Беззвучный режим

— Му Цинфан, известно ли тебе, что являться на пик Бессмертных Пьяниц пьяным — моветон?       Прислонившийся к дверному косяку Му Цинфан взглянул на старшего адепта Цзуйсянь и, икнув, затянул: — Я знаю мудрость, что несет вино-о-о, Оно в безбрежность ду-ушу раскрывает! — О-о-о! — подхватили его под руку и завели внутрь. — Это ты на душу уже знатно принял, друг мой. Тяжело будет догнаться.       Звонкий отроческий голос, по которому этот жалкий старик успел соскучиться за прошедшие полгода, выкрикнул: — Мне кажется, или я слышал Ли Бо «В одиночестве пью под луной»? Цяньбэй, это ты? — Мне кажется, или, если я в ближайшие дни услышу хоть одно стихотворение, я повторю судьбу предыдущего лорда Цинцзин и повешусь?! — раздался душераздирающий крик лорда Аньдин.       Мир немного кренился — самую малость.       Пройдя по узкому, пропахшему хмелем и переспелыми фруктами коридорчику в тесную для всех собравшихся человек комнату старшего адепта Цзуйсянь, Му Цинфан первым делом рухнул на кушетку рядом со своим непосредственным начальником и, вытянув ноги, запрокинул голову. Его ткнули острым пальцем в бедро. — М-м! Что нужно?.. Нет меня…       Ижэнь-эр, которому пить было нельзя, но он всё равно пил, лежал рядом с заброшенными на спинку ногами. Обстриженные до плеч волосы концами касались застеленного коврами пола. Глядя снизу вверх, он весело спросил: — Неужели пациенты закончились?       Замотавший тяжёлой и пустой головой из стороны в сторону, так что волосы упали на лицо и от них пришлось отплёвываться, Му Цинфан заплетающимся языком прохрипел: — Они неисчерпаемы, как человеческая глупость, и нескончаемы, как войны в мире. — В таком случае мне, пожалуй, стоит отправить в поместье Акации дежурных? — предусмотрительно предложил Ижэнь-эр, даже сейчас не забывая о своих обязанностях как лорда Цяньцао.       Му Цинфан вновь покачал головой — одновременно с той закачались пол и стены, — а затем замер.       То-очно.       Дежурных. Наверное, он начал пить слишком рано, раз не подумал об этом. — Ижэнь-эр, я проверил всех, перед тем как начал пить, и послал за адептом, но я не знаю, пришёл ли он и кто конркн… в общем, кто именно пришёл, — повинился Му Цинфан, на что его по-дружески похлопали по плечу. — Я схожу проверю, расслабляйся пока, — и указал острым подбородком на других собутыльников-лордов, которые все имели вид несколько потрёпанный. — Тут, вон, все после собрания пытаются в себя прийти. Чжанмэн-шисюн такой разбор полётов устроил — мама дорогая, хорошо, что ты не ходил.       Точно, сегодня же было собрание лордов, а Ван Илян тогда, получается… Ай, о чём он вообще думает? Если на собрании Ижэнь-эр был, то и спрашивать незачем. — Юэ Цинъюань и вовсе неизвестно, когда в себя придёт, — добавил обувающийся Ижэнь-эр, держась рукой за стену. — Его сначала похвалили за успехи, а затем таких батогов за скандал надавали, что бедняга ещё неделю не встанет с кровати, — и оптимистично добавил: — Зато поспит хоть!       Застывший Му Цинфан всё ещё обдумывал слова о том, что горным лордам досталось на орехи, — сказанное о Юэ-шичжи только-только начало доходить до застеленного хмельными туманами разума. Предусмотрительный шиди всучил ему в руки чарку с чем-то ароматным и наверняка крепко алкогольным. — Пей-пей и рассказывай! Что за горе приключилось? — Горе… — Горе тут у меня! — раздался откуда-то поблизости, но странно снизу голос. — Мне требуется то, что позволит после первой же чарки забыть о планируемом вывозе камня, — тоскливо протянул глава Аньдин, сидящий прямо на полу вокруг разложенных бумаг, напоминавших пенное море.       Вид он имел самый что ни на есть страдальческий. — Лорд Аньдин, — вежливо поприветствовал его Му Цинфан, который только что увидел этого незаметного по жизни человека, на что получил пропитанное ядом шипение: — Я такой же лорд, как твой любимчик — певец. Передай ему спасибо от моего лица и лица всех ныне находящихся в школе адептов Аньдин за то, что разрушил укрепление Ваньцзянь и обеспечил пик внеплановой работой. Я ему бескрайне благодарен!       Раздалось цоканье языком. Лорд Байчжань, который, как и любой уважающий себя муж, проводил время в компании вина и отдыхал от своей зазнобы, ака грозной Госпожи-основательницы Сяньшу, ака матери его троих детей, твёрдо произнёс: — Нельзя винить заклинателя в период прорыва в искажении ци. Особенно нельзя винить в подобном ученика. Произошедшее — твоя вина, шисюн Ишао, ведь следить за своими учениками обязан ты.       Перекосившись в лице, лорд Аньдин, который совсем терялся на фоне широкоплечей и в целом значительной фигуры лорда Байчжань, бросил в него заряженный ци скомканный лист, который без труда поймали двумя пальцами, и воскликнул: — Следить за учениками! Да ты что! От кого я это слышу?! — и выдвинул обвинения: — Твои ученики избили моего старшего адепта! За что?! — За дело, — уверенно пробасил лорд Байчжань и громыхнул единственным кулаком по столу рядом. Жалобно звякнула глиняная бутылка.       В справедливости своих подопечных лорд Байчжань не сомневался ни на миг. Зато в ней сомневался лорд Аньдин. — За дело! Конечно, за дело, а не за то, что у этой кары Небес, — затыкал он пальцем в бумаги на полу, — в спине "кость гордости", как у Ли Бо, которая мешает ему сгибаться в поклоне! — и всплеснул второй рукой, совсем позабыв о том, что в той чарка с вином. Вино с плеском разлилось по многострадальным бумагам.       Задержавшийся Ижэнь-эр, которого заинтересовала тема разговора, устал слушать поток нескончаемых жалоб на свою горькую судьбу и поморщился. — Кому в этой жизни легко, Ишао-сюн? Думаешь, твой старший адепт один пострадал от несправедливости? — и, указав подбородком на помрачневшего лорда Байчжань, предложил: — Спроси у него, каково недавно пришлось его старшему адепту. А я пошёл, скоро вернусь.       Задержав Ижэнь-эра взглядом, лорд Байчжань сжал пиалу в руке так, что проступили вены. — Цингэ ещё ничего не знает.       Что не знает? Кто не знает? Едва поспевающий за нитью разговора Му Цинфан вопросительно посмотрел на вскинувшего пушистые брови Ижэнь-эра. — Погоди, ты ему ничего не сказал? Когда собираешься? — Я давно не видел Цингэ, — качнул головой лорд Байчжань, который и сам в последние месяцы не вылезал из пекла Бездны на юге, сражаясь в первых рядах. — Он иногда отписывается о том, куда направляется, но никакие вести не поспевают за ним.       Ижэнь-эр уже в сапогах прислонился к косяку и скрестил руки на груди, ожидая продолжения, слегка заинтригованный лорд Аньдин решил, что дела подождут и, сложив бумаги, нетерпеливо уточнил: — Да что с ним такое? Что за горе постигло наследника одного из древнейших и богатейших кланов Поднебесной, в чьём великом роду были сами Драконы? — В тот род затесалась одна крыса, — процедил лорд Байчжань и, тряхнув седой гривой, пророкотал: — Имя единственного сына нынешнего главы клана Лю было вычеркнуто из семейного древа.       Му Цинфан, только поднёсший чарку к губам, не смог сделать ни глотка.       Это что, дурная шутка? — Цингэ потерял право на наследство, на земли, на становление главой клана, он потерял право на всё.       Присвистнувший лорд Аньдин весь подобрался и протянул: — Ты шутишь? Клан Лю только вновь, впервые за сколько веков, вернулся в Янчжоу, перекрёсток всех водных торговых путей Поднебесной! Да люди мечтают, мечтают с честью завершить свои дни, умерев в Янчжоу! Доход клана Лю сегодня с одного этого города должен быть равен доходу целой провинции, и ты хочешь сказать, что Лю Цингэ оставили ни с чем?! — и, расхохотавшись, покачал головой.       Лорд Байчжань лишь нахмурился и презрительно цокнул. Нетерпеливо стуча носком массивного сапога по полу, он процедил: — Его отец приходил ко мне… Выяснять отношения. В итоге сказал, если сыну меч и белые одежды дороже родной семьи и заслуг предков, пусть и остаётся по жизни простолюдином с одним мечом.       Тесно знакомый с Лю Цингэ, бывшим его постоянным пациентом, Му Цинфан негромко и взволнованно произнёс: — Но Лю Цингэ сын от главной жены, а та умерла родами. Повторный брак запрещён законом. И… Больше в клане Лю нет прямых наследников. Только младшая дочь от какой-то там по счёту наложницы. — Это ли проблема? — поморщился лорд Байчжань и отставил пиалу, которую так и не допил. — У главы Лю именно что сколько-то там наложниц, так долго ли будет стоять вопрос рождения сына? Два-три года — и проблема решится сама собой, пускай даже все остальные его дети не будут обладать и вполовину таким же высоким статусом, как старший сын. Глава Лю для видимости поддерживает нынешнего Императора, но сам уже давно поставил всё на смену династии, несмотря на то, что Император даровал ему повышение в чиновничьем звании, впервые после той позорной казни вернув клану Лю символическую власть в Янчжоу.       Потерев переносицу, не терпящий политических дрязг и ничего не смыслящий в них лорд Байчжань, бывший в прекрасных дружеских отношениях с лордом Цинцзин, дождался, пока Ижэнь-эр наконец уйдёт, и своим утробно низким голосом добавил: — Илян узнал это по своим каналам. Чжу Вэнь пообещал главе Лю, что, когда воцарится на троне Дракона, дарует тому не просто высокий чиновничий ранг, а возвратит утерянный прежде княжеский титул и полноценную власть в Янчжоу. Если клан Лю восстановится на прежних позициях хотя бы в своей древней резиденции, то вернёт право взимать налоги со всех морских и речных торговцев, а это баснословная прибыль — Янчжоу всё же один из крупнейших торговых узлов во всей Поднебесной. Там слишком много всего завязано на деньги, власть, подковёрные интриги и дела давно минувших дней. Илян не желает вновь погружаться во всё это, у него и так трещит голова, а в одиночку Цингэ не справится с вопросами политики. Он всё же не ученик Цюндин, чтобы разбираться во всей этой грязи, с десяти лет, считай, в военном лагере живёт, — и, поставив точку, добавил: — Единственное, что сказал глава Лю, — позволит сыну вернуться, если тот согласится жениться на некой деве клана Чжу. — Тяга Ван Иляна решать дела чужих учеников весьма похвальна, — не смог не сцедить свой яд лорд Аньдин, пользуясь отсутствием лорда Цяньцао, но всегда почитающий людей лучше, чем они есть, и не терпящий нытья лорд Байчжань громыхнул: — Что ты воешь?! Весь вечер воешь и воешь! Ладно чжанмэн-шисюн не разобрался и перепутал яшму с простым камнем, но ты-то этого мальчишку сколько наставлял до войны, мои парни и те за него вступились!.. — Да избавьте меня уже от этого Цюй Юаня! — воскликнул лорд Аньдин, ударив по полу. — Если он в следующий раз не отделается искажением ци, то сбросится в реку с камнем в объятиях, помяните моё слово, и кого, как не меня, обвинят в этом?!       Выпившие лишнего лорды тяжело дышали. Му Цинфан разумно не вмешивался, цедя вино из хризантем. Старший адепт Цзуйсянь закрыл глаза и с чувством запел оду не к ночи упомянутого Цюй Юаня: — Кто с яшмой путает простые камни, Не отличает преданность от лести, Те, знаю я, завистливы и грубы, И помыслы мои им непонятны. — Ты издеваешься?! — взвыл лорд Аньдин и под раскатистый хохот откинувшегося на спинку кресла лорда Байчжань заткнул уши, но шиди лишь набрал больше воздуха в лёгкие и, поднявшись с места, распевно продолжил: — Обычно деревенские собаки Встречают злобным лаем незнакомца. Чернить людей, талантом одарённых, Вот свойство подлое людей ничтожных. — Я от вас уйду… — глухо пожаловался лорд Аньдин, едва не лёжа на всех своих бумагах. — Вот найду нового дурака, который согласится пост принять, и точно уйду.       Хлопнула дверь. Раздался так и не сломавшийся за три века жизни голос: — Все мы уйдём, — легко произнёс вернувшийся Ижэнь-эр и, сев рядом в позу полулотоса, налил себе ещё немного молодого вина. — Жизнь уже устроила нашей школе кровопускание, сколько ещё лет пройдёт — пять-семь? — как Яо уступит власть Шуню, и нас всех мирно сменит новое поколение. Давно пора. О чём говорили, пока меня не было?       Зная, что правду говорить нельзя, Му Цинфан коротко ответил: — О старших адептах.       Глухо заворчавший лорд Аньдин сел и, расправив шелестящие листы, устремил на них взгляд воспалённых глаз, перед тем как ответить: — Я говорил, что все в поколении «Цин» либо не знающие удержу юные гении, либо фанатики своего дела, и что хуже — все они ещё дети, им учиться лет двести!       Согласны с ним были не все. Лорд Байчжань, самый молодой среди горных лордов, был свято уверен: — Новые времена требуют новых людей — смелых и неподвластных медлительности, что рано или поздно охватывает всех заклинателей-старожилов. — Молодых, а не детей! — воскликнул лорд Аньдин и подскочил на ноги. — Сколько в поколении «Цин» совершеннолетней молодёжи кроме Юэ Ци?! Ноль! Ноль, ноль, — указав на двух находящихся в комнате старших адептов, он, растеряв страх, взвыл: — Эти двое не считаются, они оба старше нас с тобой! Да что там, Юэ Цинъюаню только в начале весны двадцать один стукнуло! Вэй Цинвэю в этом году двадцать исполнится, твоему обнищавшему страдальцу Лю в начале лета будет восемнадцать, Ци Цинци сейчас и вовсе четырнадцать! О чём думала Саният, когда её назначала?! О том, как бы выпендриться перед тобой и своей Наставницей?       Лорд Ци, чью младшую дочь только что сравняли с грязью, сам от гнева сравнялся цветом лица с днищем старого котла.       Му Цинфан кашлянул, а Ижэнь-эр, чуть изменившийся в лице, перегнулся через ручку кушетки и похлопал лорда Байчжань по плечу, успокаивая и останавливая от убийства, с милейшей улыбкой щебеча в адрес ищущего смерти лорда Аньдин: — Ты ещё фривольней назови Саният Илэ, и Ван Илян вырвет твой язык раньше, чем ты успеешь сказать слово «мама».       В комнате стало немного прохладно.       Упоминать Ван Иляна при Ижэнь-эре было табу, равно как и наоборот. Му Цинфан зажмурился, пытаясь вспомнить, когда он последний раз лечил меридианы Ижэнь-эра, но опьяневшее сознание никак не реагировало.       Ситуацию спас лорд Байчжань, отрубив все сомнения: — Ци Цинци сколько угодно может быть моей дочерью, но это лишь значит, что тренироваться она должна ещё усиленней, ещё чаще, ещё упорней! Да, она юна, но она уже развила золотое ядро — всего через месяц после Наследника школы.       Му Цинфан догадывался, что именно из-за воспитания любящего, но требовательного отца и легендарной матери — основательницы школы Бессмертных Красавиц — Ци Цинци и стала самой юной заклинательницей, сформировавшей золотое ядро, в истории.       Тяжело жить в тени легендарных родителей. Ещё тяжелее идти по их стопам.       Девочка выросла на глазах Му Цинфана и, проведя первые десять лет на пике Байчжань, жаждала на тот попасть, но в каждую из восьми попыток отец избивал её до полусмерти, как и всех других желающих стать учениками пика Ста Битв. Дева Ци не могла повторить за двумя своими старшими братьями, — которые предпочли любить и почитать одиозных родителей, но на расстоянии, и чем дальше, тем лучше, — всё же она была несправедливо, по её собственным словам, рождена девушкой.       И потому дева Ци в десять лет решительно направилась на общие соревнования, где её забрала к себе Саният Илэ, как никто иной, знающая, что в Поднебесной нет женщин, наделённых большими свободами и правами, чем бессмертные красавицы. Однако, проведя лишь два года на Сяньшу и два года на войне, месяц назад развившая в себе золотое ядро и назначенная старшей адепткой Ци Цинци куда как больше впитала в себя боевой дух родного пика Байчжань и выросла той ещё воительницей. — Это раз, — продолжил лорд Ци. — А два — смена поколений произойдёт не сегодня, не завтра и не в этом году, а лишь в этом десятилетии. У детей будет достаточно времени, они вырастут.       Вспомнив своих хронических пациентов и намёки Ван Иляна, Му Цинфан подлил себе ещё вина и, сделав хороший глоток, сам пожаловался: — Вырастут-то вырастут, вот только пока нужно следить, чтобы один поспал, второй поел, а третий не сбежал из лазарета на сломанных ногах.       А то знает он некоторых.       Юэ Цинъюань в запале и потоке работы мог сутками напролёт работать на энергетиках. Найти его вырубившимся от усталости можно было где угодно: на столе, под столом, в коридоре, — но только не в кровати. После формирования золотого ядра два месяца назад он и вовсе забыл слово «сон».       Шэнь Цзю, если судить по последнему осмотру, питался по принципу «хочешь есть, попей воды» — на его мощах можно было демонстрировать ученикам все виды переломов и вариантов их неправильного срастания.       Лю Цингэ в пылу сражения легко мог не заметить не то что раны, но даже собственной смерти. Поднимать этого лютого мертвеца требовалось регулярно.       Туда же в довесок шёл Вэй Цинвэй, способный с фанатичным блеском в глазах ковать оружие днями напролёт и за последний месяц трижды едва не угоревший около печи. Там же красовалась Ци Цинци, ещё с первого дня войны под прикрытием тайно направленная на разведку в Запретный Город для слежки за окружением императора, а заодно «учёбы» в гареме женским премудростям, но вместо этого за два года доведённая до желания кастрировать всех мужчин поголовно, отправить всех женщин служить в войска, а не маяться дурью, и подорвать имперский двор ко всем демонам!       И где-то там с краю есть местечко и для него. Прокрутив всё это в голове и взглянув на незаметно опустевшую пиалу, Му Цинфан потянулся ещё за вином, апатично думая о том, что чудом не спился с прошлым поколением горных лордов, но будущее его явно доведёт до перехода на пик Бессмертного Пьяницы.       Впрочем, на хмельную голову всем в их компании лезли в голову странные мысли, а вот ограничители отказывали. — Предлагаю не скромничать и всем перевестись учиться на Цинцзин! — возвестил лорд Аньдин, получив в качестве реакции подавившегося Ижэнь-эра и убийственный взгляд едва не протрезвевшего Му Цинфана, но, не замечая того, обращаясь к нему напрямую: — Процитируем Ван Иляну Ли Бо и Цюй Юаня!.. — А потом Илян спросит, в чём разница между их формами стихосложения, мы не ответим, и к утру наши бессмертные тела всплывут в пруду Безмятежности, — попытался было перевести неудавшуюся шутку на смежную тему лорд Байчжань и вопросил: — Вот давай, скажи мне сейчас, в чём разница между стихами «ши» и «люй»?       Лорд Аньдин как-то разом поник. Сам лорд Байчжань, несмотря на дружбу с лордом Цинцзин, ответа явно не знал и даже не напрягался, но Ижэнь-эр, за которого Му Цинфан переживал больше всего, поднял знакомо рассеянный взгляд к потолку, безуспешно ища там ответ на поставленный вопрос, точно ученик, не подготовившийся к занятию.       Наморщился и почесал шрамированные щёки. — Вот ведь… Я так давно учился, погоди, дай вспомнить, а!.. — запрокинул голову Ижэнь-эр и даже откинулся на спинку кушетки, закрыв лицо ладонями. — Голова пустая! Помнил же! — Ага. Вчера ещё, скажи, помнил, — поддакнул лорд Аньдин, явно выпивший больше необходимого. Или напротив, намеренно желающий в отместку испортить Ван Иляну жизнь. — Ну, не вчера, — начал выкручиваться Ижэнь-эр, на чьих висках выступили капли пота, — но, когда я готовился к провинциальным экзаменам на степень цзюйжэнь, я это точно помнил. — Ты провалил их три века назад и с тех пор не участвовал… — Я их не провалил! — взвился Ижэнь-эр, едва не вереща: — Из-за кое-кого мне запретили сдавать чиновничьи экзамены!       Началось…       В такие моменты при всей своей нелюбви к Ван Иляну Му Цинфан понимал, за что тот так презирает лорда Аньдин. — Но это не меняет той сути, что известно это было тебе триста лет тому назад, — твёрдо произнёс лорд Байчжань, который был в добрых отношениях и с Ван Иляном, и с Ижэнь-эром. — И если так, то не пытайся вспомнить.       Му Цинфан, который, благодаря шисюну Шэню, повторял стили стихосложения не так давно, негромко ответил: — Стихи «люй» — современная форма стихосложения, отличается от стихов «ши», написанных старым метром и без учёта тонов, подчинением строгим правилам чередования тонов не только в рифмующихся словах, но и во всех словах строфы.       На него устремилось четыре пары удивлённых глаз. — Вау, — выразил общие мысли внешне подуспокоившийся Ижэнь-эр, но расширенные зрачки душили всяческую надежду. — Ты откуда это знаешь? Ты за четыре века до меня должен был учиться. — Я не получал образование в юности — мои родители были сборщиками риса, а потом была война, — умолкнув на тех словах, Му Цинфан всё же закончил мысль: — Шисюн Шэнь рассказывал недавно. Ему нравятся современные стихи, но читать их он толком не может.       Как никто другой из их компании зная о трудностях шисюна Шэня с речью, лорд Аньдин неверяще предположил: — Он читает стихи вслух? — Нет, только про себя, — ответил Му Цинфан и потянулся за средством в кармане рукава, которое должно было помочь протрезветь в ближайшие минуты. Состояние Ижэнь-эра и попытки вывести его со стороны лорда Аньдин, которому шисюн Шэнь сегодня подложил большую свинью, напрягали. — Тогда в чём проблема? — Он не знает тонов. Древняя поэзия тоны не учитывает вовсе, а современная на их основе строится.       Вернее, шисюн Шэнь говорил не так. Он утверждал, что прежде знал тона и распознавал их, но со временем забыл, как именно они должны звучать. Поднимать эту тему глухой не любил. А если ему в руки попадалась современная поэзия и он начинал её читать, то неизменно сбивался с ритма, пытался продолжить, у него не получалось, и шисюн Шэнь зло захлопывал книгу. Или бросал в стену. Или сжигал, — но так случилось лишь однажды. — В любом случае это уже проблема Ван Иляна, — пожал плечами лорд Аньдин и убил надежду Му Цинфана на то, что они разойдутся миром, одной фразой: — Я вообще не пониманию, неужели он не мог предотвратить искажение ци?..       Ижэнь-эр болезненно расхохотался. — Я тебя прирежу этой же ночью, — как ни в чём не бывало пообещал лорду Аньдин лорд Байчжань, но что толку?       Ижэнь-эр уже закусил удила. С шальной улыбкой и вспыхнувшим взглядом, в котором мерцали искры всё ближе подступающего помешательства, лорд Цяньцао весело ответил: — Да брось, шиди! Любой ученик Цинцзин скажет, если наш всемудрый Ван Илян за день никого не довёл до нервного приступа или инфаркта, — тот день прожит зря! Все знают, адептами у него становятся лишь те, кто в годы ученичества не умер от искажения ци и в итоге постиг нирвану.       В комнате повисла тишина. Никто не решался посмотреть на двенадцатилетнего отрока, в чьём теле по вине Ван Иляна оказался на всю жизнь заперт Ижэнь-эр, некогда умышленно доведённый старейшиной Ваном до фатального искажения ци.       Если изначально это было просто чудовищным несчастьем и крестом на личной жизни, то последние десять лет Ижэнь-эр всё больше и больше терял ясность рассудка, то впадая в детство, то в приступы ярости. Его пребывание на посту горного лорда становилось всё более затруднительным, а периоды ремиссии, которых с трудом добивался Му Цинфан, — короткими.       Но последним, кого беспокоила судьба брата по школе и кровного врага в одном лице, был Ван Илян.