождь безжалостно барабанил по мягкой, изношенной ткани палатки. Воздух был холодным и затхлым. Гарри сидел снаружи, неся вахту, с банкой на коленях, в которой теплился волшебный огонёк. Они были бог знает где. Гермиона что-то упомянула об Уэльсе, болотах, Грозовом перевале, и что это было бы идеальное место, потому что оно было изолированным и все же довольно близким к цивилизации на случай, если им нужно будет пополнить запасы еды. Они давно научились приумножать любую попадающуюся им еду, чтобы той хватало надолго.       Палатка казалась… пустой.       Рон ушел от них за несколько недель до этого. Буквально вылетел в приступе ярости и аппарировал прочь. Прошли месяцы с тех пор, как они видели хоть одну живую душу. Медальон был найден, что, впрочем, не давало никаких подсказок к тому, как его уничтожить. Ни меча, ни клыков василиска, ничего. Им нужно было еще найти чашу и змею, но это были единственные чёткие цели. Дальше были лишь их предположения о каком-то артефакте Рэйвенкло, но они не имели ни малейшего представления, что это может быть. Перед отъездом Гермиона часами корпела над Историей Хогвартса, а также всеми книгами об Основателях, которые могла достать. Ничего. За ними охотилась вся армия Волдеморта, и просить помощи у кого бы то ни было было слишком опасно.       Ситуация была такой же мрачной и безрадостной, как и погода снаружи.       Гермиона, сидящая со скрещенными ногами на одном из стульев внутри, издала разочарованный стон и швырнула книгу на землю, очень скоро сорвалась в рыдания. Гермиона никогда не плакала, но с тех пор, как Рон исчез, все стало… тяжело. Для них обоих.       Дело было не столько в изоляции, сколько в том, что их оставил, фактически бросил умирать, единственный человек, на которого они рассчитывали. Все они сошлись на одной цели: уничтожить хоркруксы или умереть, пытаясь.       В последнее время второй вариант казался наиболее вероятным.       Гарри вздохнул и встал со своего поста у входа, чтобы подойти к подруге. Она выглядела… ну, она в беспорядке. Волосы торчали так, будто желали бросить вызов гравитации. Под глазами залегли глубокие тени. Сами глаза из-за слёз покраснели. Лицо было опасно худым, кожа пепельно-серой, от ногтей из-за постоянного стресса мало что осталось. Они ночевали в лесу больше трех месяцев, и это было заметно. Гарри не хотел знать, как он выглядит.       Северус её не узнавал. Из глаз исчез огонь, свирепая решимость, до этого присутствующая всегда. Ушли её сила, её энергия, её… жизнь. Теперь она была больше похожей на труп, инфери, зомби.       Северус знал, что война далась им тяжело. Но это… это сильно отличалось от того, что он ожидал. От того, как он понимал их ситуацию. Финеас Найджелус свел к минимуму подробности, передавая ему только их местоположение. Он ни разу не упомянул, насколько изможденными выглядели эти двое.       — Миона? — осторожно спросил Гарри, используя прозвище, которое не слетало с его губ с третьего курса.       Она подтянула колени к груди и уткнулась в них головой. Ее тело сотрясалось от отчаянных, полных разочарования рыданий.       — Миона, — вновь попытался Гарри. Он и сам был на грани срыва, а потому ему нужна была сила Гермионы. Если она теряла надежду, она, у которой всегда были ответы, всегда был план, которая всегда знала, где искать, куда идти, что делать… тогда всякая надежда действительно испарялась. Гарри не хотел принимать или признавать, что они в тупике, из которого нет выхода. Он не мог.       Ведь какой смысл было бы продолжать жить, если бы это оказалось правдой?       Он стащил ее со стула в свои объятия. Они вместе стояли на коленях на жестком деревянном полу. Уже спустя пару минут ноги протестующе заныли. Дождь стучал по ткани. Капля за каплей падали на палатку, а они просто держались друг за друга. В объятиях каждого из них был тот единственный человек, который у них еще остался в этом мире. Они просто должны были пройти через это. Должны.       — Это когда-нибудь закончится? — сквозь слезы и всхлипы спросила Гермиона.       — Рано или поздно, — пробормотал Гарри.       — Я имею в виду… я не знаю, смогу ли я так дальше, — взвыла Гермиона, — прости, Гарри, я просто… я не знаю, как быть дальше.       — Мы найдем способ, Гермиона, — устало сказал он, — как и каждый раз до этого.       Она покачала головой.       — Как? Как? Мы не знаем, где этот чёртов меч. Мы не знаем, где половина чёртовых хоркруксов. Мы даже не знаем, что представляет из себя последний. Любой, кто мог бы нам помочь, либо мертв, либо скрывается. А Дамблдор, — она буквально выплюнула его имя, — не дал нам абсолютно ничего, чтобы продолжить. Книгу детских сказок? Старый снитч? Чертов делюминатор?       Что, черт возьми, такое Делюминатор? — подумал Северус.       — Рон был прав, это ничто, все ничто, ничто, ничто, ничто — это все, что у нас есть. Нам не ради чего жить, кроме как ждать поимки, пыток и смерти. У нас не осталось друзей в этом мире. Не осталось информации. У нас ничего нет, Гарри, ничего!       Гарри крепче сжал подругу в объятиях. Он никогда не видел ее, да и кого бы то ни было, настолько обезумевшей и полной безнадёги.       Равно как и Северус, который большую часть своей жизни провел в отчаянии и безнадежности.       — Мы вообще живы, Гарри? Мы вообще настоящие? Это жизнь?       — Конечно, Миона, — сказал Гарри с нотками страха в голосе. Гермиона никогда не сомневалась в реальности, — мы живы, и мы настоящие. Ты все еще здесь, и я все еще здесь.       — Ты тоже уйдешь, — захныкала она.       — Никогда, — решительно сказал он, немного отстраняясь и целуя в щеку, после чего обхватил руками ее заплаканное лицо, — ни в жизнь. Я не могу сделать это один, ты меня понимаешь? Ты мне нужна, Гермиона, и я никуда не уйду. Никогда, — он подчеркнул это обещание поцелуем в лоб.       — Но Рон сказал то же самое, и он…       — Но я не собираюсь поступать как он, — твердо сказал Гарри, — понимаешь?       Она кивнула.       — Скажи это.       — Я по-понимаю, — ответила она.       — Это моя девочка, — сказал он, притянул ее лицо к себе и снова поцеловал в лоб, на этот раз задержав губы. Было приятно снова почувствовать кожу другого человека под своими губами. Это было так давно, что он почти забыл, каково это. — Миона, — прошептал он. Ещё один поцелуй. В этот раз в нос, — я не выбирал эту миссию, она была выбрана для меня. Но ты… ты могла уйти. Но выбрала остаться со мной. Теперь я никогда, никогда не отпущу тебя.       Они снова обнялись.       — Я скучаю по нему, — прошептала она.       Он кивнул.       — Я тоже.       Она вздрогнула.       — Ты скучаешь по Джинни?       Он снова кивнул. Когда он заговорил, его голос был полон эмоций.       — Каждое мгновение каждого дня.       — Как ты думаешь, они вместе, где бы они ни были?       — Я… я не знаю, — честно ответил Гарри, — мне нравится думать, что они заботятся друг о друге, как мы с тобой сейчас.       Гермиона вздохнула.       — Увидим ли мы их когда-нибудь снова, Гарри?       — Обязательно, — решительно сказал Гарри, — будь то в этой жизни или в следующей, но мы все снова будем вместе, — он тяжело сглотнул, — обещаю.       Он говорил не только о Роне и Джинни, и Гермиона знала это.       — Миона, не отказывайся от меня. Я не могу сделать это без тебя, — прошептал он.       — Ты — все, что у меня осталось, — прошептала она ему.       — Ты тоже, — ответил он.       Они немного отстранились и посмотрели друг другу в глаза. В их мире, в их вселенной существовали только они вдвоем. Два человека, которые вечно жили настоящим — ни прошлым, о котором было слишком больно думать, ни будущим, о котором они не могли позволить себе роскошь думать. Два человека, цепляющиеся друг за друга ради выживания, отчаянно ищущие надежды.       Вдалеке гремел гром.       Гермиона прижала Гарри к себе, и, пока они держались друг за друга, он еще раз поцеловал ее в лоб. Затем в каждую щеку. А потом… ну, было неясно, что именно произошло дальше. В этот момент память стала немного нечеткой. Всё, что они знали, это то, что их губы встретились неуверенно и целомудренно, а потом ещё раз, уже отчаяннее. Расстояние между телами исчезло. Неопытные руки и ноги переплелись. Предметы одежды снимались один за другим. Худощавые тела кое-как помещаются в большое кресло, неуклюже забравшись в него. В кресле было более чем достаточно места для двух слабых скелетоподобных фигур, которые боролись за то, чтобы сплестись ещё ближе.       Они не разговаривали друг с другом, но мысли роились в голове Гарри.       Я скучаю по Джинни. Гермиона здесь, она настоящая, а Джинни — воспоминание. Не знаю, выберусь ли я из этого живым. На несколько минут, всего на несколько минут, дайте мне подумать о чем-то другом, кроме войны. Позвольте мне предаваться удовольствиям, как другие подростки. Я бы хотел, чтобы она была Джинни. Но Джинни здесь нет, Гермиона здесь. Это изменит все. Это ничего не изменит. Моя жизнь была какой угодно, но только не обычной — это то, что делают обычные люди, не так ли? Когда я целую ее, я ни о чем не думаю, и мне это нравится. Дай мне ни о чем не думать. Дай мне просто почувствовать. Позвольте мне просто действовать. Позвольте мне просто… быть.       Северус решил пойти до конца и применить легиллименцию к Гермионе в памяти Гарри. Легилименция-внутри-легилименции была почти невозможна, но ее мог осуществить кто-то с достаточными навыками. Как он.       Я могу умереть завтра. Если все остальные исчезнут, я все еще буду существовать? Гарри здесь, и с ним я существую, хотя бы несколько минут. Рон будет в ярости. Рон ушел, кому какое дело до того, что он думает? Это так непохоже на меня. Это именно то, что мне нужно. Мне нужен Рон. Мне нужно теплое тело. Мне нужно знать, что я все еще жива, все еще цела и все еще человек. Я здесь, прямо здесь.       Вот чем они были на самом деле: два теплых тела, прильнувшие друг к другу, напоминающие друг другу, что они все еще живы, все еще дышат, все еще люди в нечеловеческом мире.       Связь была безумной и неопытной. Отчаянной и полной мольбы.       Это было именно то, что им было нужно.       Северус наблюдал, как его возлюбленная занимается любовью с другим мужчиной, сыном человека, которого он ненавидел. Он был так похож на Джеймса в этом возрасте, даже невероятно похудев и с другими последствиями стресса. Это было так, будто Джеймс Поттер занимается любовью с Гермионой.       Эта мысль должна вызывать у него отвращение, приводить его в ярость. Вместо этого… это было не так.       Это была не его Гермиона. Его Гермиона занималась любовью с открытыми глазами и неотрывно смотрела в глаза, издавая тихие стоны удовольствия. Эта Гермиона крепко зажмурила глаза, отводя взгляд от своего партнёра, и тихонько мычала. Его Гермиона точно знала, чего она хочет и когда она этого хочет. Эта Гермиона выглядела напряженной и покорной. Его Гермиона целовала и ласкала, пока двигалась. Эта Гермиона цеплялась за своего партнера, как будто он был спасательным кругом посреди бушующего океана. Его Гермиона озвучивала свое удовольствие во время секса. Эта Гермиона, казалось, чувствовала только облегчение.       Когда они закончили, они просто долго обнимали друг друга. До того самого момента, когда два измученных разума уплыли в сон, не было произнесено ни единого слова. Утром Гермиона проснулась первой, выпуталась и быстро достала свою одежду. Гарри найдет ее сидящей у входа, с головой в книге, спиной к нему, как он делал это каждое утро, как будто ничего и не случилось. Гарри готовил ей чашку чая и молча оставлял рядом, как делал каждое утро, как будто ничего и не было.       Они нашли отдушину друг в друге. Каждому что-то нужно от другого. Им это больше никогда не понадобится.

***

      Внутри коттеджа через окно Рон с Джинни наблюдали за разворачивающейся сценой. Несколько месяцев назад Гарри наложил на все окна заглушающие чары: они на собственном горьком опыте усвоили, что громкого грузовика или другого внезапного шума снаружи достаточно, чтобы разбудить Джеймса и, соответственно, его родителей. Так что, хотя всё происходило всего в нескольких футах от них, слышно не было абсолютно ничего.       Они смотрели, как Снейп кричит на Гарри, который впервые в жизни отреагировал спокойно и разумно перед лицом иррационального Снейпа.       — Снейп убьёт Гарри? — небрежно спросила Джинни, покачивая суетливого Джеймса. Со стороны могло б показаться, что она просила о прогнозе погоды на завтра.       — Сомневаюсь, — сказал Рон. — Гермиона убьет его, если он это сделает.       Внезапно двое мужчин снаружи стали напряженно, невыразительно смотреть друг другу в глаза и долгое время не двигались.       — Что они делают? — спросил Рон.       Джинни на мгновение задумалась.       — Ты же не думаешь, что Снейп использовал легилименцию на Гарри?       — Может быть, Гарри смотрит воспоминания Снейпа?       — Он все еще цел, так ведь? Так что не думаю. Вероятно, всё наоборот.       — Интересно, что происходит.       — Он расскажет нам, как только вернется.       — Если он вернется.       — Тебе лучше не думать об этом, Рональд. Кроме того, если бы Снейп хотел убить его, он бы уже сделал это и позаботился о том, чтобы нас здесь не было, ведь свидетели были бы не к месту.       — Именно, — они смотрели еще немного, прежде чем Рон снова заговорил, — думаешь, он знает, что мы наблюдаем?       — Он должен. Он Снейп. Он все замечает.

***

      Северус тяжело дышал, вырвавшись из круговорота воспоминаний Гарри, будто пробежал марафон. Как и Гарри. Легилименция, выполняемая более минуты или двух, вызывала сильную физическую и умственную усталость. Оба мужчины устало облокотились о каменный забор, окружающий коттедж, и ни один даже не пытался встретиться с другим взглядом.       У Гарри не было желания заново переживать этот опыт или большую часть времени, проведенного в этой палатке. Он поклялся никогда больше не ступать в палатку после того года, и придерживался этого намерения. Он изгнал это воспоминание из своего разума и никогда не позволял себе думать о нем. Да и не хотел, если правда.       Северус почувствовал себя так, будто ему влепили знатную пощёчину.       Конечно же, нужно было сразу думать о ней самое худшее, не так ли, — высмеял его голос, — было совершенно неоходимо обвинять ее в том, чего она не совершала. Допрашивать о чем-то, во что лезть ты не имел ни юридического, ни морального права. Не удосужился вспомнить о презумпции невиновности по отношению к единственному гребаному человеку в этом мире, который видел в тебе тебя, а не Пожирателя Смерти или учителя.       Что он натворил?       Ты обвинял, оскорблял и словесно унижал единственного человека, который когда-либо любил тебя за всю твою жизнь, — продолжал голос, — ты посмел причинить боль единственному человеку, который оставался рядом без задней мысли. Ты проебал этот дар небес во истину по-королевски.       Он должен был увидеть ее. Должен был сделать всё правильно. Он сделает все, что она захочет, все, что она попросит, без вопросов.       Слишком мало, слишком поздно, — голос издевался, произнося это почти нараспев.       — Гарри… — срывающимся голосом сказал Северус. Он хотел аппарировать, но был слишком потрясен, чтобы сделать это, не расщепившись. Покопавшись глубоко в себе, откопал несколько техник, которые он использовал, чтобы стабилизировать себя достаточно, чтобы аппарировать после встреч с Темным Лордом. Сосредоточиться на дыхании. Представить спокойное темное озеро поздней ночью, звезды отражаются на поверхности воды. Вдох-выдох.       — Северус, — сказал Гарри, — мне невероятно жаль, что мы не рассказали тебе об этом. Честно говоря, мы оба просто пытались забыть этот момент. Это была ошибка. Глупость. Мы не приняли никаких мер предосторожности. Это было довольно нехарактерно для нас обоих. Наши сердца принадлежали другим людям. Мы оба чувствовали, что мы предали этих людей. Пожалуйста, не думай о нас плохо.       Северус покачал головой.       — Нет, я… — он все еще изо всех сил пытался успокоиться и найти слова, но на ум как на зло ничего не подходило.       — Я знаю, — кивнул Гарри, — однажды, задолго до того, как мы встретились, я наткнулся на Джинни, целующуюся с Дином Томасом в коридоре. Тогда у меня не было к ней никаких претензий, и я был убежден, что навсегда упустил шанс на отношения с ней. Дин был моим соседом по комнате и дорогим другом. Она была так же влюблена в него, как и он в нее, и она целовала его так же яростно и страстно, как он целовал ее. И все же… Я хотел разорвать его на куски за то, что он всё никак это не прекращал.       Северус хорошо помнил эти чувства. В тот год он не раз ловил влюбленную парочку в разных нишах и чуланах замка. Что было странно; студенты, состоящие в отношениях с членами одного и того же факультета, часто выходили в относительной безопасности из своих общих комнат; только межфакультетские влюблённые осмеливались рисковать быть обнаруженными в коридорах. Особенно ночами, когда Северус был на дежурстве.       — Есть ли смысл в этой бессвязной обличительной речи о юношеской возне двух похотливых гриффиндорцев?       — Когда на карту поставлено наше сердце, мы теряем голову.       Это было явным преуменьшением.       — Смотри, — сказал Гарри, — я понимаю, что ты, вероятно, ненавидишь меня, и всегда ненавидел и, возможно, всегда будешь, независимо от того, что я говорю или делаю. Я знаю, что ты терпишь меня сейчас ради детей и Гермионы. Я бы хотел, чтобы ты считал меня другом, но вполне могу смириться с тем, что этого может никогда не случиться. И если бы наши роли поменялись, и я узнал, что моя девушка переспала с человеком, которого я презирал больше всего на свете, я бы, наверное, отреагировал так же. Честно говоря, Северус, это очень по-гриффиндорски с твоей стороны прийти сюда, требуя, чтобы я вышел и встретился с тобой лицом к лицу, защищая свою честь. И ее.       Попытка перевести всё в нечто столь легкомысленное не понравилась Северусу, но Гарри быстро продолжил говорить.       — В любом случае, теперь ты знаешь, что произошло. Гермиона очень болезненно относится к этому, она не гордится тем, что произошло в далеком прошлом. Я надеюсь, что ты не будешь срываться на ней и поймешь ситуацию. Думаю, из всех людей именно ты на это способен.       Северус по-прежнему ничего не говорил. Теперь ему стало как-то спокойнее. Он был почти готов аппарировать.       — Я… дам тебе время. Заходи, если нужно будет поговорить. И, что ж, спасибо, что не убил меня.       Гарри встал, чтобы уйти. Он прошёл уже полпути, прежде чем обернуться.       — Просто чтобы ты знал, Северус… Я никогда не видел, чтобы Гермиона смотрела на кого-то так, как на тебя.       Северус встал и отвернулся от Гарри.       — Ты ошибаешься, — сказал он достаточно громко, чтобы тот услышал, — я не ненавижу тебя.       Не говоря больше ни слова, он напряженно думал о спальне, где он оставил Гермиону на площади Гриммо и аппарировал.

***

      Северус появился на крыльце дома. Это было более чем странно: все обереги были установлены так, чтобы он мог аппарировать в любую комнату в любое время дня и ночи, на случай чрезвычайной ситуации. Гермиона, должно быть, что-то изменила в чарах. Он добавил ее как человека, который имел абсолютный контроль над оберегами на случай, если с ним что-то случится. Северус не рассчитывал на это; все его старые враги были мертвы, и волшебный мир в целом по какой-то причине считал его героем, но он провел слишком много лет в качестве шпиона, чтобы не иметь плана на случай непредвиденных обстоятельств. Старые привычки было трудно изжить.       Очевидно, Гермиона была зла на него и хотела помешать ему аппарировать обратно в их комнату. Отлично; он вошёл через парадную дверь, поднялся по лестнице, и был готов стучать в дверь спальни, падать ниц в попытке вымолить прощение. Он делал это не в первый раз, чтобы вернуть любовь женщины, которой причинил боль.       Добравшись до спальни, он обнаружил, что она не заперта, а Гермионы нет. Что-то казалось… странным в комнате. Неправильным. Стол казался более чистым, и что-то изменилось в расположении книг на полках, но он отмахнулся от этого.       Северус спустился по лестнице и прошел на кухню, где обнаружил Луну, сидящую с кружкой чая в руках и выглядевшую задумчивой.       — Луна, ты не видела Гермиону?       Она покачала головой.       — Я слышала, как кто-то ушел раньше. Думала, это был ты.       Северус нахмурился. Гермиона, должно быть, вышла, чтобы проветрить голову. Он наговорил ей столько гадостей. Его посетила мысль послать к ней своего Патронуса, но передумал. Если ей нужно время и пространство, он даст ей время и пространство. Это была суббота; обязанности взрослых в доме по выходным сводились только к присмотру за детьми. Никаких уроков. Он мог бы прикрыть ее сегодня.       Но по мере того, как часы шли, день плавно перетекал в вечер, а после и в ночь, от Гермионы не было ни слова. Нахмурившись, Северус решил пойти к камину. Если бы она собиралась пойти куда-нибудь еще, она бы, по крайней мере, сообщила об этом Гарри. Он почувствовал укол боли при мысли, что она доверяет подобное не ему, но пока выбросил это из головы. Слишком сильно было понимание, что он полностью заслужил это.       Встав на колени перед огнем, он вызвал дом Гарри.       — Гарри! — прошипел Северус. Не получив ответа, он закричал: — Поттер!       Гарри осторожно опустился на колени у камина, как будто соображая, что уже успел сделать не так.       — Да?       — Где Гермиона?       — Вероятно, там, где вы с ней расстались.       — Ты ничего не слышал от нее?       Гарри нахмурился.       — Нет. А должен был?       Северус вздохнул. Это был плохой знак.       — Её не было дома весь день, и я ничего от неё не слышал. Я знаю, что если бы она собиралась остаться в другом месте, она, скорее всего, дала бы тебе знать…       — Но, учитывая тему наших сегодняшних разговоров, думаю, ей нужно личное пространство, — размышлял Гарри, заканчивая за него мысль, — ты пробовал послать ей Патронуса?       Северус покачал головой. И почему он не подумал об этом?       — Сейчас попробую, — он колебался, прежде чем уйти, — Гарри… ты же не думаешь, что с ней что-то случилось?       Гарри покачал головой.       — Нет, я уверен, что она в порядке, — он слабо улыбнулся Северусу, — на все сто.       Северус закрыл камин, прошептал сообщение своему Патронусу, осведомляясь о ее благополучии, и отослал его. Лань вернулась к нему через несколько минут. Он сердито посмотрел на неё и послал снова, но ситуация повторилась. Патронусы возвращались к отправителю только в том случае, если они не могли доставить сообщение, а это означало, что Гермиона находилась вне пределов его досягаемости.       Это означало, что Гермионы больше нет в Британии.       Он поднялся по лестнице и осмотрел их спальню, на этот раз как следует, ведь после возвращения за целый день туда даже не заходил. Заметил, что в комнате действительно пропали вещи. Ее книги исчезли, как и все предметы одежды и фотографии. Он вошел в ванную; ее нескончаемая куча средств для волос исчезла — он впервые за много месяцев увидел поверхность столика. Комната была очищена от всех вещей Гермионы.       Северус тяжело вздохнул и пошатнулся в дверном проеме. Теперь он понял. Гермиона оставила его. Гермиона оставила их. Гермиона исчезла.