Игорь Гром и стая

Однажды Петя довыёбывался. Утро накануне происшествия начиналось как обычно — в объятиях любимых мужиков. Самое энергозатратное для Пети с утра — из этих самых тисков выбраться: невозможно же встать с кровати, не споткнувшись о три неприлично горячих тела. Для Серёжи — невероятно трудно в целом показать нос из-под одеяла до обеда: вставать «со сранья» — так называл ранее утро Птица — ни он, ни Серёжа жуть как не любили. Олег не выносил суматоху по утрам. Волкову бы спокойно подняться, выжать соточку от пола, под пристальным наблюдением жадных взглядов и обязательно накормить стаю перед работой. Игорь терпеть не мог просыпаться в одиночестве. Такое бывало редко, но каждый раз вынуждало неуютно ёжиться от холода пустой постели, даже если пустой она казалась, из-за отсутствия кого-то одного. Когда привыкаешь засыпать в упоительно горячей кучке конечностей, сразу ощущаешь, если парочки из них вдруг не хватает. Этой ночью засыпать никто не собирался. Неприятное липкое предчувствие заворочалось внутри, когда после предполагаемого окончания ночного рейда в общий чат не пришло до боли привычное сообщение от Пети: «Скоро буду. Спите, не ждите, чмок!». Конечно, наставления Хазина никто не слушал, и кто-то всегда встречал его посреди ночи. Обычно Олег, частенько страдающий от бессонницы. Пете дали фору ровно час, прежде чем всерьёз начали поднимать панику. Домой Петя так и не вернулся. Когда вы семья из двух майоров, создателя социальной сети и профессионального наёмника, найти пропавшего члена этой самой семьи, труда не составляет. Петя нашёлся быстро. В пятом часу утра стае сообщили, что Пётр Юрьевич Хазин находится в центральной городской больнице на Всеволожской в состоянии средней тяжести. Туда же следом чуть не загремел Серёжа, и без того нестабильное состояние которого от таких новостей грозило нервным срывом. Правда, отпаивать успокоительным Серого не пришлось. Озверевший от беспокойства и бессильной ярости Птица быстро присвоил бразды правления, отправив Серёженьку в глубокое забытье, и уже в течении часа весь состав обивал порог больницы. Разумеется, никто такую колоритную делегацию пускать в палату к пострадавшему бы не стал. Рыжую хтонь, орущую во всё горло, и грозящую подорвать шарашкину контору, если их сейчас же не пропустят, Игорю пришлось оттащить, от бедной побелевшей девушки в регистратуре, а бюрократические моменты взять на себя Олегу. Когда вы, опять же, семья из двух майоров, создателя социальной сети и профессионального наёмника, у которых есть ксива и возможность дать на лапу, неудобные вопросы быстро отпадают. В палате мёртвая тишина, нарушаемая лишь тонким писком аппарата, отслеживающего пульс, да ровным гудением электрических ламп. Петя не спал. Глядел пронзительно тёмным цыганским взглядом, слегка помутневшим от боли. Пересохшие разбитые губы дрогнули в ломкой улыбке, когда в палату ввалились знакомые лица. Врач мельтешил на фоне, что-то быстро-быстро говорил о стабильном состоянии, лёгком обморожении и капельнице с глюкозой, Птица особо не разбирал неясный гул врачебных терминов. Птица мог только смотреть на бледное любимое лицо, тщательно обмытое от крови, но успевшее впитать отвратительно алый оттенок от блёклых разводов на скулах и подбородке. Смотреть и стараться дышать ровнее, потому что Серёжа внутри клетки рёбер жалобно выл и выцарапывал себе проход наружу. Смотреть, винить себя, винить всех вокруг, потому что не уберегли, всё-таки не уберегли. Потому что их Петя сейчас лежит с иглой в вене, бинтами на голове, примявшими шелковистые русые волосы, которые они с Серёжей так любили перебирать пальцами, а больничная накрахмаленная рубаха ему нихера не идёт. Потому что Пете больно, их Пете кто-то посмел сделать больно. Птица впервые хочет занять место Серёжи, потому что страдания его семьи — единственное, что может необратимо надломить и его тоже. Сознание уплывало. Словно со стороны он наблюдал, как вдавливает доктора в белоснежную стену палаты — он так и не затыкался со своими диагнозами, бесил. Под пальцами тонкая сухая шея. Захрустит, наверное, приятно, если сдавить чуть сильнее… Под лопатками тупая боль, как и в затылке от удара о стену. Кто-то большой и сильный удерживает собой от непоправимого. — Птиц!.. — Твою мать, ты что творишь?! — Иди к Пете, Волч, я разберусь. — Игорь… — Иди, я сказал! Белый больничный шум рассеивался, расступался, но Птица всё равно не различал голосов сквозь вибрации навязчивых мыслей и Серёжино тонкое поскуливание, от которого не отмахнуться, потому что сейчас они едины в чувствах и желаниях как никогда. «Убить, разорвать на куски, сжечь». Голосов вокруг становилось больше — Птица старательно возвращал поплывшее сознание к реальности, по крупицам собирал себя воедино. Сейчас перед глазами было уже не избитое лицо Пети и алое марево ярости, а взволнованное усатое — Игорь. — Эй-эй, пташечка, — знакомый тембр пробирался с трудом, как сквозь вату. — Давай, родной, приходи в себя, нам тут случайные жертвы ни к чему, да? Обычно горячие ладони Игоря отчего-то ледяные. Птица ощущал успокаивающие прикосновения холодных пальцев на щеках и прерывистое тёплое дыхание на лице — контраст температур медленно приводил в себя, но ухватить полностью трезвый рассудок за хвост по-прежнему не получалось. — Тише, тише, тише… — ладонь крепко держала шею сбоку, вторая гладила взъерошенные рыжие пряди. — Послушай меня внимательно. Птица остановил, бегающий потерянно по широкой груди взгляд, и безвольно заглянул Игорю в глаза. — С ним всё хорошо, слышишь? С Петей всё хорошо. Мы найдём того, кто это сделал, найдём и накажем. По закону накажем, слышишь меня, Птиц? — По закону… — собственный хриплый голос показался вдруг чужим. — Да, по закону. Птица неловко заглянул за плечо Грома. Олег сидел на краю больничной койки и держал Петю за руку. Разобрать, о чём они говорят, невозможно — в голове до сих пор шум. Вокруг только навязчивый писк приборов и гул чёртовой лампы на потолке. — Кто?.. Игорь молчал. Птица пронзительно заглянул в серые глаза в поисках ответов. — Кто посмел? — требовательно спросил он, сжимая и разжимая кулаки. — Пацан, которого Петя закрыл около десяти лет назад, — гулкую тишину палаты нарушил приглушённый от потрясения голос Олега. — Откинулся, нашёл Петю и решил отомстить. Волков осторожно поднялся, погладил Петю по щеке и вернулся к паре, застывшей у стены. — Игорёк, давай-ка выйдем, разговор есть, — кивнул на тёмный больничный коридор. — А Птичка пока с Петей побудет, убедится, что всё хорошо. Игорь выпускать из стальной хватки не хотел — Птица это чувствовал, видел в штормовом взгляде недоверие. Внезапно стало стыдно. — Давай, Игорёш, Птица у нас умница, да, пернатый? — стальной взгляд Волкова скользнул по лицу, отмечая учащённое дыхание и испарину на висках под взлохмаченными волосами. — Присмотрит немного за Петенькой. — Это прямо сейчас необходимо? — многозначительный взгляд Грома говорил о многом; Птица стушевался, обмяк в надёжных руках Игоря. Осознал вдруг: потерял контроль, на него так рассчитывали, доверили спокойствие Серёжи, а он не оправдал ожиданий. Сейчас главное — самочувствие Петеньки, а Игорь с Олегом трясутся над ним… — Всё хорошо, — шмыгнул он носом, переступая с ноги на ногу. — Правда: я держу себя в руках, Игорь, идите. Гром сомневался с минуту — гладил рыжие волосы, смахивал капельки пота с висков. Птицу теперь донимало фоном не только волнение Серёжи, но и грызущая нутро совесть. — Такого больше не повторится. Потерял контроль — бывает, — он пожал плечами, полностью опираясь на стену. — Идём, Игорёк, — Олег мягко потянул Грома за локоть. — Ещё надо бы объясниться перед доктором… Наконец, Игорь поддался. Бросил на задремавшего Петю обеспокоенный взгляд и позволил Волкову увести себя из палаты. Птица с облегчением выдохнул, отлипая от штукатурки. Подошёл медленно к койке, опустился рядом прямо на пол, на колени. Глаза Пети закрыты, но ресницы едва заметно подрагивали — не глубоко заснул, проснётся от любого шороха. Птица проследил за голубоватыми ручейками вен, бегущими от кистей Петиных рук до локтей. На левой руке пластырь, удерживающий катетер. Из горла вдруг вырвался звук, странно напоминающий истеричный всхлип, глаза предательски зажгло; Птица даже испугался. Опустил тяжёлую голову на край койки, зажмурился и судорожно выдохнул в жёсткую простыню. — Привет, принцесс… — от надтреснутого хриплого голоса захотелось вскрыться. Птица понятия не имел, как совладать с чувством вины, как сейчас взглянуть в родные глаза, которые этой проклятой ночью могли закрыться навсегда. Он к такой мясорубке эмоций внутри себя не привык. Серёже, влюблённому в Волкова с малых лет, болезненная привязанность привычна, расставания привычны и боль от них. Птица вроде усвоил, как любить и быть любимым, но, как принять, что любимого человека может просто не стать? А если любимый человек не один и даже не два? — Это моя вина, — сорванным голосом просипел от в накрахмаленную ткань. — Прости меня, Петь, это я виноват… — Что?.. Что ты такое говоришь? — Петя растерялся. Тут же потянулся, чтобы зарыться свободной от катетера рукой в медные волосы и слегка потянуть, как Птице всегда нравилось. Птица неосознанно прильнул ближе к ласкающей руке, притёрся затылком и поднял на Петю затравленный взгляд. — У меня такие возможности, а я не смог организовать твою безопасность, да ещё и сам часто втягиваю тебя в рисковые дела… Петя даже потерял дар речи, вслушиваясь в сорванный голос, всматриваясь в припухшие от невыплаканных слёз глаза, в глубинах которых плескалось горькое раскаяние. Птица нервно комкал в дрожащих пальцах простыню, кусал и без того изгрызенные в хлам губы. — Если бы… Если бы я, не знаю, приставил к тебе нужных людей, организовал круглосуточное наблюдение, такого бы не произошло. — Эй, Птах, давай-ка, притормози, — Петя подобрался на постели, огладил бледную кожу, острые скулы и остановился большим пальцем на истерзанных губах. — Во-первых, прекрати кусать себя, где гигиеничка, которую я притащил тебе на прошлой неделе? — Не знаю, — Птица растерянно замер и удивлённо изогнул бровь, отвлекаясь от такой резкой смены темы разговора. Задумался, поглядывая то на собственные руки, то на Петю. — Дома, в аптечке, наверное… — Радость моя, а какого чёрта она делает дома в аптечке? — Забыл… — Птица тряхнул головой, теперь раздраженно всматриваясь в хитрые тёмные глаза. — Ты сейчас меня заговорить пытаешься?.. — А мне это удаётся? — хмыкнул Петя, осторожно поглаживая подушечкой пальца ранку на губе Птицы. — Такие красивые губы, а ты над ними издеваешься. — Это Серёжа! — нахохлился Птица, машинально защищаясь. — Я говорил ему не кусаться, он не слушает, грызёт себя, пока работает, все ногти нам сгрыз! Петя устало улыбнулся, с нежностью глядя, на покрасневшего от смущения Птицу. — Почему сейчас здесь ты, а не Серёжа? — хитро сощурившись, спросил он, продолжая поглаживания. — Не пришлось бы краснеть. Птица гордо вздёрнул подбородок: — Потому что он тряпка. Расклеился как ребёнок, а я сильный и держу себя в руках, — он невольно расправил плечи, чтобы казаться больше в глазах Пети. — Серёженька ваш едва не впал в истерику, пришлось брать всё в свои руки. Петя поджал губы, едва сдерживая довольное хихиканье. Заправил рыжую прядку, красующегося Птицы за ухо, погладил по затылку. — Решала мой, — шёпотом выдохнул он, умиляясь. — Сильный, ответственный, нам с тобой так повезло. Птица надменно хмыкнул и криво ухмыльнулся: — Хорошо, что вы это понимаете. — Главное, чтобы это понимал ты сам, Птах, — Петя притянул ладонь Птицы к губам и ласково поцеловал сбитые костяшки. — Откуда у вас с Олегом столько желания контролировать всё на свете? Это же невозможно. Я Волкову и Серёже это вбивать устал, теперь и ты туда же. — Возможно, детдом сказывается, — Птица неопределённо повёл плечом. — Там если не контролируешь всё вокруг — расплачиваешься потом сполна. Серёжа и Олег привыкли так жить, привыкли контролировать друг друга. Мне обычно даже ничего делать не приходилось — эти два параноика справлялись. — А сейчас что изменилось? — Сейчас нас больше. Ответственности больше, больше контроля. Петя промолчал, только сжал пальцы Птицы крепче и прижал к груди. — В том, что сегодня случилось виноват только я, — пробежавшись пальцами по костяшкам, устало выдохнул он. — В своё время накосячил, теперь вот тоже сполна расплачиваюсь… — Что ты имеешь ввиду? — Птица заинтересованно поднял рыжие брови. — Я за дело получил сегодня, Птах… — Петя поморщился, будто на мгновение окунулся в неприятные воспоминания. — Если честно, мне совсем не хочется кого-то искать и наказывать, — напомнил он недавнюю угрозу Игоря. — Кто тут заслуживает наказания, так это я. Птица нервно сглотнул, а затем обозлённо зашипел: — Да ты посмотри на себя! У тебя голова пробита, ты мог погибнуть, как такое вообще заслужить можно?! — О, ещё как можно, — горько усмехнулся Петя, пряча взгляд, и с чересчур откровенным любопытством рассматривая руки Птицы. — С моей работой всё возможно. — Значит увольняйся, — припечатал Птица. — Мы с Серёженькой обойдёмся как-нибудь без дел с майором ФСКН… Петя хитро прищурился: — А не вы ли с Серёженькой недавно с нескрываемым восторгом после завершения дела бегали по дому и блажили, как классно работать в команде майора ФСКН? — Ничего мы не блажили! — снова воинственно нахохлился Птица, затем тут же добавил. — Возможно, иногда это весело, — но, когда Петя хотел уже было закрыть тему, придвинулся ближе и серьёзно заглянул в карие глаза. — Но твоя безопасность превыше всего, кис… Петя стушевался под обеспокоенным медовым взглядом. — До сегодняшней ночи я не осознавал, что могу потерять кого-то из вас вот так просто… — решился озвучить свои глубокие страхи Птица. Он приподнялся с пола, забираясь на постель с ногами; Петя с готовностью подвинулся, освобождая место. — Не было серьёзного повода, хотя я и имел представление о вашей работе. Птица пристроился на груди у Пети и тяжело вздохнул, продолжая свою исповедь: — Но только сегодня понял, как на самом деле сложно любить майоров и одного телохранителя… Петя улыбнулся, зарываясь лицом в рыжую макушку. Обнял Птицу за плечо, прижимая к груди плотнее. Весело фыркнул: — Ты был бы наверняка счастлив, если бы мы все стали твоими содержанками. Птица улыбнулся, представляя свою любимую троицу в шёлковых халатах. Тихонько вздохнул, наслаждаясь теплом объятий повеселевшего Пети и подёргал больничную рубашку на его груди. — Полежи со мной, ладно? Я немного посплю, голова гудит… — попросил Петя, закрывая глаза. — Конечно, кис, — Птица поднял голову, вжимаясь носом в тёплую кожу под колючим от лёгкой щетины подбородком. — Я буду рядом. Я всё решу. Петю совсем разморило. Он перестал сжимать плечо Птицы, рука съехала и теперь расслабленно лежала на матрасе рядом. Через пару секунд, утомлённый непростой ночью, Петя уже ровно сопел. Птица же засыпать не собирался. В тишине ночного коридора можно было разобрать приглушённые голоса Игоря и Олега. Они сейчас, наверняка, спорили о дальнейшей судьбе человека, который так опрометчиво и необдуманно поставил крест на своей жизни, покусившись на жизнь одного из стаи. Птица ни с кем спорить не собирался тоже. Он привык брать всё в свои руки. Осторожно, чтобы не потревожить сон Пети, Птица достал из заднего кармана смартфон и отправил распоряжение в службу безопасности. Серёжа внутри молчал. Серёжа в очередной раз с решением Птицы был полностью согласен. А Петя был прав: стае и правда с ним, с Птицей, повезло.