Red Flags

      Чашка со звоном летит на пол из озябших пальцев. Молодой (хотя все же старше Армина) капрал пожимает плечами робко, как-то неуверенно просит разрешения идти. Армин кивает, а потом и сам подрывается с места, наступая сапогом на два неровных осколка и кроша один из них совсем — фарфор с треском лопается на новые и новые части — и вылетает из кабинета.       В лазарете прохладно и пахнет спиртом, а Ханджи невозмутимо копается в бумажках — все как и всегда.       — Он сказал? Заговорил?! — почти кричит Армин, пугая женщину едва не насмерть. Она дергается, и белоснежные листы ворохом летят вверх и в разные стороны.       Сердце бешено колотится в груди, бьется об ребра. Наконец-то, наконец-то, наконец-то…       — Армин, — хмурится недовольно Ханджи. — Тише. Не кричи, здесь же спят люди.       Она косится на нескольких сестричек, которые бросаются собирать упавшие бумаги, а потом затаскивает Армина в пустой коридор, закрывает дверь, и они в один голос на ультразвуке визжат от радости. Ханджи пританцовывает, дергая Армина за рукав, и они почти бегом мчатся к двери палаты — женщина даже забывает, что протез еще не до конца прижился, хотя Армин вообще ни о чем не может думать, кроме одного.       — Леви!       Он влетает в палату с абсолютно неподобающим воплем… Да наплевать! Наплевать!       — Леви!       — Чего ты… Разорался… Голова… И так… Раскалывается…       Армин утирает счастливые слезы, падает прямо на пол рядом с койкой и смотрит на еще недавно сплошь перебинтованное марлей и воняющими гноем тряпицами лицо. Кожа усеяна рубцами и поджившими ранами, глаз все еще под повязкой — ну, как глаз, Армин знает по словам Ханджи, что глаза там уже нет.       — Ты говоришь… — шмыгает он носом. Снова стирает слезы рукавом, потом трет глаза.       — Да ладно?.. — саркастично хрипит Леви, с трудом шевеля стянутыми шрамами губами. Армин ловит его ладонь в свои руки, припадает губами к подушечкам, отчаянно сцеловывая привкус и запах целебных примочек, жмется лбом, виском, носом, щекой… Леви слабо шевелит пальцами. Поглаживает его по скуле, чуть улыбаясь наименее пострадавшим краешком губ.       — Я пил из твоей чашки и случайно ее разбил, — Армин шепчет это с такой радостью, что в пору сдавать его психиатрам. Говорит, говорит, он может говорить…       — Получишь… Потом… Засранец… — с видимым усилием выдыхает Леви. Улыбается все еще, зарывается пальцами в отрастающие соломенные волосы, когда Армин аккуратно укладывает его слабую руку себе на затылок и устраивается щекой на шершавых простынях.       Ханджи тихо выходит, прикрывая за собой дверь.       ***       — Армин! Твою же мать! — рявкает Леви. — Стой где стоишь.       — Леви, прости, я все сейчас уберу, прости…       — Я тебе по жопе сейчас уберу, стой, сказал! Все ноги изрежешь…       Леви возится вокруг с совком и щеточкой, а Армин, держась за его плечо, пытается стоять на одной ноге и не упасть и смотрит в распахнутое окно. Потом, будто опомнившись, останавливает Леви рукой и…       — Порежешься, идиот, — шипит Аккерман, когда мальчишка голыми пальцами вытягивает из совка самый крупный осколок. — Совсем сдурел?       — Все нормально, — Армин аккуратно откладывает осколок на столешницу за своей спиной, переступает через потенциально опасное место. Так странно. Этот человек учил его убивать титанов, а теперь боится, что он порежет ноги об осколки чашки. Армин фыркает, наблюдая за удаляющейся на террасу спиной, а сам спешит с маленьким осколком в комнату. Роется в комодах, отыскивает коробочку на маленьком расшатанном замке.       — Что смешного? — подступает Леви сзади, продолжая разговор.       — Ничего, — снова фыркает Армин. Откладывает коробку, разворачивается, утыкается в широкое плечо носом. Ладони Леви ползут по спине вниз и как назло останавливаются в нескольких сантиметрах от ямочек над ягодицами.       — Два осколка, тряпка и четыре ракушки. Да ты сентиментальный, как девчонка, — за его спиной Леви, видимо, открыл коробку. Там и правда теперь два осколка, кусочек бинта и четыре ракушки. А был когда-то только осколок. Той чашки. Бинт он снял с рук Эрена, когда тот только пришел в себя и в полубреду сказал, что в двух слоях ткани ему слишком жарко. Они четыре раза были на море — трижды с Леви и один раз с Эреном. И он дважды разбивал чашку из любимого сервиза Леви. И да, он сентиментальный, как девчонка. Ну и что?       — Осталось десять чашек. Если тебе так не нравится сервиз, мог бы сказать, и я буду пить из него один, — Леви целует его под ухом, судя по звуку, закрывает коробку и щелкает замочком.       — Нравится, просто… — смеется Армин.       — Просто руки не из того места, — Леви подхватывает его под бедра, подсаживая на край комода. — Смешно тебе, да? Ну, сейчас посмеешься. Посуду он бить надумал в моем доме…       Армин знает этот тон и знает этот взгляд, а потому вырывается довольно активно, когда его тащат к кровати, а потом резко закатывают футболку, стягивая руки в пару движений будто веревкой.       — Леви! — визжит Армин, извиваясь. Потому что уже точно знает, к чему все пришло.       Вообще-то, кому как не Леви знать, что Армин боится щекотки просто до одури… Но когда его это останавливало? Армин вот ни разу не помнит!       Длинные пальцы несильно сжимают ребра, и мальчишка заранее с громкими визгами — оглушить что-ли надеялся?.. — извивается в сильных руках, срываясь с криков на заливистый хохот и обратно. Пока еще может смеяться.       — Не надо!       Леви дразнит кожу почти привычно — практика сказывается. Хоть он давно не издевался над Армином подобным образом, все же было время, когда в казармах Армин захлебывался воплями едва не каждый день. И Аккерман от этого тоже получает какое-то свое удовольствие.       Живот, грудь, бока, самый верх паха и соски — о Ками, соски, вот где истинный кошмар! Невыносимо!       — Леви!       Пальцы непрерывно бегают по мгновенно покрывшейся мурашками и потом коже, короткие ногти царапают ребра. Армин пытается откатиться или прикрыться, но делает только хуже, потому что если лечь на живот, подставляешь не только спину, но и ягодицы.       — Пусти!       Армин мечется, дрыгает ногами, вертится, но вырваться не может — или не хочет, потому что в теории его почти и не держат совсем, только прижимают, чтобы не свалился с кровати. Рука Леви скользит между неосторожно раздвинутых ног, и Армин визжит, тут же сжимая бедра, запрокидывает голову.       — Только не там!       Леви дергает его к себе, разворачивает, зажимая тонкие непрерывно пинающие воздух ноги подмышками, и Армин ерзает задом и плечами по кровати, силясь избежать щекотных прикосновений теплых рук.       Визги наверняка на всю округу, потому что Армин уже даже не смеется, а именно без перерыва воет на одной ноте, хотя не прошло еще и двух минут.       Пальцы Леви пробираются под колени, потом пробегают по мельтешащим сзади пяткам, и Армин заходится воплем, выгибаясь дугой и тут же подставляя все, кажется, двенадцать ребер на излом под прикосновения.       — Леви!       Армин вскидывается, сгибается, упираясь плечами в свои же колени, цепляется за руки Леви, но эта поза оказывается удобной не только для секса, и он тут же падает назад, уворачиваясь в попытках спасти уязвимую кожу.       Кажется, это продолжается бесконечно, но Армин стонет с ноткой разочарования, когда дом наполняет трель дверного звонка. Леви мгновенно зажимает ему рот рукой и опускает полностью на кровать — тяжело дышащего, дрожащего, красного и мокрого как мышь, но довольного. Нависает над ним, почти упираясь носом в нос.       — Давай сделаем вид, что нас нет, и не откроем? — шепчет.       — Я думаю, нас уже услышали, — хихикает Армин, утыкаясь лбом в чужое плечо. Тихий низкий смех Леви отдается гулом его грудной клетки, и Армин с неохотой отстраняется. Оправляет одежду.       Трель звонка повторяется.       Он ищет ключи, впускает в дом Микасу и Эрена с кипой бумаг — у него сегодня выходной, и друзья пообещали занести ему документы. Леви на кухне с невозмутимым видом заваривает чай, и видно только его спину в расстегнутой рубашке.       Микаса наклоняется к Армину и еле слышно спрашивает:       — Вы чем тут занимались?       Армин мигом заливается краской, и оказавшийся внезапно куда более тактичным Эрен толкает сестру в бок:       — Оставь его, я не хочу слышать эти истории!       Это похоже больше на сарказм или едкую шутку, но Армин знает, что Эрен пытается помочь в меру своих возможностей и в меру возможностей своего испоганившегося за эти годы характера, и просто благодарен.       — Мы пойдем, — бормочет Микаса, и Армин знает наверняка, что за его спиной Леви прожигает друзей взглядом. Чтобы побыстрее сваливали.       А потом его снова ловят в объятия.