It's for the best

      Куникида и Анго невольно вздрогнули, когда отец Аи захлопнул дверь прямо перед их носом.       В этом нет ничего странного, сказал себе Доппо. Как бы повёл себя сам Куникида, если бы его десятилетняя дочь впуталась в смертельно опасную историю? Да ещё бы и завела знакомство с людьми, которых совсем недавно считали террористами? Конечно, Кода-сан был не в восторге.       С другой стороны, где был он сам во время упомянутых событий?       Куникида отдёрнул сам себя. Какое право он имел судить о чужой семье?       — Что ж, — вздохнул Анго, — думаю, на этом наши полномочия заканчиваются.       Куникида молча кивнул. Не было смысла донимать семью Кода сейчас. Возможно, позже отец Аи немного остынет, и тогда они смогут нормально поговорить.       Возможно, им вообще не следовало приходить — Ая уже достаточно пережила по их вине. Но Куникида должен был передать благодарность от Агентства, а Анго — от правительства. К тому же, Дазай почему-то прожужжал ему все уши о том, что Куникида, будучи заботливым гражданином, должен убедиться в том, что с Аей всё в порядке.       Если уж совсем честно, Куникида и сам беспокоился. Они с Аей почти не разговаривали с того дня в аэропорту, когда он увидел её плачущей над горсткой пепла, которая, как утверждала девочка, когда-то была Брэмом Стокером.       Мужчины сошли с крыльца и направились к калитке в сгущающихся сумерках. Анго снял очки и устало потёр глаза.       — Вас подвезти? — спросил он Куникиду, кивая на чёрную машину, стоявшую снаружи.       Куникида снова кивнул, погружённый в мысли об Ае, потом, спохватившись, ответил вслух:       — Да, пожалуйста. Большое спасибо.       В казённой машине были очень уютные кресла, и он довольно быстро почувствовал, что его клонит в сон. Голос Анго вырвал его из дремоты, и Куникида усилием воли выпрямился, принимая по возможности презентабельный вид.       — Простите, что вы сказали?       В последнее время его внимание и манеры никуда не годились. Пережитые трудности были плохим оправданием — прошёл почти месяц с победы над Смертью Небожителей. Куникида уже достаточно отдохнул, и его рассеянность и усталость не имели никакого смысла.       — Просто интересно, как идут дела у ВДА, — повторил Анго, к счастью, нисколько не обиженный его невнимательностью.       — Хорошо, — сказал Куникида, — доверие общественности к нам полностью восстановилось, и у нас достаточно много крупных дел.       Куникиде стыдно признаться, но он хотел бы, чтобы было иначе.       Никто в ВДА не говорил об этом вслух, но им и не нужно было. Куникида видел это в опущенных головах, в тенях под чужими глазами и их натянутых улыбках, которые детективы посылали клиентам. Никто из них не был готов посвятить себя работе. Не так, как раньше. Не сейчас. Не так скоро после всего, что произошло. И дело было не в тех ужасах, что они пережили в войне со Смертью Небожителей. Будь всё как раньше, Куникида знал, они бы немного отдохнули, а потом встали бы и пошли дальше, на встречу новым испытаниям.       Но «как раньше» больше не будет.       Повисла неловкая пауза.       — Как дела у Дазая? — наконец спросил Анго.       Куникида оторвал взгляд от окна, чтобы взглянуть на правительственного агента. Тот внимательно смотрел на дорогу впереди.       — Бездельничает, как всегда, — пожал плечами идеалист.       Куникида не знал, был ли Дазай в порядке. Скорее всего, нет, как и все они. Но как бы то ни было, говорить об этом с Анго не казалось чем-то правильным. Что бы ни происходило между напарником Куникиды и правительственным агентом, если Анго хотел знать о состоянии Дазая, он должен был спросить у него самого.       Неизвестно, уловил ли Анго этот намёк, но дальнейших расспросов не последовало. Остаток пути мужчины провели в молчании. Анго включил негромкую музыку — спокойный джаз, и Куникида то и дело перепроверял почту на телефоне, чтобы не уснуть.       Только высаживая Доппо у нового общежития ВДА, правительственный агент вдруг предложил:       — Я мог бы устроить встречу с девочкой в школе.       «Правильно ли это?», — спросил сам себя Куникида. Мог ли он говорить с Аей против воли её отца?       Перед глазами встало искажённое гневом лицо Коды-сана за секунду до того, как мужчина захлопнул дверь.       — Да, это было бы здорово, — сами собой произнесли его губы.       Анго кивнул и, пробормотав стандартное прощание, уехал.       Куникида повернулся к общежитию.       Новое общежитие было довольно милым. Оно было похоже на старое — тот же стиль, два этажа, похожая планировка. И вместе с тем оно было видимо новее, с большим ухоженным двором. Комнат было много, даже больше, чем нужно, ведь Рампо-сан как-то незаметно переселился к своему другу из Гильдии, а Ацуши с Кёкой отказались разъезжаться. Казалось, такой простор должен был сделать жизнь комфортнее, но общежитие ощущалось холодным и полупустым.       Здание было хорошим, даже отличным, но Куникида не мог не чувствовать меланхолию, глядя на него. Возможно, он просто ещё не привык. Возможно, перед его глазами каждый раз возникал договор о покупке здания, где под иероглифами «Директор Вооружённого детективного агентства, Куникида Доппо» так неуместно красовалась его кривая дрожащая подпись.       Куникида мотнул головой и пошёл к общежитию, хрустя гравием.       Лишние комнаты рано или поздно заполнятся новобранцами, сказал он себе. В одной из них уже поселился Сигма, который получил почти полную амнистию взамен на помощь в ликвидации всех взрывоопасных монет, выпущенных Небесным казино. Сигма ещё не был членом ВДА, но наблюдая за тем, как вёл себя с ним Дазай, Куникида подозревал, что мальчик… то есть, мужчина скоро повторит судьбу Ацуши.       Доппо поднялся по внешней лестнице — такой непривычно устойчивой и свежевыкрашенной — и подошёл к двери своей квартиры. Его встретила гладкая, без единой выбоины дверь с блестящим номером 201. Несколько мгновений он смотрел на эту чужую на вид дверь, прежде чем вынуть из кармана чужой на ощупь ключ и поднести его к замочной скважине.       Ключ дрогнул в его руке раз, другой, третий, царапая новенький металл. Куникида сжал зубы, стараясь выровнять руку, но стоило ему напрячься, и руку пронзила резкая боль. Ключ со звоном упал на пол. Куникида закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов, прежде чем поднять ключ и попытаться снова.       Прошёл месяц с тех пор, как Ёсано использовала свои способности, чтобы вернуть ему руки. Первые несколько часов Куникида был так рад, что даже не заметил. Потом, когда заметил, убедил себя не заострять на этом внимание, решив для себя, что это скоро пройдёт. Потом это превратилось в отрицание. А теперь… Теперь прошёл уже месяц, и, возможно, пришла пора принять правду.       Правда в том, что, казалось, руки Куникиды больше ему не принадлежали.       Порою они просто ужасно дрожали, порою — были жёсткими и непослушными, как будто кто-то прицепил к запястьям мужчины ладони пластикового манекена. Но хуже всего была боль, сопровождавшая любое сильное напряжение в руке. В особо холодные дни Куникиде казалось, что его руки снова разрываются на части.       Ёсано попробовала ещё раз исцелить его, но результат был тот же. Если так подумать, неизвестно, как она вообще смогла вернуть ему руки. В конце концов, Куникида не был ни тритоном, ни морской звездой, ни Ацуши — регенерация конечностей не входила в список свойств его организма. С другой стороны, способность Ёсано спасала детективов от взрывов тогда, когда они буквально должны были разлететься на куски! Тогда, возможно, дело было в том, что травма Куникиды уже не была «свежей» на момент исцеления?       Какова бы не была причина, факт оставался фактом. Его руки всё ещё не исцелились, и неизвестно, когда исцелятся.       Хуже всего для Куникиды была даже не сама травма, а то, насколько неэффективным она его сделала. Он тратил уйму времени, чтобы застегнуть свою одежду, ему было трудно готовить и трудно есть, а самое страшное — он не мог нормально выполнять свою работу. Заполнение каждого отчёта превращалось в подвиг, и Куникида не помнит, когда в последний раз дрался или стрелял в поле. Он даже не мог толком использовать свою способность. Прези… Фукудзава-сан дал ему новый блокнот вместо испорченного, и спустя месяц он всё ещё оставался абсолютно пуст. Куникида не мог заставить себя написать хоть что-нибудь — мысль о кривых дрожащих иероглифах и бесконечных кляксах на новой чистой бумаге отталкивала его.       Он был бесполезен.       О чём думал Фукудзава-сан, оставляя Агентство на него?       Куникида был не готов. Он не был готов к тому, чтобы вернуться к своим прежним обязанностям, что уж говорить о новой ответственности, которая свалилась на него. Как он должен был удержать ВДА на плаву, если сам как будто бы разваливался на части? У Куникиды не было никого, кому бы он мог задать этот вопрос. Если бы только Фукудзава-сан был здесь…       Ключ наконец вошёл в замочную скважину. Куникида закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов.       Фукудзавы-сана здесь не было. И кроме Куникиды больше не было никого, кто мог бы взять на себя руководство Агентством. Фукудзава-сан ожидал, что он справится, несмотря ни на что — кем он будет, если не оправдает этого доверия? Кем он будет, если подведёт всех тех, кто полагается на него в это трудное время?       Он должен взять себя в руки, чёрт возьми.       Куникида уже намеревался повернуть ключ, когда до его ушей донёсся слабый звук.       Детектив тут же насторожился, затаив дыхание и вслушиваясь в ночную тишину. Некоторое время ничего не происходило, и Куникида было решил, что ему показалось, но тут звук раздался снова. Он был еле слышен (звукоизоляция в новом общежитии была заметно лучше старой), но мужчине всё же удалось определить его источник — это была соседняя, двести вторая квартира. Квартира Дазая.       — Дазай? — позвал Куникида, подходя ближе, — У тебя всё в порядке?       Ответа не последовало, и он попробовал прижаться ухом к чужой двери. Внезапно дверь под его весом поддалась, и Доппо ввалился внутрь, чудом удержавшись на ногах.       — Чёрт тебя дери, Дазай! — рявкнул он, — Сколько раз тебе говорить закрывать проклятую дверь!       С такой работой, как у них, нужно быть более осторожными!       Дальнейшие его возмущения прервал повторившийся звук — теперь Куникида без труда опознал сдавленный крик. Выругавшись, мужчина рванулся по коридору, рука сама собой потянулась за пистолетом — как будто он мог им воспользоваться.       Он вбежал в спальню и тут же снова чуть не упал, споткнувшись о расставленные по полу пустые бутылки. В середине комнаты в окружении бутылок и скомканной одежды лежал футон, а на нём, запутавшись в одеяле, метался Дазай. Глаза его были закрыты — ни голос напарника, ни звон упавших бутылок не разбудили его — лицо его было бледным и мокрым от пота, он страдальчески хмурился и что-то невнятно шепча. Куникида просканировал взглядом комнату. Сердце его упало, когда он заметил полупустой блистер с таблетками на полу.       — Дазай! — упав на колени, он потряс напарника за плечи, — Дазай, просыпайся! Что, чёрт возьми, ты принял?       Тот, всё ещё в плену кошмарного сна, дёрнулся в сторону, бормотание снова сорвалось на крик.       — Хватит! Прекрати это!       Куникида отшатнулся от неожиданности. Он никогда раньше не слышал, чтобы Дазай так кричал.       — Нет, — проскулил бинтованный мотая головой, — нет…       — Дазай, — взяв себя в руки, Доппо снова схватил его за плечи.       — ЧУЯ!       — Дазай, проснись! — рявкнул Куникида и несколько раз как следует встряхнул его.       Глаза Дазая наконец распахнулись. Он судорожно вцепился в предплечье Куникида, хватая ртом воздух.       — Что? — прошептал он пересохшими губами.       — Дазай, эй, — позвал Куникида, — ты слышишь меня?       Глаза Дазая прошлись по комнате, прежде чем его расфокусированный взгляд обратился к Куникиде.       — Кн…кида-кун?       — Он самый, — выдохнул идеалист, — Дазай, чтоб тебя, ты можешь хотя бы сейчас прекратить свои попытки самоубийства? Что ты принял?       Дазай растерянно моргнул.       — Я не… я прсто хтел спать, — промямлил он.       Взгляд Куникиды снова метнулся к таблеткам, потом вернулся к чужому лицу — осунувшемуся, с заметными кругами под глазами. Значит, Дазай не пытался покончить с собой, просто напился и принял слишком много таблеток (вероятно, из-за своей толерантности к большинству лекарств). Что, на самом деле, не сделало эту ситуацию лучше.       Решив написать Ёсано, Куникида достал телефон и раздражённо вздохнул, когда тот выскользнул из дрожащих пальцев и упал на футон.       — Где…? — спросил Дазай, растерянно оглядываясь по сторонам.       — Мы в общежитии, — буркнул Доппо, возясь с телефоном.       — Но… это не моя кмната.       — Твоя. Мы переехали около двух недель назад, помнишь?       — Ммм, — промычал Дазай, — здесь мило… но мне нун… нужно вернуться.       — На кой чёрт тебе возвращаться?       Во время переезда он несколько раз спрашивал придурка, не забыл ли он что-нибудь! Если он сейчас…       — Я не могу… нельзя дать ему ни единого преймущщсва, — проговорил бинтованный заплетающимся языком и попытался подняться на ноги.       — Воу! — Куникида еле успел поймать идиота, когда тот, пошатнувшись, чуть было ни рухнул прямо на пол, — Куда, по-твоему, ты собрался?       — Мне нужно прррснуться…       — Разве не ты только что говорил, что хочешь спать?       — Да уж, — захныкал Дазай, — это какой-то ужас, Кункида-кфнн! Они нкогда не вфыклчают свет! И эти… эти стеклянные стены! Совршенно невзможно спать!       Куникида непонимающе нахмурился. Стеклянные стены? О чём он говорил?       — Но это даже хршо, да…? Я не могу сейчас спать, — хныканье превратилось во встревоженное бормотание, — Фёдор что-то задумал, я должен… я должен…       Осознание вспыхнуло в мозгу идеалиста, как лампочка.       — Дазай, — он мягко удержал напарника, когда тот снова попытался подняться на ноги, — Как ты думаешь, где ты находишься?       — Во сне? — Дазай еле удостоил его беглым взглядом и сделал ещё одну попытку встать, — Серьёзно, Куникида-кун, отпусти, у меня нет на это времени…       Дело было даже хуже, чем он предполагал изначально.       Бинтованный опять попытался вырваться, и Куникида, не долго думая, опрокинул его на футон и уселся сверху, надёжно удерживая чужое туловище между своими бёдрами. Параллельно он пытался обдумать ситуацию. Конечно, он видел раньше видел Дазая и пьяным, и под веществами, но… В этот раз всё было иначе. Это не было очередной дурацкой попыткой покончить с собой. Дазай сделал всё это, чтобы уснуть, чтобы успокоиться, но получил взамен лишь кошмар. Куникида снова вспомнил душераздирающий крик напарника и внутренне вздрогнул.       — Эм, Куникида-кун, я, конечно, польщён, — нервно захихикал Дазай, — но, честно говоря, ты меня совсем не интересуешь в этом плане…       Куникида, старательно игнорируя его, как можно более быстро напечатал сообщение Ёсано. Перечитав текст и чуть было не расплакавшись из-за количества опечаток, он приложил к сообщению сделанное фото таблеток и нажал кнопку «отправить».       — Послушай меня, Дазай, — сказал он, дожидаясь ответа, — ты сейчас не спишь. Мы победили Смерть Небожителей месяц назад. Достоевский мёртв. Мы сейчас в общежитии Агентства, ты наглотался таблеток и теперь бредишь.       Дазай ответил ему бессмысленной улыбкой, по его лицу было видно, что он пропустил все слова Куникиды мимо своих ушей.       — Пойдём, — вздохнул Куникида, — выведем из тебя эту дрянь.       Он помог напарнику подняться и, бережно, но крепко удерживая его за плечи, повёл за собой: сначала на кухню, где он напоил Дазая тёплой солёной водой, а потом в туалет, где тот тут же рухнул перед унитазом и его вырвало.       Телефон Куникиды пиликнул — Ёсано ответила на его сообщение. К счастью, у таблеток, которые принял Дазай, не было каких-то особенных побочных эффектов кроме тех, которые Куникида уже наблюдал.       — Это… как-то слишком мерзко… для сна, — заныл Дазай, сплёвывая.       Куникида сочувствующе похлопал его по спине.       — Потому что это не сон.       — Думаю, именно так и сказал бы кто-то из моего сна.       — Теперь ты просто издеваешься надо мной. Так сложно поверить в то, что это не сон?       — Мне… бу-э-э… мне приснилось, что Куникида-кун обнял меня. Этого бы никогда не случилось в реальности.       Он сейчас серьёзно?       Конечно, их партнёрство не было идеальным, но… в глубине души Куникида считал что оно было очень близко к этому. И несмотря на всю их с Дазаем непохожесть, несмотря на их разногласия, несмотря на требовательность Куникиды и то… ну, то, кем был Дазай — несмотря на всё это Куникида очень сильно ценил это партнёрство. И своего напарника.       Дазай же знал об этом, верно?       — Я… — он неловко откашлялся, — я действительно обнял тебя. Я был рад тебя видеть.       — О-о-о, Куникида-кун, — захихикал Дазай, — ты такой милый!.. Буэ-э-э!       Доппо тяжело вздохнул. Эта ночь обещала быть долгой.       Куникида не знал, как давно напарник принял таблетки, но надеялся, что хотя бы часть удалось вывести. Тем не менее Дазай по-прежнему оставался слаб и не в себе, так что идеалист помог ему умыться и выпить воды — на этот раз без соли — и уложил обратно на футон. Потом он отыскал на кухне мусорный пакет и принялся убирать царивший в спальне беспорядок.       — Куникида-куууун…       — Что, Дазай?       — Ку-ни-ки-да-кууун…       — Ну что?!       — Так… это действительно не сон?       — Ками-сама, да думай ты, что хочешь! — раздражённо огрызнулся Куникида, — Если тебе так хочется и дальше грезить об играх разума с этим сумасшедшим, то вперёд!       Повисла пауза, и Куникида уже было решил, что вопрос исчерпан, когда Дазай вдруг сказал:       — Я не хочу.       В его тихом голосе было непривычно много уязвимости, и Куникида невольно обернулся на него. Дазай сидел, скрестив ноги, и яростно теребил бинты на руках.       — Не хочешь…? — переспросил Куникида.       — Я не хочу возвращаться.       Его глаза, казавшиеся чёрными в полумраке комнаты, одновременно внимательно наблюдали за Куникидой и вместе с тем смотрели как будто бы сквозь него.       — Дазай, — Куникида отложил пакет с мусором и целиком повернулся к напарнику, — Тебе больше не нужно возвращаться в тюрьму.       Куникида видел правительственные документы на Дазая. 138 убийств в сговоре, 312 вымогательств и 625 других мошеннических действий. Если бы это был незнакомец, Доппо бы без тени сомнения отправил этого парня за решётку. Вот только он знал Дазая. Он мог не знать его историю, мог не знать того, каким человеком Дазай был до прихода в Агентство и было ли хоть какое-то подобие оправдания для всех его преступлений. Но он знал своего напарника и он доверял ему, и новая информация о его прошлом ничего не изменила. Наоборот, Куникида чувствовал странную гордость, думая о том, какой путь прошёл Дазай.       Он не позволит человеку, который так старается стать лучше, гнить в тюрьме всю оставшуюся жизнь. Никто из них не позволит.       Следующие слова Дазая были такими тихими, что Куникиде пришлось пододвинуться ближе, чтобы расслышать хоть что-то.       — …в тюрьме или нет. Я не хочу возвращаться к нему.       — Ты имеешь в виду Достоевского? — Доппо подавил суеверное желание оглянуться, как будто одно имя могло вызвать этого демона из глубин ада, в который он был низвергнут.       Дазай заторможено кивнул, глядя в пустоту.       — Дазай, ты… — Куникида облизнул губы, тщательно подбирая слова, — есть что-то, о чём ты не рассказал нам? Он что-то сделал?       Конечно, из всего Агентства Дазай лучше всех мог противостоять Достоевскому, так что они со спокойной оставили этот фронт за ним. И тем не менее, демон Фёдор был страшным человеком, который без труда проникал в чужой разум и манипулировал людьми, словно пешками. Что если даже Дазай не был застрахован от этого? Что если Достоевский навредил ему?       — Нет, — бинтованный с горьким смешком покачал головой, — это просто… я.       — Что ты имеешь в виду?       Дазай долго не отвечал, и Куникида подумал, что тот ничего больше ничего не скажет. Похоже, что он добрался до границ чужой откровенности. В конце концов, каким бы громким и доставучим не казался порою Дазай, его понятие о личном пространстве было шире, чем у всех в ВДА. И для всех в ВДА неприкосновенность этого личного пространства была одним из негласных правил. Ведь какими бы тревожными не были его попытки самоубийства, каким бы тревожным не был его образ жизни в целом, любое излишнее беспокойство только бы оттолкнуло Дазая.       Однажды он будет готов попросить помощи сам.       Погрузившись в эти мысли, Куникида чуть было не пропустил следующие слова своего напарника.       — Он был везде. Он был единственным человеком, с которым я говорил, и единственным человеком, о котором я должен был думать каждую секунду, чтобы всегда быть на два, на три шага впереди…       Дазай судорожно вздохнул. Куникида сидел, боясь пошевелиться и спугнуть чужое откровение. Он вспомнил, как напарник появился в аэропорту, исхудавший и измученный, как он дремал на стульях в зале ожидания, вспомнил его бледное лицо с тенями под глазами, искажённое болью и тревогой во сне. Как долго Дазай был без сна, целиком поглощённый борьбой со своим чудовищным противником?       — И он всё продолжал говорить, что мы с ним похожи… и не только он — все говорили о нас, как о двух сторонах одной медали. И в какой-то момент я сам почти перестал понимать, в чём между нами разница.       Куникида сжал кулаки.       — Это не правда, — он придвинулся ближе и положил ладонь на чужое плечо, — Слышишь меня, Дазай? Это не правда. Ты не такой, как он.       Дазай зарылся пальцами в собственные волосы, едва ли слушая его.       — Я чуть не убил Чую, — выдохнул он, голос его сорвался.       Куникида поджал губы, чувствуя себя всё более и более неуютно с каждой секундой. Не слишком ли далеко он зашёл, пытаясь выпытать у Дазая правду? Будь тот более вменяемым, он вряд ли бы позволил Куникиде всё это услышать.       — Дазай…       — Я должен был это сделать, понимаешь? Если бы я этого не сделал, я не смог бы выиграть время, не смог бы разделить Чую и Фёдора, и тогда весь план пошёл бы коту под хвост… Но… Я практически утопил Чую своими собственными руками. Как после этого я вообще посмел сказать, что люблю его?       Куникида определённо не должен был этого слышать.       — Дазай, я думаю, тебе лучше…       — А хуже всего то, что я остался жив.       Куникида замер. Ледяные пальцы ужаса как будто вцепились в него изнутри. Как бы часто Дазай ни говорил о смерти, это звучало иначе. Это было настоящим.       — Я был готов, — прошептал Дазай, обхватив себя за плечи и глядя в пустоту, — я был готов. Когда вкалывал себе этот яд, когда падал, когда Чуя схватил меня… я всё рассчитал, всё было бы в порядке. Но я не рассчитывал, что я выживу, — его обессмысленный взгляд вдруг обратился к Куникиде, и тот вздрогнул от отчаяния в чужих глазах, — Что мне теперь делать?       «Я не знаю», — Куникида прикусил губы, чтобы эти слова не выбрались наружу.       Что он должен был сказать Дазаю? Что он должен был сделать? Мог ли он хоть что-то сделать, чтобы помочь своему напарнику, чтобы помочь Агентству, чтобы помочь маленькой девочке, отец которой захлопнул дверь перед его носом?       Он не мог помочь себе.       Он испытал постыдное облегчение, когда Дазай, похоже, полностью истощённый собственной эмоциональной вспышкой, постепенно затих и уронил голову. Тогда Куникида наконец нашёл в себе силы сдвинуться с места и бережно, будто одно неосторожное движение могло растревожить чужие невидимые раны, уложил бинтованного на футон.       — Тебе больше не нужно возвращаться, — сказал он в пустоту, — Ты можешь спать спокойно. Всё будет хорошо.       Жаль, что он не мог начертать эти слова на бумаге. Может, тогда он мог бы в них поверить.