Пара тысяч вопросов

       — У меня есть вопросы…       Никкаль не договаривает — охает сдавленно, сжимает в кулаке ткань одежды на его плече, больно впивается ногтями в его предплечье.       Губы Сина проходят влажной дорожкой от мочки ее уха к подбородку, прикусывают нежную кожу шеи и тропой поцелуев спускаются ниже. Он замирает, рвано выдыхая в ее ключицы, и Никки глухо стонет, выгибаясь в его руках.       Вопросы ураганом кружатся в ее голове и снегом тают под жаром вечно ледяных рук. Юноша прячет чуть заметную, довольную улыбку в ее волосах. Он пропускает её шелковистые пальцы сквозь свои, думая о том, что и сам бы хотел о многом спросить.       Откуда этот шрам на плече?       Прежде, чем слова сорвутся с губ, он тянется к тонкой, белой линии, очерчивает ее языком, не удержавшись, покрывает поцелуями все плечо, и только после поднимает голову, чтобы заглянуть Никкаль в глаза. Ее взгляд затуманен желанием. Расслабленная, растерянная в этой неге, она не сразу понимает, почему Син прекратил свою сладкую пытку. Девушка недовольно хмурится, ерзает в кольце его рук и тянется к нему.       Их губы встречаются в страстном, почти диком танце, где Никкаль требует, а Син жадно сминает, беря свое. Страсть вспыхивает пожарищем, и они практически борются языками, прикусывая припухшие губы и вырывая инициативу друг у друга.       Когда приходится оторваться ради жадного глотка кислорода, Син чуть отстраняется, не выпуская девушку из объятий:        — Вопросы, — шепчет он.       Никкаль растеряно хлопает глазами, расфокусированный взгляд охватывает всего его: манящие губы, горящие во тьме желтым глаза хищного кота, заостренные в неровном свете свечей скулы, растрепавшиеся смольные волосы, падающие на покатые плечи. Она прикусывает губу, соблазнительно изгибается, притягивая юношу ближе. Син не поддается, он подталкивает ее, вновь очерчивая губами шрам, и Никки, наконец, понимает, что он имеет в виду.        — Ах… Это еще с детства. Я собирала груши для Су… И, кажется, повисла на какой-то ветке, уже и не помню, что случилось… — Никки путается в словах, вновь ловит его руками и притягивает ближе.       Син дарит ей очередной сладкий поцелуй. Неспешная ласка лишь распаляет, но каждый раз, когда Никкаль пытается разжечь пламя, увлечь его страстью, юноша отстраняется и все начинается заново. Теплые объятья, чуткие пальцы, гуляющие по телу, изучающие, ласкающие и запоминающие. Син сжимает руку Никкаль, прижимает ее ладонь к своей груди, туда, где так стремительно бьется сердце, и ведет ниже. Она очерчивает смелыми касаниями каждый его соблазнительный изгиб, каждый шероховатый шрам и мельчайшие неровности кожи. Юноша отвечает ей тем же, пока его пальцы не находят россыпь родинок на ее спине.       Син одним плавным движением переворачивает Никкаль на живот. Она испуганно пищит, но позволяет ему делать с собой, что угодно. Руками он приподнимает копну ее волос, отбрасывает их за голову, чтобы ничто ему не мешало. Губами же скользит по светлой коже, по выступающим позвонкам, по лопаткам, по пояснице.       Никкаль сжимает в руках простыни, стонет глухо, уткнувшись в подушки, и извивается, сгорая от наслаждения.       Сину вновь приходится повторить, чтобы она поняла. Он дарит один короткий поцелуй-касание первой родинке чуть выше лопатки, потом второй, немного правее, дальше третий, той, что ниже…        — Ах… Да, родинки… Никогда не обращала на них внимания…       Следующие несколько минут Син без слов убеждает Никкаль в том, что каждая ее черта заслуживает особого внимания. Родинки под его чуткими пальцами складываются в созвездия: обманчиво-простой Ворон, превращается в Чашу и тут же разбивается осколками Гидры.       Никкаль замирает, на белых простынях она похожа на нимфу, ожившую мечту или призрачный сон.       Сон, что уже случился однажды. Теперь он воплотился наяву. И будет повторяться еще много, много ночей. Син убежден в этом.       Юноша отстраняется, ложится рядом и, когда Никкаль поднимает голову, они улыбаются друг другу. Широко, открыто. Полная счастья и наслаждения Никки ловит улыбку, что Син прячет в одних глазах, тогда как губы его почти не тронуты, лишь уголки чуть заметно приподняты. Девушка тянется рукой вперед, отбрасывает с лица юноша пряди волос, очерчивает пальцем скулу. Син ловит ее ладонь поцелуем на лету.       Чарующий смех Никки наполняет комнату. Пламя свечей начинает танцевать, сплетаться, и в язычках огня легко угадываются сплетенные тела любовников. Совсем как на кровати.                     Много позже, когда свечи уже догорают, а первые лучи рассветного солнца бьют в распахнутое окно, Никкаль садится в постели, словно вспомнив что-то. Син наблюдает сонно, одной рукой продолжая удерживать девушку за талию. Волосы Никкаль падают на ее грудь, прикрывая и одновременно соблазнительно подчеркивая обнаженное тело.        — Вопросы, — говорит она, и в ее голосе звучит хрипотца, сорванная страстью.       Син вскидывает бровь, без слов спрашивая, что она имеет ввиду.        — Вопросов так много, ответишь ли ты на все?       Ответов, что он может ей дать, ничтожно мало. И слова, что вот-вот сорвутся с его губ, станут очередной ложью. Той, что однажды разрушит его сладкий сон, превратив в нескончаемый кошмар воспоминаний. Поэтому он уходит от прямого ответа. Скользит в тенях.        — У меня тоже есть вопросы, — серьезно говорит Син.       Юноша протягивает руку, и Никкаль без раздумий вкладывает свою ладонь в его. Она готова идти за ним, куда бы он не позвал, к чему бы ее не вел. Полное, безграничное доверие их отношений становится ее теплой, спокойной гаванью. И Син губами касается каждого ее пальчика, даря мягкие поцелуи, подтверждающие все ее надежды, все мечты и все истины, что для себя она считает прописными.        — Много? — игриво спрашивает Никки.       Син уводит ее прочь он правды, тянет во мрак тайн и недомолвок. Переворачивает диалог, заставляет отказаться от ответов и вместо этого предоставить свои.       Он все еще затаившийся в засаде камышовый кот. Покорённый, влюбленный, но обреченный.        — Пара тысяч.