Flashback Phenomena

Джон:       Порой наша любовь так неизъяснима и самоотверженна, что мы готовы жертвовать собой до последнего. Мы готовы выставлять себя в дурном свете, лишь бы защитить то единственное дорогое нашему сердцу. Нужно оставаться достаточно сильным, чтобы воплотить идею, не причинив при этом тотального вреда. Правильно ли это, выстраивать стены, сжигать мосты, скрываться за высокой ширмой разрушающих эмоций? Нет. Есть ли у Джона Крамера иной выход? Нет. Те механизмы, сложившиеся в единую картину его мироощущения, оттолкнули прочь человека, готового броситься за ним в самую глубокую пропасть. В этом и была вся суть. Теперь же пропасть пролегала между ними двумя. Джон убеждается в этом, когда смотрит на представшую перед ним супругу. Ей не хватает воздуха, не хватает сил, чтобы заглянуть ему прямо в глаза. Оттого взгляд её – терпкий, взволнованный – лишь скользит по контурам мужского силуэта, такого бесстрастного и холодного одновременно. Сотни тысяч шестерней, стяжек и поршней запускают необратимый процесс: эта разлука　–　е г о　конечный вердикт, 　е г о　новая воля к жизни. Поравнявшись с Джилл Так, инженер останавливается. Мгновение превращается в вечность, а действительность замирает. Что он внушил ей? Что заставил почувствовать? Страх, обиду, непонимание... боль? Осознание того, что всё это – её и только её вина, проникло в душу женщины маслянистыми пятнами. И, если бы не оно, Джилл наверняка вцепилась бы сейчас в треклятую рубашку своего бывшего мужа. Она бы держала его так крепко: до изнеможения, до беспамятства, крика. Но отстранённость Крамера, припорошенная немым чувством злости, упрёка и пустоты, сжигает всякие сомнения о фальшивости происходящего. Время набирает ход, пряча фигуру в дверном проёме их общего дома. Итак, он оставляет её. Заполняя багажное отделение сумками и вещами, водружая обручальное кольцо обратно на палец, он оставляет её. К прискорбию, большой город способен многое в себе похоронить, как и ту истину, что Джон супругу никогда не винил. Единственного, кого он действительно не смог простить, так это　с е б я　с а м о г о .　Он... оставляет её?.. 　s ᴏ　ᴛ ʜ ᴀ ᴛ　ᴡ ᴀ s　ɪ ᴛ 　　ᴍ ʏ　ᴀ ɴ ɢ ᴇ ʀ　ʙ ʟ ᴇ ᴅ　ᴏ ᴜ ᴛ　ᴏ ꜰ　ᴍ ᴇ 　　　ᴀ s　ᴛ ʜ ᴇ　ʙ ʟ ᴀ ᴄ ᴋ ɴ ᴇ s s　ʀ ᴜ s ʜ ᴇ ᴅ　ɪ ɴ 　　　　ᴛ ᴏ　ʀ ᴇ ᴘ ʟ ᴀ ᴄ ᴇ　ɪ ᴛ На смену трагедиям приходят воспоминания. Красный сменяется жёлтым, а затем – зелёным. Поток светофорных ламп пронзает сетчатку множеством металлических игл, но архитектор на это никак не реагирует. За спиной раздаётся пронзительный гудок, побуждающий к движению. К движению вперёд. Разве есть в этом смысл? Соседний автомобиль срывается с места, украшая асфальт рваными полосами стёршихся шин. Чёрные, хлёсткие, они плавят под собой битум, а аромат палёной резины так и застывает в воздухе. Но инженер этого не ощущает. Дорожный трафик, водоворот человеческих лиц, невнятные ругательства: Джон пропускает их мимо себя, словно забытый призрак, мираж некогда реального существования. И тогда на место горящего мужского сердца, способного исправить весь мир, встаёт нечто изнуряющее, ржавое и глухое. Беспомощность. Безнадёжность. Бессилие. — Состояние стабильное, однако ребёнка спасти не удалось. — Я лишь хотела им помочь. — Эй, ты в порядке? Ты не отвечал на мои звонки, приятель. — Множественная глиобластомия левой височной доли… — Тип рака злокачественный и неоперабельный. Это нецелесообразно… 　ɪ ᴛ　ʜ ɪ ᴛ　ᴍ ᴇ　s ᴜ ᴅ ᴅ ᴇ ɴ ʟ ʏ,　ʙ ᴜ ᴛ　ʜ ᴀ ʀ ᴅ 　　ɪ　ᴘ ʟ ᴜ ɴ ɢ ᴇ ᴅ　ɪ ɴ ᴛ ᴏ　ʙ ʟ ᴀ ᴄ ᴋ　ᴅ ᴇ s ᴘ ᴀ ɪ ʀ 　　　ᴛ ʜ ᴇ ʀ ᴇ　ᴡ ᴀ s　ᴏ ɴ ʟ ʏ　ᴏ ɴ ᴇ　ᴡ ᴀ ʏ　ᴏ ᴜ ᴛ 　　　　s ᴏ　ɪ　ᴋ ɪ ʟ ʟ ᴇ ᴅ　ᴍ ʏ s ᴇ ʟ ꜰ Медленный вдох. И последний выдох. Это падение тянется долго, или Джону так только кажется. С момента, когда машина взымает в воздух, проходит слишком много… времени? Может, он и вовсе толкнул себя на прыжок задолго до этого? Может, этот шаг был принят ещё тогда, когда трёхколёсный велосипед и деревянная марионетка стали символом наследия и любви? Все эти «может» зависают невесомой точкой, подобно утончённому транспорту, летящему вниз со скалы. «Нет», – мысль опережает сознание, и оное рефлектирует вслед происходящему. Крамер открывает глаза ровно в тот момент, когда корпус «Oldsmobile», грубо накренившийся, касается поверхности земли. Его светло-голубой взор хватается за фрагменты уходящего: за приборную доску и свет редких уличных фонарей. Сминая под собой многочисленные деревья и кустарники, машина переворачивается снова и снова. Очередное столкновение деформирует двери, капот и окна. Автомобильные перекрытия, несущие конструкции теряют свой привычный облик. В конце концов, мотор замолкает, и лишь скрежет вращающегося по инерции колеса становится финальной нотой в стане автомобильной аварии. Нет, на удивление Джон не умер. В ту ночь, когда стальной штырь проткнул его тело насквозь, а крови было так много, что впору было в ней захлебнуться, он не умер. Изымая инородный предмет из недр истерзанной плоти, он подверг себя испытанию, но не умер. Вероятно, сердце Конструктора действительно заменилось чем-то более прочным, калёным и… другим, но теперь оно могло изменить этот мир. 　ɴ ᴏ,　ɪ　ᴅ ɪ ᴅ ɴ’ ᴛ　ᴅ ɪ ᴇ 　　ɪ　ᴡ ᴀ s　ʀ ᴇ ʙ ᴏ ʀ ɴ!

***

Джилл:       Верность. Преданность. Любовь. Считается, что именно эти понятия и являются рецептом счастья и крепкой семейной жизни. Вот только всё это приправляется различными компонентами, что, являясь антиподами вышеперечисленному, встают на весы. Глупцы, кто считают, что баланс найти легко и просто, а быть может, счастливцы, раз им не повезло пройти тернистый путь. Но велика ли тогда ценность сказанных слов или же брошенного в спину взгляда? Джилл всегда казалось, что она знала и понимала мужчину, которого называла своим мужем. Тогда почему сейчас эта уверенность пошатнулась и накренилась до критической отметки? Женщине казалось, что она, подобно птице в ненастную погоду, бьётся в стекло, раз за разом царапая глянцевую поверхность клювом. Однако стена между ними становилась всё толще и толще. День за днём, минута за минутой зерно сомнений поливалось его отстранённостью, недовольством, и чернота горечи воспоминания того самого злополучного вечера расползалась по каждой клеточке кожи. Сколько бы не продолжала Джилл уверять себя в обратном, стоило ей натолкнуться на его взгляд, силуэт или даже услышать голос, как эта самая уверенность вымывалась ядом происходящего здесь и сейчас. Она и только она виновата в том, что их брак оказался по ту сторону пропасти. Пропасти, в которую она собственноручно толкнула их обоих. Мыслительный поток – интересная вещь. Порой он способен и вовсе отключить от действительности, так что вернуться обратно становится крайне проблематично. Сколько уже звонит телефон, лежащий в кармане её халата? Судя по тому, что на экране в итоге высветилось «2 пропущенных вызова», достаточно. Взгляд скользит по поверхности дисплея, а затем женщина нажимает кнопку вызова, слушая теперь гудки дозвона. — Алло, Джилл, где ты? Нам нужно увидеться и поговорить. Пара минут, краткие фразы и электроника отправляется на стол. Причина, по которой друг и деловой партнёр Джона хотел с ней увидеться, была более чем очевидна. Хотелось ли ей вести в мастерскую Арта? Учитывая всё то, что она пережила? Учитывая все те эмоции и мысли, в которых женщина буквально «варилась». Но, как это обычно бывает, надежда умирает последней. Что, если Бланку действительно получится расшевелить и растормошить мужчину, с которым ей было так тяжело и сложно разговаривать? Коварный голос совести тут же поинтересовался: «А когда вы вообще говорили в последний раз?». Нет, нет, речь ни о скупых фразах и отстранённости поведения, а действительно диалог, в котором не было место немым упрёкам и попыткам сдержаться и не упасть в пучину отчаяния и слёз, осознавая беспомощность в данной ситуации. Рационализм и спокойствие Джилл в один определённый момент натолкнулись на лезвия проницательности и молчаливой политики, так и сочащейся из взгляда, что, будто нарочно, был чище синевы весеннего неба. И сколько бы она ни пыталась найти подход, попытаться разобраться и преодолеть холод отстранения, всё было напрасно. Ситуация ужесточилась фразами, от которых всё сжималось внутри в клубок ржавого железа с острыми краями. Хотела поговорить? Пожалуйста! Вот тебе разговоры. Снова не так? А между тем, всего одно слово сейчас проросло через всю её сущность. В И Н О В А Т А Отрицать, спорить, негодовать можно сколько угодно, но ведь прошлого не изменить и ничего не вернуть. Она виновата в том, что подошла слишком близко к двери. Виновата в том, что пошла за пиджаком. Виновата в том, что задержалась в клинике. И ты не можешь отрицать этого, Джилл. Пальцы сжимаются в кулаки довольно нервозно, тогда как взгляд, словно припаянный, скользит по столь знакомой двери. И вот сейчас ей нужно сделать усилие над собой и заставить себя войти вовнутрь. Казалось бы, что может быть проще? В какой-то степени положение облегчает присутствующий сейчас вместе с ней мужчина, который, как и положено этикету, распахивает дверь, пропуская женщину вперёд. Ох, Арт, ты даже себе представить не можешь, грузом каких воспоминаний пропитан каждый дюйм этого места. Шаги отдаются глухим эхом по помещению, а внутри и вовсе продолжает нарастать напряжение. Мысли разлетаются, подобно мошкаре от фонарного света, но вместе с этим с губ срывается всего одно единственное слово. Имя того, кто когда-то привёл её сюда, с радостью предвкушая реакцию на новость о приобретении мастерской. Освещения внутри было более чем достаточно, а если взять в расчёт разложенные на столе бумаги, то, скорее всего, её догадка была верной. Значит, остаётся лишь надеяться на то, что приход Арта принесёт результат. Услышав вопрос, женщине становится слишком трудно выдавить из себя хоть пару слов. Да, и что она ответит? Всё же и так очевидно. Воспоминания душат, тогда как Джилл скользит взглядом по обстановке, пока не натыкается на сидящую на стуле фигуру. Его вид вызывает бурю эмоций и стойкое желание подойти, которое тут же отбрасывается на задний план всем пережитым ранее. — Не злись, пожалуйста. Фраза, что сопровождается слишком громким отзвуком от падения деревянной вещи, а вместе с этим опадает уверенность в правильности своего поступка сейчас. Что, если она причинит ещё больший вред? Возможно ли, что своими действиями она лишь усугубит всё? Мысли жгут, подобно яду пчел, пока она становится немым свидетелем разговора двоих.