Игорь Гром и стая

Труднее всего было Игорю с Птицей. По началу. Олег оказался своим в доску, будто с Громом в одном дворе вырос и по одним гудроновым крышам гаражей бегал. Волков — надёжный тыл, каменная стена: в случае чего, можно уверенно опереться и перевести загнанную дыхалку. Человек, который в нужный момент крепко обнимет, хлопнет по спине и по-волчьи ухмыльнётся, мол, расслабься, родной, всё решим, не кипишуй. Петя был, ну… Петей. Иногда Игорь думал, что Петенька был послан в назидание другим грешникам, чтобы на его дурном примере учились и на рожон не лезли. С Птицей было труднее всего, пока в питерское отделение полиции не перевёлся Хазин. Петю хотелось в прямом смысле залюбить до смерти. «Въебать и одновременно выебать», — как выразился как-то Олег. Петя и смерть, будто однажды сделку заключили, и теперь старуха с косой вроде бы всегда сопровождала Хазина, дышала прохладой в русый затылок, грозила костлявым пальцем, но всерьёз не трогала. Серёжей Игорь восхищался, таких людей среди его окружения никогда не было. Разумовский умел слушать и, если Игорь хотел выговориться, чутким слушателем всегда был Серёжа. На острые, угловатые коленки можно прилечь и, пока изящные пальцы нежно перебирают отрастающие кудри, излить душу, пожаловаться на накопленную усталость, несправедливость вокруг и прогнившую систему. Серый всё понимал, потому что в душе был такой же как Игорь — жадный до справедливости, готовый работать в ущерб сну, еде и здоровью. Олегу и Пете часто приходилось вытаскивать их с работы буквально за шкирку. Гром видел в Серёже своё отражение, более успешное и толковое, конечно. Поэтому порой приходилось напоминать себе, что совершенно другой Птица — тоже Серёжа. Птица Игоря принял не сразу. Первые несколько месяцев тёмная сторона Разумовского нового члена семьи демонстративно игнорировала. Игоря, конечно, о сожителе в разуме Серого оповестили сразу, предупредили о подводных камнях, рассказали о скелетах в шкафу, насколько это было возможно, но вредная хтонь всё равно умудрялась каждый раз удивлять, если не шокировать Грома. Как бы Игорь не старался наладить контакт, как бы сам Серёжа не пытался с собственным Альтер-эго договориться, гордая Птица в ответ только фыркал и отказывался привыкать к новым рукам. — Игорёш, ты попробуй его похвалой взять и восхищением, — тактично заметил однажды Серёжа, когда, совсем отчаявшийся Игорь, курил с Олегом на балконе после очередного скандала с Птицей. — Серый прав, — задумчиво кивнул Волков, выдыхая в морозный воздух сизое облачко дыма. — Птица у нас гордая, пакостная дрянь, тут ни дрессировка, ни угрозы не помогут, я проверял. — Трудно хвалить того, кто тебя с дерьмом всё время мешает… — буркнул в ответ Игорь. — Я и так и этак к нему, а он в ответ только истерики закатывает. Я, блин, тоже не железный! Серёжа мялся у распахнутой балконной двери и нервно кусал губы, размышляя, как наладить напряжённую обстановку дома. Игорь ходил после контакта с Птицей смурной, раздражался по пустякам, Птица же раздраконивал изнутри Разумовского, вынуждая накручивать самого себя. — Серый, ну это же твоя вторая личность, так подскажи, что я не так делаю, почему он холод включает? — Птиц недоверчивый, кругом недоброжелателей видит, а ты, вроде как, у нас новенький, — пожал плечами Серёжа, тщательно подбирая слова. — Дай ему время, он привыкнет. Правда, не факт, что когда-нибудь ручной птичкой станет. Игорь тогда только обозлённо затушил окурок и пробурчал себе под нос: — Зашибись… С тех пор прошёл не один год, семья выросла ещё на одного сумасбродного майора, и, неприлично довольный такой нескучной жизнью Птица, вроде как соизволил Игоря принять и даже по-своему полюбить. Ручным он, конечно же, так и не стал. Этим утром Игорь проснулся от непривычной тишины и холода. Обычно утро в башне начиналось рано и сразу гиперактивно. Петя, если не был на ночном дежурстве, носился как в жопу ужаленный, собираясь на смену, и искал отпариватель для своего чёрного бадлона. Одного из тех, которые занимали две полки в гигантской гардеробной. Игорь не понимал, чем отличается водолазка от бадлона, а Петя обзывал Грома невеждой, пытаясь доказать, что отличаются они, как минимум материалом. Игорь нарываться на грубость не хотел и так ни разу и не спросил, зачем вообще гладить вещи, которые сидят в обтяжку. Олег по утрам не торопился никуда, потому что засыпал и просыпался уже на рабочем посту. Не спеша готовил на всех завтрак, варил кофе, а Серёже заваривал травяной чай, насыпал в блюдце витамины и таблетки. Серый, такой же ужаленный по утрам как Петя, цеплял на ухо гарнитуру, проверял почту и тараторил с Марго, сверяясь с планом деловых встреч. Серёжа и Петя по утрам напоминали два неудержимых природных катаклизма, что пересекались случайно в одном месте, разрушали всё вокруг, но друг с другом на удивление не сталкивались. Игорь в этот смертоносный водоворот лезть даже не пытался. Спокойно пил кофе первым, под недовольное ворчание Олега, что Гром никогда нормально не завтракает и когда-нибудь посадит желудок. Затем принимал душ, обменивался со всеми ленивыми утренними поцелуями, хватал Петю за рукав пальто, и они вместе спешили на смену. Сегодняшнее утро было другим. Петя предупредил, что после ночного рейда задержится в участке, Волков укатил на два дня в Москву по делам службы безопасности и должен был вернуться только завтра вечером, а у Игоря подарком судьбы случились два выходных подряд. Олег от этой новости и обрадовался больше Грома, и слегка напрягся, потому что, с одной стороны, теперь мог ехать со спокойной душой и не волноваться о благополучии Серёжи, но с другой — Петя на службе оставался без надзора. Серый с Петей в один голос прорычали, что они вообще-то взрослые мужики и о своём благополучии способны позаботиться самостоятельно. Олег, конечно, согласно покивал, а потом утянул Игоря на кухню и оставил с десяток наставлений для Серёжи: от контроля приёма таблеток, до слежки за пищевым мусором в автоматах, которым частенько Серый увлекался. Бдеть за безопасностью Пети, Игорь поклялся едва ли не на крови. Игорь поёжился, прислушиваясь к неуютной тишине, и перевернулся на спину в поисках рыжей макушки. Электронные часы на тумбочке показывали 10:15. Серёжа обнаружился на другом краю огромной кровати, и Игорь на мгновение задумался, почему во сне он машинально не перекатился к единственному источнику тепла, как делал всегда. Игорь подполз почти вплотную и невесомо коснулся губами веснушчатого плечика. — Доброе утро, Серёж, — он оставил несколько мягких поцелуев на обнажённой тёплой коже, а ладонью проследил изгиб бедра под одеялом. — Ты спишь? — Не угадал. Гром ощутимо напрягся, но быстро взял себя в руки. — Мм, наша маленькая любимая пакость… — проурчал он, поглаживая бедро поверх пижамных штанов. — Решил почтить своим присутствием, чем я заслужил такую честь? — Перестань изгаляться, — Птица извернулся под ладонью Игоря и недовольно уставился в потолок. — Ваш ненаглядный Серёженька вчера переусердствовал, решил отдохнуть, а мне сегодня весь день терпеть головную боль. Игорь улыбнулся, любуясь прекрасными чертами, которые при появлении Птицы становились острее, опаснее. — Не могу этого допустить, солнышко, да и Олежа оставил чёткие указания, в том числе на случай Серёжиной мигрени. — У Волка всегда всё схвачено, да, — скорбное выражение лица сменилось на любопытно-растерянное, Птица осмотрелся. — Где все?.. — Ты имеешь ввиду Петю? — Игорь улыбнулся шире, продолжая, нежно гладить нагретую под пуховым одеялом горячую кожу вдоль тазовой косточки. — Я имею ввиду всех, Игор-р-рь, — недовольно проурчал пернатый в ответ, ёрзая от ненавязчивой ласки. — Олег уехал в Москву на пару дней, Петя скоро должен вернуться с рейда. — А ты почему здесь? — У меня выходные, — терпеливо выдохнул Гром. Птица снова заёрзал, до подбородка зарываясь в одеяло. — Тихо как-то, — заметил он, и совсем немного придвинулся ближе. — Не нравится мне так. — Мне тоже, Птиц. Непривычно. Пернатый покусал губу, помолчал с минуту, размышляя о чём-то, а затем выдал: — Ну, можешь, идти, заниматься своими делами. Меня не обязательно пасти весь день, я не Серёжа, мне эта его бурда с газами из автомата поперёк горла. Колёса тоже выпью. Рука, скользнувшая вновь на бедро, замерла. Игорь удивлённо завис. — Какие же у меня дела в выходной, родной? — неуверенно уточнил Гром, наблюдая, за бегающим взглядом. Птица делано равнодушно пожал плечами: — Да какие угодно, мне то что. Всё лучше, чем со мной тут киснуть. Грома этот разговор вводил в ступор всё больше. — Но я хочу с тобой провести свободный день… — осторожно пояснил он, внимательно отслеживая эмоции на лице Птицы. — Я соскучился. Когда ты последний раз появлялся, птенчик? Птица со скепсисом посмотрел на Грома, изогнув аккуратную рыжую бровь. — Что-то не так? — Игорь решил действовать по-умному, как когда-то учили Серёжа с Олегом, как он делал всегда, когда Птица капризничал. — Мой красивый птенчик сердится на меня за что-то? Птица, услышав комплимент, заинтересовано распахнул глаза, мол, продолжай, не останавливайся. Игорь останавливаться и не собирался: план был надёжным как швейцарские часы. — Такой прекрасный всегда, даже с утра, не могу налюбоваться, — ладонью Гром скользнул выше, оглаживая впалый живот, кромку рёбер, дрожащий от прерывистого дыхания бок. Птица от похвалы и приятных касаний довольно заворковал и сонно повёл плечом. — Ты правда так считаешь? — задиристо потребовал ответа, заискивающе выглядывая из-под одеяла. Игорь добрался поглаживаниями до точёного подбородка и острых скул, нежно провёл по бархатной коже большим пальцем, очертил слегка приоткрытые губы, ощущая подушечкой горячее рванное дыхание. — Разве я могу врать? — серьёзно спросил Гром, прижимаясь вплотную, от чего Птица мелко задрожал под рукой. — Разве могу обманывать такое восхитительное создание? Я тебе уже говорил, как восхищаюсь тобой? — Сегодня ещё нет, — с готовностью ответил Птица, купаясь в лучах обожания. — Может, и говорил Серёже, я не знаю, в любом случае, это не считается. Игорь поджал губы, едва не хихикая как влюблённый кретин. — Я в восторге от тебя, пташка. От грации, осанки, переливов голоса, жаль, ты не можешь взглянуть на себя со стороны, в этом нам с Петей и Олегом повезло больше. — Я знаю, что ты задумал, Игорь, — ещё вредничая, но всё же прикрыв от удовольствия сияющие глаза, поведал Птица. — Ты постоянно так делаешь, когда я не в настроении. — Не понимаю, о чём ты, — тут же невинно отозвался Гром и оперативно переключил внимание пернатого, на разгоняющие внутри пламя прикосновения. — Какая нежная кожа, боже… Если бы сейчас рядом были Олег и Петя, последний бы, наверняка, выдал что-то похожее на: «Ебать, он стелет, я в ахуе, Олеж!» — Ты постоянно отвлекаешь меня совершенно бессовестной лестью, и, если год-два назад это работало, сейчас меня таким не возьмёшь. Птица перехватил ладонь Игоря, гуляющую теперь по груди, отодвинул в сторону с таким выражением, словно чувственно ласкающая его рука, была чем-то грязным, и гордо повернулся спиной. Игорь тихо рассмеялся, ощущая, как в противовес своим словами и действиям, Птица плотно вжался ягодицами в его пах. Значит, пернатый решил поиграть в недотрогу, дабы раскрутить Игоря ещё на комплименты. — Птенчик, ты путаешь лесть и мои искренние чувства к тебе. — Это ты, похоже, запутался, думая, что я поведусь на такие нелепые провокации. Но не обольщайся, мне просто скучно. Игорь зажмурился и прикусил губу, когда Птица слегка повёл бедрами, притираясь сильнее. Не удержавшись, он на пробу качнулся навстречу. Птица охнул, почувствовав возбуждение Грома. — Играешь с огнём, майор… — бархатный голос даже не дрогнул, но стал ниже, приобретая рокочущие нотки. — Сгореть не боишься? Игорь ещё плотнее вжался в тело Птицы, зарылся носом в блестящие, обалденно пахнущие медные локоны и вернул ладонь на быстро-быстро вздымающуюся грудь, оглаживая кожу в созвездиях золотых крапинок. Обхватил поперёк живота, прижимая к себе. — Пожалуй, я рискну, — приглушённо выдохнул Гром, начиная покусывать заднюю поверхность шеи, прекрасно зная, что и у Серёжи, и у его тёмного Я там запрятано крайне чувствительное местечко. Бёдра двигались навстречу ягодицам сами собой. Игорь, вжимаясь в горячую ароматную кожу под рыжими волосами, видел, как Птица сжимал и разжимал в побелевших от напряжения пальцах наволочку. Пылающее лицо он прятал в подушке, чтобы не выдать ответное желание ни в конец сбитым дыханием, ни очаровательным румянцем на коже. — Позволь мне остаться, — с блаженной улыбкой попросил Игорь и втянул влажную кожу в рот, прикусив зубами; Птица зашипел. — Мне с тобой очень хорошо, Птиц, очень-очень хорошо… Птица тихонько захныкал, и от этого звука у Грома волосы на затылке дыбом встали. — Не выпущу сегодня из постели, клянусь, — угрожающе прорычал он, окончательно теряя голову. Опустил руку ниже, провёл кончиками пальцев по кромке пижамным штанов, на фалангу проникая за плотную резинку, поглаживая низ поджавшегося живота. — Всё время думал о тебе, так хотел, чтобы мой птенчик скорее вернулся ко мне. — Игор-р-рь… — Птица призывно заурчал и слегка откинул голову, открывая больше пространства для ищущих губ. — Да, мой самый красивый, я здесь, — Игорь чутко уловил надлом в голосе пернатого, когда наигранное самодовольство и деланая неприступность неизбежно отступили под натиском нечеловеческого желания — чувствовать простое человеческое тепло. — А, может, ты хотел Серёжу, а я просто под руку сегодня попался? Настрой Птицы переключался моментально. Вот он распалился до пика, когда Игорь мог позволить себе всё, что только вздумается, а вот какие-то внутренние опасения и былое недоверие брали верх, и Птица обиженно поджимал губы и угрожающе распушал эфемерное оперение. Один шаг навстречу и тут же два назад. Извечная гонка. Гром понятия не имел, как донести до пернатого собственную уверенность в чувствах к нему. Игорь был убеждён в любви к Серёже, а Птица был его далеко не самой простой, но определённо прекрасной частью. Игорь любил всего Серёжу, любил всего Птицу и не мог представить одного без другого. Но Гром был очень плох в выражении чувств словами через рот, а Птица хоть и прекрасно понимал, что с Серым они одно целое, не упускал возможности вывести из себя по поводу и без. — Я всегда хочу вас обоих, каждую вашу часть, — осторожно отозвался Игорь, не прекращая поглаживания. — А сейчас хочу тебя, Птиц, вот такого — недоступного, неземного, непокорного. Хочу уложить на лопатки, подмять под себя и целовать, целовать, целовать… Птица захлебнулся вдохом, когда рука Игоря пробралась ещё ниже — в штаны, а жёсткие пальцы обхватили напряжённую горячую плоть. — Позволь мне, — зашептал Гром, большим пальцем оглаживая гладкую головку. — Красивый мой, позволь мне, пожалуйста. — Блять… — пернатый задрожал под неумолимыми ласками игоревых пальцев. Проскулил совершенно измождённо, когда Гром сжал член в кулаке сильнее и пару раз провёл по всей длине. — Блять, Игорь! Он обернулся через плечо, поворачиваясь лицом к лицу и почти жалобно взглянул на заманчиво приоткрытые губы Грома. Игорь же, не останавливаясь, продолжал притираться собственным уже болезненным стояком между крепких ягодиц через штаны. Одну руку Гром неуклюже просунул под тело Птицы и потянулся убрать рыжую отросшую чёлку, чтобы она не прятала поплывший от удовольствия птичий взгляд. Другой продолжал двигаться на крепком члене, ощущая сбитыми костяшками вязкую влагу, подтекающую с головки. Рот мгновенно наполнился слюной. Птицу совсем размазало. Он неосознанно подогнул одну ногу, раскрываясь больше — позволяя. Рвано выдохнул и прогнулся в пояснице, нетерпеливо фыркая — ему было жарко, Игорь чувствовал, какой липкой становилась его спина, и, едва не обжигаясь, ладонями собирал влажный жар с мягкой кожи. — Ты правда хочешь меня? — на грани отчаяния спросил Птица, продолжая жадно смотреть через плечо на губы Игоря. — Правда. Охуеть, как хочу, Птиц. — Тогда целуй. Игорь только этого и ждал. Подался вперёд, сразу вгрызаясь, в истерзанные нервными укусами губы. Птица гортанно простонал на одной ноте. Выгнул лебединую шею сильнее, обхватил запястье Грома пальцами одной руки и направил чуть выше. Игорь захлебнулся воздухом, осознавая, чего добивается пернатый. Гордый, свободолюбивый Птица сейчас доверительно открыл для него горло и просил ухватить себя за шею, слегка придушив. Игоря повело страшно. Жест был настолько собственническим и так не вязался с бунтарским духом Птицы, что у Игоря от подобной новизны их отношений волна дрожи прошла по телу, а тормоза сорвало окончательно. — Невероятный… — прохрипел он, коротко целуя уголок губ, влажно лизнул трещинку посередине и вновь углубил поцелуй. Птица метался в его руках. Весь мокрый, раскрытый, прекрасный в такой редкой и оттого умопомрачительной покорности. Игорь мог только прижимать его к себе изо всех сил и терзать измученные губы, двигая рукой в штанах чуть резче. — Игорь, пожалуйста… — Птица замотал головой, задыхаясь, сладко простонал и плотно сжал губы, в тщетной попытке удержать изумительные звуки, которые издавал против воли. Игорь завороженно смотрел на калейдоскоп эмоций на его лице, ловил золотые искры в глазах и сходил с ума от желания кончить. Прежний холод растворился в духоте и жаре. — Можно… можно мне почувствовать?.. Хочу почувствовать, — в бреду зашептал Птица, толкаясь в руку Грома. Игорь чуть сам кукухой не уехал, когда пернатый решительно стянул спортивки до бёдер. — Боже, блять… — Игорь замычал сквозь стиснутые зубы, притираясь теперь кожа к коже. Член идеально лёг прямо в выемку между ягодиц. — Давай, хороший мой, гордый, красивый безумно, сожмись сильнее для меня. Птичье своенравие должно было воспротивиться указаниям, но Птица лишь обречённо выпрямился по струнке, свёл ноги вместе, поджал пальчики на ногах и начал активнее притираться бёдрами к паху Грома. Игорь сжал пальцами изящную шею чуть крепче, покусывая и тут же зализывая следы на щеке и по краю подбородка. Лицо в веснушках целовал, продолжая резко двигать бёдрами. Птица от такой щемящей нежности взвыл надсадно и глубоко задышал, глаза с медовыми искрами закатились. Он протиснулся дрожащей рукой к руке Грома, сжал себя сверху ладони Игоря, скользнул ниже, надавил на мошонку. В оргазме его подкинуло и выломало так, что Игорю пришлось придержать неуправляемое тело. Птица замер на секунду, а следом протяжно, сладко-сладко простонал, выгнулся, тут же задавив возглас на губах свободной рукой и горячо выплеснулся на пальцы Грома. Игорю этого хватило. Бёдра задрожали. Птица вздрогнул в его руках, ощутив тёплую влагу на ягодицах. Гром зажмурился, старательно выравнивая дыхание, когда спазм отступил, но приятное тепло электрическими импульсами ещё разливалось по венам. Провел пальцами по не опавшему пока члену, распределяя вязкое семя. Птица тихонько захныкал от чувствительности. Игорь погладил пернатого по виску, убирая с лица влажные рыжие волосы. Залюбовался — такой он сейчас красивый был, разморенный. Погладил по ягодицам и выше, размазывая собственную сперму, дурея от того, каким грязным, взмокшим и растрёпанным сделал извечно идеального Птицу. Вся спесь с него сошла. Не ворчал, не язвил, на грубости сил не осталось. Ручной совсем. Уши от оргазма заложило, но Гром разобрал звонкий щелчок лифта и приглушённый голос Марго: — Доброго утра, Пётр Юрьевич! Как работа? Птица, что пару минут назад, казалось, провалился в сон, энергично заёрзал, предвкушая встречу, с вернувшимся, наконец, Петей. Игорь же, прижимаясь лбом к рыжему затылку, размышлял — хватит ли его энергии на второй заход, потому что Петенька мимо определённо не пройдёт.