***
— Тём, ты когда там свою подработку в этом отеле заканчиваешь? — на следующий день Антон звонит Жене, своему другу, к которому приезжал в тот самый отель в Москве. Естественно, параллельно он наматывает круги по квартире. — Вообще, я думал, что когда ты приедешь, мы вместе потом и уедем. Но ты сбежал, и только потом по телефону со мной общался. — Ну прости. — Да ладно. — А ты что-то хотел, когда я вернусь. — Да, встретиться хотел. — Я вернусь через неделю где-то. — Знаешь… у меня такт одна проблемка есть. — Какая? — Меня Попов с собой в Питер тащит. — И ты не хочешь? — Я не знаю. — А без него ты остаться хочешь? — Нет. — По-моему, тут все очевидно. Когда на улице накатывает уже вечер, а Попов все еще не приехал, на телефон приходит видео звонок. — Привет, у меня съемки растягиваются, и я не смог приехать. Но у меня есть кое-что интересное. — И что же? — Иди в спальню и приглуши свет. — Ага, дай угадаю, что ты сейчас будешь делать. — Не надо тут ничего угадывать, просто делай, что я говорю. — Ладно. И Антон выполняет все, что ему говорят. Он падает на кровать. Телефон ставит на одеяло, опирая на притащенную коробку, чтоб он не падал. Он садится и подвигает мобильник так, чтоб подобрать наиболее красивый кадр. Попов наблюдает за всем этим с непередаваемым интересом, буквально не отрывая глаз от экрана. Он будто загипнотизирован. — Покажи комнату, — просит Антон, выводя Арсения из транса. — А ты хочешь здесь оказаться? — Попов переводит камеру и поворачивает телефон, показывая обстановку своей спальни. Картинка начинается от окна, завешенного длинными шторами, телефон поворачивается влево, и дальше идет стена с большим телевизором, затем уходящий коридорчик, в конце которого, очевидно, выход из комнаты. По этой же стене располагается большой шкаф с зеркальными дверцами, и Антон в отражении видит Попова, развалившегося на кровати. Все помещение освещает единственная лампочка возле кровати, создавая приятную атмосферу. Попов переводит камеру на себя и продолжает общение, не зацикливаясь на вопросе, на который не получил ответа. — Теперь твоя очередь. — Ты вроде мою спальню видел. — А ты не спальню, а себя показывай. — Понятно все с тобой. Антон приспускает домашние шорты, открывая вид на черные боксеры, и начинает поглаживать член сквозь тонкую ткань. Попов внимательно наблюдает. — Продолжай, — говорит он. Антон стягивает футболку и выкидывает ее за кадр, а рука продолжает наглаживать чувствительное место. Дальше он запускает руку под белье и продолжает. — Сними боксеры, они ни к чему. — А ты раздеваться собираешься? — Ладно, справедливо, — Попов снимает футболку и штаны. Под бельем проступает явно возбужденный член. — Сними боксеры, они ни к чему, — дразнит Антон, повторяя слова, сказанные в свой адрес, и, наконец, остается полностью нагой. — Ты слишком много командуешь. Вообще-то, это мои полномочия, — в мягкой форме разъясняет Попов. — Тебе никто таких полномочий не давал. — Мне не нужно ничего давать, я сам все возьму. — По тебе это видно, — Антон принимается наглаживать собственный член. — Это очень сексуально, — Попов ведется и сам тоже снимает белье. — Ты тоже ничего, — смеется Антон. Попов на самом деле выглядит прекрасно. Впрочем, как и всегда. Слабое освещение падает таким образом, что подчеркивает каждый кубик накачанного тела легкими тенями. Попов не качок, но пресс у него невероятно выразительный. А на фоне этого гладкого красивого тела такой же немаленький член, к которому Арсений только начинает прикасаться. — Потрахай себя пальцами, — приказывает Попов. Антон подчиняется и тянется рукой к нетронутому отверстию, чуть меняя положение, чтобы было удобнее. — У тебя такие отточенные движения, как давно ты этим занимаешься? — Я делал это в первый раз неделю назад, — Антон полностью вставляет первый палец. — Серьезно? — Да, Попов. Ты портишь людей. — Какой портишь, — Арсений активно дрочит себе. — Ты совращаешь людей. — Единственный совращенный человек – это ты. — Вот. Совращаешь людей, — Антон добавляет второй палец. — Успокойся, я не собираюсь больше никого совращать. Разве что тебя. Еще сильнее. — Прям никого? — Прям никого. — А если я от тебя уйду? — Не уйдешь. — Почему бы это? — Потому что я тебя не отпущу. Антон уже свободно трахает себя тремя пальцами, быстро двигая ими и попадая прямо по чувствительной простате, уже буквально прикрывая глаза от удовольствия. — Ты так охуенно выглядишь, когда хочешь кончить, — Попов все ускоряет темп своей руки. Антон слышит обращенные к нему слова, но находится не в состоянии отвечать, потому что кончает буквально в этот момент. Выглядит он так по-блядски сексуально, что Попов не выдерживает такого вида и кончает следом. — Это, конечно, охуенно, но я хочу трахнуть тебя по-настоящему, — заключает Арсений, и они еще лежат в таком положении, то закрывая глаза, то глядя на друг друга. И, поговорив еще немного, заканчивают разговор.***
Вечером следующего дня Попов появляется с яростными стуками во входную дверь. Антон открывает, сразу понимая, кто там пришел. — Ну чего ты так долбишь? На пороге стоит Попов в своей черной рубашке и таких же черных джинсах с кожаной сумкой на плече. Это вполне стандартный вид для Попова–актера, который Антон уже успел забыть. Он привык видеть Арсения в футболках и, конечно же, без них. И без всего остального. Когда закрывается дверь квартиры, Попов отвечает: — Хотел, чтоб ты точно услышал. — С чего вдруг такой марафет? — А тебе не нравится? — Нравится. — Вот для того и одевался. Правда на меня очень странно смотрели на улице. — Естественно, такие сексуальные красавчики не расхаживают по Воронежу. — Я надеюсь, у тебя есть бокалы? — Были, правда я ими никогда не пользовался. — И штопор. — А вот штопора нет. — Так, а об этом я, конечно же, не подумал. Саморезы и плоскогубцы? — Это есть. — Неси все в спальню. Арсений тем временем достает вино и поджигает несколько аромасвечей, расставляя их в спальне. В это время заходит Антон и наблюдает такую картину: черный, как тень, Попов стоит, освещаемый только светом огня и тусклой лампы около кровати. — Вау. Арсений улыбается и берет из рук Антона инструменты. Ловким движением руки он вкручивает саморез в пробку и так же легко достает с помощью плоскогубцев. Сие представление занимает меньше минуты, чему Антон несказанно удивлен. — Как?! Я даже с помощью штопора еле-еле бы справился. — У меня просто большой опыт. Арсений разливает вино по бокалам и делает первые глотки. Они садятся на пол, опираясь спинами о кровать. — Я не любитель вина, но это прикольное, — говорит Антон. — Мое любимое. Они продолжают пить, подвигаясь ближе друг к другу. — Признаюсь, мне нравится, как ты пытаешься забрать у меня власть. Меня это возбуждает. Пусть я и буду исполнять твои просьбы, власть я тебе не отдам. — Я и не умею командовать. — А мне кажется, что мной ты хорошо манипулируешь. — Тоже мне. Ты просто ведешься на все мои слова. И приходишь снова и снова, если я тебя отталкиваю. — Не отталкивай меня. — Не веди себя так, чтоб мне хотелось это делать. — Не буду. — Хорошо. — Тогда переезжай ко мне. — Переезжай в Воронеж. Ты уже здесь освоился. Арсений смеется, и утягивает Антона в глубокий поцелуй. После Попов бросает Антона на кровать и переворачивает на живот, и подкладывает подушку под талию. Затем он стягивает с него шорты с боксерами. — Скажи, если будет больно, — говорит Попов и совершает первый удар ладошкой по ягодицам. Антон вскрикивает, но больше от неожиданности, чем от боли. Раздается еще один удар. Попов не намеревается сделать больно, его удары только распаляют и возбуждают. Расслабленное алкоголем тело Антона не зажимается, оттого не испытывает неприятных ощущений. Да, следы от шлепков немного горят, пощипывают, но это не больно, а приятно. Попов наслаждается чуть извивающимся от шлепков телом и слегка красными следами на ягодицах, и совершает еще удары. Решив, что уже хватит, Попов целует красные отпечатки и переворачивает Антона, стягивая с него остатки одежды. В ход идет привезенное из дома масло, которое Арсений льет на грудь Антона, направляя тонкую струйку все ближе к паху. Бутылек закрыт и отставлен в сторону, и Попов принимается распределять поблескивающие ручейки по телу. Антон самовольно прикрывает глаза, наслаждаясь мягкими поглаживающими движениями и приятной смесью ароматов масла и свечей. Что-то в роде корицы и какого-то более цветочного аромата. Попов начинает от торса и поднимается к груди, двигаясь к шее. Он мягко оглаживает все выступы и изгибы достаточно худого ненакачанного тела, особенно нежно обводя ключицы. Соски он не обходит стороной и двигается ниже. Рука скользит прямо к члену, захватывает его и обводит по кругу. В руке достаточно возбужденный орган в минуту становится особенно твердым. Свободную руку Арсений кладет совсем рядом с рукой Антона, так, чтоб он это почувствовал. И он чувствует, и накрывает руку Попова своей. Арсений продолжает дрочить член, но понимает, что и собственное возбуждение не стоит оставлять без внимания. Он прекращает все движения, сем заставляет Антона открыть глаза, дабы посмотреть, что происходит, и полюбоваться видом раздевающегося Попова, который, стягивая с себя штаны с бельем, и принимается расстегивать рубашку. — Не снимай до конца, — просит Антон, и Арсений просто не может отказать. Он оставляет на себе полностью расстегнутую рубашку и возвращается на кровать. — Проверим, как хорошо ты вчера себя растянул, — Арсений сует блестящие от масла пальцы внутрь Антона и за несколько приемов полностью растягивает его. — Хорошо. Попов льет еще масла и резко входит, не давая Антону привыкнуть, и начинает трахать. Антон под ним скулит, желая поцелуев, но Попов непреклонен. Он не наклоняется ровно до того момента, пока не понимает, что Антон под ним начинает подрагивать. Тогда Арсений опускается и страстно целует его в губы, не прекращая быстрых толчков. Антон так и кончает, притягивая Попова как можно ближе к себе. Арсений не намерен останавливаться, и даже такая близость не помешает. Он продолжает трахать, пока сам не кончает, полностью сваливаясь на Антона. После таких игр положен хороший душ, чтобы смыть с себя все следы прекрасного вечера, и сразу после этого уставшая парочка сваливается в постель. — Насколько тебе нравится эта работа? — Попов лежит на спине и притягивает к себе Антона. Тот укладывает голову на груди Арсения, обнимающего его. — Работа как работа. — Ну и что тебя здесь держит? Антон пожимает плечами. — Это мой родной город. Ты же не думаешь, что так просто все взять и бросить, и уехать. Точнее переехать. — Мне тоже было непросто, но как я был счастлив, когда… — Арсений понимает, что сболтнул лишнего. — Рассказывай. — Нечего рассказывать. — Тогда я точно никуда не поеду. — А если расскажу, поедешь? — Я совершенно не так условие ставил. Ла-адно. Поеду. Если расскажешь. — Ладно, — максимально спокойно произносит Попов, а в глазах в это время взрываются победные фейерверки. — Я сбежал от родителей, поступил в театральный в Питере и больше туда не возвращался. — Не годится. — Чего тебе не годится? — Подробный рассказ давай. Арсений Сергеевич, включите свою сценическую речь и в подробностях, пожалуйста. — Понять бы, с чего начать, — Арсений перебирает волосы Антона — Родился я в Омске, и у меня были не самые лучшие отношения с родителями. Мать постоянно говорила, что я виноват в своих проблемах, если я что-то не понимал в школе, хотя я слушал на уроках, она говорила, что я такой тупой и сам виноват, что не понял. И все в таком духе. — Антон внимательно слушает, поглаживая Арсения по груди. — Во всех разговорах я был неблагодарным сыном, который думает только о себе и все делает назло. Отец считал, что ремень по заднице – это лекарство от всех болезней, а пощечины – хороший способ, чтоб держать в тонусе. А еще мне не покупали приставок, крутых игрушек и всего подобного. Только потому, что это портит детей, и вообще, родители жили без этого, и я проживу. В театральный я, естественно, не должен был ни ногой, потому что негоже для нормального человека иметь такую пидорскую профессию. Это цитата. В тайне от родителей я играл в школьном театре, а когда они узнали, отец меня выпорол. Я был весь в слезах, а он добавлял и говорил, что плачут только бабы. Потом я стал часто пропадать из дома. Я был где угодно, лишь бы не там. Я терпел допросы и претензии, почему я шляюсь где попало. Я начал работать. И заработал достаточно, чтоб уехать. После выпускного, точнее после получения аттестата, потому что я просто ушел. К тому же родители даже не пришли, сказав, что я этого не заслуживаю, ведь слишком плохо учусь. А я закончил школу с серебряной медалью. Я пришел домой, родителей не было, собрал вещи и ушел. Я поехал в аэропорт, взял билет на ближайший самолет в Питер, просидел там часов десять до этого рейса и улетел. И больше я никогда туда не возвращался. — Что было дальше? — Я снял квартиру. Маленькую. Студию. Подал документы в театральные. Потом вступительные, меня приняли. Учился, подрабатывал. А потом через несколько лет после окончания театрального, когда я играл в театре, к нам пришел режиссер, что часто бывал у нас, и сказал, что видит меня главным героем своего фильма. До того несколько проб, на которые я попал, провалились. Куча моих заявок отклонялась. Брали меня только в массовку. И то всего два раза. И вот первая роль. Да еще и главная. И все стрельнуло. Ну а дальше ты и сам знаешь. А, кстати, родители упорно игнорировали полную форму моего имени, называя ее слишком официальной. И меня все называли исключительно "Сеня". Думаю, ты понимаешь, почему мне не нравится это имя. — Понимаю. А ты не боишься, что твои сексуальные предпочтения – это начало каких-то подобных издевательств? Как у твоего отца? — Нет. Потому что я сделаю это так, что тебе понравится. И ты захочешь еще. — Чмокает в нос, — Прошу, не бойся. Я знаю, что такое быть беззащитным перед садистом. И я четко различаю две стороны: боль и власть ради удовольствия обоих и ради удовольствия только одного. Я никогда не сделаю тебе больно. — Обещаешь? — Обещаю.