Flashback Phenomena

Джон:       С научной точки зрения, испарение – всего лишь фазовый переход, аппарат преображения. Частицы мобилизуются, превращаются в пар и насыщают собой пространство. В отличие от тумана, жаркий флуидум не стекает липкой дрожью по телу. Наоборот, он проникает внутрь, забирая всё: от физического холода до тревожной мысли. Сейчас влажные дорожки являются следствием не слёз, но прикосновения; прикосновения жилистых пальцев, стирающих осевшую на зеркальной поверхности пелену. Капли отступают, и фантомное отражение предстаёт перед его владельцем. На белёсом исхудалом лице — бездонные глаза цвета чистейшего океана, самой кристальной его волны. Химиотерапия, облучение, иммунный ответ: в физиологическом плане рак отнимает всё и даже несколько больше. Осушая до последней капли, разрушая до основания, болезнь оставляет лишь шрамы поверх обнажённого тела, а может, и внутри него. Неоперабельная стадия — вот она, настоящая ирония человеческого существования. Джон кривит губы, изучая себя в зеркале: впалый живот, вздымающаяся грудь, острые ключицы под тонкой кожей, а волосы... Кажется, ещё недавно трепетные пальцы супруги утопали в рыжих прядях. Сквозь улыбку говорила она забавные вещи и обжигала своим дыханием, прильнув к его щеке. Кажется. Ещё. Недавно. Картина безмятежности и невозмутимости отступает на второй план. Вместо этого Крамер награждает себя мимикой красноречивой, но глубоко мрачной и неприветливой. Взирая на свои собственные искажения, мужчина напрягает скуловые мышцы. Предательски вздрагивают контуры его лица, и весь человеческий облик рушится под натиском злости и отчаяния. Подобное длится недолго, но этого мгновения достаточно, дабы понять: ни привычным эмоциям, ни привязанностям в этом разуме боле нет места. Позднее бывшая супруга скажет: «После аварии выжил совершенно другой Джон». Джон, целиком и полностью принявший свой недуг. Джон, окончательно отстранившийся; посвятивший всего себя чему-то новому и… непостижимому. Тонкий хло́пок ниспадает на костистые плечи, пуговицы застёгиваются одна за другой, а между тем, в карман опускается нечто круглое и изящное. Мужчина оглядывает просторы ванной комнаты, безбрежно водит взглядом по стыкам облицовочной плитки прежде, чем покинуть помещение в самый последний раз. Испарение – всего лишь переход, переворот сознания, атараксия мысли. То, что подводит к завершению одного тракта и благословляет на начало другого, – испарение. Пути назад нет. 　　　ʏ ᴏ ᴜ　ᴀ ʀ ᴇ　ᴍ ʏ　ʜ ᴇ ᴀ ʀ ᴛ — Поставьте подписи здесь и здесь, пожалуйста. Часы в кабинете мистера Фельдмана являлись тем самым, присущим юридическим конторам, элементом интерьера среднестатистического и безликого. Призванные пускать пыль в глаза, снаружи они выглядели опрятно, но внутри — подделка и безвкусица. О чём, к слову, свидетельствовал и отзвук механического хода. Он отдавался жгучим треском в самых недрах слуховых труб. То же самое можно было сказать и о широких полках, возвышающихся до самого потолка. Свободное пространство оных заполняли книги..., огромное множество книг. Удивительно, использует ли Берни сию литературу по назначению? Или же уподобляется манере потребительской, выставляя себя в более компетентном свете? Раздражение. В данную минуту Джон не испытывал ничего, кроме боли и раздражения. Глубокая ирритация, сердитость поселились в самом его сердце, но инженер скрывал это так искусно и мастерски, что ни одна живая душа не догадалась бы о его чувствах. Что-то происходило, но что? У рода человеческого не было должных терминов, дабы описать ту гамму процессов, протекающих в рефлексии будущего Конструктора. Хотя одно слово всё же способно было отразить суть происходящего — развод. Шариковая ручка скользит по листу в такт тем самым, злополучным часам. Рельефные буквы бланка заканчиваются стремительным росчерком, что гласит буквально следующее: «Крамер, Джон». На противоположных полях виднеется и другая подпись: элегантная, грациозная, начинающаяся с той же самой буквы, что и его имя. Больше не муж и жена. 　　ʏ ᴏ ᴜ　ᴀ ʟ ᴡ ᴀ ʏ s　ʜ ᴀ ᴠ ᴇ　ʙ ᴇ ᴇ ɴ Всё остаётся на своих местах: фотографии, любимая кружка, явившаяся её подарком, самодельный Бобби и трёхколёсный велосипед. Несомненно, Джон собирает лишь самое необходимое. Действуя по заранее продуманному плану, последнюю сумку наполняет он элементами повседневной одежды. Поверх оных ложатся свёрнутый в трубку документ о расторжении брака и пара флаконов с таблетками. Ничто не изменит решения мужчины. Так, отчего же он медлит? Отчего оборачивается к вошедшей в спальню супруге, покидая вещи абсолютно распахнутыми? Кредо нежеланного прощания льётся сквозь голубое свечение его глаз, и Джон глушит слова, что позже воскреснут в том самом кабинете у Берни Фельдмана: 　　ʏ ᴏ ᴜ　ᴀ ʟ ᴡ ᴀ ʏ s　ᴡ ɪ ʟ ʟ　ʙ ᴇ

***

Джилл: «Пациент: Эшли Уилсон Пол: женский Возраст: 37 лет Первичная проблема с наркотиком: героин; употребление путём инъекций Вид программы — предписание поддерживающего лечения агонистами Место лечения: Homeward Bound Clinic Результат: незапланированное прекращение Лечащий врач: Джилл Крамер». Ладони соскользнули от клавиатуры, поставив точку, а затем сидящая и вовсе сжала переносицу пальцами, словно это действительно должно помочь от того, что творилось внутри. Мгновение и взгляд впивается в монитор, а если быть точным, в одну единственную фамилию, состоящую из шести букв. — Поставьте подпись здесь и здесь, пожалуйста. Происходящее здесь и сейчас напоминает скорее какую-то сюрреалистическую комедию в театре с плохим освещением. Сценарий был написан на салфетке пером, что буквально разрезало бумажную поверхность, и чернила проникали в структуру довольно интенсивно. Так и реальность пропитывала сознание изнутри, окутывая и не давая возможности противиться потоку, в который втолкнули против воли и желаний. Все споры и препирательства остались в иных стенах, и сейчас она могла лишь, сжав аккуратно ручку, оставить витиеватые линии, значение которых было колоссальным. Внезапно промелькнула довольно странная мысль: «Какими они были по счёту за сегодняшний день? Для скольких ещё единое стало половинами? Было ли принятие решения добровольным и желанным для обоих или же?..» Больше не целое. Вместе по сей момент. Взгляд проходится по полу, стенам, обстановке, и женщина ловит себя на мысли, что лишь в одном направлении ей слишком тяжело направить свой взор. Она всегда была сторонницей отрицания фразы про тяжесть прощания, и сейчас реальность окатила красноречивым подтверждением обратного. Где найти сил для хвалёного спокойствия, в котором её слишком часто «упрекали» окружающие? Шаги слишком тихи, и ей кажется, что сердце стучит подобно набату и то, что ОН оборачивается, лишь убеждает её в подобной догадке. Абсурдной и невыносимой в своём понимании. Джилл скользит глазами по фигуре родного и любимого мужчины, а слова застревают среди терний колючей проволоки настоящего и вместо всего того, что ей бы хотелось озвучить, между ними замирает всего лишь пара фраз. Ни к чему не обязывающих и не призывающих, как это бывало в один из дней истории целого. Был ли смысл попытаться убедить в обратном? Даже если и она считала одно, у него были на эту ситуацию свои взгляды. Оставалось лишь стоять и ждать, запоминая движения и мимику уходящего. Звук закрывающейся двери и шум мотора становятся последним, что растворяется в воцаряющейся тишине вокруг. Реальность искажается, и уже ничего более на данный момент не имеет значения. Человеческий мозг – череда лабиринтов, в которой каждую секунду пробегают импульсы от одного нервного окончания к другому. Пожалуй, при всём уровне научного прогресса, ментальная сфера навсегда останется частично неизученной и загадочной. Считается, что человек сам себе хозяин и только он сам способен отвечать за свои поступки, осознавая происходящее и последствия от своих действий. Но бывает и так, что сознание играет свою партию, проверяя на прочность собственный организм. Вечер опустился на улицы города, окутывая серым шёлком сумерек. Где-то мелькали неторопливо гуляющие парочки, а где-то спешили домой после работы. Сколько она уже шла? Зачем? Куда? Идущая не способна была ответить ни на один из этих вопросов. Она знала чётко лишь одну единственную вещь – ей нужно дышать. Мозг, словно заезженная плёнка, прокручивал раз за разом кадры уходящего дня, смешивая с воспоминаниями, что всегда вызывали улыбку и так оберегались в душе. Там, где они были счастливы, выстраивая мир, рухнувший в один миг. Самым парадоксальным во всей ситуации было то, что она не испытывала злости и не проклинала мужчину, взвалившего на свои плечи груз ответственности за произошедшее. Были, скорее, непонимание, опустошённость и потерянность, которые душили и сбивали с ног. И боль, которая выкручивала душу, отчего хотелось лезть на стену, вот только вряд ли подобное сможет помочь хоть на мгновение ослабить внутреннее натяжение. Сколько времени ещё потребуется, чтобы начать писать иную фамилию? Когда уже наступит осознание произошедшего? Мотнув головой и глубоко вздохнув, Джилл навела курсор на те самые шесть букв. Между тем, документ отправляется на печать, а затем и вовсе листок прикрепляется к истории очередного пациента, пришедшего за помощью в клинику, но в итоге так и оставшегося заблудшей душой. У течения мира свои закономерности, и, возможно, нужно научиться просто видеть и понимать. В любом случае, как бы то ни было, папка отправляется в стопку таких же, а взгляду сидящей попадаются строки одной из статей полученного сегодня медицинского журнала. «Уровень преступности среди тех, кто получал поддерживающую метадоновую терапию, снизился со снижением уровня потребления героина, хотя отличие между пациентами метадоновых программ и группой контроля не было статистически значимым...»