сейчас пришло время (мы должны показать наши чувства)

      Полоска серого света проникает сквозь окно, между жалюзи, освещая комнату, как прожектор. Сейчас все выглядит немного светлее, может быть, чуть менее уныло и пасмурно, чем раньше. Это должно быть хорошим знаком, верно? Свитер Тони висит на спинке стула, его джинсы где-то на полу; Майк не совсем уверен, куда делась его одежда, но решил, что сейчас об этом не стоит думать. Есть более важные вещи, на которых нужно сосредоточиться.       — Как ты думаешь, так будет продолжаться всю неделю? — спрашивает он, легонько проводя рукой по боку Тони, посмеиваясь, когда Тони вздрагивает от прикосновения.       — Возможно. Я имею в виду, что до сих пор зима была..Такой — рано или поздно это должно было случиться.       — Это правда. Я не думаю, что видел так много снега с тех пор, как… Ах, я даже не знаю, когда. Тони не отвечает на это, просто слегка улыбается, давая понять Майку, что у него что-то на уме. Он всегда был такой закрытой книгой — даже по прошествии стольких лет все еще бывают случаи, когда Майк даже не может догадаться, о чем думает Тони.       — К чему эта улыбка? И снова Тони не отвечает, по крайней мере, не сразу. Он просто закрывает глаза, выглядя полностью в мире с миром, прежде чем подумать: «Все это кажется таким… Домашним».       — Домашним?       — Ну, да, я имею в виду — просто посмотри на нас. Свернувшись калачиком в постели в 3 часа дня в воскресенье, болтаем о погоде, как будто мы никогда раньше не видели снега. Просто чувствуется… Как очень спокойная, очень рутинная вещь, я полагаю. Майк смеется.       — Из твоих уст это звучит довольно скучно, когда ты так говоришь.       — Хм. Тогда, может быть, мы становимся скучными.       — Я бы не был так уверен. Прежде чем Тони успевает ответить, Майк наклоняется, чтобы прижаться губами к груди Тони. Вместо того, чтобы сделать «очень спокойную, очень рутинную вещь», которую Майк, как он знает, ожидает, Резерфорд впивается в кожу Тони, оставляя мягкую красную отметину прямо вокруг его соска, когда он отстраняется.       — И что это было? — Тони не звучит раздраженным, просто удивленным — хотя он никогда бы в этом не признался.       — Это, — отвечает Майк, — было доказательством того, что я был «домашним». Теперь он наклоняется немного дальше, добавляя еще одну красную отметину на другой стороне груди Тони.       — А теперь: ты хочешь лежать здесь и продолжать говорить о плохой погоде на улице, или ты хочешь посмотреть, сможем ли мы друг-друга согреть?       Майк едва успевает закончить свой вопрос, как Тони прижимает его к кровати, как будто он ждал этого весь день и просто не хотел упоминать об этом. Да, хороший ответ.