Беззвучный режим

      Обруганный буцюем Лу Цуй, прежде задыхающийся от боли, от нехватки воздуха и попавшей не в то горло крови, наконец затих. Сглотнувший Син-эр едва слышно выдохнул. В разверзшиеся горные пропасти продолжали с грохотом обваливаться камни и осыпаться земля.       Хотелось выругаться, как в далёкую солдатскую молодость.       Ребёнок, нельзя же быть таким ранимым и всё принимать настолько близко к сердцу — с виду кожа как у слона, а на деле тоньше лепестка персика!       Грудь прострелило. Ван Илян чуть поморщился и, не отвлекаясь от контроля состояния ученика, направил к собственным сломанным рёбрам поток ци для скорейшего исцеления. Придись удар настолько концентрированной энергией разрушения на кого другого, в теле жертвы появилась бы сквозная дыра величиной с грудную клетку: бил Шэнь Цзю насмерть.       Да ещё так, что отдача ударила по нему самому.       Однако виданное ли дело — являться за своим мечом в столь неподобающем облике? Обретение духовного оружия — это торжественная церемония и ритуал, а не покупка мешка риса по дороге домой! Заявился сюда красный, растрёпанный, в измятых рабочих одеждах, точно раб после пахоты! Где этот ребёнок, прежде демонстрирующий великолепное воспитание, растерял свои манеры? В Бездне? Или зов меча был настолько силён, что затмил рассудок?       Отточенными за века движениями пропуская сквозь распластанное тело поток ци, чтобы задать направление исказившейся ци владельца, Ван Илян огляделся вокруг. В радиусе двадцати шагов от них не осталось ничего целого. Вывороченные из земли корни, ковёр из первых листьев, что с шуршанием осыпались на проталины, и серый снег. Развалины некогда несокрушимых ворот пика Ваньцзянь, за которыми уже шумели привлечённые происшествием ученики и адепты пика. — Ван-шибо, какого гу!.. — начал было пришедший в себя Вэй-шичжи, но вовремя прикусил язык, пусть и не до конца, скачущим пальцем указывая то на своего бессознательного шиди, то на развалины: — Ворота! Оборонительная стена, шибо Ван! Как?! Заклинания на эти ворота наложены основателями школы, они столько веков служили внутренним укреплением Цанцюншань, как их можно уничтожить выплеском ци?!       Можно.       С такими нечеловеческими запасами ци, как у лежащего перед ним юнца, можно и купол над Цанцюн повредить, не то что ворота, печати на которых за долгие века ослабли. А если учитывать тот факт, что энергия инь являет собой суть разрушения, произошедшее — вообще детская шалость. — При искажении ци подобное неудивительно, — ровно ответил Ван Илян и указал на один из особенно глубоких разломов. — Здесь сейчас опасно находиться, Вэй-шичжи, тебе и твоим шиди стоит побеспокоиться о себе.       А не греть уши, чтобы потом разнести вести по всему хребту.       Недовольный приказом убраться прочь Вэй Цинвэй ещё недолго потоптался на месте, но всё же не посмел перечить.       Энергия в теле ученика наконец относительно стабилизировалась. Отняв руку от часто и невысоко вздымающейся груди, Ван Илян продолжил игнорировать попытки провинившегося Син-эра робко привлечь внимание и стёр со сколь миловидного, столь же и изнурённого лица шичжи Шэня кровь зачарованным платком.       Какие занятные на Аньдин обитают ученики.       Теперь понятно, почему Му Цинфан взял мальчика на постоянный личный контроль, а частично распущенные самим Ван Иляном сплетни о том, что Шэнь Цзю — его личный тайный ученик, приобрели подобную популярность.       Всё же он не ошибся, когда поставил на эту тёмную лошадку. Вот только пускай Ван Иляну было очень многое известно о давно привлёкшем его внимание ученике, но то, что он видел сейчас, исцеляя исказившуюся ци, было за гранью его понимания.       А такое в последнюю тысячу лет его жизни встречалось нечасто.       Син-эр, которому впервые довелось воочию узреть искажение ци, сам трясся, точно лист на ветру, и ожидал наказания.       Очень мягко, насколько только возможно деликатно, Ван Илян задал намекающий вопрос: — Хэ Син, — мальчик содрогнулся и тут же на коленях подполз к нему, сложившись пополам в поклоне. — Что я приказал вам сделать перед прибытием?       Раздалось мямленье: — Простите, Учитель…       Повысив тон, Ван Илян резко повторил: — Говори.       Задыхаясь, Хэ Син залепетал, изминая в руках края плаща, на которые тоже брызнула кровь: — П-предуп… Предупредить… Шиди Шэня, что вы будете ожидать его и чтобы он выбрал надлежащее одеяние перед ритуалом обретения духовного оружия… Но, Учитель, это же очевидно! Ай!       Камень рядом с его ногой взорвался!       Шичжи Шэнь закашлялся, в его горле заклокотала кровь, так что его пришлось положить на бок, чтобы не задохнулся, и придержать голову. Белокожее лицо, с которого зимние снега смыли загар, сейчас казалось бескровным. Неживым. — Я отдал приказ. Вы исполнили его? — Мы… Мы не думали, мы сюрприз хотели…       Чудный сюрприз!       На его руках ученик с искажением ци, ворота Ваньцзянь, что стояли со дня основания Цанцюншань, уничтожены, а не догорит и палочка благовоний, как весть об этом достигнет чжанмэн-шисюна! Великолепно.       Воздух был холодный, и разгорячившийся после бега ребёнок замерзал. Дыхание и сердцебиение у него были совсем слабыми.       Син-эр шмыгал носом. Окружив их троих куполом тепла, Ван Илян мрачно начал: — Ты знал, что перед обретением меча заклинатели теряют ясность рассудка, что их ци становится нестабильной. Ты знал, что твой шиди незнаком со многими ритуалами, в силу их редкого использования на пике Аньдин и его напряжённых отношений с лордом и адептами Аньдин.       Покрасневшими глазами взглянув на бескровное лицо шичжи Шэня, которого он искренне считал своим другом, Син-эр склонил голову так низко, как только сумел, но ему это уже не могло помочь. Никому это уже не могло помочь. Ожидая, пока ци ребёнка уляжется и его можно будет безопасно перенести на Цяньцао, Ван Илян убрал с его лба растрёпанные волосы и продолжил: — Более того, ты знал о том, что твой шиди обладает слабым здоровьем и мнительным нравом, но, несмотря на это, ты ослушался приказа этого Учителя и посчитал возможным поступить по своему разумению.       Рухнув лицом в землю, Хэ Син запричитал: — Этот глупый ученик виноват! — В чём ты виноват?       В ужасе посмотрев на чудом оставшегося в живых шиди, он истово выкрикнул: — Этот глупый ученик нарушил приказ Учителя!       Ван Илян поджал губы. Как же недопустимо мало ты понимаешь. — Я в тебе очень разочарован, Хэ Син.       И в будущем не желает разочаровываться ещё больше.       Достав из рукава письмо, которое хотел отдать позднее, Ван Илян бросил его на снег перед лицом коленопреклонённого ученика. — Читай.       Вслепую нащупав письмо, Син-эр развернул хрустящую бумагу и вчитался. С каждым столбцом лицо юноши становилось всё ближе по оттенку к снегу. Глубоко вдохнув и запрокинув голову к небу, Ван Илян уточнил: — Так, может, мне тоже сделать тебе сюрприз? Расторгнуть контракт на обучение и отправить тебя в родной дом. — Нет! — в лишь недавно сломавшемся голосе Син-эра сквозила истерика. Ван Илян впился в него уничижительным взглядом. — Нет? Отчего же? Ты не хочешь навестить своего старшего брата, — должно быть, ему одиноко в тюрьме? Не с кем поговорить, а ты ведь у нас мастак вести бесконтрольные речи и молчать, когда не следует.       Задрожавший ученик поднял на него успевшие опухнуть от слёз глаза, в которых плескался чистый, незамутнённый ужас, но, встретившись с ним взглядом, тут же склонился носом к самой земле. Скомкал в закоченевших руках жуткое письмо. — Этот ничтожный умоляет вас взять свои слова назад, Учитель, — тело ребёнка била крупная дрожь. — Если… Если сказанное в письме правда, меня… меня же удушат, Учитель, меня удушат за связь с мятежниками!       Едва дышащий Син-эр выглядел так, точно и его сейчас настигнет искажение ци.       Ван Илян выдохнул.       Бойся, дитя, бойся, быть может, тогда ты станешь осмотрительней и не повторишь судьбы брата. Этот Учитель не всегда сможет выгораживать тебя. — Твой старший брат был глуп. Он обсуждал вопросы власти и Небесного Мандата в чайном доме с певичками, он навлёк гнев императора на свою семью. Думаешь, этому Учителю неизвестно, что ты сам в свободное от учёбы время ведёшь праздную жизнь повесы и посещаешь чайные? Что ты болтаешь без умолку?       И твой собственный язык покорен тебе не более, чем ветер.       Однако даже сейчас Син-эр так и жаждал что-то сказать и опустить свою голову ещё ближе к плахе. — Но шиди Шэнь ведь тоже!.. Он вообще ходит в мир ветра и цветов, чтобы отдохнуть на ветвях ивы, а ему ничего!       Ван Илян повторил уже не раз бывшие сказанными слова: — Хэ Син, у всякого человека, родившегося на свет, есть секира во рту, и ею безумец, говоря без разумения, казнит сам себя. Твой шиди вынужден всегда взвешивать каждое слово, перед тем как его произнести, — вот почему его никогда не настигнет кара за необдуманные речи.       Впрочем, он покривил душой: те слова шичжи Шэня в адрес старшего адепта Аньдин, из-за которых всё и началось, нарушали все возможные нормы иерархии, так что наказание, которому его подвергли, было заслуженным. Хотя та пара слов ни в какое сравнение не шла с тем, что сам Ван Илян в молодые годы в лицо обругал Императора ублюдком, убийцей своего народа и похотливым стариком, — так что, если говорить откровенно, не ему судить людей за несдержанность. Однако неуёмная болтливость Хэ Сина была не следствием горячего нрава, а опасной дурной привычкой, что в любой миг могла его погубить.       Тоскливо махнув рукой с осознанием, что нельзя учить людей тому, чего не умеешь сам, и позволив горе-ученику встать, Ван Илян уточнил принципиальный момент: — Если твой шиди и правда только с пути, то я не вижу его вещей. — Они на Цинцзин! — мигом отрапортовал малость взбодрившийся Син-эр. — Фэй-мэй выходила из повозки последней, заметила их и забрала, сказала, что передаст потом лично.       Молодец, девочка. Сяо Лэ тебя хорошо выучила — жаль, не смогла уберечь. — Ступай на пик и стой на коленях в главном учебном зале до моего возвращения. Вопрос о наказании как тебя, так и остальных, кто ослушался меня, я решу позже.       Быть может, после произошедшего сегодня и трагедии в семье Син-эр станет осторожней, а о том, как ему избежать семейного наказания и помочь брату, Ван Илян расскажет вечером, после остальных дел.       Не желая ждать, пока сюда явится лорд Ваньцзянь, Ван Илян поднял на руки ребёнка, который практически ничего не весил, легко встал на Гункэ и вскоре шёл по дорожке поместья Акации.       Занятый очередным пациентом Му Цинфан повернул голову, почувствовав ци горного лорда, но при взгляде на его ношу метнулся навстречу. — Что случилось?! — Ничего, что вы не могли бы не предполагать.       Уложив усыплённого шичжи Шэня на койку, Ван Илян оборвал попытку Му Цинфана вмешаться единственной фразой: — Когда вы собирались поведать горным лордам о том, что в нашей школе учится не просто юный гений демонологии, но и заклинатель-инь? Более того, вполне успешно и совершенно бесконтрольно самосовершенствующийся заклинатель-инь?       Отойдя в сторону, Ван Илян позволил целителю проверить меридианы неразумного ребёнка, в котором практически не осталось энергии ян. От заворчавшего Му Цинфана это не скрылось. — Я же просил его не медитировать чаще!.. Что за упрямец, о Небеса, всё делает по-своему…       Опустившись в кресло рядом и подобающим образом расправив подол ханьфу, Ван Илян отметил: — Старейшина Му, я попрошу вас оставить воспитательный элемент в стороне, равно как и вмешательство в ци шичжи Шэня, — сейчас он едва ли нуждается в вашей помощи. В то время как этот лорд нуждается в ответах на интересующие его вопросы.       Сам не свой от беспокойства Му Цинфан нашёл в себе силы опровергнуть его домыслы: — Это не более чем редкость, зачем выставлять всё в столь мрачном свете? — Старейшина Му, — проникновенно обратился к нему Ван Илян и тем самым наконец привлёк внимание к своей персоне. — Редкость — это иньский тип энергии у юноши. Да, согласен, это редкость, которую ещё поискать нужно. Но два потока ци и подобным образом «сшитая» система меридианов в организме одного человека — это не редкость. Это феномен.       И не думающий слушать его слов Му Цинфан затвердил: — Я осознаю причину подобных выводов, лорд Ван, но уверяю, что они были сделаны поспешно. — Вы проверяли его на одержимость? — Да. — На паразитизм демона-двоедушника? — Да, — чуть взволнованней, чем прежде, ответил Му Цинфан, не прекращая обеспокоенно проверять ци закашлявшегося во сне истощённого ребёнка. — Лорд Ван, я уверяю вас, обе его ци — человеческие. И они обе принадлежат ему. Это не последствие запрещённых техник, проклятия или опытов.       Весьма занятно. — В таком случае вас не затруднит ответить на вопрос этого лорда: как такое возможно? — Это врождённая аномалия, — нехотя ответил целитель и повернулся к нему лицом. — Точно такая же, как и глухота.       Ну надо же.       Не ученик Аньдин, а ходячая аномалия.       Весьма проблемная и доставившая в последнее время немало хлопот, даже если забыть о сегодняшнем происшествии, вести о котором уже наверняка разлетелись по всем пикам со скоростью морового поветрия.       Впрочем, сейчас следовало сосредоточиться на ином.       Перекрестив пальцы, Ван Илян указал на кресло, позволив Му Цинфану сесть в его присутствии, и начал беседу, которую планировал завести с Шэнь Цзю, но, с учётом его неожиданной абсолютно неадекватной реакции, планы пришлось менять на ходу. — Пускай. Примем сей факт как должное и опустим его. Что вам известно о прошлом шичжи Шэня до его прихода на Цанцюн? — Практически ничего.       Никак уже начался час-разрушитель? Или же просто звёзды сегодня не благоволят ему?       Ничуть не желая давить на уважаемого им человека, Ван Илян постарался решить дело миром: — Старейшина Му, поверьте, ради блага шичжи Шэня вам лучше рассказать обо всём мне, иначе потом придётся держать ответ перед всем советом горных лордов — и хорошо, если только перед ним.       Но упёршийся рогом Му Цинфан молчал: — Мне нечего сказать. Шисюн Шэнь крайне неразговорчив, а распространяться о прошлом особенно не любит.       Видят небеса, ему не оставили выбора. Потерев лоб, Ван Илян потребовал: — Избавьте его от одежды. По пояс.       Му Цинфан вспыхнул! — Лорд Ван!.. — Или его разденут уже перед заключением в Водную Тюрьму. Что предпочтёте?       Решивший, что он ослышался, Му Цинфан поднял на него шокированный взгляд. Ван Илян молчал. Осознав, насколько всё серьёзно, целитель с остекленевшим взглядом начал одеревеневшими руками расшнуровывать пояс.       В переднем покое было чуть прохладно, и, когда верхние одежды оказались сняты, брови ребёнка дрогнули, а из горла вырвался всхлип и бессвязное бормотание, — видимо, в бессознательном состоянии глухой полностью терял способность издавать что-либо большее.       Остановившийся Му Цинфан предпринял ещё одну излишнюю попытку остановить происходящее: — Старейшина Ван, подобный осмотр… — Сугубо необходим, — отрезал Ван Илян. — За всё время пребывания в лагере Шэнь-шичжи не позволил ни разу целителю осмотреть себя, даже когда получил весьма серьёзное ранение. Этот лорд беспокоился. И советует побеспокоиться вам. — Однако происходящее травматично для больного.       Что за чудовищное упрямство, можно подумать, у этого лорда нет ни глаз, ни рассудка! — Природа инь довольно редка и гипотезы, выдвигаемые насчёт возможности её формирования, мне известны, — твёрдо произнёс Ван Илян, глядя на страдальчески искажённое лицо часто-часто задышавшего ребёнка. — Поэтому я и желаю провести осмотр, пока Шэнь-шичжи без сознания. Это будет значительно проще как для него, так и для нас во всех аспектах. Продолжайте.       Му Цинфан был вынужден подчиниться.       В скроенных по фигуре одеждах юношу можно было назвать изящным и тонкокостным, но на деле он оказался болезненно-тощим. Мазнув взглядом по рёбрам и впалому животу, Ван Илян уточнил: — Шичжи Шэнь питается знаниями? — Видимо, да, — хмуро произнёс Му Цинфан, от которого тоже не скрылось состояние воспитанника. — Когда я видел его в последний раз, шисюн Шэнь выглядел куда как лучше.       Ван Илян позволил себе приподнять уголки губ: быть может, в следующие недели шичжи Шэня ждёт обильное питание и лекции о вреде голодания.       Между тем ни татуировок, ни клейм или следов тюремных наказаний, ни каких-либо иных особых примет или намёков на связь с преступностью и законом на белокожем теле беспокойного во сне ребёнка не было. Внимательно осмотрев вдавленную грудину, вид которой пояснял причину частого и поверхностного дыхания, Ван Илян поднял взгляд на ожидающего вопроса Му Цинфана и уточнил: — Что за несчастье постигло молодого господина дома Шэнь?       Наблюдая за тем, как тонкие пальцы с пятнами туши бесконтрольно цепляются за простыни, а губы шевелятся и с них то и дело срываются взволнованные, бессвязные звуки, Му Цинфан глухо ответил: — Отвечаю лорду Вану: в начале своего обучения верховой езде без рук для стрельбы из седла шисюн Шэнь упал с лошади грудью на камень.       Ван Илян сочувственно покачал головой. — Поистине страшное несчастье, особенно для того, кто желает ступать по стезе самосовершенствования.       Нужно будет в ближайшее время поднять вопрос о проведении операции на рёбрах, проблема только в том, как договориться с Бай Ижэнем. Впрочем, это вполне сможет организовать Му Цинфан, самому Ван Иляну в дело лучше не вмешиваться: его отношение к лорду Цяньцао и так порицается.       А сейчас стоит продолжить начатое дело. — Переверните его на живот.       Скрепя сердце целитель опустился на противоположный конец койки и повернул безвольное тело на бок, перекинув длинные распущенные волосы вперёд. Пересечения шрамов на спине были чаще, чем у нитей в ткацком станке. Это были не боевые шрамы, далеко не все из них.       Проведя пальцем над характерным рубцом, но предусмотрительно не касаясь изувеченной кожи, Ван Илян не изменившимся тоном невинно уточнил: — Неужели молодого господина били палкой для наказания слуг?       Реакции не последовало.       Му Цинфан не разлеплял губ.       Глядя на него поверх исполосованной вдоль и поперёк спины тяжело дышащего ребёнка, который по мере осмотра становился всё беспокойней, Ван Илян прошелестел: — Му Цинфан… Я не Шэнь-шичжи. Я слышу, как в страхе бьется твоё сердце, — и, чуть наклонившись вперёд, тихо и веско добавил: — Не дай, чтобы его услышали другие.       Склонив голову, Му Цинфан с едва различимой хрипотцой в голосе ответил: — Совет лорда Вана бесценен. Я сохраню его в своём сердце, — и, добившись позволения, аккуратно уложив шичжи Шэня на спину, натянул одеяло до самой его шеи.       Ребёнок немного успокоился. Постукивая удлинёнными и заострёнными для игры на гуцине ногтями по краю столика рядом, Ван Илян повторил вопрос, не позволяя уйти от него: — Так что по поводу шрамов от батогов? Как молодой господин мог подвергнуться подобному унижению, чтобы его избивали наравне со слугами в доме?       Голос едва заставляющего себя говорить Му Цинфана звучал глухо: — Что вы такое говорите, лорд Ван. Шисюн Шэнь весьма взбалмошен и в отрочестве часто навлекал на себя гнев главы дома. Его нередко наказывали за непослушание, а рука его отца была тяжёлой.       Или же ты не успел исцелить самые глубокие шрамы, а теперь, когда мальчик практикует в себе начало инь, убрать те с его кожи будет уже невозможно. Ведь именно поэтому ты и настаивал, чтобы шичжи Шэнь не злоупотреблял медитациями.       Что же… На ошибках учатся.       С лёгким горчащим флёром сожаления осознавая, что благие намерения Му Цинфана были втоптаны в грязь торопливым ребёнком, который посчитал себя умнее всех и сам обрёк себя на позорное для заклинателя бытие с искалеченным телом, Ван Илян резюмировал: — И правда проблемное дитя.       Чуть сгорбившийся Му Цинфан выглядел искренне расстроенным.       Пользуясь реакцией, Ван Илян с грустью отметил, поглаживая кончиками пальцев лёгкую вышивку на поясе ученика: — Шичжи Шэнь ясно видит, что впереди него, но совершенно не смотрит по сторонам. Он просчитывает свои действия, но совершенно забывает просчитать действия союзников и соперников, точно играет на поле в одиночестве. Всё это чревато тем, что шичжи Шэнь поступает неразумно и опрометчиво. — Я прошу за него прощение, — голос Му Цинфана звучал слабо и, что куда как важнее, встревоженно. — Несмотря на кажущуюся опытность в тонких материях, шисюн Шэнь юн и импульсивен, он многое неспособен понять из-за своей болезни. Если он чем-то оскорбил вас…       Му Цинфан, Му Цинфан, когда этот ребёнок успел так запасть в твою уставшую душу? Мало тебе этого безумца Бая, который лишь из жалости продолжает руководить Цяньцао, хотя давно уже сам лечится, а не лечит. И как жаль, что этот лорд не может принять твои извинения, ведь… — Шичжи Шэнь оскорбил не этого лорда. Он оскорбил Главу школы — прилюдно ударил чжанмэн-шисюна по лицу.       И в этом кроется вся проблема.       Проблема, которая шичжи Шэню может стоить жизни.       Прекратив барабанить по столу, Ван Илян озвучил причину, заставившую его действовать: — Старейшина Му, вам должно быть известно о последних событиях в северном лагере, где Шэнь-шичжи устроил скандал. Выставив себя в роли жертвы, он обрушил насмешки на доброе имя школы Цанцюншань и опозорил её на всю Поднебесную. Большинство встало на его сторону, однако большинство же не знает всей подноготной. Виданное ли дело: Шэнь Цзю приняли в школу без экзаменов, не глядя ни на сомнительное прошлое, ни на здоровье, ни на возраст, а он изъявил желание покинуть школу сразу же, как только добился успеха, — он получил Лун и тут же возжелал Сычуань.       И, взглянув в потускневшие от подобных слов глаза Му Цинфана, проникновенно добавил: — Глава школы глубоко оскорблён. И поставил ребром вопрос возможности дальнейшего обучения шичжи Шэня.       Потрясённый Му Цинфан, который из-за постоянного пребывания в школе не знал последних событий, но был наслышан о деяниях молодого мастера Шэня, неверяще уточнил: — Шисюна Шэня?..       Ван Илян глубоко кивнул. — Хотят, вернее, прежде хотели отчислить, вы правильно поняли, старейшина Му.       И, достав из рукава свиток, протянул его Му Цинфану. — Взгляните. Это из закрытых архивов Цюндин.       Узнав личный свиток ученика, Му Цинфан с видимым волнением развернул его и вчитался в краткие и безрадостные строки.

Шэнь Цзю.

Восемнадцать лет.

Состояние — лично-свободный, сословие неизвестно,

место рождения неизвестно, дата и время рождения неизвестны,

занятие отца неизвестно, статус кровной матери в доме отца неизвестен.

Прежний род занятий сфальсифицирован.

Младший ученик пика Аньдин:

Уровень физических сил — низкий;

Уровень выносливости — низкий;

Навыки фехтования — низкие;

Навыки стрельбы — высокие;

Уровень владения искусствами и науками — высокий;

Уровень духовных сил — аномально высокий (повышенный риск искажения ци);

Навыки медитации — критически низкие;

Общее состояние здоровья — критически низкое.

      Дав Му Цинфану время для полного ознакомления, дабы легче было осознавать речь, Ван Илян продолжил: — Вы понимаете, во многих пунктах данная анкета сегодня мало актуальна, но она могла послужить причиной отчисления шичжи Шэня ещё год назад. Прежде официальная причина невозможности его дальнейшего обучения звучала как слабое самосовершенствование, отсутствие прогресса и критический возраст, но с учётом недавнего прорыва она более нежизнеспособна. Однако сей факт не ликвидирует вторую причину, неофициальную — о человеке по имени «Шэнь Цзю» ничего не известно. Он впервые появился в мире в тот же самый день, когда был принят на учёбу в Цанцюншань. Принят без соревнований и по протекции Юэ-шичжи.       Осознавший, зачем потребовался прошедший осмотр, и догадываясь, что, прежде чем идти за ответами к нему, Ван Илян перерыл всё в поисках информации, Му Цинфан задал верный вопрос: — Какова же в таком случае реальная причина его шаткого положения?       Ван Илян удовлетворённо улыбнулся.       Превосходный вопрос.       Единственно правильный и имеющий смысл. — Реальная — возможность давления на Юэ Цинъюаня. И я бы даже сказал, не просто давления, а возможность влиять на решение будущего Главы школы и кардинально его менять.       Сгорбившийся Му Цинфан продолжал слепо смотреть в личные данные и прошептал: — Слишком большая сила не в тех руках… Как давно встал этот вопрос?       Припоминая сцену почти двухлетней давности, когда шичжи Шэнь сбежал из кабинета Юэ Цинъюаня, перед этим перевернув коридор вверх дном и расколотив все горшки с цветами, Ван Илян ответил: — Ещё в начале войны, когда Шэнь-шичжи был единственным, кто самолично выбирал себе миссии.        И, откинувшись на спинку, наконец позволил себе дать полноценный ответ: — «Молодого господина Шэня» и Юэ Ци связывает общее прошлое, но вот только нам обоим известно, что шичжи Юэ всю свою жизнь до поступления на Цанцюн был нищим бродягой. В шичжи Шэне также читается дух уличного оборванца, но он скрыт под слоем железно вбитого воспитания и знаний, действительно достойных молодого господина богатой провинциальной семьи. Его навыки ориентации в мире с учётом глухоты несказанно велики, он относительно свободно общается, понимает чужую речь, владеет письмом и счётом, вольными и великими искусствами на достойном, даже по моим меркам, уровне. Кому надо учить глухого уличного мальчишку столь дотошно?       Му Цинфан омертвело прошептал: — Тому… кому это выгодно. Я осознаю ваш ход мыслей, но!..       Ван Илян поднял руку, требуя молчания. — Этот юноша может быть шпионом, который через Юэ Цинъюаня имеет доступ ко всем школьным архивам, в том числе засекреченным, а может быть даже засланным человеком, который годами способен влиять на мнение Главы школы в чью-то пользу. — Но это лишь пустые домыслы! Они безосновательны!       Едва не задохнувшийся Му Цинфан замерил комнату шагами, активно жестикулируя и едва не крича: — Так можно в кого угодно ткнуть пальцем!.. — Тогда почему шичжи Шэнь столь скрытен, а вы отказываетесь делиться со мной информацией? — напрямую задал Ван Илян вопрос, от которого Му Цинфан застыл посреди лазарета. — Почему он при поступлении не сообщил ничего о своём прошлом, почему притворяется тем, кем не является? Где он пробыл после расставания с Юэ Ци и где получил подобные обширные знания?       И наконец: — Почему он столь остро отреагировал на мои слова о нарушении закона? — Я не знаю…       Ван Илян едва подавил в себе злость.       Вы не знаете, старейшина Му, разумеется, вы не знаете, но вы догадываетесь.       Вы предполагаете, и ваши предположения не безосновательны! Никто не знает сегодняшнего Шэнь Цзю так, как вы, так сколько ещё этому лорду потребуется на вас давить?! — Лао Гунчжу уверил, что Цветочный дворец всегда рад принять почётного гостя, — равнодушно протянул Ван Илян, вынужденный прибегнуть к иной тактике. — Поэтому когда именно Шэня-шичжи отправят в Водную тюрьму на допрос с пристрастием — лишь вопрос времени.       Му Цинфан пошатнулся и схватился за спинку кровати. — Его не отправят.       Страшно стало?       А будет ещё страшнее. — Нет. Теперь нет, — сладко протянул Ван Илян. — Поскольку шичжи Шэнь заинтересовал одного из старейшин Цветочного дворца и стал с ним весьма близок. Ты должен быть наслышан о нём — этот белоглазый волк Чжу Буньяо брат Чжу Вэня, что в прошлом участвовал в восстании против императора, а сегодня известен изнасилованиями жён своих офицеров и своих же невесток. Брат человека, что сегодня тайно готовит заговор против Сына Неба, трижды предателя, трижды перебежчика, который носит титул Цюань-цзюнь — «Полностью верный», — снизив тон, шипяще добавил Ван Илян, ясно видя, как у Му Цинфана расширяются зрачки. — И это в то время, когда Цанцюншань всеми силами поддерживает правящую ныне династию.       Ты осознаёшь, в какие проблемы этот глупый ребёнок по неопытности едва не ввязался?!       Громыхнув рукой по стене, Му Цинфан закричал: — Его не могут обвинить в пособничестве дружественной нам школе! Не могут обвинить в измене императору! — Если до этого дойдёт, никто и не станет выдвигать официальное обвинение, — жёстко парировал Ван Илян и сам встал в полный рост. — Более того, чжанмэн-шисюн ещё не знает, что Цветочный дворец заинтересован в Шэнь Цзю как в специалисте. И никто ему это не скажет.       Старейшина Му, старый ты вояка, давно сменивший меч на бинты, этому ли лорду не знать, насколько тяжело раскалывать таких, как ты, на дачу показаний и свидетельств, но ему не оставили выбора. Шэнь Цзю великолепно замёл все свои следы, Ван Илян был не уверен, что смог бы в его годы сделать лучше. Однако он прожил уже шестьдесят раз по стольку, сколько прожил этот ребёнок, и нашёл о нём достаточно сведений, начиная с детского "сумасшествия", как назвал это Юэ Ци, и заканчивая бродяжничеством в компании У Яньцзы да практикованием Тёмного Пути.       Вот только тёмных пятен до сих пор оставалось непозволительно много, и, пока Ван Илян не узнает, что скрывается под каждым из них, пока не вывернет прошлое "Шэнь Цзю" и саму его душу наизнанку, не сможет доверить ему то, что так желал. То, что этот ребёнок, единственный из встреченных им ранее, сможет вынести.       Встав за спиной едва стоящего на ногах Му Цинфана, готового вот-вот расколоться, Ван Илян снизил тон и мрачно начал: — Давайте мы с вами представим, что может произойти уже буквально завтра. Лао Гунчжу из чувства долга перед чжанмэн-шисюном, что ему точно старший брат, предложит заключить Шэнь Цзю в Водной тюрьме, и чжанмэн-шисюн согласится, ведь нигде больше он не сможет избавиться от ребёнка незаметно для Юэ Цинъюаня, который столь нежно к нему относится. Наслышанный о талантах молодого мастера Шэня, Лао Гунчжу тайно вызволит юношу и окружит заботой, заявив чжанмэн-шисюну о смерти неугодного и даже предоставив "тело". Лао Гунчжу, о Лао Гунчжу, поборник справедливости, защитник сирых и убогих! — от этих лживых похвал лицо Му Цинфана посерело. — Вот только глухота не позволит сменить юноше личину. Его будут прятать, его свободу ограничат, а свобода. Свобода… Самое важное, чем дорожит шичжи Шэнь, не так ли? В итоге он накличет на свою голову беду и вернётся в Водную тюрьму, где его сгноят к двадцати годам.       И если подобных перспектив вам мало, старейшина Му, то как вам следующие: — Если же обнаружат, что у шичжи Шэня ци по типу инь, его ещё раньше посадят на цепь в спальне этого похотливого старика.       А ведь развивать её посоветовали именно вы.       Закрыв глаза, Му Цинфан на ощупь нашёл стул за спиной и, не в силах больше стоять, рухнул точно подкошенный.       Превосходная реакция. — Я могу рассказать о прошлом шисюна Шэня лишь то, что мне известно. Не больше. Если это может помочь…       Налив воды и подав ту едва сохраняющему ясное сознание Му Цинфану, Ван Илян негромко и мягко успокоил его: — Поможет. Это поможет, старейшина Му. Хотите знать моё мнение, я не считаю, что Шэнь Цзю сегодня работает на кого-либо. Однако, даже если он чист, это не меняет сути. Не сейчас, так в будущем на Главу школы Юэ могут повлиять через Шэнь Цзю, в том числе навредив ему. Вы осознаёте, насколько это опасно?       Опасно для них обоих в частности и для школы в целом.       Наследник и будущий глава величайшей школы заклинателей Поднебесной — не просто сильный заклинатель.       Это политическая фигура.       У Юэ Цинъюаня был свой тщательно подобранный имидж — своя маска, свой публичный образ, который был внедрён в сознание общества и даже адептов Цанцюншань. Давно сжившись с подобранной ролью, шичжи Юэ мастерски умел держать лицо, умел создавать вокруг себя подходящую ауру миролюбивого, незлобивого и всепонимающего старшего братца для своих шиди и шимэй.       У него были сфабрикованы поддельные слабости и поддельные сильные стороны, поддельные привязанности и поддельные объекты неприязни, даже поддельные тайны — в то время как истина тщательно скрывалась.       Однако Шэнь Цзю — глухой юноша, появившийся из ниоткуда, невротичный, болезненный и гениальный, — был настоящей слабостью Юэ Цинъюаня.       Его сильнейшей слабостью. Его самым больным местом, о котором узнал весь мир заклинателей!       С учётом всех подозрений и тёмных пятен в биографии, Шэнь Цзю было бы куда как проще ликвидировать прямо сейчас, пока война прятала в своих кровавых топях всех неугодных, но Ван Илян не мог позволить подобному свершиться. Да, с точки зрения ближайшей перспективы даже перевод Шэнь Цзю на Цинцзин выглядел невыгодным, опрометчивым и до недавних пор мог казаться излишним!..       Однако тактика — специализация Байчжань.       На Цинцзин во все века отдавали предпочтение стратегии.       Юноша умён. Целеустремлён и амбициозен — это ещё мягко сказано. Быстро и успешно учится, обладает феноменальной памятью, великолепен в самоорганизации и умеет самообучаться, а значит, с ним не придётся нянькаться. Он превосходный лидер и организатор — его беспрекословно слушались даже те, над кем Шэнь Цзю, младший ученик Аньдин, власти не имел, те, кому подчиняться был обязан он сам! В живописи и каллиграфии, верховой езде и стрельбе он был действительно талантлив, и это станет его главными направлениями развития на Цинцзин. Его колоссальный объём ци и в целом здоровая, благодаря стараниям Му Цинфана, система меридианов позволят без труда сформировать золотое ядро и стать превосходным заклинателем высшего класса.       У него нет прошлого. У него нет привязанностей, которые могли быть использованы против него. Нет близких вне школы, способных привести к столкновению личных и рабочих интересов.       У него были свои особенности, таланты, начавшая формироваться репутация и вес в обществе. Уже сегодня имя молодого мастера Шэня было повсеместно известно и в достаточной мере уважаемо среди заклинателей.       С учётом его энергии-инь, если нашумевшая рукопись шичжи Шэня хоть наполовину так ценна, глубина знаний её создателя в области демонологии обещала стать уникальной.       Каким Ван Илян будет глупцом, если позволит подобному сокровищу сгинуть?       Рассказ Му Цинфана о нужном периоде жизни Шэнь Цзю оказался прост и краток, пролив свет на главные вопросы. Ребёнок оказался беглым слугой из богатого провинциального дома, который, прихватив с собой деньги, сбежал от давшего ему образование господина, что уложил миловидного служку под себя.       Перевязывая одного из пациентов, на которого, равно как и на всех иных раненых, было наложено заклинание оглушения, совершенно разбитый Му Цинфан завершил свой рассказ: — Конечно, шисюн Шэнь испугался тех ваших слов: если его найдут, запечатают ему силы и отдадут в рабство за совершение финансового преступления. Он всегда мечтал учиться, а в Цанцюн его, только-только сбежавшего из услужения, распределили на Аньдин… — Шэнь Цзю больше не вернётся на Аньдин, — уверил Ван Илян, теперь куда как лучше понимающий и сегодняшнюю реакцию ребёнка на его опрометчивые слова, и плачевное состояние во время осмотра, и сложности жизни на пике Аньдин, начиная с нежелания заниматься физическим трудом и заканчивая нежеланием спать в общей спальне. — Пусть шичжи Шэнь в ближайшие месяцы останется в поместье Акации рядом с вами и помогает с пациентами. Здесь ему самому будет спокойнее всего. Из всех лиц достаточным авторитетом в его глазах обладаете только вы, старейшина Му, вы сможете ограничивать его в достаточной мере.       Раздался грустный нервный смех, в котором слышалось, что, если человек не будет смеяться, он расплачется. — Вы сейчас так легко говорите. Старейшина Ван, признайтесь, скольких людей вы сегодня довели до профилактического искажения ци?       Ван Илян с мимолётной улыбкой ответил: — Меньше, чем обычно.       Му Цинфан тихо хохотнул и, понурив голову, упёрся лбом о свою кисть. Ай-я!       В конце концов, Небеса не обрушились на землю, солнце всё ещё встаёт на востоке и садится на западе, а Бездна не разверзлась над пиками Тяньгун! В картине мироздания все остальные печали проходящи, а проблемы незначительны и решаемы. — Старейшина Му, не надо напрягаться. Этот лорд сделает всё, что в его силах, чтобы замять скандал и повернуть его последствия в пользу молодого мастера Шэня. Как только это станет возможно, я подниму вопрос о его переводе на Цинцзин.       Оставить ребёнка в поместье Акации и не позволять казать носа оттуда без личного сопровождения этого лорда, пока скандал не уляжется, не должно составить труда.       Шиди Ишао поглощён заботами пика Аньдин, а значит, заботами и обо всех остальных пиках, работая точно ишак. Сам по себе он был безволен и мягкотел — в очередной раз навязать ему своё мнение и заставить окончательно отступиться от проблемного ученика труда не составит.       Однако в противовес ему шисюн Итай слишком упрям и принципиален. В представлении Ван Иляна Глава школы был что вековой дуб — закостенел и абсолютно не гибок, сломить его практически невозможно. Если он был в чём-то уверен, пытаться его переупрямить — гиблое дело, поэтому хоть как-то изменить категоричное мнение "об этом возомнившем себя невесть кем мальчишке Шэне" едва ли удастся. Просто будет лучше убрать его с глаз подальше.       На деле сейчас шичжи Шэня никто и пальцем не посмел бы тронуть — не после того, как столь многие юные и уже опытные мастера-заклинатели оказались у него в кровном долгу.       Расчёт, сделанный ещё три года назад, оказался верным: избавленный от самых тяжёлых работ на Аньдин, по договорённости Ван Иляна и шиди Ишао, Шэнь Цзю смог больше времени посвятить саморазвитию и учёбе, чем доказал свою редкостную тягу к знаниям и искусствам. В первый год войны Шэнь Цзю показал себя великолепным бойцом, стоящим многих, а также бесспорным лидером. Впоследствии Ван Илян специально ставил его в команды к своим ученикам, убивая одной стрелой двух ястребов: если бы Шэнь Цзю выдал себя чем-либо, будучи засланцем другой школы, об этом моментально стало бы известно — выборочной слепотой на Цинцзин никто не страдал; если же Шэнь Цзю оказался чист, это стало бы идеальной возможностью познакомить с ним детей и дать им сблизиться, что и произошло.       Сегодня все ученики и младшие адепты на Цинцзин были знакомы с Шэнь Цзю и признавали своим. Решение отправить его на северный фронт, где было значительно тише, чем на юге, также дало свои щедрые плоды. Война ускоряет карьерный взлёт, как ничто иное, и молодой мастер Шэнь меньше чем за год смог своими силами завоевать уважение и благодарность многих заклинателей, не имея ни чинов и званий, ни явной поддержки семьи и учителя. Фундамент для дальнейшего развития оказался превосходным.       Перед глазами что-то мелькнуло. Не делясь своими последними размышлениями с морально разбитым Му Цинфаном, Ван Илян протянул палец, на который села бумажная птица, и, послав импульс ци, развернул письмо. Его содержание как радовало, так и огорчало: всё же скоро ему ещё предстояло избавиться от одного из подающих надежды учеников. Обратив послание Ся Фэй в горстку пепла, Ван Илян произнёс: — Беседа была длинна, и у этого лорда совсем охрип голос.       Без труда уловив простой намёк, Му Цинфан с лёгким кивком ответил: — Я подам чай, — и, пошатнувшись, ушёл в сторону внутренних покоев.       Стоило только целителю удалиться, как в лазарет пришли гости. Полупрозрачная тень на стене дрогнула, отступила, но затем повторила поклон за своим владельцем. Ван Илян обернулся, чтобы увидеть, как на прикроватный столик легла походная сумка, а откровенно нервничающий ученик, не ожидавший его здесь увидеть, тихо произнёс: — Личные вещи шиди Шэня, Учитель. Он забыл их в повозке — весьма торопился.       Если бы это и правда были они, этот лорд сегодня бы сложил с себя полномочия.       Благосклонно кивнув, Ван Илян посмотрел на того, кто именно на его пике оказался кротом. Мягко улыбнулся. — Этот Учитель благодарит тебя от имени шичжи Шэня. Твоя забота о шиди похвальна.       Равно, как и преданность оппозиции, ведь иначе ты не перетряхнул бы всю сумку в безуспешном поиске компрометирующих вещей и не наложил пускай и слабое, но проклятие, которое этот мастер ощущает, несмотря на весьма мощные скрывающие чары. Благо настоящая сумка шичжи Шэня сейчас была на Цинцзин у Ся Фэй, которой с самого начала и принадлежала идея с подменой и поиском того, кто передаёт сведения с Цинцзин кому не надо. Как он прежде и говорил: умная девочка. Ван Илян всегда поощрял инициативу детей в подобного рода делах, но в этот раз проконтролировать ситуацию требовалось лично — власть должна быть едина и центральна, в этом он не раз убедился за свою долгую жизнь.       Не слыша удаляющихся шагов, он вновь развернулся и с вопросом посмотрел на ученика, который около трёх лет назад перевёлся к нему с Цюндин по причине тяги к искусствам. Юноша покорно отвёл глаза, перед этим мазнув взглядом по фигуре больного, и в непроглядном тумане серых глаз бликом на грани клинка мелькнул стальной блеск.       Невинный вопрос заботливого шисюна не заставил себя долго ждать: — Учитель, неужели шиди Шэнь не нашёл своё духовное оружие, а лишь пострадал? Как этот ученик может…       Чуть подняв руку, Ван Илян добился моментального молчания, после чего мягко отметил: — Я понимаю твоё стремление скрестить клинки с достойным противником — не волнуйся, на ежегодных соревнованиях фехтовальщиков твоим противником вполне может стать шиди Шэнь. А сейчас вспомни, твои братья и сёстры по пику пострадали во время вашей последней миссии куда как больше. Тебе стоит навестить их в общем крыле Цяньцао.       А не докучать этому лорду и не вынюхивать информацию и компромат для тех, кто входит в заговор против становления Юэ Цинъюаня следующим Главой школы.       Удивительно.       Неужели этот уличный волчонок Юэ за последние полгода войны успевал только успешно руководить внутренними делами школы и совершенно забыл прижать оппозиции хвосты? Совсем замаялся? На него это непохоже. — Учитель мудр. Ваш послушный ученик прощается.       Скорее сбегает. Вышедший Му Цинфан проводил чужого ученика удивлённым и хмурым взглядом. Поставив на стол поднос, он наполнил пиалу и, подав ту, задал ужасно грубый и прямолинейный вопрос: — Что происходит?       Прикрыв глаза, Ван Илян сделал несколько глотков, перед тем как дать ответ: — Всего лишь дети играют в борьбу за власть. Их невинные забавы не стоят вашего беспокойства. — Бывший адепт Цюндин… Он мог увидеть то, что для чужих глаз не предназначается.       С тихим стуком поставив пиалу на подставку, Ван Илян сложил пальцами заклинательский жест, который разбил скрывающие проклятие чары. Му Цинфан, прежде их не ощущавший, заметно напрягся и встревоженно посмотрел на своего мирно и устало спящего воспитанника, для которого все сегодняшние волнения закончились, едва начавшись. — Они увидят лишь то, что этот лорд им позволит. Трактуют всё так, как этому лорду потребуется. И в итоге поступят так, как этот лорд рассчитывает.       Осознавая, откуда растут ноги, Му Цинфан покачал головой. — На Цюндин сейчас неспокойно. Очень неспокойно. — Я знаю. Явные симпатии шичжи Юэ по отношению к шичжи Шэню нашли понимание далеко не у всех. Это уже не первая его осечка, но благо все остальные были недостаточно значительны, чтобы навредить Юэ-шичжи. Он хорошо проявил себя за время военных действий, я бы даже сказал — великолепно. Глава школы им крайне доволен. — Сложно быть им недовольным. Юэ Цинъюань умён, талантлив и силён.       Ван Илян не удержался от усмешки.       Умён, талантлив и силён — стандартный набор, без которого даже младшим адептом не становятся. Что важнее, Юэ Цинъюань был потрясающе коммуникабелен, трудолюбив и беспринципен — три главных качества, которыми обязан обладать Глава школы.       В чём он не знал меры, так это в амбициях, — иначе не вцепился бы в сильнейший меч, не выгрызал бы себе дорогу к посту старшего адепта величайшей школы заклинателей и наследника её Главы, не стал бы победителем Собрания Союза бессмертных с первого раза. С начальными данными Юэ Ци добиться за каких-то пять лет подобных головокружительных высот — это нужно не просто постараться!       Нужно не стесняться идти по головам.       И Юэ Цинъюань шёл.       Нет, он был предан своей школе и её адептам. Искренне. Всем сердцем. Цанцюншань была не просто его школой, не просто домом — она в целом была Его.       Его собственностью.       Так хищники вцепляются в свою законную добычу и никому её не отдают, так уличные побродяжки хватаются за то немногое, что им принадлежит, — даже если по меркам приличных людей их сокровище — просто мусор.       Но тот мусор принадлежит им.       Улица накладывает на людей несмываемый, неизгладимый отпечаток — на их души, на их принципы и поведение, на понятия о добре и зле.       Адепты, учащиеся вне Цюндин, и знать не знали о том, как Юэ Ци расчищал себе дорогу к месту наследника Главы школы. Только адепты пика Небесного Купола — изнутри больше похожего на имперский двор с его заговорами и властными группировками, нежели на обитель даосов, — и были посвящены во вражду и битву, произошедшую между Юэ Ци и бывшим старшим адептом Цюндин.       И Ван Илян ничуть не удивится, если узнает, что, когда власть перейдёт к Юэ Цинъюаню, никто и не вспомнит об этом, не заикнётся даже.       Юэ Цинъюань понимал, как решаются дела в этом мире, как устроены люди и как устроена толпа — за пределами серпентария Цюндин о нём бытовало только то мнение, которому он позволял распространяться, и лишь те слухи, которым он позволял просачиваться.       В этом не было ничего дурного, наоборот.       Глава школы не должен быть тираном, подобно Ян-ди, даже если его свершения останутся в веках, подобно Великой стене и Великому каналу, — современникам на них плевать. Глава школы в глазах окружающих должен олицетворять всемудрых и человеколюбивых Яо и Шуня.       Однако всё это не отнимало проблемы, что крылась в разуме Юэ Цинъюаня, что питалась безрадостным детством и болезненной связью с Шэнь Цзю, что усугубилась после обретения Сюаньсу.       Юэ Цинъюань был не то чтобы безумным.       Он был нестабильным.       В своё время Ван Илян выступал против кандидатуры Юэ Ци на пост преемника Главы школы. С Юэ Цинъюаня станется пуститься во все тяжкие, забыть об элементарной осторожности и наворотить дел, потянуть за собой в пропасть слишком многих. Он был как норовистый конь, которому требовалась узда, шпоры и вожжи в твёрдых руках.       Ни один из иных двенадцати пиков не взаимодействовал с Цюндин настолько тесно, как Цинцзин, в чьей тиши решались многие теневые вопросы школы. Замечая нелюбовь к нему Ван Иляна и осознавая, насколько главе пика Цюндин важна поддержка пика Цинцзин, Юэ Цинъюань завёл прекрасные, даже чересчур прекрасные, отношения со всеми адептами Цинцзин. Едва ли среди них нашёлся бы кто-то способный сказать ему слово наперекор, а значит, неумеренные амбиции, питающиеся сомнениями и склонностью к импульсивным решениям, могли начать расти с каждым годом ещё больше.       Требовались поводья в руках человека с холодной головой, не поддающегося очарованию шисюна Юэ, при этом способного лично вмешаться в ситуацию, достаточно умного, чтобы незаметно разрешить любой возникший конфликт, со статусом и уважением, и — более того — знакомого с подноготной Юэ Ци и его засекреченным прошлым.       Шэнь Цзю был идеальным кандидатом.       Подобающее обучение позволит ему видеть и понимать гораздо больше, чем сейчас, научит просчитывать действия всех необходимых лиц на годы вперёд. Его юношеская вспыльчивость с годами сменится рассудительностью, тем более что жизненный опыт и энергия инь великолепно остужают горячую голову.       В двух словах поделившись своими мыслями с Му Цинфаном, Ван Илян услышал вполне ожидаемое: — Шисюн Шэнь будет в ярости, когда поймёт, что всё решили за него, — покачал головой Му Цинфан, цедя успокаивающий чай.       Ван Илян равнодушно пожал плечами. — И что с того? Такова жизнь, такова власть. Этот ребёнок всё ещё наивно полагает, что он — хозяин своей судьбы, что он сам вершит её и сам принимает решения, но на деле все решения уже давно были приняты за него. Я достаточно хорошо знаю шичжи Шэня, чтобы понимать — буквально через несколько лет он осознает, что каждый его серьёзный самостоятельный шаг был предопределён и он ступал туда, куда это требовалось. И если Шэнь Цзю оправдает мои надежды, то вскорости сам будет вершить чужие судьбы, однако для этого ему требуется выжить.       Взглянув на принесённую сумку, точь-в-точь на ядовитую змею, Му Цинфан уточнил: — И вы полагаете, что сейчас близость к шисюну Юэ смертельно опасна? — Именно. Старейшина Му, вы опытный человек, переживший не одну войну и не одну смену власти, так зачем задавать вопрос, на который вам и так известен ответ? Не утруждайте себя. Однако, если вы желаете узнать причину, отчего Юэ-шичжи столь опасен для вашего… воспитанника, вам следует дать ответ лишь на один вопрос.       И, ясно представив себе Юэ Ци, каким он пришёл в школу на испытания, — тощим, но уже заматеревшим щенком, подранным не одной сворой диких псов, с лицом удивительно умиротворённым и добродушным, с глазами огромными, мутно-синими, точь-в-точь в них упал кто-то и не выплыл, лишь тину поднял со дна, — Ван Илян чётко произнёс: — Где сейчас бывший старший адепт Цюндин?       Ответа на данный вопрос у опустившего голову целителя не нашлось. Не было его и у Ван Иляна, поскольку Фа Циншань, прежде не одно десятилетие бывший наследником Главы школы, сгинул, и следов его не нашли.       Точно в воду канул.       Коротко договорившись о встрече завтра, Ван Илян встал со своего места и поставил на столик рядом с пустой пиалой флакончик со средством, которое позволяло заклинателям хмелеть без последствий. Му Цинфан глянул на то как на своё единственное спасение. — Благодарю вас за чудесно проведённый весенний вечер и компанию за чаем, — мягко произнёс лорд Цинцзин и уважительно поклонился, не обращая внимания на убийственный взгляд целителя, чей чай был наполовину разбавлен сердечными каплями. — Смею уведомить, что лорды Цяньцао и Аньдин, с которыми вам, возможно, будет интересно пересечься, сейчас находятся на пике Цзуйсянь. — Лорд Ван, я могу надеяться, что, когда шисюн Шэнь начнёт учиться под вашим чутким руководством, мне не придётся прописывать ему сердечные капли?       Прицокнув языком, Ван Илян с толикой веселья ответил: — Пожелания родителей касательно учёбы не учитываются. — Лорд Ван… — Но из уважения к вам и памятуя о произошедшем сегодня я учту тонкую душевную организацию Шэнь Цзю, — единственное, что пообещал Ван Илян и, щелчком пальцев оставив от фальшивой сумки лишь горстку пепла, степенно удалился на свой пик, где его уже заждались давно не пуганные ученики.