Dragon - Tiger

Шутка судьбы казалась Майки вовсе несмешной. Потому что в ней вообще только страшное было, уродливое до боли, потому что пятый этаж это единственное место где они искать не догадались. Баджи перевёз свою мать подальше от родного района, чуть ли не первее, чем получил возможность. Там дороги кровью пахли, а мама будет плакать, и маме этого не нужно. Маме бы домик и внука видеть по выходным. Им тогда всем едва по восемнадцать было, и стоило действительно прикоснуться к «большому делу» так они все и не думая перевезли то, что хоть на толику ценили подальше от своей «работы». Госпожа Баджи осела в тихом пригороде, быстро получила перевод в хорошую местную больницу, и лишь иногда видела сына и зятя, и внука, конечно, куда же без Казуторы. Она вообще к единственному ребёнку сына относилась с какой-то новой, до того невиданной нежностью, и к зятю, если это взрослое слово, вообще могла произнести по отношению к хрупкому мальчику Мацуно. Он не хрупкий, он родил тебе внука, говорила она себе. Родил всего в пятнадцать лет и справился же, черт возьми. Но Кейске хотел, чтобы она переехала, и конечно, она согласилась, потому что ее мальчик стал таким взрослым. Настоящий мужчина, который заботится о своей семье. Но квартира на пятом этаже осталась. Стояла себе пустой, иногда становясь пристанищем на пару часов, лишь почистить оружие, да перевязать раны. Казутора ее помнил, конечно, хоть и смутно, однако там прошли его первые годы, там он рвал папе домашку под смех отца и негодование бабушки: «Кейске, приучишь его к плохому, потом даже Чифую не поможет в школе отучиться!». Если бы Майки знал, он облил бы горючим и сжёг бы это место в первый же час, как нога госпожи Баджи переступила за порог. Но он не знал. Даже подумать никогда бы не мог, но у судьбы шутки жестокие. А ещё Казутора Ханемия уебок, и лучше бы, Майки тогда его пришил. Но как, когда одно неверное движение, и все собравшиеся видят, что «непобедимый Майки» малость, как бы это сказать лучше… На шестнадцатой неделе беременности? Залетел? Носит под сердцем ребёнка? Родит своему заму сына? Поэтому Майки тогда стоял в стороне, укутанный в куртку Дракена. Якобы руководил процессом, на самом деле, даже допущен до него не был, потому что: «Майки, ты совсем ебанулся?». Баджи с ножевым три дня провалялся в коме, Чифую, тогда казалось, начал седеть, а Казутора Ханемия успешно дал деру, потому что они договорились. Потому что что-то заставило его руку дрогнуть, занесённую казалось бы для смертельного удара. Кейске бы помер, если бы Казутора внезапно не остановился. Позже Чифую говорил, что тогда, он отчего-то решил, что если у него будет сын, назовёт Казуторой. О если бы Чифую знал. Майки пальцами проводит по дверному косяку, спустя столько лет здесь уже не пахнет домом семьи Баджи. Раньше он заходя сюда, даже слышал легкую поступь, казалось, будто бы госпожа Баджи выйдет из кухни, вновь разразиться ворчанием о их синяках, но теперь он этого не слышал. Каждый раз заходя сюда, после той ночи, Майки слышал лишь крик, голос сына рвущий душу. Майки никогда не слышал, чтобы кто-то так кричал. Казутору они нашли в ужасном состоянии, в таком, каком нельзя даже представить ребёнка тринадцати лет, безжизненно смятого, словно ненужная бумажка, поломанного, позволяющего делать с собой все, что заблагорассудится. Шиничиро же, представлял собой зрелище, кое Майки не забудет. Никогда. Сбившееся в угол, кричащее, рвущее ногтями на себе кожу, разбитое, полное ярости и страха существо. Майки должен был бить, но не смог. Он сидел в углу, руками подгребая под себя два едва тёплых детских тела, качаясь из стороны в сторону, смотря как муж и лучший друг уничтожают всех, кто посмел тронуть то хрупкое чем Майки так дорожил. На Чифую он не смотрел. Потому что Майки впервые в жизни бить не смог, а Чифую впервые не смог не бить. Той ночи Майки хотелось бы не видеть, но однако, она с ним навсегда, даже умирая, с последним своим вздохом, он будет слышать ее отзвук. Но Казуторы Ханемии на пятом этаже не было. И не было в Токио, не было нигде, где бы они его не искали. Он исчез, растворился, напоследок за собой оставил недели у больничных палат, крики из спальни тески, морщинки у глаз Чифую, всего-то в двадцать восемь лет, полное забвение для Шиничиро. Психиатр сказал, что это нормально, нормально, что Шиничиро, очнувшись спустя неделю от оцепенения в которое впал, не помнит, не будет помнить долго, сказал, что нормально, что у Казуторы теперь успокоительное и антидепрессанты пачками и строго по часам, сказал, что теперь их жизнь изменится, но Майки это все нормальным не казалось. Ещё врачи сказали, что теперь Казуторе нужно пить ту дрянь, что сам Майки жрет горстями после рождения сына, сказали, что пацаненку повезло, могли ведь и заразить чем, а тот жив и даже физически здоров, всего-то помечен, и, о какая удача, метка прижилась, дети друг другу с младенчества подходили. Повезло. К хуям такое повезло. Здоров, как же, хоть и не заражён ничем смертельным, на сердце у крохи Казуторы Баджи теперь навсегда гноем будет, то, что таблетками не лечится. Потому что Майки бы сдох на месте если бы такое пережил. Но Казутора, на удивление, в тот день, когда Майки решился зайти к нему, взглянуть ему в глаза, остро улыбнулся. Было, что-то в этой улыбке такое, что Майки понял: Нам пиздец.