Я верну тебе прошлое

Молчание. Такое тяжёлое, давящее, будто ты на дне того самого озера. Всё тело больно свело судорогой. Кости затрещали от напряжения. «Лучше бы я утонул» — Я могу показать… Мужчина сделал шаг к племяннику, но тот вскочил на бортик, словно загнанный в ловушку зверь. Бруно тут же отбежал назад, молясь, чтобы парень не рванул куда-то ещё. Он и так с трудом нашёл его… — Уходи! — Я могу всё… — Зачем? — голос задрожал, и парень дёрнул за ворот рубашки. От волнения он оторвал пару верхних пуговиц. — Я не хочу больше, я не буду тебе помогать!.. — Мальчик мой… — Я не буду больше притворяться! — Послушай, — Бруно снова сделал шажок к нему. И ещё. И ещё чуть-чуть. — Я ненавижу его! — парень зашатался, стоя на краю фонтана, но продолжал: — Это я! Я хочу быть с тобой! –Камило!!! Парень словно очнулся. И не от того, что мужчина поймал его и не дал искупаться в фонтане. — Что?.. — Ты чуть не упал! — дядя прижал его к себе, и тот, находясь в прострации, обнял его. — Ты… позвал меня по имени?.. Бруно непонимающе смотрел на племянника. Он начал перебирать эпизоды в памяти, с ужасом вспоминая все обращения к нему, где почти не звучало имя. — Камило? И снова любимый голос позвал его. Его. — Дядя, ты что-то хотел показать? Бруно выдохнул. Всё больше и больше деталей складывалось в голове. Всё больше правильного. — Ты хотел узнать про Себастиана. Я могу показать тебе всё. Камило сглотнул подступившую горечь. Стало тошно, что даже сейчас… — Показать, как влюбился в тебя. Если бы не руки дяди — он упал бы.

***

Но перед входом на виллу они столкнулись с препятствием. Дождь уже поливал во всю — хотя грозы не было, что поражало, — а из дома доносились крики. Касита хлопала ставнями, перекатывала кирпичики и ерошила черепицу. — Что будем делать? — Опять я мозг команды? — парень нервно усмехнулся, сжимая руку дяди. Тот крепко держал в ответ. Они подкрались к двери, где расслышали голоса: — …Найдите их! — Мама, мы обошли весь город! «Абуэла» — прошептал одними губами Камило. Бруно сглотнул. В доме была война: слышались крики бабушки, Исабеллы и Джульетты. — Я не позволю этому происходить в моём доме! — Мама, никто не запретит им! — Я запрещаю! — Альма зло, словно предателей, рассматривала свою семью. Бледная, плачущая Пепа на полу в углу, заикающийся Феликс, который обнимал её с одной стороны, а с другой — не менее заплаканная Джульетта. Лора, Мира и Иса, прячась за Агустином, что-то кричали бабушке, пытались вразумить, а после — хотя бы успокоить. — Это неправильно! Пепа! — мать семейства Мадригаль сама чуть не метнула молнию в дочь. — Как ты посмела?! Как допустила!.. Женщина затряслась ещё больше. Сейчас она боялась только за сына. Перед глазами всплывали самые страшные воспоминания: её братишка в слезах, повешенный Себастиан Эстебан… она опустила тяжёлые, опухшие веки. Ей захотелось под одеяло, как в детстве. Самое надёжное место, где нет ни зла, ни горя. На щеке почувствовался ветерок. Пепа подняла голову и увидела, как Бруно держит руку Альмы, что уже замахнулась на неё. — Братишка… — Не прикасайся ко мне, bastardo!  — пожилая женщина брезгливо выдернула руку из цепких пальцев сына. Тот смотрел испуганно и зло. — Она не виновата! Камило соревновался с мамой, кто кого задушит объятиями. Он пытался закрыть её от бабушки. — Ты!.. — Абуэла смотрела на внука. Непонятно, что это было — ненависть или страх. — Vergüenza familiar! — Бабушка… Стало тихо. Из-за угла вышел заплаканный Антонио. В руках был зажат ягуар — подарок Мирабель. Он подошёл к дяде Бруно и брату. — Я вас люблю. И отвернулся, преграждая путь Альме. Секунды грохотали над стихшим семейством Мадригаль. Касита выбросила все часы в окно, запирая ставни. — Я тоже вас люблю. Вслед за маленьким Антонио вышла Мирабель. В её руку вцепилась Иса, которая тоже пошла с ней. Она боялась смотреть на бабушку. — Я их люблю, бабуля. Луиза стояла дальше всех. Её лицо было мокрым, а взгляд растерянным. — И я люблю вас! Долорес, всё еще прячась за Агустином, пискнула и сжалась. Её ушки подрагивали, настрадавшись за этот вечер. Агустин же оглянулся на супругу, встретился с ней глазами и молча прошёл к семье, своей спиной пряча и дочерей с племянниками, и Бруно с Камило, и жену с сестрой и мужем. Ему было страшно. — И я люблю своего сына и шурина, — Феликс поднялся с пола, помогая встать возлюбленной. Джульетта, убедившись, что сестра твёрдо стоит на ногах, вышла к мужу и встала рядом. Дочери вцепились в её платье и в отцовский жилет. Луиза, случайно, надорвала ткань отцовской одежды. — И я их люблю, мама. Голос был сухим, хриплым, но твёрдым. Пепа подняла глаза на сына, потом на брата, и вдруг сказала: — Los amo, mamá. Альма растерянно смотрела на всех членов семьи. Столько решимости в их глазах было лишь когда они утратили магию, но не сдались. Камило сделал шаг к Бруно. Дрожащие руки переплелись. Хромая, хрупкая уверенность пришла одновременно к обоим. Они выбрались из-за спин своих родных, подходя вплотную к Альме. — Бабушка, — начал парень, стараясь не оглянуться. Ему было страшно. — Te quiero, abuela. — Камило… Женщина говорила шёпотом, лишившись разом всех сил. Она переводила взгляд с сына на внука. — Los amo, mamita. — Бруно… Дрожь прошла по её лицу. Маска суровой главы семейства трескалась. И за этим образом железной леди скрывалась… бабушка. — Мои любимые… Бабушка, у которой на первом месте — счастье и благополучие семьи, каждого любимого и дорого человека. Бабушка, которая никогда не предаст семью. Бабушка с нежным, ласковым сердцем. — Мои хорошие… — Альма сделала шаг, словно падая — и заключила их в объятия. Бабушка, которая плакала на их плечах, шепча: — Я люблю вас… вас обоих… мой Камило, — она поцеловала внука в щёку, — мой Брунито, — она повторила действие со щекой сына. — Будьте… счастливы. Пожалуйста. Дядя и племянник переглянулись. Сколько боли они доставили семье тем, что натворили? И семья всё равно приняла их. «Я люблю тебя» — одновременно произнесли они губами. Зелёные глаза засверкали, отражаясь в почти чёрных.