Dragon - Tiger

Шиничиро оглядывая станцию с запоздалым беспокойством понял, что это не та станция куда они должны были приехать по намеченному плану. Они были в префектуре Татиги, а следующую остановку планировали уже в Фукусиме, в Коорияме, но указатель на станции сообщал совсем другое: — Станция Этиго-Юдзава, — прочел Казутора пожевывая губу и сжимая пальцами пальцы Шиничиро — Какого хрена мы забыли в Нагаоке? — спросил он скорее у неба, воздуха или станционного указателя, нежели у Шиничиро. — Нагаока? Мы что на северо-западе? — задумчиво осмотрелся Шиничиро, будто ландшафт станции мог ему ответить. За станционным домиком нависали горы упирались снежными верхушками в бескрайне-голубое небо, холодный воздух жег щеки и пальцы. — Крестный внес корректировки в наш маршрут, — фыркнул Баджи — Это у него такая привычка вредная, — взмахнул рукой и прищелкнул тонкими пальцами, — Один плюс, тут хоть красиво, пойдем, — он привычно потянул Шиничиро за руку в сторону городских построек. — Привычка? Вредная? О чем ты? — непонимающе насупился Шиничиро следуя за ним и вздрогнул от неожиданности, когда Казутора весело фыркнул. Он не слышал смеха Казуторы уже несколько дней. — Вносить корректировки, причем куда не просят, отец всю жизнь его отучить не может! — Казутора развернулся резво, полы пальто вновь подобно юбкам расчертили воздух черным полымем, а на лице Казуторы, все еще бледном, впервые за последние дни сверкнуло родной белозубой улыбкой. Шиничиро сглотнул, завороженно смотря на аловатый блеск щек от мороза и чувствуя острый ком в солнечном сплетении, яркое давление горечи, что отдавала кислым на языке. Что-то было не так, но он не знал с чего начать спрашивать. Что случилось пока у тебя была течка? Что случилось за последние два года? Пять? Все наши с тобой горькие пятнадцать лет? Он не знал и впервые чувствовал кое-что странное: Казутора видел его смятение, но нисколько не торопился его развеять. Казутора от него что-то скрывал. Опять. Недавно отросшее чувство гордости и альфачьих принципов давило на горло, остро подстегивая в спину, шепча на ухо что-то похоже на: «Ты что ссышь спросить?» Шиничиро очень не хотел думать, а уж тем более признавать, что да, ссыт. Потому пришлось хоть что-то сказать. — Я не помню Ханемию, совсем, — утверждает он, но и дураку понятно сколько вопроса в этом утверждении. Если Казутора знает как поучал его отец Ханемию, то значит это не было редкостью. Почему Шиничиро тогда не помнит? Вообще не помнит, что Казутора Ханемия существовал до этих черных, сумасшедших дней их биографии? Казутора цыкнул недовольно, и в глазах его на секунду мелькнуло что-то отдаленно смахивающее на раздражение и страх, а лицо исказила неприятная гримасса, будто понял, что сказанул лишнего. — Шини, понимаешь… — юноша запнулся, неловко поводя плечами — Это так сложно объяснить… — еще и говорит так, словно с намеком: «не спрашивай». Шиничиро хмурится и складывает руки на груди: — Ты уж постарайся, — и видимо во взгляде его Казутора не видит ничего хорошего. — Смотри, там гостиница, — Казутора делает вид, что не слышит его, показывает пальцем на двери отеля, ближайшего к станции и уже поворачивается идти. — Казутора, — с нажимом говорит Шиничиро и слышит как Баджи чертыхается шепотом — Ты кажется что-то от меня скрываешь, — он поднимает бровь в подсмотренном у папы жесте. — Шиничиро, тут холодно, — не повернув головы говорит Казутора, в голосе его что-то недоброе, словно сквозь зубы и ядовитое. — У тебя пальто растегнуто, — незамутненно, с деланным спокойствием сообщает Шиничиро и не двигается ни на шаг. — Сумки тяжелые, — прибавляя голосу капризно-укоризненных нот шипит Казутора. — Казутора, они обе у меня, — холодно замечает Шиничиро и почти давится от легкого чувства триумфа: Казутора разворачивается к нему на носках, злой сжимает ладошки в кулаки, да так, что следы от ногтей останутся. Так и пышет гневом, к слову ни черта не праведным, и на Шиничиро должно сказать эффекта производит мало. Они порядком изменились за эти недели. Шиничиро если быть честным совершил моральное путешествие до Луны и обратно и чувствовал себя откровенно повзрослевшим, нет… Постаревшим — будет точнее. — Чего ты хочешь, Шини? — глаза у Казуторы нехорошо почернели, так что привычная голубизна стала скорее грозовой синевой, того гляди и посыпятся искры, от молний или от гнева. — Правду и чтобы ты перестал рычать на меня сквозь зубы, — спокойно выдыхает Шиничиро дернув головой, а после, мама дорогая, дерзит — Или этого слишком много для этого ничтожного альфы? — блефует, добавляет в голос тех страшных альфачьих нот, от которых предтечный Казутора скулил дворовым щенком. Как ни странно срабатывает: в лице Казуторы отражается едва заметный душевный надлом, да так отражается, что поди захнычет, от рыка и следа не оставив, а еще видно, что Казутора не был к этому готов. Не думал, что Шиничиро тоже допетрит использовать природу себе во благо. Казутора откровенно сбит с толку и чувствует странное пограничное между гордостью и гневом и абсолютно не знает как с этим быть. — Если так, — устало складывает руки на груди в зеркальном жесте — Ты хочешь от меня правды и отмороженные яйца или все-таки предпочитаешь шокироваться с комфортом? — тянет с претензией и горшинкой защитного хамства. Всегда раньше срабатывало. — Тебе стоит выпить горячего шоколада, — ультимативно парирует Шиничиро, заключая в это: Я не настолько мудак держать тебя на морозе, но и не настолько булочка дозволять тебе врать. Казутора мыслено чертыхается, его альфа успел отрастить яйца, честь и гордость в рекордные сроки, и он даже гордился бы, если бы сейчас это было кстати. Шиничиро, ты не мог потерпеть с эволюцией и экзальтацией? Казутора нынче совсем не в себе для таких разговоров. Шиничиро снимает с него пальто в кафе гостиницы, отодвигает ему стул и просит у официанта чай себе, кружку горячего шоколада для «прекрасного супруга», Казутора кидает на него, а секундой позже и на официанта убийственный взгляд, несчастный холдей ретируется не скрывая нервной, уж никак не услужливо-вежливой, улыбки. Казуторе довольствоваться произведенным, еще с первого класса средней школы отточеным, эффектом, к сожалению не дают: Шиничиро немилостиво кашляет, усаживаясь напротив, и буравит его лицо вопросительным взглядом, на секунду дозволяя себе такие мины, что дяде Майки в пору позавидовать. — Ну так? — обманчиво вкрадчиво начинает Шиничиро, разглядывая его лицо тяжелым взглядом — Тут достаточно тепло? — Казутора видит как он с трудом подавляет фыркание. Иж ты, блять! — Достаточно, — с капризом выкаблучивается Казутора, хотя сам уже понимает бесплодность своих попыток, так еще и с удивлением отмечает, что они впервые прибывают на грани дежурной, семейной ссоры, такой какая бывает у всех супружеских пар, ни к чему не обязывающая, но крайне важная в процессе. — Так… Ханемия? — Шиничиро холодно улыбается вернувшемся официанту с тихой благодарностью принимая кружку и тут же возвращается к Казуторе с натолику потеплевшим взглядом. Казутора грустно выдыхает и борется с слишком навязчивым желанием потереть глаза, как часто делает дядя Мицуя. — Он мой крестный, — не зная с чего начать говорит Казутора слегка поводя плечами. — Вот так сюрприз! — глаза Шиничиро округляется в притворном поражении, и Казутора нисколько не наиграно шикает на него за такое ребячество. — Как ты понимаешь крестный это такой член семьи который нередко ошивается у вас, — Казутора пытается придать голосу намеренной отмороженности и больного спокойствия, словно говорит о чем-то абсолютно логичном, и тема разговора даже была таковой, если бы семьей Казуторы не была Тосва, если бы Тосва не была их семьей. — Половину твоего детства он вроде как должен был провести в тюрьме? — на пару тонов тише противоречит этому спокойствию Шиничиро. Казутора качается на стуле, замирает на задних ножках, руками держась за стол и откровенно издевательски вздергивает бровь: — Госродин прокурор, я не знал, что в кланах Якудза запрещено вызволять возлюбленных из тюрьмы! — едва слышно, скорее одними губами язвит он. Шиничиро смотрит на него с печальной гримасой и хмурит широкие светлые брови, прикусывает пухлую губу. — Мы не клан Якудза, — возражает он с какой-то иррациональной верой в то что говорит. Казутора окидывает его сложным взглядом, содержащим в себе спектр от умиления до бессильной злобы и приоткрывает от удивления рот, как говорит: «Ты это сейчас серьезно?». Шиничиро легко читает это на его лице и заметно тушуется, не зная, что сказать на столь яркую понтамиму. — Не суть, — сипло от отнявшегося горла хрипит Шиничиро, взмахивая рукой — Продолжай, — Казутора вновь смотрит на него недовольно, плохо скрывает сорвавшееся фыркание: приказывать вздумал. — Ты сказал, что не помнишь его, наверное из-за травмы, но он проводил много времени со мной… — Казутора кашлянул — С нами, когда мы были детьми, — отпивает, не отказав себе в раздражающем хлюпании, шоколад из кружки. — То есть он все это время, до… — Шиничиро замялся — В общем, ты понял, никуда не девался? — с сомнением спрашивает, потому что не бывает, чтобы люди бесследно из памяти исчезали. — Самый что ни на есть во плоти шатался по твоему дому, бывал на собраниях и носил костюм с тиграми, как мой, — кивнул Казутора, косясь на окно, за ним ветер гонял снег и выл средь стен гор — Он честно говоря и после делся куда-то ненадолго, потом вернулся, но даже я видел его редко, — юноша пожал плечами. — И мой папа… — сомнения в голосе Шиничиро только зацвели новым цветом — Относился к этому нормально? — пальцами он сжимает теплу чашку, в безопасных зеленых водах в ней видит свое искаженное отражение. — Дядя Майки не дурак, — сложно отвечает Казутора, явно давая понять, что расшифровывать не намерен — Еще вопросы? — и устало прикрывает глаза, намекая: я бы помылся и поспал. — Вообще-то много! — угрюмо восклицает Шиничиро. — У меня лимит, — почти показывает ему язык Казутора темнея лицом с каждой секундой — И в часть из этих воспоминаний я бы никогда не хотел окунаться, — говорит он остро, про себя извиняясь за такой грязный прием: давить на чувство вины это действительно низко, но суровые времена требуют суровых мер. Ведя его под руку в номер Шиничиро думает, что несмотря на все свои попытки, альфачью гордость и не в меру отросшую храбрость, он Казуторе проиграл. Опять.