Dragon - Tiger

Волосы, сначала, с висков и затылка пришлось криво обкорнать, криво потому что у Казуторы дрожали руки, но Шиничиро с упорством монаха сидел и не дергался. Прежде чем включить электробритву Казутора замер с нею в руках, осматривая неровные, рваные пряди светлых волос. — Ты точно уверен? — он закусывает губу, свободной рукой разминая шею — Ты ведь не хотел быть похожим на… —. — Я похож на неуверенного? — в голосе Шиничиро впервые за два года слышна знакомая, спокойная сталь — Брей, — утверждает он окончательно смотря на Казутору через зеркало — Пускай это будет мне напоминанием, — и кивает холодно впиваясь взглядом в зеркальную гладь. Казутора не уверен, если Шиничиро спокоен как удав, то его лихорадит, сам даже не знает отчего, от железного тона, или от запах врывающегося в ноздри, запаха такого родного, что слёзы наворачиваются. Казутора выдыхает и подставляет бритву к чужой голове, пальцем давя на кнопку. Пытается уловить хоть долю спокойствия в этом запахе, свою опору. Потому что Казутора Баджи меченый омега, и запах этот вообще то принадлежит его альфе. И пускай этот альфа вспомнил не все, он уже знал достаточно, чтобы вновь занять своё законное место в жизни Казуторы. А для этого от всей мишуры двух прошедших лет надо было беспощадно избавиться. Отросшие, неровные патлы сбрить, а про слабость голоса и вовсе забыть навсегда. Шиничиро теперь альфа, альфа у которого уже есть его самый нужный мальчик омега, и Шиничиро теперь права не имеет на нытьё. Потому что его, в душе хрупкий, Казутора никогда не ныл, плакал, истерил, но не ныл. Шиничиро уж и вовсе теперь не может себе этого позволить. Теперь он у них за? За альфу, пожалуй, лучшее слово. С бритой головой Шиничиро куда больше походит на отца, чуть более короткие, чем у него, светлые волосы несбритые, Казутора резинкой перехватывает, косичку не сплетешь, но пучок выходит ровный. Лицо у Шиничиро, больше не скрытое волосами, как-то грубеет в момент, взрослым и острым становится, и Баджи в зеркало смотря отрешенно пальцами по широким плечам пробегает. От этого жеста у Шиничиро, что-то сладко под грудью ноет, и он улыбается своему отражению. Так — то лучше. Внизу хлопает входная дверь, Казутора дёргается резко, но Шиничиро пальцами его запястье перехватывает. — Ничего не бойся, я с тобой, — голос его теперь медь, жидкое золото в горле, ниже чем раньше, тверже чем раньше, такой как должен быть у сильного альфы. Казутора ничего не отвечает, лишь улыбается неловко и ближе к спине Шиничиро жмётся, такой борзый, такой раздражающий, ранимый на самом деле иногда. Шиничиро уже знал, Казутора не будет мягкой омегой с цветком в волосах, но это нравилось ему, эта острота, пряность, грубость, она была правильной, подходила, но так же Шиничиро знал, строптивый Казутора во сне к нему будет жаться маленьким тигрёнком, ближе к родному тёплому боку. Шиничиро готов вечно греть, и, даже странно как-то, что ещё неделю назад, он на Казутору смотреть не мог. Шиничиро усмехается сам себе, отчего не мог то? Не от того ли, что больше всего на свете желал его себе? Правда глаза колет, что уж тут не делай, и можно вечно себе голову морочить ненавистью, конечно, но Шиничиро больше на это время тратить не собирался, он итак отобрал у них уже целых два года. Два года, когда Казутора мог бы спокойно спать в его объятьях. Шаги доносятся близко к двери Казуториной спальни, если в неё пройти, останется всего-то шагов пятнадцать до ванной и их застукают, но они остаются на местах, не шевелясь, так и держась друг за друга. — Казутора, ты здесь? — голос Чифую Мацуно обеспокоенный, напуганный немного даже — Кейске, я не могу найти Казутору! — паника шипит на языке вишневой шипучкой из детства — Милый, я не понимаю где наш сын! — Шиничиро передергивает от этого голоса, от того какой он безнадёжно напуганный, Казутора смотрит в зеркало, поверх его плеча, маслеными глазами, с призвуком боли, от того, что папин страх наживую его ножом режет. — Чифу, тш, — Шиничиро слышит дядю Кейске как из-под толщи воды — Может он в ванной? Все хорошо, дом охраняется, с ним ничего не случится, — ручка двери дёргается, но не поддаётся, и Шиничиро ликует и огорчается одновременно, от того, что дверь они закрыли на засов. — Дверь заперта, — кулаки барабанят по деревянной поверхности — Казутора, сынок, открой дверь, тебе плохо? — то как Казутора ломается, метаться готовый по ванне в немой истерике у Шиничиро под рёбрами канат натягивает. — Я здесь, — Казутора отпирает засов, дверь приоткрывает на щель, чтобы родители лицо его видели. — Почему ты закрылся, тебе плохо? — Чифую голову просунуть пытается, но сын не даёт, головой вертит. — Нет, все хорошо, я скоро выйду, —. Из спальни доносится трель телефонного звонка, и Кейске Баджи цыкнув снимет трубку. — Да, Майки, — он звучит раздраженно, но через секунду издаёт звук похожий на задушенное иканье — Я понял, не истери, Дракен ведь его уже ищет? — Шиничиро слышит как дядя Кейске шагами меряет комнату и устало смежает веки, вот черт, сколько часов назад он ушёл? — Майки, успокойся, не смей нестись очертя голову непонятно куда в таком состоянии, я сейчас приеду! — Дядя Кейске жмёт отбой и выдыхает зло. — Что случилось? — Чифую обеспокоенно его оглядывает, пальцами оглаживая дверной косяк. — Шиничиро пропал, — цедит сквозь зубы Кейске — Если с моим крестником опять, что-то случится… — Шиничиро задыхается от его тона, от того сколько в нем ярости, злости, бурлящей в крови кипятком, и… любви? Шиничиро Казутору от двери отодвигает себе за спину, тот цепко вновь хватает его за плечи. — Я здесь, позвоните папе, чтобы не волновался, — Он дверь открывает шире, смотрит из проема на дядь, остро и тяжело, решительно. — Шиничиро, — дядя Чифую выдыхает поражённо, а после принюхивается и лицо его меняется резко, жестоким становится, морщинки едва заметные у губ пролегают. Запах, он учуял запах, запах альфы, которым уже два года пах его сын, альфы который явился в их дом и одним своим духом будто заявлял на их мальчика права. Сука, но почему так невовремя. — Ты подстригся? — дядя Кейске в ладони сжимает смартфон, с набранным номером, и тоже принюхивается, смотрит на Шиничиро с предупреждением. Отойди к хуям от моего ребёнка, так и кричат его сомкнутые в тонкую линию губы. Казутора из-за его плеча выглядывает на родителей, Чифую удивлённо замечает на его лице странную решительность, пальцы его на плечах Шиничиро сжимаются сильнее. — Казутора, — предостерегающе шипит отец. — Никуда от него не уйду! — с психом почти отвечает Казутора, головой вертит — Он мой, он мне ничего плохого не делал, — и носом к шее своего альфа жмётся. — Разошлись, быстро! — Кейске никогда терпением не славился — Майки — почти шипит он в трубку — Шиничиро у нас, приезжай и забери его к себе! — настаивает, давит. — Никуда не пойду, пока Казутора не скажет, — упрямо губы сжимает Шиничиро. — А я хочу, чтобы он остался! — Казутора чуть ли не подпрыгивает. — Дети, — Чифую руки поднимает в усмирительном жесте — Давайте просто спокойно разойдёмся, никто на вас не давит, Шиничиро, тебе стоит поехать домой, —. Шиничиро головой качает отрицательно. — Не поеду, от него не отойду, — на Баджи взгляд поднимает суровый — Хоть бейте своего омегу не брошу, — Своего омегу. Блять, просто блять, сука где они так проебались, ничего же не было ещё неделю назад, где эта бледная моль, дрожащая от каждого звона, когда малыш Шини трансформировался в это? Баджи зло сжимает кулаки, от желания кого-то треснуть в горле клокочет рыком. Его мальчик ещё маленький, какой к чертям «мой омега»? — Ты… — Кейске рот раскрывает возмущённо — Ты принял связь? — Шиничиро ответом ему поглаживает тонкие пальцы своими, нежно так, словно сын у Кейске хрустальный. — Глупые дети, вы даже не понимаете, что натворили! —. — Что они натворили? — голос папы заставляет Шиничиро вздрогнуть. Так быстро добрался? Дядя Кейске собирает себя по кусочкам, пытаясь обуздать гнев, Шиничиро слышал, что в юности, он так не умел, но после рождения сына стал пытаться, из года в год у него это получалось более менее, но теперь, действо давалась с трудом. — Они признали связь, Майки, — хрипит он закусывая губы — Без понятия каким образом, но просто принюхайся, — Майки действительно поводит тонким носом вдыхая смещённые ароматы детей, такой запах он чувствовал лишь однажды. В тот вечер. Однако тогда он был испорчен едким и металлическим примесом крови, а теперь чист и свеж, как утренняя роса. И узнаваем, даже без металла узнаваем. Манджиро кривит губы и брови заламывает в гримасе раздражённой. Ну почему все всегда происходит невовремя? Не то чтобы его огорчал выбор сына, нет Казутора прекрасный мальчик, но почему именно сейчас? У Тосвы сейчас к хренам не лучший период.