День на троих

Миша пришел домой дико уставшим. Уселся на кухне на табуретку даже не переодевшись, только помыв руки, откинулся затылком на стену, выдохнул длинно. Антон, наливавший воду в чайник, бросил на него обеспокоенный взгляд. Вид у Бестужева был в край заебанный: взлохмаченные волосы, пожеванная рубашка и сам он был как будто весь пожеванный. — Все так плохо? — спросил Арбузов Миша снова выдохнул, с силой провел по лицу ладонями, мутно посмотрела на него. — Выебали нахуй весь мозг, — признался, заставив Антона изумленно распахнуть глаза. Матерился Бестужев так редко, что даже Димка выглянул удивленно из-за распахнутой дверцы холодильника и воззрился на него в священном ужасе. Миша же, игнорируя произведенный эффект, снова провел ладонями по лицу, поднялся и, расстегивая рубашку, добавил. — И теперь нужно, чтобы вы выебали из меня весь этот блядский день. Антон забыл о чайнике и льющейся воде, Димка присвистнул, хлопнул дверцей холодильника и протянул: — С удовольствием. Антон смотрел на Мишу и думал, что в прошлой жизни он был хорошим человеком, он был просто охуеть каким хорошим человеком, раз в этой жизни ему достался Миша Бестужев. И как будто этого было мало, еще и Димка вломился в его мир с внезапностью метеорита и настойчивостью броненосца, и временами, вот как сейчас, Антону казалось, что он просто не вывезет столько счастья. Вот только счастью было плевать на все арбузовские сомнения, счастье жило в одной с ним квартире, смеялось каждый день, обнимало, просто было рядом, а сейчас раскинулось во всей красе на кровати. Бестужев лежал на спине и отвечал на поцелуи Димки, устроившегося сверху, откидывал голову, подставляя горло под укусы, мял огромными ладонями димкину задницу, жмурился и дышал часто. Щепин обстоятельно вылизывал его шею, прихватывал зубами ключицы, сжимал пальцами соски. Миша тихо стонал и выгибался, одной рукой ероша волосы на димином затылке, второй цепляясь за простынь, и казалось, что не ткань он собирает в кулак, а антоновы внутренности, так их скручивало от желания. Он хотел этих двоих до одури, и глаз отвести от них не мог. Так и замер в нескольких шагах от кровати, пока Миша не распахнул глаза, не встретился с ним взглядом и не выдохнул: — Иди сюда — сорвав этими словами Арбузова с места. Тот вмиг оказался у кровати, и, уперев колени в матрас, склонился над Мишей: скользнул взглядом по мокрым после душа прядям, прилипшим ко лбу, раскрасневшимся щеками и мокрым губам, которые Бестужев то и дело облизывал, и прикусывал, когда Щепин делал что-то особенно приятное. Вот и сейчас прикусил, выдохнул рвано и улыбнулся Антону, огладил ладонью его щеку и, притянув к себе за затылок, поцеловал. Поцелуй вышел настойчивым и горячим, Арбузов ответил, потянул зубами нижнюю губу, зализал. Миша застонал довольно, отстранился и прошептал то, отчего Антона прошило возбуждением от горла до живота: — Хочу тебе вылизать и отсосать. У Арбузова ослабли руки и он с тихим выдохом «блять» уткнулся лбом в мишин лоб. — Можно? Хочешь? — спросил тот, как будто можно было в таком отказать, как будто можно было такого не хотеть, и Арбузов дернул согласно головой. Бросил взгляд на Щепина. Тот добрался до мишиного живота и вылизывал его с особенной тщательностью, оглаживая ладонями бока, опускаясь ими на бедра. Бестужев дышал часто, открываясь, широко разводил ноги, и от одного только этого зрелища можно было кончить. Податливый покрытый испариной Миша и сосредоточенный Димка, между его ног — самое охуительное зрелище, которое Антон только видел! Щепин отвлекся от Миши, потянувшись за смазкой, и Бестужев судорожно перевел дыхание в предвкушении, вцепившись пальцами в загривок, снова поцеловал Антона и выдохнул «Давай». И пока Арбузов забирался на кровать и устраивался над Бестужевым, Щепин вернулся со смазкой, выдавил ее на ладони и улыбнулся Антону. Прошелся пальцами между ягодицами и вверх по члену, а затем одновременно толкнулся в Мишу и прихватил губами головку. Миша застонал громко и протяжно, и Антон почувствовал этот стон яйцами. Подчиняясь нажатию мишиных ладоней, продвинулся вперед и сам застонал, когда ладони развели в стороны его ягодицы, горячий язык прошелся между и скользнул обратно. Дима растягивал Мишу, толкаясь в него двумя пальцами, затем тремя, а Миша толкался языком внутрь Антона. Ноги безбожно разъезжались, Арбузов цеплялся рукой за Мишину руку, выдыхал шумно на каждое движение языка и не сводил глаз с покрасневших димкиных губ, обхватывающих Мишин член. Зрелище было охуительное, ощущения были охуительные, в голове не осталось ни одной мысли, кроме "как хорошо" и "еще", а потом даже они сменились на речетативное "блятьблятьблять", когда Миша, потянув Антона за бедра назад, мокро прошелся языком по яйцам, втянул их секундно в рот, продолжил движение языком по стволу и наконец добрался до головки. Облизал, обхватил губами, сжал, и Арбузов не смог сдержать движения, толкнулся внутрь рта. Не сильно, но Бестужев, устроивший ладони на антоновой заднице, сам надавил, подталкивая, вбирая член почти до конца. Антон громко застонал и совсем перестал что-либо соображать. Щепин трахал Мишу размашисто, одной рукой придерживая его за бедро, а другой скользя по его члену, и в такт этим движениям Миша насаживался на член Антона. Сжимая пальцами ягодицы, приподнимался, пропускал в горло, сжимал губами, и Арбузов стонал, уже не сдерживаясь, громко, перемежая стоны матом и просьбами не останавливаться. Упираясь ладонями в матрас, сам толкался, скулил, когда стонал Миша и эти его стоны отдавались где-то внутри наслаждением. Наслаждение покалывало в руках и ногах, бежало по позвоночнику, скручивалось в животе пружиной. А потом Димка, не замедляя движений, потянулся к Антону, обхватил затылок и поцеловал, впился зубами в нижнюю губу и толкнул Арбузова за грань. Тот дернулся назад и кончил Мише на лицо, застонал, удерживая себя на вмиг ослабевших руках, нашел силы перекинуть ногу и повалился сбоку, утыкаясь во влажное мишино бедро, потерся о него носом, жадно втянул воздух. По другую сторону Миши так же жадно дышал Щепин, у самого Бестужева грудь ходила ходуном от частого дыхания, он простонал «черт» и рассмеялся, снова повторил «чееееерт». Арбузов тоже рассмеялся, едва ощутимо прикусил зубами бедро и, приподнявшись на локтях, посмотрел на Мишу. Тот был взлохмаченный, раскрасневшийся и взмокший, но дико довольный. Улыбался так, будто и не было позади тяжелого рабочего дня, и Антон сам неудержимо расплылся в улыбке, счастливый от того, что Мише хорошо, что они с Димкой сделали ему хорошо. Антон изогнулся, потянулся и длинно провел языком по мышцами пресса, слизывая мишину сперму, уткнулся подбородком в живот, наблюдая, как так же слизывает уже его сперму с мишиной щеки Щепин. Бестужев промычал что-то довольно и, повернув голову, втянул Димку в поцелуй. Антон смотрел на то, как эти двое целуются, не спеша, потираясь носами и прихватывая зубами то нижнюю губу, то подбородок, и умирал от любви и нежности. Поэтому, когда тяжелая мишина рука опустилась на его затылок и потянула вверх, дополнительного приглашения Антону не потребовалось: он совершенно нагло вытянулся на Мише, продолжая смотреть, как скользят языки, вздрагивают ресницы и губы растягиваются в улыбках. — Тох, ты сегодня какой-то особенно вкусный, — оторвавшись сказал Щепин, и Миша согласно промычал, потянулся, чтоб поцеловать Антона в шею, тот откинул голову, подставляясь, но не забыл возмущенно фыркнуть и заявить: — Я вообще-то всегда вкусный.