Дневник бродячего кота

Осенью немало ненастных дней, но встречаются среди них те, что отличаются каким-то особенно светлым и лиричным настроением. В такие дни обычно с утра начинает медленно накрапывать дождик – тихий, неторопливый, порой даже и не дождь вовсе, а морось, дождевая пыль, рассеянная в воздухе. Слякоть, грязь, лужи. Прохожие прячутся за зонтами, пытаясь поскорее добраться до остановки. Улицы пустые. Всё, как любит Антон. Лишь в такие дни он может побыть с самим собой, гуляя по нелюдным переулкам. Он выбросил скуренную сигарету на землю, глядя вверх. На нём была простая толстовка с капюшоном, но парень предпочёл не накидывать его на голову, позволяя каплям дождя покрыть его светлые пряди волос. Хотя, будучи мокрыми, они становились более тёмными, а чёлка кудрявилась сильнее обычного. Но на данный момент Антону было всё равно. Он уже несколько часов гулял по переулкам, не желая возвращаться домой. Антон ненавидел школу. Он вечно опаздывал на уроки из-за пропущенных утром автобусов, а сама мысль о том, что в этом году ему сдавать экзамены и, по идее, нужно думать о поступлении в университет, приводила в явное смятение и желание послать всё к чертям, заявив, что ему никакое будущее не нужно. Ведь хватало только взглянуть на оценки и невооружённым глазом было видно, что, хоть он и не был глупым, но школа и подготовка к экзаменам его волновали меньше всего. Но несмотря на всё это, школа для Антона была наилучшим убежищем от семьи. Даже если уроки заканчивались рано, он оставался в библиотеке, беря первую попавшеюся книгу для чтения, будь это поэзия Некрасова, история Екатерины Первой или детские сказки. Он часто сидел там до пяти вечера, пока библиотекарша сама его не прогоняла, ведь её рабочее время заканчивалось. Антон хотел открыть глаза и взглянуть на небо, но из-за дождя пришлось щуриться и вскоре опустить голову на свои же грязные кеды, которым было минимум года два. В некоторых местах подошва уже не держалась, грозя окончательно порваться, но Антон просто склеивал её, не желая терять свою почти единственную обувь. На улице становилось всё холоднее, а ветер поднимался, и парню приходилось вкладывать больше усилий в каждый шаг. Он понимал – долго так не протянет, и, тяжело выдохнув, решил направиться в сторону дома. Отец, скорее всего, вновь был пьяным. Антон не мог вспомнить последний день, когда тот не пил. Особенно после того, как потерял очередную работу. А ведь столько хвалился, сколько гордости было в его голосе, когда он возвышал себя, показывая, на кого стоит равняться, ведь вокруг него одни лишь неудачники. Он всегда считал Антона никем. Ведь, по сути, так и было. Они никогда не были отцом и сыном. С самого детства, когда мать Антона вышла за него замуж, Антону дали понять, что в семье он лишний. Ведь он не родной сын. Не родная кровь, достойная гордости. Антону было больно. Антону хотелось внимания. Он хотел увидеть хоть какое-то восхищение в глазах Андрея, его отца, как он уже привык его называть. Но спустя годы, после олимпиад и победных мест видя там лишь презрение, Антон просто забил на это. Он никогда не станет ровней родному сыну, Тимуру. И если изначально он чувствовал ревность и ненависть к брату, то сейчас просто смирился со всей ситуацией. Ведь Тимур не виноват. Просто Антону не повезло.

***

Родной подъезд встретил его загробной тишиной. Антон поднимался по лестнице, перепрыгивая каждую вторую. Сердце было готово выпрыгнуть из груди от волнения. Дома он всегда был чужой и ему постоянно напоминали об этом. Антон достал связку ключей из рюкзака и перед тем, как открыть дверь в квартиру, прислушался к звукам за ней. Криков не было, что заставило парня встревожиться. Ему легче, когда родители орут, вымещают злость друг на друге, ведь тогда парень мог спокойно существовать, но тишина угнетала, вызывая неспокойствие от неизвестности. Антон прикрыл глаза, надевая маску безмятежности. Скалу не сломать. Скалу сложно преодолеть. Скала неподвижна. Парня встретил лишь холод от приоткрытого балкона и стук клавишей в комнате. Тимур, как всегда, сидел за компьютером, играя в очередную игру. Он был в наушниках и не слышал пришедшего брата, а Антон и не спешил здороваться. Иногда он чувствовал, что кроме матери их ничего не связывает. Но парень всё-таки переживал за него. Даже больше, чем за себя. У Антона вообще всё не так, как у других. Он никогда не ставил себя на первое место. Ему было достаточно видеть улыбки других, хоть у самого душа загибалась с каждым днём. – Ты ужинал? – Антон подошёл к брату из-за спины, сняв с него наушники, на что Тимур лишь бросил недовольный взгляд, продолжая играть. – Нет, – сухо ответил. Антону плевать. Антон привык. – А где мать? – поинтересовался шатен, устало запуская пальцы рук в мокрые пряди волос. – Они с отцом ушли к друзьям. Антон свёл брови, беспокойно крутя кольца на пальцах. Решив сначала покормить Тимура, а после подумать о родителях, шатен направился на кухню. Кроме замороженных продуктов мало что нашлось, поэтому Антон особо не заморачивался, найдя пачку макарон. Живот парня скрутило от боли. Когда он последний раз нормально ел? Денег на еду в школе у него не было. Андрей всегда говорил, что он уже достаточно взрослый, чтобы самому зарабатывать, поэтому Антон часто работал в разных ресторанах по ночам, пытаясь накопить хотя бы на нужные учебники и тетради, но, будучи несовершеннолетним, он не мог долго проработать в подобных местах, так как на его замену всегда быстро находили более подходящего человека. И даже сейчас, сделав брату хоть какой-то ужин, сам Антон просто не хотел ничего есть. Голод ему был свойствен, и он ничего с этим не делал. Отнеся Тимуру тарелку, Антон вернулся на кухню, достав из кармана полупустую пачку сигарет, и закурил в открытое окно. Ветер нежно потрепал волосы, покрывая кожу парня мурашками. Он был уверен, что утром проснётся с температурой, ведь уже сейчас мог чувствовать боль в горле. Антон был странным подростком. Он не любил болеть, сутками валяясь в кровати. Возможно, причиной тому было, что и кровати, как таковой, у него не было. Лишь тонкий матрас на полу, покрытый старой простыней, в которой уже красовалась не одна дырка. Он спал в свитере и носках, ведь осенью без отопления становилось очень холодно, да и его место для сна находилось рядом с балконом, где часто продувало. Вообще, квартира у них была трёхкомнатная с отдельной кухней и ванной, но гостиная считалась местом Андрея, где он сидел напротив телевизора с бутылкой водки, а спальня принадлежала ему и матери. Антону с Тимуром досталась одна комната на двоих с единственной кроватью, ведь никто не собирался еще больше тратиться на парня. Но Антон никогда не жаловался. Он привык. Из мыслей его вырвал пьяный голос за дверью и вставленный ключ. Родители вернулись, и Антон быстро выкинул недокуренную сигарету в окно, проскальзывая через коридор в комнату, где всегда прятался. Он не хотел никаких ссор и криков. Только не сегодня. Антон был слишком вымотан. – Тимур, мы дома, – голос матери звучал слишком весело, и Антон успел сто раз пожалеть о том, что вообще вернулся сегодня домой. Мог же найти какое-нибудь кафе, просидеть там до закрытия, а ночь провести где-нибудь в метро. Ещё не было так холодно. Но именно сегодня Антон себя чувствовал ужасно. Мысли его терзали больше обычного, вызывая раздражение и апатию. Он не хотел думать. Он просто так устал от самого себя. Насквозь мокрая одежда противно липла к телу, и парень хотел переодеться, но крик с кухни заставил его несвойственно вздрогнуть: – Сучёныш, ты опять курил мои сигареты! – Андрей был зол. Антон это отчётливо слышал. И какая разница, что парень потратил свои последние заработанные деньги на эту самую пачку сигарет. Для Андрея ничего не имело значения. Ему нужен был виновник собственных бед. Он его видел в лице неродного сына. Шатен сразу же спохватился, кидая в рюкзак учебники на завтра и зарядку для телефона. Но не успел он незаметно исчезнуть из комнаты, как Андрей появился в проёме, еле стоя на ногах. Ему пришлось облокотиться о стену, чтобы не упасть. Антон видел ярость в его глазах. Потемневшие зрачки полностью покрыли серую радужку. Был бы парень помладше, он бы испугался, забившись в угол, но сейчас он спокойно смотрел на так называемого отца, чувствуя к нему лишь отвращение. А ведь когда-то он и правда видел в нём семью. – Кто тебе позволил трогать мои вещи? Быстро вернул мою пачку! – язык Андрея сплетался, но он сумел произнести слова ясно, вкладывая в них весь свой яд. Шатен просто молчал, крепко вцепившись в свой рюкзак. Он знал – смысла доказывать обратное не было. – Чего молчишь? Нечего сказать? Неужто за столько лет мне так и не удалось нормально воспитать тебя? Антон как в тумане видит согнутый ремень отца, следит за тем, как отец подходит к нему, спотыкаясь о порог, как поднимает руку, без капли на жалость оставляя удар на левом плече парня, из-за чего тот стиснул челюсть от боли. Он не хотел показывать слёз, не хотел показывать, что ему больно. Не хотел, чтобы Андрей видел в нём послушную куклу. Не так. – Не кричишь? Мало? – отец его не щадил. Удар за ударом. Парень даже не пытался прикрываться. Уж лучше пусть бьёт по кофте, чем по оголённым рукам или лицу. Шатен заметил женский силуэт у дверей, но мать смотрела на него непроницаемым взглядом, после и вовсе покинув их. Она никогда не вмешивалась. Она никогда не заступалась. Она говорила, что Антон сам виноват. И парень верил. Верил, ведь каждый день возвращался в этот дом. – От тебя никакого толку! Лучше бы тебя вообще не было! – последний удар, от которого Антон пошатнулся, еле сдерживаясь, чтобы не заскулить, и Андрей ушёл в гостиную, включая свои любимые новости. Антон ничего больше не выжидая схватил рюкзак и направился к двери чувствуя, что в глазах темнеет. Он ощущал, что кожа под свитером разодралась, но времени на осмотр не было. Тимур всё также сидел у компьютера, не обращая внимания на происходящее вокруг. Лишь мать взглянула на сына, тихо, чтобы больше никто не услышал, проговаривая: – Ты вечно его провоцируешь. Хватит, Антон. Шатен слабо улыбнулся, кивая, и вышел из квартиры, оставив за собой громкий хлопок. Он выбежал из подъезда, как из пожара, дрожащими от холода и боли пальцами ища номер Дмитрия. Он единственный мог ещё хоть как-то помочь. – Антон? – голос друга звучал немного сонно, и шатен почувствовал укол совести, что разбудил того, но всё же неуверенно спросил: – Слушай, у тебя можно остаться сегодня? Дмитрий знал о ситуации с родителями. Он всегда поддерживал Антона, позволяя иногда оставаться у себя или просто хотя бы зовя к себе домой, чтобы накормить. – Он опять поднял на тебя руку? – друг не скрывал злости и волнения. Антон понимал – ему бессмысленно врать, поэтому всё, на что ему хватает сил, это сказать тихое «да». – Блядь, Антон, так нельзя. Он же когда-нибудь убьёт тебя. Антон знает. Антону не страшно. У Антона ничего нет в этой жизни. Ни веры, ни мечты, ни какого-нибудь таланта. Самокопание – это всё, на что он способен. – Мне всего-то нужно потерпеть год, – парень сжимает губы от холода, идя по незнакомому переулку куда глаза глядят. Вариантов у него не было. – Так что насчёт ночёвки? Только сегодня, Дим. Завтра я разберусь. Он вновь врал сам себе и верил в собственную ложь. Так надёжно. – Тоха, прости, но сегодня у родителей гости. Они не позволят мне привести друзей… Даже тебя… Родители Дмитрия были строгими, но они были знакомы с Антоном, ведь он был лучшим другом их сына, поэтому Антон мог часто приходить к ним. – Ладно, что-нибудь придумаю. Спасибо, Дим, – прошептал Антон, остановившись рядом с табличкой кафе «Мусанг». – А что на счёт Ирины? – на губах шатена мелькнула грустная улыбка. Ведь он не рассказал другу о том, что они расстались, но и не хотел заставлять Дмитрия волноваться ещё больше, поэтому спустя минутной паузы он сумел выдавить из себя одно единственное предложение: – Наверное, позвоню ей. Спасибо, Дим. И сразу же сбросил трубку, лишь бы не сталкиваться с очередными вопросами, потому что у Антона не было ответов. Ни одного. Парень устало выдохнул, садясь прямо на холодные ступеньки. Он не знал, куда ему теперь податься. Боль всё усиливалась, и шатен догадывался, что утром он попросту будет не способен пошевелить плечом. Руками вцепившись в волосы, он лбом упёрся в острые колени. Отчаяние не покидало, съедая его изнутри. Он не умел с ним справляться. Он не хотел с ним справляться. Антон достал чёрную старую тетрадь из рюкзака вместе с единственной ручкой, которую всегда имел при себе. Парень любил писать. Но его мысли были хаотичны. В них не было ничего, кроме людских кошмаров. Почерк неразборчив, буквы кривые, но одна строчка всё-таки была оставлена. 17 Октября, 2022 Когда за мной приедет поезд, везущий в Ад, надеюсь, мне достанется место у окна. – Ты что тут делаешь, мелкий? – Антон резко обернулся, глазами встречаясь с брюнетом чуть старше его самого. Тот стоял, опираясь об открытую дверь того самого кафе. Скрещенные руки на груди придавали суровости, но в голубых глазах читался некий интерес и, возможно, немного недоумения. Шатен, поняв, как выглядел со стороны, лишь опустил взгляд в тетрадь, не решаясь что-либо отвечать. Какая разница, если его и так выгонят? Но на такое поведение брюнет только приподнял одну бровь, подмечая мокрую одежду парня. А ведь дождь уже давно закончился. – Откуда ты такой? Антон выдохся. Он хотел промолчать. Хотел, но раздражение вперемешку с болью заставили огрызнуться в сторону незнакомца: – Из страны Чудес. Сказку не читал? Он ожидал ругань и крики. Что его как котёнка схватят за шкирку и выкинут на улицу прямо под колёса машины. Антон даже скрючился, готовясь к удару, но вместо этого услышал тихий и такой бархатный смех. Вновь поднял взгляд на брюнета, который и правда улыбался. Искренне и нежно и шатен попросту утонул в этой улыбке, а после парень чуть шире приоткрыл дверь с усмешкой на лице сказав: – Ну что, Алиса, не хочешь чашечку чая?