Вдруг откуда ни возьмись гул
На секунду мир замер
Звук, как будто грядёт страшный суд
Над бухтой цунами
Oxxxymiron «Цунами»
Сегодня солнце Чонгука до слепоты яркое и хорошее, радостное. Он подмечает это, спускаясь по деревянной лестнице, залитой ласкающими кожу лучами из панорамных окон. С нетерпением идёт на занятие по теоретической магии; завтрак проспал – и ладно, такая мелочь не способна омрачить его солнце. Солнце у него редко плохое. – Утра, Лохмус, – здоровается с существом — жителем Академии «Трёх основ», — которое расселось на широком конце перилы, свесив короткие ножки с круглыми ступнями и изредка похлопывая крыльями друг об друга. Сам он сплошь покрыт коричневатой шерстью, одни глаза-пуговки торчат и наблюдают за перемещениями учеников в главном холле. На обращение зверёк совершенно не отреагировал, а за секундный гладь по макушке едва не цапнул. Кусается эта зараза больно, иногда до крови, Чонгук опытом научен. Они не особо любят друг друга, причём ни с чего, неприязнь сама повелась с первого взгляда. – Выкусил пустоту, а? Непричёсанный ты комок шерсти, – торжествующе гогочет маленькой победе и спешит дальше, пересекая широкое пространство и пропадая в нужном крыле. Когда заходит в аудиторию, Юнги сразу комментирует его внешний вид: – Опять нарядный, как на похороны, – и отворачивается со скепсисом в мимике. – … – Чонгук плюхается рядом за первую парту уходящих вверх трибун. Юнги уже седьмой год подряд не ленится брюзжать почти каждое утро о надеваемых Чонгуком строгих рубашках и брюках. – Не похороны, деловой стиль, – нравоучительно; ни капельки не обижается на друга, ибо это их своеобразный подкол из раза в раз ака дань традиции. – Да-да, – отмахиваются. В Академии регламентировано ношение формы, правда с возрастом все начинают относиться к правилам фривольно: старшие курсы заявляются в обычной повседневной одежде, лишь малая кучка горячо ответственных студентов продолжает посещать занятия в пристойном виде. Чонгук из них, Чонгук страстно обожает учиться и ему дико нравятся рубашки с брюками. – Ботан, – роняет безэмоциональное тот же Юнги. – Отличник, – исправляет, заранее открывая учебник на необходимой странице. – Синонимы. Я выиграю у Джина сотку, если до конца нашего выпуска- Это ещё, э, – подсчитывает, щурясь, – ещё пять лет, не включая нынешний. -если ты до конца выпуска так и проходишь в форме. – Я гарантирую тебе победу, – уверяет с улыбкой. Ему не успевают ответить, в дверях возникает Лим Невена. С её шагами общий гул тихнет и обрывается; Юнги страдальчески вздыхает, Чонгук выпрямляет и без того прямую спину в предвкушении новой информации. Лим Невена – одна из по-особенному любимых из его любимых преподавателей. Да, любимые у него все… Она является наиболее молодой из педагогического состава, всего несколько лет назад окончила Академию и влилась в неё уже с другим статусом. Чонгук, наверное, тоже хотел бы лично прикладывать усилия в воспитании следующих поколений магов и развивать родные сердцу стены. Академия и любое, что она в себя вмещает, – то, чему посвящена почти вся юность. На первый курс родители отдали Чонгука в десять — суммарно обучение составляет двенадцать лет, — сейчас ему семнадцать. Семь лет жизни канули именно в этих стенах, с этими людьми, с истинами и знаниями, которым учат. Нельзя не быть благодарным и не ценить. Здешнее, от росы на рассветах до планов на будущее в роли профессионального, несущего добро и пользу мага – огромная составляющая его солнца в целом, в частности хорошести, теплоты, яркости. Из мыслей выдёргивает не разменянный на приветствие вопрос: – Какая комбинация вызывает поток магии, равный аль'герии? Чонгук тут же поднимает руку с посыпавшимися искрами из глаз. Он знает! Он многое знает… И преподаватели знают, что он знает, поэтому Лим Невена указывает ладонью прямо на него: – Юнги, – и специально озвучивает чужое имя с доброй усмешкой. Чонгук теряет свой собранный вид – дует щёки, откидывается на спинку задней трибуны, впрочем, быстро успокаивается. Раньше страшно бесился на эдакие выходки и думал глупость – ум игнорируют. Перерос, осталось кратковременное негодование. Преподаватели не обязаны спрашивать исключительно его, ту ещё занозу в заднице, не единственный же ученик Академии. Не единственный, пусть самый умный из учащихся со всех двенадцати курсов. Лучший ученик Академии, гордость, достойное наследие, золотой мальчик. Ботан, выражаясь красноречием близкого друга. – Подстава, – шепчет тот под нос и пытается спастись: – Чонгук хочет ответить. – Да, – не отнекивается. – Отличная попытка, Юнги, засчитано. Теперь сам захоти ответить. Хотя бы предположи. Комбинаций не две и не три, какую-нибудь, – заправляет русые пряди, подстриженные под каре, за уши. – Я не знаю, – сдаётся без боя. – Аль'герия… Такими скоростью и мощностью магии не владеет никто, не владели никогда. Зачем нам зубрить комбинации, которые даже не сможем применить? – Раз есть комбинации, значит их кто-то создал, верно? Значит кто-то, возможно, владел? – риторически, сплошной загадкой. – Не для красоты же знание о них сохранилось до нас? Вдруг именно кому-то из вас удастся справиться с магией этого уровня. Встречу взглядов Чонгук воспринимает безмолвным диалогом со скрытыми знаками и горой возложенных ожиданий. Магия подразделяется на ступени — имеют названия — от лёгкой до сложной в зависимости от скорости выброса и силовому урону. Магия аль'герии – магия высшего уровня. Мировой истории неизвестны случаи настолько неслыханного мастерства. Чонгук раньше не сомневался в её неподвластности, в некой степени нереальности, выдуманности. И неужели действительно был тот, кто достиг и благодаря кому известны комбинации? Комбинации аль'герии, кстати, до умопомрачения сложные и трудно реализуемые – пальцы переломаешь, пока согнёшь и методически пересогнёшь снова. Чонгук помнит некоторые наизусть, никогда не пробуя на практике. Оно до смерти опасно в буквальном смысле. – Ладно, – мягко закрывает тему женщина, надевая очки и беря со стола книгу. – Это я для привлечения вашего внимания. Вы не обязаны выучивать комбинации аль'герии. Перейдём к более насущному – страница пятьсот пятнадцать. У Чонгука уже заготовлено, потому под шелест страниц одногруппников послушно задвигает на обочину посторонние размышления и сосредотачивается на лекции. Время исчисляется незаметно, теряется во внимательности и активности в различных обсуждениях. Об усталости не идёт речи, учёба – его азарт, влечение, хобби, главное дело,.. его всё. Директор Академии пророчит ему высоты. Поэтому Юнги давно перестал ворчать на извечную болтовню Чонгука с преподавателями после занятий, покорно ошиваясь по коридору в ожидании. Снова тот завис с Лим Невеной. Кажется, впаривает ей какую-то взятую из библиотеки книгу, а она принимает для прочтения. Иногда Юнги чудится, что Чонгук знает гораздо больше некоторых преподавателей. В какой-то мере оно вероятно, ибо никто не наделён силой знать досконально всё. Дождавшись, они направляются на следующее в расписании занятие по призыву и контролю. – Она тупо с нифига, мол, ну-ка, Юнги, аль'герию мне, а я про себя: «Ля-я, с какого?» Просто из воздуха! Естественно, кроме тебя, никто не шарит эти комбинации. А зачем спрашивала, если в итоге ничего?! Сама бы уж тогда рассказала или продемонстрировала! Я тащусь. Кто её укусил с утреца, что она так бахнула? Лохмус? Не, он кусает только тебя. На последнее Чонгук выпускает громкий смешок. Они сворачивают в крыло корпуса по практическому применению. – Звучит, будто о магии высшего уровня говорить нельзя, запретная тема. Совсем нет, – мягко парирует. Возмущения, наезды на любимых преподавателей его не трогают, напротив, веселят. – Нет-то нет, – всплёскивает руками, едва не задевая мимо проходящего беднягу. – Но, – замолкает на долю, – когда о ней с нами вообще говорили? Никогда. Это не запретная тема – и тем не менее. Поэтому я в ахрене, что она внезапно и ни с чего вспомнила об аль'герии. – Ну да, – мямлит, проникаясь, – странноватенько. На за- Его прерывает громогласное: – Мой муж! Чонгук! Чон Чонгук! Я тебя засёк, стоять! – Он угомонится когда-нибудь? – риторически от Юнги, который вынужденно столбится вместе с Чонгуком, наблюдая за подбегающим к ним старшекурсником Ким Сокджином. – Привет, – адресовано обоим сквозь сбившееся дыхание. – Ты решил – «да» или «да»? – Нет, Сокджин, – выдаёт противоположное без грамма сожалений. – Я не соглашусь стать твоим мужем. – Вечно разбиваешь мне сердце, – Ким театрально хватается за грудь. – Ты же понимаешь, какой замечательный союз мы бы замутили? Самый умный омега Академии и самый красивый альфа Академии. Ты понимаешь, Чонгук?! – шуточно набрасывается, начиная трясти за плечи; названный же поддаётся искреннему хохоту и без проблем отталкивает от себя приставалу. – Эх, завтра попытаюсь опять. Теперь расскажите мне, как ваше настроение, мелочь, – втискивается промеж, дружно подхватывает за локти и ведёт вдоль веранды а-ля джентльмен. Юнги, альфе, поддерживание за ручку явно не упёрлось, выработал неслыханные терпение и снисхождение к взбалмошному товарищу. – Замечательное, – не врёт Юнги. – Было до твоего появления. – Рад слышать, – реагирует сугубо на первую реплику. – У вас пара с Гао Имин? – Будет, когда ты от нас отчалишь, – предпринимает попытку выдернуться из «захвата», не выходит. – Ты критично вредный, Мин. Как мой будущий муж тебя терпит? – Не знаком ни с каким твоим будущим мужем. – Чонгук. – С Чонгуком знаком, с будущим мужем – до сих пор нет. – Сдаюсь. Как Чонгук тебя терпит? – Чонгук меня не терпит, он со мной дружит. Чувствуешь разницу? Под их пустые препирательства омега загляделся на улицу и малость выпал из диалога. На территории снуют бесчисленные пары ног; студенты-муравьи спешат то туда, то сюда с колеблющимся объёмом груза – учебниками, тетрадями. В общей толпе отличаются первые курсы в чёрных брюках и с белыми воротничками с запрятанными под них ободками зелёных галстуков. Зелёный – цвет Академии, цвет жизни, процветания. На галстуках броши с идентичным изображением – три вихря бушуют, вьются и к центру скручиваются в один; три потока, три пласта – поток твоих побуждений, поток твоих сил, поток твоего ума, в совокупности образующие — четвёртый — поток твоей магии. Этими тремя основами маги движимы, ибо они лежат перед магией, определяют её и фигурально вкладываются в неё уже при сотворении. В спину подбадривающе ударяет тёплый ветер, словно безмолвно передаёт «вперёд, вперёд!»; Чонгук забавляется сравнению, трогает свою брошь. Ни Сокджин, ни Юнги не носят ни пуговки от официальной формы, шастают вон в джинсах да толстовках, а Чонгук – это Чонгук, чересчур обожает Академию, чтобы чем-то пренебрегать. Академия — как материальный объект — представляет из себя простирающееся замкнутым кругом с ответвлениями светло-каменное здание, возвышающееся огораживающей от оцепившего плотного леса и гор преградой. Завершающие дни лета, вот-вот нагрянет осень – и листья осыпят землю. Зимой экзамены за седьмой курс, новый год ознаменует восьмой. Время неминуемо так или иначе ведёт их всех к выпуску. Чонгук жадно глядит и не насытится. До беспамятства любит место, которое его бескорыстно растит. Он прислушивается к разговору в подходящий момент: – … пары с Гао Имин, вы не в курсе? – с подозрительно не весёлым тоном уточняет Сокджин. Под его руководством они, дойдя до конца деревянной веранды, неуклюже разворачиваются и семенят в обратную сторону. – О чём? – в унисон. – … – подло увиливает молчанием. – Надеюсь, младшим курсам не будут сообщать. – О чём? – Чонгука не устраивает ответ, натурально хмурится. – А вы, пусть и не младший курс, пока и не старший. И вам, надеюсь, не будут. Потому что для меня вы всегда мелочь, – сгребает за шеи и жмёт крепко-крепко к себе, аж не вздохнуть. Не успели завозмущаться, их негаданно поощрили на волю, перед этим щедро пошебуршив волосы до состояний лохматых гнёзд. – Я пойду, мелочь, не то мы все опоздаем. Чонгук, подумай над- – Нет. – -предложением о нашем- – Нет. – -замужестве. – Угадай – «нет» или «нет». – Упрямый. Пока, мелочь. Мелочь в лице Юнги и Чонгука мычит да кратко машет. – И что это было? – для проформы произносит Чон, имея в виду не предложение о статусе мужа. – Похоже, что-то случилось. Плохое. – Почему ещё вся Академия об этом не трубит? – кидает взгляд, окрасившийся беспокойством, на улицу, когда двинулись с веранды внутрь. Его солнце вразрез необъяснимому разговору по-прежнему яркое. – Сообщили лишь старшекурсникам? – предполагает. – Не нравится мне всё это. – Брось, – отнекивается. – Ты мнительный. – Зато ты оптимист до мозга костей. – Когда случился пожар в заброшенной башне, Сокджин развёл истерику про огненного призрака из старых легенд. Если ты мнительный, я оптимист, то Сокджин паникёр и фантазёр. Вспомни, как он заразил легендой тебя, и вы вместе подняли на уши всю Академию. – Пф, а ты… Врубаются подколки с выуживанием грязного белья – с ними и добрели до аудитории, огромного зала с расчерченными на полу линиями, то бишь границами участка, «рабочего места», каждого ученика. Оно сделано в целях безопасности – магия очень строптива и обожает вырываться, хлестать в стороны без должного контроля. Преподаватель, Гао Имин, пускает по линиям свою магию, создавая защитные стены, не допускающие ученикам причинить вред между собой. Чонгук с Юнги занимают отведённые пространства в первом ряду. До их дружбы — четыре года назад — Юнги под страхом смерти не сел бы за первую парту, с их дружбой Чонгук не предоставил ему выбора. Многие студенты приступают призывать магию до прихода преподавателя — опаздывает, — своеобразная разминка. Юнги не утруждается, а Чонгук складывает простенькую комбинацию пальцев, предназначенную для призыва, и резко опускает руки к полу, откуда к его раскрытым ладоням выстреливает полупрозрачный оранжево-красный поток, едва переливаясь и струясь непокорными волнами. Кулаки крепко смыкаются, удерживая и не позволяя вырваться, направляя, подавляя бунтарское естество. Проблем с контролем у Чонгука никогда не было. Чем не похвастаются поголовно: у части ребят из группы магия хлёстко срывается и растворяется по воздуху, ибо не были сложены конкретные комбинации атаки. – Сильнее перехвати, – доносится от Мина. – Ощущение, что сейчас вырвется. Чонгук слушается: осознаннее концентрируется именно на кистях — отзывается покалыванием на подушечках пальцев, — разжимает кулаки и быстро сжимает вновь, перехватывая прочнее, не дав магии удрать. – Супер, – хвалят. Чонгук бросает другу усмешку, прежде чем входит Вернер Клод, преподаватель не по призыву и контролю, а по истории возникновения. В помещении образуется идеальная тишина. Чонгук аккуратно отпускает всполохи магии, направляя их к полу, где они без лишнего представления исчезают. Все, кто практиковался, вторят ему. – Здравствуйте, дорогие, – раздаётся на весь зал приятный голос. Мужчина размеренно приближается, попутно закатывая рукава зелёного свитера. – Вы удивлены увидеть меня вместо уважаемой Гао Имин, – останавливается посерёдке, недалеко от первого ряда учеников. – Моё мнение: я должен пояснить вам сложившуюся ситуацию, вы имеете право знать, хотя директор наказал осведомить сугубо одиннадцатый и двенадцатый курсы. Рискну ослушаться, вам не по пять лет, к тому же в случае непредвиденной ситуации вы не будете застигнуты врасплох, постоите за себя, – паузится в угоду красноречивому взгляду, скользнувшему ровной линией по присутствующим. – Покончили со вступлением, переходим к завязке. Само происходящее выходит за рамки разумного… Я всё равно попрошу вас не пугаться, – вновь обводит «толпу» настоятельным взглядом. – Преподавателей нашей Академии, – подбирает слово, – похищают. Помните, вас уведомили, якобы Миябэ Ян уволился и спешно уехал? Вынужденное враньё, дабы не наводить панику; на тот момент мы не понимали, что на самом деле творится. Как Миябэ поведал нам позже – его похищали. Не волнуйтесь, он давно дома, в безопасности. После похищения преподавать дальше отказался. Трое суток назад произошло второе похищение – Гао Имин, поэтому… я здесь, – неловко завершает хиленькое разъяснение, сопровождает прокашливанием под окутавшее тяжёлое безмолвие. Продолжать явно не намерен. – Похищают?.. – выдавливает девушка откуда-то сзади. Чонгук от накатившего оцепенения не определит, кому точно принадлежит голос. – Как в фильмах? Или… М-м, – сбивается, мямлит неразборчивое. – Зачем? – Простите, подробности я однозначно не могу вам разглашать. Их не разглашали даже старшим курсам. Всё, что я счёл нужным сказать – сказал. Не задавайте встречные вопросы. Главное, не впадайте в панику. Мы, Директор Академии и весь преподавательский состав, разбираемся с ситуацией. – Нормально, – вмешивается Чон с недовольством, помешанным на растерянность и толику неверия, – давайте нормально. Объясните, в смысле, – натурально требует. Сжимает кулаки по привычке, будто в них копошится пытающаяся выдернуться магия, так гораздо спокойней и подвластней справиться с вывалившимися скелетами из шкафов новостями. – Вы же сказали, что мы имеем право знать. Ну, – подгоняет интонацией по типу «моё терпение иссякает». Чонгук иногда не видит меру и позволяет себе. Преподаватели прощают, списывая на пылкость нрава, а не на самоуверенную дерзость или зазнайство. Чонгук же в порывах напрочь не замечает собственного гонора, не прикусывает язык. Юнги лупится на него в упор, негласно пытаясь донести, да без толку, об стенку горох, Чонгук только бросает в ответ поверхностный, пустой взгляд и весь концентрируется на Вернер Клоде. Последний с нисхождением принимает выпад. – Чонгук, – обращаются донельзя проникновенно, – я понимаю твоё желание знать больше. Вернее, желание всех вас. Однако я не могу, в чём прошу уже вашего понимания. Академия подвержена внешней опасности, и не я принимаю решение об оповещении об этом учеников и введении экстренного положения. Оно не в моей компетенции, более чёткое, развёрнутое объяснение способен предоставить только директор, до чего не факт, что дойдёт, прошу учесть. Возможно, нам удастся урегулировать происходящее. Я же чуть-чуть намекнул вам, чтобы вы были аккуратны, следили друг за другом и за младшими курсами. Хорошо? – ребята кивают. Все, кроме… – Чонгук. – … – названный смыкает зубы — выделяются скулы, — вскидывает подбородок. Негодование в нём плещется стихийно. Он принимает всё слишком близко к сердцу, ведь речь о его родном. – Да, хорошо, профессор. По разящим сдержанности, безэмоциональности и вовсе не общающиеся с Чоном близко догадываются об обратном – «нет, не хорошо, профессор». – Тогда приступим к занятию. Прежде минуты на паре ни разу не отсчитывались столь томительно. Ни в какую не сосредотачивалось, вопреки – потоки магии в рассерженно-подавленном состоянии призывались и контролировались великолепно, Чонгук воспроизводил комбинации с филигранной точностью и выполнял запрашиваемое с первых попыток. Ничто не является аргументом не выложиться на полную, и усердство стремительно вывинтило внутренний стержень: Чонгук выдохся морально, заметно присмирел; агрессия выпилась до дна, самоисчерпалась до чувства беспомощности, чувства печали. Чонгук не выносит беспомощность. Она не коррелирует с планкой его ума и магическими способностями. Оттого хуже, ибо значит их недостаточно? Будь по-настоящему сильным – знал бы как действовать, как спасти дорогих сердцу людей, как уберечь Академию. Он не знает. Это разрывает, губит его. Отпросился в туалет, отвлечься по пути и освежиться. В коридорах не меньше студентов из-за разницы расписаний. Чонгук оглядывается по сторонам, анализирует обстановку, лица – ничего выбивающегося или подозрительного, точь-в-точь обыденно. Это лживо успокаивает; не ведётся, просто выдыхает и даёт себе расслабиться. Мин не зря утверждал про оптимизм. Сейчас не исключение: Чонгук не сомневается – всё будет хорошо. Виной потрясение, сдавившее наподобие болевого шока. Свой «болевой шок» относительно спал, освобождая пространство для надежды. Директор, Ладо Вардан – гениальнейший маг, Академия под его мощной защитой. Похищения… застигли врасплох, наверняка уже принимаются меры по ограждению преподавателей и учеников, ведётся операция по поиску Гао Имин, преступники понесут наказание за нападения на высокопоставленных магов и удерживание их в неволе. Какая бы гнусная цель ни преследовалась – они будут судимы Верховным Законом. Чонгук скорее озадачен несколько иным. Кому удалось справиться с Миябэ Яном и Гао Имин? Магами седьмой и восьмой ступени, то бишь уровнями саль'да и саль'ги соответственно. Выше восьмой только девятая – ступень аль'герии, не доступная никому из ныне живущих. Нападавшие определённо тоже маги, причём очень искусные, не уступающие мастерству преподавателей Академии. Эдакий вывод настораживает, однако он не показатель, Чону неизвестны обстоятельства похищений. Похищений. В мозгу не укладывается, звучит сюрреалистично. Кто додумался? Ради чего? Сворачивает на лестницу. На втором этаже есть преподавательская уборная, где, конечно же, нет массовой проходимости. Он приноровился хитрить, захаживая туда для комфорта. В этом левом крыле к прочему почти никто не ходит, здесь расположены складские и другого рода не аудиторные помещения, например, медици- Чонгук удивляется, застав странную картину: Лохмус — невнятная волосатая глазастая белиберда на коротких лапах — незаметным маленьким пеньком стоит у медицинского блока, всматриваясь в щель меж створчатых дверей. Даже крыльями излюбленно не трепыхает. Чонгук по наитию начинает ступать по деревянному полу аккуратнее, без стука шагов, и приближается к за чем-то наблюдающему существу. – Подглядывать ужасно, Лохмус, – шепчет. – Уступи мне, – не размениваясь на церемонии отодвигает ногой — зверёк не удерживается на задних лапах, валится на все четыре — и сам припадает к вертикальному отверстию. Узреть успевает крохи – в залитой солнцем комнате много людей, скучковавшихся в точке. Растолковать совсем не получается. Засим помешал Лохмус, в отместку за наглое с ним обращение — и в целом из огромной взаимной приязни — вгрызшийся острыми зубами в голень. Чон давится криком, налегает на двери, под весом разъезжающиеся вперёд и в бока, вваливается в просторный зал, приковывает всеобщее внимание. Ему плевать, ибо теперь видит больше, собравшиеся чуть-чуть расступились, за ними мелькает… Кровь. По запястья отсутствующие руки. Сущий. Гао Имин. Кровь, везде, хлещет из мяса. Залитый пол. Главный врач Ли что-то орёт, хлопоча с бинтами, ей помогают медсёстры; столпившимся не до сунувшего нос не туда мальчишки. Из хаоса выделяется директор с намерением разобраться, однако Чонгук машет отрицательно головой, затыкает рот ладонью и уносится в отдельную уборную медицинского блока – не стерпит накатывающую тошноту, блеванёт. Страшное зрелище недостающих конечностей и моря крови застыло перед глазами. Рот и горло сводит спазмами, обильно выделяется слюна… Чонгук опустошается над унитазом и ни в какую не развидит. Вот уж ага, подглядывать воистину ужасно. И блевать следствием. Благо дважды вывернуться желчью хватило, чтобы свыкнуться с новым потрясением, желудку банально нечего отдавать, завтрак же был пропущен. По поводу трясения, о да, трясёт изрядно, на кнопку смыва попадает не сразу. Полоскает рот у раковины, умывается холодной водой. В зеркале отражается побледневшим, потрёпанным. Что творится?.. Лицезреть опять то действо Чонгук не выдержит, правда сам себе выбор пресекает, ступая в пропахшее спиртом отделение, где его за плечо приобнимают в поддержке. Это директор — прекрасно сохранившийся мужчина для своих пятидесяти девяти лет, омега по гендерной принадлежности — оградил собой. – Присядем, – не то предложением, не то приказом раздаётся бархатом над ухом. Чонгук не против совсем, потому позволяет увести себя к заваленному лекарствами, склянками, бумагами столу и облокотить о край. Спиной к кровавой части помещения и передом к дверям, которые закрыты, Чонгук уверен – на ключ, после его красочного появления озаботились. С ним встают рядом, и они безмолвно пялятся на стену, пока директор не прерывает дань тишине: – Ты не должен был это застать, Чонгук, – не укором, уравновешенным смирением. – Но кто, как не ты? Лучший ученик Академии «Трёх основ», всегда в гуще любых событий… У тебя это на подкорке высечено. Мне пристало привыкнуть. И запирать двери, если что-то не должно быть увидено. В суматохе догадались только пол в коридоре оттереть. Много услышал? – Я, – сглатывает. Вспоминает про Лохмуса, ему-то с запертыми дверьми не поподсматривать, маленькое противное чучело. Всё из-за него. Голень ноет, – я случайно, простите. Гао Имин жива? – голос не уступает телу, пропитавшись неконтролируемой дрожью; толику оглядывается, признавая вопрос несуразным, трупу останавливать кровотечение не стали бы. Чонгуку просто необходимо заверение директора. – Жива, – кристально честным убеждением. – И будет жить, отрубленные руки – не отрубленная голова. В пищеводе гадски подкатывает новый приступ рвоты. Смелость схлопнулась – резко поворачивается обратно на стену. Самообладания хватает на безмолвно отображённое губами: – Отрубленные?.. – Чонгук, тот, с кем столкнулась наша Академия, крайне жестокий безумец. Отрубленные руки – не предел зве- – Подой- П- Подождите. Их похищали, чтобы отрубить руки? – не верит в догадку. – И Миябэ Яна? Ему отрубили руки? Поэтому не преподаёт, не может больше использовать магию, – впивается в чужой профиль. – Я прав, директор? – Ещё мне пристало привыкнуть, что ученики осведомлены обо всём на процент крупнее, чем я рассчитываю. Кто из преподавателей надоумил? – сбивает заострившийся взгляд собственным, усмехаясь демонстративно стиснувшимся челюстям. – Ясно, не выдашь. Да, Чонгук, ты прав. Миябэ Яна и Гао Имин похищали. Исход похищений – отрубленные руки. – Похищали, чтобы отрубить руки? Нет. Да. Бред, – колеблется. – Стоп. Да. Чтобы лишить магии за счёт отрубленных рук? Вы не скажете мне. – Ты уже сказал. Не зря лучший, сообразительности не занимать, мыслишь в самое яблочко. Что ещё скажешь? – пытливо прищуриваются. Тактика элементарна – пускай случайный свидетель поделится всем известным ему сам, чем объясняться и наболтать в довесок кучу неизвестного свидетелю ранее. – Вы, – тормозится, – я слышал, вы говорили про… Сущего? Говорили, он рано или поздно будет здесь, в Академии. Кто он? Это он похищает и..? – Сущий. Верно. Похищения, отрубленные руки и прочее под его главенством. – Прочее? – сердце громыхнуло по рёбрам. – … – вздыхают с тенью раздражения. Кажется, Чонгук превышает грань дозволенного. – Не цепляйся к словам. – … – увы и ах, глух на подобное. Пытливый характер не обуздать страхом. – А имя? Какое у него настоящее имя? – Доподлинно неизвестно. Не исключено, что Сущий – и есть имя. – Этот Сущий, похоже, разительно могущественный маг… – Человек. – … – Чонгук ослышался по вине вновь подпрыгнувшего сердца, стук распространился до головы эхом. – М? – Сущий – обычный человек, – вторит директор ни в чём не бывало и трёт скулу с проступающей седой щетиной. Его модная коротко стриженная бородка практически заросла. – Не верю, – выпаливает сгоряча, подскакивает со стола и оказывается лицом к бессознательной Гао Имин, женщине средних лет, преподавателю по призыву и контролю магии. Чон не был с ней в хоть сколько-то близких отношениях, но оно не отменяет факта, что она часть его здешней семьи, вложившей в Чонгука массу черт, принципов, уроков, качеств. Непереносимо, что всё. Всё. Она больше не сможет преподавать, не сможет использовать магию. Для неё это конец в Академии. – Какому человеку под силу сотворить такое с двумя магами высших ступеней? Это исключено. Сущему под силу. Врачи, пусть остановили кровотечение и забинтовали не по-человечески осквернённые обрубки рук, продолжали нервно разбираться с капельницами, подключением датчиков приборов; медсёстры драили любое испачканное. От тихо переговаривающегося в отдалении от койки состава выступает пара человек, направляясь к укромно беседующим директору и Чону. Последний не знаком с ними, это не учителя, посему награждается обилием подозрений в направленных на него взглядах. – Чонгук, иди и отдохни, – заботливо, с намёком о прекращении их беседы. – Прошу тебя не распространяться. Я рассказал тебе потому, что доверяю. Паника в Академии усугубит положение, ты же понимаешь? Ситуация не совсем под нашим контролем, но и трубить чрезвычайное положение рано. Я верю, что в ближайшее время нам удастся взять контроль без лишней огласки. Ладо Вардан доверяет, ведь бескомпромиссно уверен, – Чонгук против него, против Академии, никогда не пойдёт. – Жизни учеников не под угрозой? – на всякий случай. – На данный период Сущему нужны мы, маги высших ступеней, не ученики. Появись хоть малейшая угроза вам, подопечным, я без промедлений дам официальное заявление. – … – кивает с идентичным доверием. Рассказывать не будет — рассказывать не в стиле магов, — раз его друзьям или любым другим ученикам угрозы нет. А преподаватели… Он очень надеется, что в дальнейшем они смогут себя защитить, не допустив аналогичного, как с Миябэ Яном и Гао Имин. Чонгук уходит выцветшей тенью: ему отпирает замок незнакомец и запирает за ним снова с характерными щелчками оборотов ключа в скважине. Чонгук не наскребает сил идти, приваливается спиной на двери и глубоко дышит: вдох, выдох, вдох… Подобно минута или пять, или полчаса. Не разобрать, наотмашь сбит с толку, полный кавардак, отчётлива единственная мысль, затопившая сознание: раз человек – значит есть и имя. Разве человек может быть без нормального, человеческого имени? Кое-как оторвавшись от опоры, поплёлся по пустому крылу до первого этажа, где его захватило в круговорот студентов. Это странно, это – привычная необременённая суматоха, которая больше не сочеталась с тем, что он волей-неволей узнал; несостыковка, дисбаланс. Когда он доковылял до аудитории, от занятия осталось минут десять, о чём шепнул встревоженный его состоянием Юнги. Вернер Клод по поводу долгого отсутствия замечание не высказал, Чонгуку с заработанной хорошей репутацией простительно. – Ты точно в порядке? – допытывается Мин за обедом. – Да, – вяло отвечает и вяло ковыряется ложкой в супе. Кусок в горло не лезет, заставляет себя скромно клевать, ибо истощением от голода лучше не сделается. – Я давно тебя таким не видел. – Каким? – Подавленным. Наверное, с развода твоих бабушки и дедушки. Чонгук отмахивается, не хватало только этой темы. И всё равно: – До сих пор в ступоре. Развестись спустя сорок девять лет брака и не удосужиться поделиться причиной. – Разводятся муж и жена, не мама и папа, не бабушка и дедушка. – Да-да, – суёт ложку в рот, дабы уже заткнуть и себя, и поднятый вопрос. – Не знаю, как тебя развеселить, – признаётся. – Не напоминанием о разводе. – Прости. Ну, давай мы с тобой сегодня вместе попрактикуемся? Я согласен быть растоптанным в пух и прах. – … – неправдиво улыбается на предложение. Юнги ненавидит оттачивать комбинации и драться вместе с Чоном, потому что его почти всегда уделывают. Почти, потому что иногда на омегу сходит милосердие и он поддаётся. – Не иди на жертвы, я завтра огурцом буду, обещаю. Следующая лекция коротается тише воды, ниже травы, а после Чонгук прячется в своей комнате, перед этим шустро забежав в библиотеку за учебником, не включённым в учебный перечень. В разделе о комбинациях аль'герии нет информации, предыстории о создателе, нет даже имени. Дважды за сутки сталкивается с неизвестными никому личностями, это бесит, Чонгука вымораживает не получать знания, которые подкипает получить, да хоть оббесись весь вдоль и поперёк – делу роли не сыграет, вот и принимается зубрить комбинации аль'герии. Так вычитаются часы, наступает ужин; он приносит поднос набранного — желудок переварил потрясения, теперь требуя переваривать много вкусной еды — и погружается обратно в желтоватые страницы с пошагово нарисованными столпами комбинаций. Столп – сложенные в конкретной позиции пальцы. Призыв всех комбинаций всех ступеней зачинается одинаково: сомкнутые ладони – первый столп, скрестившиеся пальцы – второй столп, раскрытые ладони – третий, кулак – четвёртый; дальше разные способы и порядки складывания пальцев для формирования конкретной комбинации магии. В аль'герии количество столпов для одной комбинации может доходить до тридцати. Чонгуку бы испугаться, но он совершенно не боится сложностей, жуя за обе щеки и запоминая. Очень многие считают, что он талантлив. Завидуя, игнорируют труд, сводя любые успехи к врождённым способностям. Лишь сам Чонгук знает, сколько времени и сил он по-настоящему расходует, чтобы быть лучшим. Талант – вещь удивительная и не гарантирующая ни гроша. Близится ночь. Чон решает себя не мучить, переодевается в пижамное, чистит зубы и ложится спать. С закрытыми веками переживания накатывают с возобновившимся рвением, однако устал за сегодня вусмерть, уснул под них а-ля под трёп телевизора. На утро же всё сочлось приснившейся ересью. Он действительно чувствовал себя сноснее и бодрее, Юнги прокомментировал по-своему: «Не огурец, за вялый цукини сойдёшь». С ним не стали спорить, сосредотачиваясь на учёбе, дабы ускользнуть от больных дум. На перерыве же между третьей и четвёртой парой их снова ищейкой находит Сокджин, узнав, что его мелочь в курсе о постигнувшем педагогов. Чонгук смиренно пассивничал, пока друзья мусолили животрепещущую тему до дыр, нельзя было выдаться, рассекретиться своим большим осведомлением в дурном происходящем. Раз на Чонгука положились и попросили молчать – он будет молчать, нечего втягивать близких в этот кошмар, ибо есть громадный шанс, что кошмар таки обойдёт их по дуге восвояси. С окончанием пар Чонгук под шумок сливается от Юнги, торопливо спускаясь с пятого этажа башни на второй, по дороге к медицинскому блоку приходится проштурмовать чуть ли не всю Академию. За окнами, испещряющими стены коридора, не стемнело, солнце ползёт вниз, к земле, даруя обманное впечатление: протяни руку – коснёшься. Около дверей не топчется зазря, входит. В помещении умиротворённо, прозаично, будто не здесь его вывернуло наизнанку. Ни следа вчерашних событий – ни крови, ни Гао Имин на кушетке. – Чонгук, здравствуй, – оторвавшись от компьютера, улыбается доктор. – Здравствуйте, Ли Цзянь. На третьем курсе он сломал ногу, неудачно упав из-за отскочившего в него потока магии другого обучающегося. Вот и познакомились. – Навестить Гао Имин? Я так и думала, что ты придёшь, – встаёт с места, направляясь в отдельный блок с койками. – К ней разрешено? Без лишних слов его пропускают вперёд жестом. Ноги сразу же немеют при приближении к кровати, на которой лежит женщина, укрытая по плечи одеялом, внешне постаревшая на десяток: жидкие волосы перевязаны в крохотном пучке, кожа зелёная, впалые тени, осунувшиеся щёки. Перманентно пикают различные присоединённые приборы. Глаза непроизвольно стремятся на уровень рук, не различимых под тканью. – Как вы себя чувствуете? – блеет едва-едва, потерянно застывает около. – Меня предупредили о тебе, – хриплым голосом выдавливает — бывший — профессор Гао и отворачивается к окну, где за полосой леса проступают зелёные холмы гор. – … – «предупредили» звучит отягощающе, точно Чонгуку не рады. Да, он не должен тут находиться, без толики приличий не подслушай разговор, но он из чистейших побуждений пришёл справиться о самочувствии и, коль удастся, поддержать. Наверняка женщине крайне тяжело, бессмысленно обвинять её в плохом приёме. – Бывал в горах? – окунает в замешательство нечаянным вопросом. – Нет. Там опасно, водятся всякие горные животные… – сглатывает; не перечит странному, отвечает. – Учащимся нельзя приближаться к горам, ведь защититься от животных нереально, – выговаривает без сучка, без задоринки вызубренным постулатом, вдавливаемым всем в подкорку на ранних курсах. – А ты соблюдаешь правила, Чонгук? Я давно знаю тебя, ты готов соблюдать их ровно столько же, сколько и нарушать. Всегда сомневалась в тебе, – прошивает многозначительным взглядом с плещущимся в нём откровением. Трактовать сложно. – Я была в горах… разок. Не суйся туда, Чонгук, и, возможно, всё останется для тебя прежним, – завершает непрошенное. Довольно невпопад, несуразно в сравнении с уже сказанным: – Урок без меня прошёл хорошо? Чон же выпадает из текущего. Сомневалась в нём? Всегда? Не разобрать посыл, контекст – и плевать, для Чонгука удар ниже пояса. Они ладили на занятиях, Гао Имин не редко хвалила, отдельно разжёвывала с ним магические стойки… Теперь вон оно как, в него никогда не верили?.. – Нормально, – констатирует на автомате. – Когда вы вернёте- – осекается. Непреднамеренно. Извиняться глупо. – Как вам удалось добраться с такими ранами до Академии? – Я не добиралась. Меня подкинули. – Похититель-ли? – … – Цель – не убийство? – Раз ты пришёл, давай попрощаемся. Не приходи ко мне больше, договорились? – схоже с пощёчиной. – Почему? – невольно поддаётся назад. – Наступит своё время – поймёшь. И, Чонгук, – проникновенно, – будь осторожен. Зачастую именно самые родные люди не могут принять перемены в наших сердцах. Прикрывай спину, когда наступит то самое время. Он вышел из медицинского блока выжатым и одновременно переполненным ощущением предательства. Вроде бы женщина дала напутствие напоследок, изъяснившись невзрачными, ей доступными фразами, вместе с тем уже без туманности, с красноречивой ясностью выставила вон; прозрачно обозначила, что приход незваный и видеть впредь не желает. Ещё смотрела нехотя, с болью. Так, будто чужие, будто года под общей крышей не стоят ни гроша. Может, Чонгук придаёт преувеличенный вес учёбе в Академии? Выпустится, переедет, устроится, заведёт семью… Не он первый и не он последний, вся Академия изобилует такими. Но на данный момент практически вся жизнь здесь, поэтому у него болит за каждого и не воспринимается грубое, эгоистичное прощание навсегда. Неприятно, задело. Попросту не предполагал подобной реакции, не был готов. Женщина отныне инвалид, удар, оправиться после коего на следующий же день из ряда фантастики. Вполне вероятно, не надо воспринимать всё на свой счёт и всерьёз. Чонгук попробует навестить её позже. И вдруг загремела сирена,.. Предвестником грядущей бури. .., оглушая, прошивая насквозь. Чонгук хватается за перилу лестницы и секунда за секундой глупо стоит, не соображая, в замешательстве. Это не учебная тревога. Об учебных их стабильно предупреждают и проводят обычно утром, до занятий. Мимо лестницы проносится кучка студентов, придерживаясь стандартной эвакуационной программы, они исчезают под лестницей, где спрятан коридор — все называют его «диаметром», — соединяющий одну половину Академии с противоположной. На противоположной стороне как раз находится эвакуационная точка, куда необходимо добраться и ждать распоряжений от старших. Чонгук вовсе не рыпается, потому что какого хрена? По прошествии неопределённого по-черепашье доспускается на первый этаж, нечитаемо провожает ещё двух студентов. В этой области здания практически ни души, на часах ужин, все должны были засесть в трапезной. Навострившись улавливает приглушённые неопознанные отклики, словно прямо за стеной что-то разгорается. Назло в этом закутке нет окон, не видно наружности. Потоптавшись ещё с мизер, наконец созревает покинуть бессмысленный «пост» и- Некто, окутанный в чёрный походный плащ — ниспадающий на лоб глубокий капюшон, запахнутые плотные полы, струящиеся вплоть до пола, — появляется из-за угла. Оба недвижимо вкапываются. Встреча, не сулящая благого. Чонгук не шевелится, будто его воспримут за искусный предмет декора, и упёрто вглядывается в незнакомого человека. Лица старайся-не старайся не распознать, сплошная загадка. Ступор разделяется поровну до момента, пока некто не ступает вперёд размеренным шагом, шаг, шаг,.. надвигаясь на Чонгука. Чонгук же машинально складывает комбинацию и вскидывает руки к полу. Его игнорируют, угрожающе ступая ближе и ближе; не заманчиво покорно ждать неизвестного итога, потому призывает магию, хлынувшую к ладоням, направляет пламенного цвета поток струиться вереницей от локтей до запястий, смыкает ладони вместе для начального столпа следующей — атакующей — комбинации. Своего рода предупреждает, и оно изымает эффект, незнакомец останавливается. О победе не идёт и речи. Облик в целом внушает. Альфа. Однозначно альфа. С неумолимо сократившегося расстояния видно нижнюю часть лица и глаза, под левым широкий впалый шрам, неровные края устремлены куда-то к виску. Чонгук сглатывает накопившуюся слюну. Вероятно, незнакомец его сейчас так же оценивает. Неравные условия, у Чонгука-то нет плаща, весь нараспашку. – Уберись с дороги – и я тебя не трону, – голос подтверждает предположения. Взрослый мужчина. Чон не дурачок, умеет прикидывать риски и не позиционирует свою жизнь пустышкой, с которой не жалко расстаться ради геройства. Ему действительно не помешает отойти и не ввязываться. Конечно, он не отходит, не может себе этого позволить. Что, если незнакомец..? – Я тебя не боюсь. Ты всего лишь человек. – Да, – непрошибаемой невозмутимостью. – Но я сильнее. Чонгук не хочет чувствовать, что уже проиграл, когда боя-то и не было; отвратное чувство само поселяется в нутре. Ибо враньё, боится безумно. – Сущий, – констатация слетает с языка отнюдь без страха. – А ты? Предпочитаю знать имя того, кто переходит мне дорогу. Кажется, Чонгук нажил себе врага. Вот так вот случайно, стечением переменных, под вой сирены. Что Сущий забыл в Академии? Зачем проник? Его обнаружили, раз галдит эвакуация? Тогда почему он здесь и его до сих пор не скрутили? Вторгаться в Академию — расправиться с незавершённым — убить Гао Имин не складывается со словами женщины, что её бросили на территории. Явился за новой жертвой?.. О, Чонгук очень удачно попался ему на пути. – Чон Чонгук, – коль принимать неизбежное, то не под чужим именем. Скрываться надо было, когда на это давали ход. – Не преподаватель. – Студент. – Отлично. Теперь уйди с дороги. Последний шанс. – Только после тебя. Дабы не струсить, Чонгук молниеносно комбинирует пальцы в три столпа и специальными жестами выпускает во врага сформированными сгустками магии; переливающийся вокруг рук поток исчерпывается, его хватит ещё на парочку комбинаций, потом призыв магии необходимо повторить. Эта мысль маякнула на задворках, основное внимание сконцентрировалось на отражении его выпада: из-под плаща, из ножен, вытащили меч и, умело перехватив за рукоять, отбили всполохи магии, рассеявшиеся по воздуху при соприкосновении с лезвием. Чушь. Несусветно. Исключено. Страх потеснило непонимание, за минувшие дни того было предостаточно. Чон натурально выводится и под всплеском адреналина пробует заново. Эта комбинация мощнее, на неё растрачивается весь запас призванной магии – в мужчину отправляется способная рассечь на куски полоса, однако под неё ловко ныряют, и она врезается в колонну. Сущий возобновляет сближение, крадётся в противоречие атакам матёрым зверем; Чонгук — возомнившим детёнышем — не мешкая, с опасением призывает новый поток и, не сформировав его в какую-нибудь комбинацию, направляет в соперника не подчиняющимся внятному контролю разрушительным столбом. Тот встречается лезвием плашмя и выносится вплоть до иссякания. Опять шаги. Бред. Меч выдерживает магию. Жадно надыхивается и не уложит в голове. Копируя наоборот – отступает назад. Бред, бред, бред… Сдаёт позиции, причём на него не нападают в ответ. Его не ставят в равного противника. Сирена прекращает гудеть. Это дезориентирует, из-за чего призыв выходит плачевным: незафиксированный поток магии вырывается и сметает несколько балок лестничной перилы. Некогда сокрушаться упущению, веру в себя не поздно похоронить и попозже. По отскакивающим от пальцев комбинациям: призыв, удар; на мужчину валится красно-оранжевый град, пробивая дерево под ногами. Потока хватает ещё на две атаки, Чонгук не прерываясь долбит ослепляющей вспышкой и метущей волной. Всё в точности до мелочей, без ошибок… От чего-то Сущий отскочил, увернулся, другое отразил оружием, при том не забывал верно приближаться. Видимо, выверенности в настоящем бою недостаточно. Человек, а противостоит магу. – Точно студент? – в тоне ни грамма измождённости, и всё же Чон тайно ликует, что утирают скопившийся над губой пот. Чон не ранил, но заставил активно поизворачиваться. Полы плаща в ходе распахнулись, почти улезли за широкие плечи, открывая на обозрение ладное дюжее телосложение, облачённое в чёрную одежду. Волосы под капюшоном растрепались, светлыми прядями выпав на смуглое лицо. – Слишком впечатляют навыки для заурядного студента. – С ходу не хвастаюсь тем, кому перехожу дорогу, – Чон Чонгук, лучший студент Академии, – истиной. – … – по нему ведут от носков до макушки, как бы примеряясь и совмещая узнанное со внешними составляющими. Глаза в глаза. Бой магии и меча прервался, но пышет между ними в ином обличии. Смертоносные гляделки прерывает омега, чередуя столп за столпом с бешеной скоростью. На всё про всё несколько мигов, а пальцы заныли, прохрустели, едва не переломавшись. Отвести руку чуть назад, сжать в кулак и резко выдернуть – воздух разрезает тонкая нить, на манер змеи жаляще кинувшаяся на Сущего: ожившим орудием мечется под разными углами, чтобы «укусить»; от неё резво уклоняются и по итогу таки отбивают, отрубив «голову» лезвием. Не тут-то было, ведь Чонгук направляет магию из потока, и нить воссоздаётся вместе с агрессивными поползновения. Теперь с нею расправляются иначе – подцепляют лезвием и наматывают поверх, неминуемо оказываясь в смехотворном шаге от Чонгука, чьи лопатки упираются в плоскость. Магия развеивается, запаса нет. Чонгук суматошно дышит и чудом стоит вертикально, вернее, за неимением выбора, падать на врага непрезентабельная идея. Призыв, контроль и формирование комбинаций – физическая нагрузка, мышцы перенапряжены и болят. Дышит, дышит, дышит… Частота сокращения лёгких не устаканивается. Не отважится смотреть мужчине в глаза, исключительно в область груди. Зажмуривается, поверженно вскрикнув, когда меч задел колено. Чонгук и не надеялся на победу, не самонадеянный же глупец. Исход был очевиден. Будь он хоть стократно лучшим в Академии – в неискусственном бою этого мало. Чонгук никогда не участвовал в реальных сражениях, опыта ноль. Сущий даже не нападал, лишь отражал. Естественно, это поражение без права реванша, и он не обделён гордостью принять проигрыш достойно. – Ты занял прилично времени, – ровно произносят. – Похвально для тебя, удручающе для меня. – … – невесть как заставляется взглянуть на мужчину исподлобья. Не стыдно демонстрировать страх, ибо оба прекрасно понимают, кто из них неподдельно несёт опасность. – Если такой уж лучший, то почему позволяешь так легко упереть себя в угол? – не издевательство, скорее завуалированное «тебе есть над чем поработать». Чонгуку задаром не сдалось снисхождение от пропащего мерзавца, оскверняющего его дом и родных, потому говорит претихо, аки по секрету: – Я сложил две разные атакующие комбинации подряд, – на самом деле не по секрету, просто сам не уверен, что хитрость… удалась? Чонгук замечает чужое проступившее замешательство, прежде чем в спину Сущего выстреливает сильный удар из дальнего участка помещения. Эту комбинацию произвёл без перерывов вместе с комбинацией нити, она вбирает огромное количество магии, поэтому требуются минуты на формирование. Не нож в спину, обвинять Чона в подлости нельзя, ведь он постоянно находился с Сущим лицом к лицу. Неучтённое долго ждать не приходится: мужчина со всей дури от комбинации впечатывается в Чонгука. Последнему мерещится скрежет рёбер, у кого из них – вопрос на засыпку. Чонгук бы закричал, да не кричится, сплющило знатно и на совесть – комбинация-то сотворена его стараниями. Нос вот-вот расквасится или спрессуется в кнопку об грудь альфы; между ними ни щёлки, ни просвета, срослись от удара. Впору оклеймить положение неловким, недопустимым… Увы, не те обстоятельства. В пылу боя и не такое бывает. Имейся возможность – Чонгук бы немедленно оттолкнул, а так терпит адовое давление. Основной урон принял враг, Чонгук банально не вычислил последствия, тоже попав впросак. Мгновение непреднамеренной близости длилось достаточно, чтобы обоим вышибло воздух и они начали задыхаться. Затем ослабление – Чонгук ощутил, как громадное тело альфы не отодвигается, а перестаёт напирать. Схлынул натиск, невообразимо полегчало, пусть пространства между ними не увеличилось. И подозрительный треск, знакомый смазанными отголосками. Тот растёт и распространяется. Треск, треск, треск… Не пальцы, не рёбра. Стена расползается по швам. Удар Чонгука выдался искромётным, многовековой камень не вынес. Несуразная мысль – форма, чёрные брюки и белоснежная рубашка, замарается. Хрипловатый глубокий вдох над макушкой слышится смешанным с треском, прежде чем стена проседает, Чонгук проваливается… Сущий угождает за ним. Камень за камнем,.. и оба рушатся с булыжниками на уличную землю. Мир для Чонгука выключается. Потому что губы к губам. Какая нелепость. Какая несправедливость. Паника. Сущий упал на него, вновь выбив воздух, не абы как – прямо себе в рот. Опора на руки не уберегла, они столкнулись в целомудренном поцелуе. В пылу боя и не такое бывает. Чонгук отмер, потух. Прикосновение поверхностное, не крепкое, смазанное,.. лишившее здравомыслия и сил. Острые ошмётки, упирающиеся повсюду, вовсе не волнуют. Чонгук отказывается дееспособствовать. Война глазами. Точнее, воевать не прекращает мужчина, нависший сплошной преградой – не преодолеть, не перебраться. Чонгук же всё, больше не соперник, не воин. Благо боёв от него и не требуют: Сущий шмыгает носом — тот у него, кажется, разбит. И губы. Течёт кровь, стекая к подбородку, — задирает голову. Чонгук в какой-то потрясённой отключке проводит языком по собственным губам и чувствует характерный вкус. Непомерный вес исчезает – Сущий вытянул из-под завала меч и куда-то унёсся. Чонгук приподнимается следом, перевёртывается на бок для обзора и запоздало застаёт царящую неразбериху: директор с преподавателями Академии сошлись в схватке с группой магов. К этому всему примкнул Сущий, раскромсав и пустив по ветру чью-то комбинацию. Их вываливание из стены в гущу событий не могло свершиться неприметным, потому все добрые маги нацелились на зло в его — разбитом — лице, приспешники, тёмные маги, встали на защиту, пресекая любые попытки поразить главаря. Чон — крохотным, затерявшимся средь взрослого, жестокого — перебрался на голую траву к не пострадавшей площади стены, скукожившись и обхватившись руками. Смотрит наперекор страху и не влезает, ему там не место, его там прикончат и не признают. Трогает губы пальцами – на кончиках чужая кровь, убеждается – ему не померещилось. Довольно скоро голосом Сущего командуется: «Уходим!» Чонгук рыскает по участникам драки, однако сам Сущий в хаосе не вычленяется. Чонгук рад, что враги — с позором? — сматываются прочь. И он приложил к этому свою лепту. Восторг не обуревает им под гнётом тяжкой усталости.